Глава третья. Божья коровка

   Вернулся Петруша, когда уже совсем стемнело. Бабки, искавшие его весь день, и думавшие, что не сносить им головы за то, что не уследили за царевичем, наконец перекрестились и успокоились – вернулся их подопечный. Они стали хлопотать возле него, уговаривать поужинать, но Петруша сразу прошёл в опочивальню, чтобы отвязаться от них. Сказал, что разденется сам ко сну и велел всем идти спать.


   В опочивальне горела свеча. Он хотел было снять рубаху, но вдруг заметил на рукаве маленькую божью коровку. Петруша поднял руку к открытому настежь окну и заговорил нараспев тоненьким детским голоском, призывая букашку улететь: «Божья коровка, полети на небо, принеси мне хлеба, чёрного и белого – только не горелого. Божья коровка, полети на небо…» Но коровка всё не улетала и только переползала по рукаву, то ли ища место получше, чтобы взмыть в небеса, то ли просто прячась от мальчика. Внезапно раздался стук в дверь, и на пороге, не дожидаясь ответа, появился дядька. Под мышкой он держал книгу и свёрток, а в руках у него был подсвечник, на котором горело несколько свечей. В комнате сразу стало намного светлее.


- Здрав буде, Пётр Ляксеич! – сказал он без всяких церемоний. – Петруша! Эдак она не полетит.

- Полетит! Я хочу, чтобы она полетела, – отвечал царевич. - А ты кто таков будешь?

- Зотовы мы. Я дьяк  Никита Моисеич. Зови меня просто - дядька Никита.

- Чего тебе надобно?

- Мне ни в чём нет нужды, – отвечал дьяк. - Я жизнь имею, и на том Господу спасибо!

- Тогда почто ты пришёл?

- Приставлен я к тебе, Пётр Ляксеич, боярином Соковниным - грамоту и Евангелие со мной постигать значится тебе, учиться будешь.

- Аки  славно! – обрадовался Петруша. - Учиться мне любо! Матушка учила меня на картах царей узнавать – вот забавно! – глаза царевича загорелись, он схватил со стола колоду карт и с интересом стал рассказывать науку, которую он освоил со своей маменькой, доставая и показывая дьяку по одной карте. - Я всех запомнил с первого раза. Король пик – это царь Давид. Карл Великий – это король червей. Бубновый король – это будет Юлий Цезарь. Ну а трефовый король, это всем известно - Александр Македонский.

- Вон, оказывается, какой ты молодец! – сказал Никита. - Память верная у тебя.

- Это матушкины учения. А самому мне по боле всего хочется научиться лапти плесть. Вот красивое рукоделие! Загляденье! Видал я раз, как мужик ловко так из лыка: раз, два, и готов лапоть. Токмо  не понял, как он заплетает? Хитро так и красиво. Дядька Никита, ты меня научишь лапти плесть?

- Попробуем. Сам-то я не умею, но попытаем вместе или мужика какого кликнем - покажет. А наперво мы с грамоты зачнём.

- Обожди токмо, дядька Никита, – озабоченно сказал Петруша. - Вот коровка улетит, и начнём усердствовать.

- Куда ж она полетит? Вишь, темно на улице, а она на свет лететь должна, на солнышко.

- А когда будет солнышко?

- Да кто ж его знает, - вздохнул Никита и перекрестился. - Батюшка Ваш уж вторые лета как преставился, царствие ему небесное. Откуда ж теперь свету ждать! На тебя вся надёжа – ты теперь наше солнышко! Вознеси на небо человека – он тебе и хлеба даде.

- На меня надёжа? – удивился царевич. - А как же братец мой, Фёдор? Он же сейчас на престоле правит.

Никита тяжко вздохнул:
- Какой от него прок? Правит Русью святой, а сам всё в сторону Речи Посполитой  поглядывает. Да и слаб он здоровьем – не жилец, прости Господи, – и дьяк опять перекрестился.

- Значит, помрёт он в скорости? – чуть не плача залепетал Петруша.

- Все мы смертны, – отвечал Никита, гладя по головке Петрушу. - Оный , наприклад , и мало проживёт, а дюже  дерзнёт  и возможет.

Петруша горько заплакал и прикрыл ладошкой коровку, как будто оберегая своего братца от неминуемой смерти.

- Полноте, полно. – успокаивал его Никита. - Негоже живых оплакивать. Ты, Пётр Ляксеич, коровку-то отложи, а поутру как засветает, так мы в небо её и пустим. Всякая божья тварь в тепле потребна. А пригреешь её, и она тебе теплом оплатит.
Петруша размазал по щекам слёзы и уже более оживлённо сказал: - Хотца мне поскорее с грамотой совладать.

- Экий ты прыткий. Ну, давай, коли так. Токмо не долго ныне учится будем – поздно уже.

- Ура! Так пошли скорее! – закричал радостно Петруша.

- Охолонись , провор ! Нет надобности никуда итить - тутова зачнём. – Никита развернул свёрнутый в трубочку плакат, склеенный из отдельных листов бумаги. - В первую голову будем азы одолевать. Вот азбуку монахи тебе склеили, с неё и будет первый шаг.

- А, что значится азбука?

- Вот неуём  - так и поспешаешь, – усмехнулся Никита, открывая книгу. - Азбука – это буквица, через неё письмена с тобой научимся разуметь. Потом писать сам будешь. Вот, послушай, для чего сия нужда.

Сия зримая малая книжица,
По реченному алфавитица.

Напечатана по царскому велению
Вам, младым детям к научению.

Ты ж, благоумно сему внимай,
С нижней на вышнюю степень ступай

В мягком воске чисто печать отображается,
Тако же учение во младости крепче вкореняется.

И тако достигнеши мудрых совета
Будеши истинный сын света.

И тако хвалим будешь ты от всяк,
Да и будут словеса твои аки мед в устах.

Гласит Божественное повеление,
Ничто нет дороже добротнаго учения.


- Складно! – восхитился Петруша.

- Да уж, что есть, того не отнять. Учёные мужи писали. Вот мы молвим с тобой, Петруша, и в голову не берём, что речь наша из отдельных слов состоит. А слова те тоже делятся на буквы отдельныя. Наприклад, наречён ты Петром. Пётр, стало быть. Буде зачнёшь говорить «Пётр», так впереди всего «п» слышишь. П, п, Пётр. И бука такая есть: «П» - «Покой» называется. Вот она, тутова. – Никита показал букву на плакате. - А на исходе слова «Пётр» что мы слышим? Пётр. Пётр-р-р. Р-р-р. Буква «Р» - «Реци».

- Стало быть, в имени моём и покой, и течение - реци? – догадливо вскрикнул Петруша.

- Верно! – обрадовался дьяк. - Смышлёный ты, однако. Имя твоё как раз по тебе: покой – это ладность, благогласие; реци – это течение, сила, порыв, мочь. Всё в нём есть, в имени твоём. Знать быть тебе великим человеком! Прославишь ты имя своё и землю нашу возвеличишь. А я гордиться буду, что в наставниках твоих ходил.

 
Петруша вскочил на стул и положил деревянную саблю на плечо Никиты.
- А я за это буду жаловать тебя званием княжеским, и денег жалую вельми . И всех учёных и ловких на жизнь тоже пожалую. Пущай оне радеют  всем на благо. Земли нашей рачителей  не обижу! – возвышенно сказал царевич.

- Да угомонись ты, остынь, – осаживая Петрушу сказал Никита.

- Вот давеча на лубяном торге, - продолжал мальчик пылко, но уже присаживаясь, - видал я одного, Алексашкой кличут. Ох, проворен! А сам ещё младшее меня буде. Надул он ланиту  и проколол иголкой, а юшки  не капли не было. Шельма! Но каков! Алтын ему жаловал. Таких слуг мне надобно! Найду его обязательно, когда в лета войду.

- Да ты огонь – тебя не осадишь!

- Мамка говорит, что я егоза. А я так думаю, что ни сколечки! Токмо я долго сидеть не могу на месте.

- Так тебе и учиться не надобно – ты сам всё от жизни уразумеешь прытью своею, – пошутил Никита.

- Нет, дядька Никита, учи уж, потерплю. Больно мне учиться любо.

- Ладно! Зри сюды. – Никита показал на первую букву в алфавите. - Сия буква есмь «Аз». «Аз» - всё едино, что «я». Она и первая, стало быть, стоит в алфавите.
 
- Значится, себя надо наперёд всегда иметь? – спросил Петруша.

- А то как же? Аз – он всё одно, что Бог живущий и сотворяющий всё на Земле, исток единый. Бог в тебе: ты - его провиденье. Тебе явствует вершить во благо. Выходит, ты поименованный азом – то бишь первым.

- Я запомню эту букву. Аз, аз! – закричал Петруша, а потом опять вскочил и показал на букву «Д». - А вот эта какая буква будет?

- Это будет «Д» - «Добро». Но ты не скачи – буквы порядок любят, а то несуразица получится. Вот гляди на верхний их ряд, где «Аз»: по порядку они с о;шуюю на одесную  стоят. Буквы эти так зовутся: «Аз», «Боги», «Веди», «Глаголи», «Добро», «Есть», «Есмь». Порядок у них в очерёдности. От сего порядка и смысл узрим: «Аз Боги веди, глаголю добро, есть есмь». Что сие значит?

- По-иному: «Я божественное ведаю - передаю добро, которое есть жизнь».
 
- Ты смотри – на лету ловит. – опять удивился Никита. - Да брат, тебе не такой прощелыга, как я нужо;н. Тебе настоящий дидаскал  требуется. Хотя ж бы Симеон Полоцкий . Токмо патриарх Иоаким охаял его за благоволение к латинской стороне, мол, нам чужеродного не надоть. Жаль, жаль. С Симеоном ты бы много толку поимел в учении.

- Зачем он мне? Патриарх Иоаким сказывал, что Симеон родом из Речи Посполитой. Зачем мне иноземец?

- Если муж учёный, - отвечал дьяк, - так ты у него науку прими, какого бы он роду-племени не был. Нам чужого не надоть, но стоящее у иных народов надо заимствовать, чем и своё преумножать. Понял?

- Понял, – сказал Петруша.

- Ты уж сам, как в силу войдёшь, так возми учителя аглицкого, аль фряжского . А ещё лучше сам туды, в неметчину , и езжай в карете, аль на корабле, там сподручнее учиться будет.

- На корабле? Это как? Что это такое?

- Корабель – это ладья такая большая, по;морю ходит под парусом. – отвечал Никита. - Корабель первое дело для торговли. Товару на нём много помещаца, как на сто возах. И везёт его ветер, без лошадей. Его и кормить не надоть. Посему, корабель великую прибыль приносит. Ну что ж, продолжим?

- Дядька Никита, а второй ряд азбуки тоже смыслы имеет?

- А то как же? И второй, и третий. Каждый. А буде зачнёшь читать сверху вниз, столбцом значится, то и там свои толки узришь. – Никита по порядку показал буквы первого столбца. - «Аз», «Живот», «Како», «Слово», «Ци», «Ять», «Ёта». Вот и получается: «моя жизнь, как и слово, цельно связана с познанием».

- Это верное! Я как раз таким быть хочу - познавателем.

- Учись, Петруша, учись – это не зазорно, а супостать  достойно. Как постигнешь науки – так жизнь тебе по-иному и глянется. Вот вроде бы простая азбука, а, поди ж ты, и она мудрость имеет. Каждый ряд букв тут совокупно разумность глаголет, равно как и столбец. Буде дано тебе государство в руки – ты тако же выстраивай его правление, чтоб везде мудрость была, и смыслы связные воедино всё пронизывали, переплеталися, а слово твоё чтоб не токмо указанием было, но и продолжением промыслов твоих на многое лето впредь, аки корень сути державы.

- Дядька Никита, можно я «Аз» себе пока оставлю и почивать с ним буду? – спросил Петруша уже зевая. - Уж больно он по нраву мне.

- Бери, Петруша, бери. – Никита отделил букву от плаката и вручил ученику. – С утра опять на неё глянешь – для памяти это первое дело. Ложись, родимый, почивать, запозднились мы с тобою. Спокойной ночи тебе.

Петруша залез на кровать и тут же заснул от усталости. Дьяк улыбнулся, свернул плакат, забрал светильник, вышел из опочивальни царевича и направился в молельную комнату. Там его уже с нетерпением ожидал купец Франц Тиммерман.

- О, Франц, вечер добрый! Не зря я за тобой посылал.

- Никита, я весь к твой услуга, – сказал Тиммерман с явным акцентом. - Что слушилось?

- Чудо, дорогой мой Францушка, чудо! – отвечал радостно Зотов. – Наконец, и к нам Бог поворотился! Столько лет я за Россию молился – выходит не зря.

- Я нишего не понималь. Ти можеть говорить без загадка? – недоумевал Франц.

- Позвал я тебя, чтобы пособить мне. Приставлен я к царевичу Петру грамоте его обучать. С этим-то я совладаю, а вот в других науках я не силён.

- Это мошно, я готоф.

- Но это не самое главное, - радостно, с блеском в глазах, и словно глядя куда-то в даль, сказал Никита. - Сдаётся мне, Францушка, скоро Россию посетит светлый праздник! Ты завтра сам воззришь, сколь светла головушка молодого царевича. Быть ему царём российским, вот увидишь. И мнится мне, Россия широко с ним шагнёт, да так, что расступись, Европа, посторонись, дабы не ушибить ненароком. Этот вожжи крепко держать будет, да и умом не обижен. А сейчас ему вспомочь надобно - ум тот преумножить и направить по верной меже.

- Это фортуна, такой слушай надо брать за хвост удаша, - с еле заметной улыбкой забубнил себе под нос Тиммерман.

- Что ты говоришь?

- Нэт, нэт, нишего. Я думать, как же мой товар бэс меня, если я ушить саревишь?

- Франц, очнись, какой товар? Ты будешь назидать будущего царя – лучшего вложения твоей мошны  не сыскать. Этот за добрую службу не обидит. Или ты супротив?

- Хорошо, хорошо! Я соглашалься, - закивал головой иностранец.

- Ну и славно, - успокоился Зотов. - И вот ещё что: ты на лубяном торге мальца не видал? Алексашкой кличут. Надобно его сыскать. Он ещё коленца разные выкидывает – иголками ланиты пронзает. Уж больно он Петруше глянулся.

- Не знать, но когда увидеть, тогда буду приводить.

- Жалко, жалко. Пригодится он нам, - расстроился дьяк.

- Хорошо. Я обязательно находить, - услужливо заявил Франц.

- Ну, что ж, лады. Когда понадобишься к ученью, пришлю за тобой. Ступай с Богом.

- До свиданья. Спокойный нош, - раскланиваясь и уходя сказал Тиммерман.

- Ступай с Богом, басурманин , ступай, - пробормотал Зотов, чтобы Тиммерман не услышал его. Потом обернулся к иконе и с радостью, переполняющей его сердце начал молиться за нового царя. - Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.



__________________________________________________

  Дьяк – чиновник в боярской думе

  Аки – как (устаревшее)

  Токмо – только (устаревшее)

  Речь Посполитая – государство в 16-18 веках, объединявшее Польское королевство и Литовское княжество

  Оный – тот или другой (устаревшее)

  Наприклад – например (устаревшее)

  Дюже – очень сильно

  Дерзнёт – отважится, решится

  Охолонись – остынь, успокойся
 
  Провор – расторопный, бойкий человек
 
  Неуём - непоседа

  Вельми – очень много

  Радеть - стараться

  Рачитель – заботливый человек
 
  Ланита - щека

  Юшка - кровь

  С ошуюю на одесную – справа налево

  Дидаскал – учитель (устаревшее)

  Симеон Полоцкий – монах, духовный писатель, наставник царских детей

  Фряжский – итальянский, генуэзский

  Неметчина - заграница

  Супостать - напротив

  Мошна – кошелёк, денежные накопления

  Басурманин – иноземец, иноверец