Хокулеа Путь до Таити. Гл. 12. Мауи

12
МАУИ

В понедельник утром, после спокойного перехода, мы вошли в залив Хонолуа, глубокую впадину в каменистом западном побережье Мауи, наше пристанище на следующие шесть дней окончательной подготовки к путешествию на Таити.

Первые дни на Мауи были мирными – Кимо с единомышленниками были всё ещё в Гонолулу. Как только мы пришвартовались, большинство команды нашло прибежище, как делают все моряки перед длительным плаванием, в барах Лахайны, старого китобойного порта и нынешнего рая для туристов. На каноэ пришлось работать нам с Кавикой и Лайманом, а Сэм Калалау и таитянец Родо Вилльямс занялись заготовкой свежих продуктов для путешествия.

Отсутствие Кимо и других дало нам желанную передышку. И что ещё важнее, мы наконец оказались в атмосфере дружелюбия и взаимоподдержки. Наши местные хозяева, особенно гавайцы, были в ярости от телевизионного спектакля Кимо. Они полностью встали на сторону Кавики против всех тех, кто агитировал за отмену путешествия и использование каноэ для вторжения на Кахоолаве. И это вселило в Кавику необходимую уверенность в своей правоте. Когда в четверг вечером Кимо наконец нарисовался на острове, Кавика отвёл его в сторону и уволил из команды.

Увольнение Кимо явилось шоком для его соратников, как ушедших с каноэ, так и оставшихся с нами. Встревоженный Дэйл Белл, в ужасе от мысли о напрасно потраченных на Кимо тысячах футов плёнки и необходимости перестраивать всю концепцию своего фильма, подталкивал Кимо выступить против этого решения. Но Кимо воспринял свою отставку без особого сопротивления.  Согласись он на решительный вызов с привлечением к протесту тех, кто беспокоил нас всё это время, возможно, мы никогда не смогли бы совершить это плавание.

Дело было в том, что Кимо сам не хотел идти с нами. Как и многие из тех, кто в первоначальном энтузиазме подписался на длительное плавание, Кимо, когда подошло время отплытия, оказался не готов для моря. После того, как из него был создан образ архетипичного морехода гавайского культурного возрождения – сначала Хербом Кане, а потом Дэйлом Беллом,  как мог Кимо признаться, даже самому себе, что он не хочет идти? Мау уже давно подметил в нём это напряжение. По его мнению, именно этот страх стоял за всеми протестами Кимо, за его осуждением каноэ и лидеров на пресс-конференции в доке.

Но и сейчас Кимо не смог просто так уйти с каноэ. В пятницу утром он и его обезумевшие сторонники устроили на берегу угрюмое собрание. Прощальная церемония была запланирована на вторую половину дня, а отплыть мы должны были на следующий день, в субботу, 1 мая. Шёл лёгкий, как дымка, дождь – божье благословение, по гавайскому поверью. Но серый туман над обычно солнечным заливом вместе с подавленным настроением команды наложил печать печали на то, что должно было быть счастливым событием. Наш союзник кахуна Кеаланахеле, понимая, что надо срочно что-то делать, собрал всех на берегу.

Всё началось, как сессия хо'опонопоно, с работы над перемирием и прощением, сначала общим, потом между Кавикой и Кимо. Кеаланахеле обозначил «обиду», с которой надо покончить до отплытия «Хокуле'а»: гнев Кавики по поводу несанкционированной пресс-конференции и осуждения каноэ вкупе с досадой Кимо на такое скорое увольнение его Кавикой. Но очень скоро собрание вышло из-под контроля, когда некоторые члены команды, перед камерами и микрофонами прикреплённых к нам СМИ (документалистами из «Нэшионал Джиографик»), начали превозносить Кимо и обвинять Кавику в превышении своих полномочий.

- Я думаю, то, что Кимо сделал, было из любви к каноэ и всей команде, - слезливо воскликнул Билли Ричардс, молодой член команды, поддерживавший все протесты Кимо в Гонолулу. – Кимо столько сделал для нас всех. Мы здесь благодаря Кимо.  Я здесь благодаря Кимо. Вы думаете, мы сможем отправиться в плавание, зная, что случилось с Кимо? Духа там не будет. Я считаю, Кимо не должен извиняться за то, что он сказал…

Остальные присоединились к атаке, включая и симпатизантов Кимо из совета директоров ОПП. Кавике едва удалось вставить слово о том, как Кимо за его спиной жаловался перед телекамерами. Кеаланахеле, в попытке вернуть контроль за ситуацией, заговорил с Кавикой по-гавайски. И это заставило всех замолчать, потому что они не могли ни говорить на языке, ни понять, что было сказано.

- Простишь ли ты этого парня? Решение за тобой. Будет это «да» или «нет»? – с мольбой обратился Кеаланахеле к Кавике, пытаясь провести процедуру хо'опонопоно по взаимному прощению, начиная с извинений капитана.

После длинного диалога между ними, полностью на гавайском языке, Кавика наконец сказал, что прощает Кимо и просит того в свою очередь простить его.

Кеаланахеле, перейдя на английский, обратился к Кимо, умоляя его извиниться, чтобы можно было закончить собрание и перейти к церемонии прощания. Но Кимо, может быть, потому что он не понял сказанного Кавикой по-гавайски, снова начал перечислять свои обиды, включив в список даже своё разочарование от запрета пойти на Кахоолаве.

- О'кей! Остановись! Прямо тут остановись! – прервал его Кеаланахеле и переформулировал свою просьбу извиниться. – Сейчас должно быть решение. Какое оно будет?
- Я не буду членом команды, направляющейся на Таити, - ответил Кимо в манере государственного деятеля, как если бы это было его собственное решение, а не капитана. Один из его последователей, отчаянно рыдая, рухнул к ногам Кимо, довершая картину его величия.
- О'кей. Но я всё же хочу, чтобы ты извинился перед капитаном, - не сдавался Кеаланахеле.

Кимо же продолжал сопротивляться, заставляя кахуну упрашивать его хотя бы просто пожать руки с Кавикой. После долгих уговоров, включая и просьбы его отчаявшегося отца, Кимо наконец сжал руку Кавики в рукопожатии с большим пальцем вверх. Встреча закончилась; можно было начинать церемонию прощания.

С берега мы переместились на травяной газон. Там Сэм Ка'аи, бородатый гаваец, кто принимал нас на Мауи, указал всем сесть в большой круг. Затем раздался глубокий звук конха, эхом отразившийся от окрестных гор и означивший начало церемонии. Первым выступил гавайский священник с молитвой об успешном плавании и обращением к Богу за благословением. Он так красиво говорил по-гавайски, что даже те, кто не понимал ни слова, слушали с великим вниманием, как каденции его фраз разливались над узкой лощиной. Затем Кеаланахеле, тоже по-гавайски, произнёс свои благословения, после чего зазвучала речь на таитянском языке.

Говорил Родо Вилльямс, седовласый таитянский мореход, нанятый штурманом для прохода в водах Таити. Он обратился к команде с серьёзным сообщением, как они должны вести себя на Таити,  специально упомянув о запрете марихуаны во время путешествия. Присоединившись к нам два месяца назад и изучив команду, Родо хорошо представлял себе, что гавайцы вполне способны проигнорировать запрет на марихуану и другие наркотики.

Родо, чей английский хромал, предпочел говорить по-таитянски; переводил его профессор Кеннет Эмори. Семидеситидвухлетний Кеннет прекрасно справлялся с переводом первой части речи, но стал запинаться на одном слове, гавайском слове, которое никак не мог произнести – пакалоло. Кеннет изучал гавайский в начале двадцатого века и понятия не имел, что «пакалоло» - это гавайский неологизм для «марихуана».

Члены же команды, конечно, знали. Пошли смешки над заминками. Для них это было просто шутка. Недавно марихуана стала широко использоваться на Гавайях, где растение блаженствовало на богатой вулканической почве и во влажном воздухе. Она даже становилась главным предметом экспорта.  Тонны «гавайской убойной», «золота Коны» и прочих разновидностей исподтишка выращивались и перевозились в Калифорнию и далее на восток, где продавались по большой цене за якобы высочайшие качества.

Серьёзность разговора была восстановлена, когда выступил вперёд Мау. Происходя из культуры, в которой ритуалы ценились очень высоко, Мау хотел использовать официальную обстановку собрания, чтобы рассказать, как команда должна вести себя в море. Все с нетерпением ждали, что скажет наш мастер. Он начал говорить громко и ясно на родном сатавальском языке. Майк МакКой, бывший волонтёр «Корпуса мира» и муж племянницы Мау, только что прилетевший из Микронезии, переводил сильную речь Мау, фразу за фразой, на аналогично сильный английский.

- Я хочу рассказать вам всем, как надо вести себя в океане, чтобы выжить.  В океане мы и спим, и едим, и работаем по-другому, чем на суше. Всё, что мы делаем, другое. В океане вся еда, вся вода находятся под контролем капитана. Когда он говорит есть, мы едим. Когда он говорит пить, мы пьём. Перед выходом в море выбросите из головы всё, что вас беспокоит. Все проблемы оставьте на суше. В океане вы подчиняетесь капитану и навигатору каноэ. Всё, что говорит капитан, мы исполняем. Если возникнут проблемы, обратитесь сначала ко мне и я поговорю с капитаном. Когда мы в открытом океане, мы не можем видеть какие-либо острова. Всё, на что мы можем рассчитывать, это то, что мы берём с собой. Это всё, что я хотел сказать. Каждый из вас, помните эти вещи, и мы увидим то место, куда идём.

Мудрое напутствие, но смысл и суровость фраз ошеломили команду. Раньше они всегда слышали Мау, говорившего на очень ограниченном английском. Сейчас, с помощью переводчика, он говорил свободно.

Ученики Кимо также были потрясены, что Мау не высказал поддержки их лидеру, а вместо этого наставлял их следовать правилам моря и приказам капитана. На самом деле Мау был доволен, что Кимо не будет на каноэ.  Живя у Кимо и его родителей, Мау хорошо изучил повадки нашего бывшего лидера команды и задолго до нас понял, что тот не готов для путешествия.

После ритуальной трапезы, предложенной Сэмом Ка'аи, две деревянных фигуры были перенесены и крепко привязаны на каноэ – одна на корме левого корпуса, другая на корме правого корпуса. Затем прозвучали конхи в знак того, что церемония закончена и «Хокуле'а» может идти в плавание. Когда мы начали расходиться, кто-то в толпе позвал команду и начал раздавать футболки с надписью «Кахоолаве – Стоп бомбёжку!». Но больше ничего не приключилось. Был слушок, что протестная группа с Молокаи собиралась появиться в заливе Хонолуа, чтобы еще раз потребовать каноэ для высадки на дискуссионном острове Кахоолаве. Однако один кахуна попросил их держаться подальше от «Хокуле'а», и это был не Кеаланахеле. Это был другой кахуна – тот,  к которому мятежники ходили за советом, не зная, что он был личным духовником Кавики. Было приятно, что кахуны хоть раз нам помогли.