Письмо Есенину

Вы меня, конечно, не знаете! Если б знали-давно забыли!
Я бы с памяти Вашей стерлась, как ненужное воспоминание.
Обо мне  Вы, конечно, не думали, столько лет разлуки и времени.
Только я  не грущу, понимая, что судьбы  избежать не желали бы.
Пусть  горя кружка выпита, от себя нам уже не  спрятаться-  так рождается сердце настоящего  счастья...
Нет, не того, что судьбою ласкаемо или то, что влачит огорчение, а большое горячее с пламенем, плачет которое горькой настойкою и слезиться былыми болями.
На взлетах и в лужу падениях, на радости детских встреч и скорби седой прощаниях, на любви неземной и привычках глупых  - настоян тот  напиток раскаяния.
Да разве все вместишь  в большое сердце, если только раздвинешь границы, как душе больной хочется.
Постоишь  у березки, стан обнимешь  рукою нежною, вспомнишь с тоскою седою детство, дедушку и любовь утерянную - все то, что в  сердце намертво вбито...
Так листают жизнь твою, словно святое писание,да вспоминают лишь грязь и падения. Только шелест стихов не увянет, не заткнут его за пояс чужие мнения. Родненькие словотворения помогут стереть глумления и глупость  беспробудных обывателей, тех что тогда и сейчас рыскают.
Жаль, что мы не встречались при жизни и даже не пили вместе,но нас  ненавидели и презирали, задирали словами, как Маяковского. Жаль -  не ходили рядышком по родной земельке с березками, по полям ее золотистым с васильками, ромашками, милым и нежным,  никогда не касались друг друга песнею,
По реке не бродили с ивами, не смотрели вокруг и не охали: "Все же здорово здесь! "
Вместе упали  на землю, сгребли бы ее в охапку, как любимую теплую женщину или грудь материнскую, и  поплакали немного, не без этого, потом напились без сознания березового сока, и пошли по селам и деревенькам, по кабакам и ресторанам читать свои стихи таким же разгильдяям или приличной публике, уважаемой.
Посидели в тишине под окнами, насмотрелись , наслушались счастья чужого, ведь свое оно не звенит, только охает и рванули бы снова за бутылкою.
Нет, не пили бы больше – бросили, удивили бы общество трезвостью, писать стали бы ровно и правильно, жили бы с одною увесистой бабою. Нам стало бы ужасно весело, мы плевать бы хотели на людей в черном, даже если в наши окна стучались женщины-мы бы гордо им отказывали.
Постояли, к стене приблизившись, туда-сюда походили по комнате, что-то дерзкое на пол сплюнули и расстались б с такой глупой мыслию.
Может нужно за ум браться, но не так же стремительно, ведь удел наш катиться, не думая, полюбили тебя или прокляли.
Может, счастья мы не достойные, болью жизни в загон сбитые, дымом мыслей чужих запозоренные, своей глупостью погоняемые, но так хочется сказать: "Любимый! Милый! Родненький! Необходимый! Где бы твоя боль сейчас не пряталась, от кого душа не мыкалась в этом людском сборище, в аду или раю, не ведомо, пусть мое сердце отыщет местечко, на груди твоей светлой памяти.Сквозь года запушу руки в золотые кудри известности. Мне лицо твое пусть не видится, зато сердце кипит и мается".
Вот плывут , Сережа, наши корабли по гавани, в плачевном таком состоянии.
Я мы стоим капитанами гордыми, говорим: " Нам плевать, что таких не любите, что порочите имя светлое, что давно лишь в глаза улыбаетесь, кулаками за спинами машете!
А плевать, еще раз, что  не цените! Без этого выживают сильнейшие. Так  все в этом мире вращается.
Иль к земле с березками приплыли бы и свалились, и орали бы благим матом, вспоминая женщину.
Стонали, извивались, грызли землю-матушку, кулаками ее и ногами, ведь она такая же брошенка, как и мы с Вами, люди бедные.
Стоп, мечта!
Под дикий шум больших городов, под неоновый свет реклам я иду, одинокая для всех, ведь я без Вас не удел.
Спокойно встаю рано, бегу по парку в поисках счастья, обнимаю за Сережу березу, по стволу ее белому хлопаю.
В этом угаре жизни, наш извозчик давно с пути сбился, и летят сани сами, задевая других и калеча.
Я бы пила беспробудно, но поздно, за меня всё давно выпито, и гуляла бы безбожно, но любви даже плохенькой днём с огнём не отыщешь.
Мне осталось, лишь стоять на коленях, плакать тихонько, говорить, что не любят, пусть замучит тоска до смерти , или милых грубость или бывших скандалы...
Года бегут сквозь пальцы, да и возраст уже не детский, то кольнет, то защемит сердце.
Так хвала и слава Есениным!
Таким смелым, дерзким, беспечным!
Гениальным и... достаточно.
Сегодня Я вспомнила
Нашу грустную усталость.
Любимые, что с нами сталось?
Посмотришь и на землю плюнешь, даже растирать не станешь – мы влачим жизнь, как трусы, навсегда забывая ее Важность.
Всегда Ваша.