Подвиг, который будет жить в веках

ПОДВИГ, КОТОРЫЙ БУДЕТ ЖИТЬ В ВЕКАХ.
(исторический очерк, посвященный героической обороне Севастополя в 1941-1942годах)


ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ М.В.

Предлагаемый читателям исторический очерк был написан командующим обороной Севастополя 1941-1942годов, Героем Советского Союза, адмиралом Ф. Октябрьским в 1967-м году.
 Адмирал был превосходным оратором и, как многие люди, хорошо владеющие устной речью, не тяготел к писательству. Вел обширную переписку, набрасывал тезисы своих выступлений,  хотя по бумажке не выступал никогда - общался с аудиторией, как с одним единственным  слушателем, правил чужие военные мемуары по просьбе их авторов,  но сам за перо брался крайне редко. И написанный им  очерк есть, по сути, образчик не эпистолярного, а разговорного жанра, текст доклада, в котором явственно звучат интонации автора. В стремлении сохранить эти интонации,  я не стала ничего менять в тексте, ограничившись сокращениями: ГБ ЧФ вместо часто повторяющихся Главная база Черноморского флота, и т.д.
 Если в начале работы над материалом, Филипп Сергеевич еще старался  соблюдать стиль повествования, то ближе к концу «дал себе волю» и просто «наговаривал на бумагу», как в наши дни наговаривают на диктофон. Вот этот, не прошедший литературную обработку материал, я и предлагаю вашему вниманию.


Все дальше уходит время от тех героических дней Великой Отечественной войны, которая явилась тяжелым испытанием для всего нашего народа.
 В  эту величественную эпопею вписали мужественные защитники легендарного Севастополя одну из самых ярких страниц боевой славы.
 Внимание всего человечества длительное время было приковано в этом маленькому клочку советской земли, где с необычайной отвагой и мужеством сражались его защитники с превосходящими силами немецко-фашистских войск.
 За 250 героических дней, ставших теперь легендой, был нанесен врагу очень тяжелый урон в боевой силе и технике.
В эту  трудную пору первого периода войны железная стойкость севастопольцев дала возможность отвлечь на себя с главного стратегического направления значительные силы противника, сковать их боем, обескровить и, выиграв главное в тех условиях – время, сорвать новое широкое немецкое  весеннее наступление 1942 года.
  Прошло более четверти века с начала героической обороны Севастополя 1941-1942годов. За это время написано уже немало статей, воспоминаний, специальных исследований. Можно не сомневаться, что количество работ будет продолжать расти. Поэтому, не пересказывая уже достаточно известного, хочется остановиться лишь на тех некоторых вопросах, которые были недостаточно полно освещены или имели искажение исторических фактов.
Прорвав в октябре 1941 года оборону наших войск на Ишуньских позициях и выйдя на степные просторы Крыма, гитлеровцы устремились к Севастополю, не сомневаясь, что Главная база Черноморского флота не устоит под мощным таранным ударом их танковых, авиационных и механизированных частей. В немецком генеральном штабе уже строились планы, как после быстрого захвата Крыма и Севастополя южная группировка их войск продолжит свой победный марш. Недаром фашистские газеты тех дней пестрели сенсационными сообщениями, что полное овладение Крымом открывает перед Германией «ворота Кавказа», дает «ключ от Баку».
 Для этих радужных планов у немецко-фашистских захватчиков были, казалось бы, основания. Ведь до начала второй мировой войны  практически во всех странах угроза захвата военно-морских баз с суши считалась маловероятной и, в силу этого, главное внимание уделялось их обороне с моря. Из расчета  на борьбу прежде всего с морским противником шло в то время как развитие средств береговой и противовоздушной обороны, так и сил охраны водного района военно-морских баз. Однако начавшаяся война на примере падения Сингапура, Бизерты и других военно-морских крепостей, показала несостоятельность подобных взглядов. С учетом этого опыта войны, немецко-фашистские захватчики, прорвавшись в Крым, не считали уж слишком сложной задачей для себя взятие Севастополя, тем более, что командующий 11 немецкой армии генерал фон Э. Манштейн выделил для этого немалые силы.
 Но немецко-фашистское командование не учло, что опыт войны был не только их привилегией. Если говорить конкретно о Севастополе, являющемся не просто местом базирования боевых кораблей, но и подлинным стражем нашей Родины на Юге, то Военный Совет Черноморского флота еще до начала Отечественной войны получил конкретные указания правительства и Высшего военно-морского командования и принял необходимые меры по усилению наряду с морской, противовоздушной и сухопутной его обороны. Еще в феврале 1941 года Военным Советом  флота был утвержден план строительства главного рубежа сухопутной обороны Севастополя. Он начинался от берега моря в районе Мамашая, огибая главную  базу флота «подковой» шириной вначале 200-300 метров, а затем до 3 километров, и заканчивался восточнее Балаклавы. Общая протяженность этого рубежа, отстоявшего от города на 8 км., превышала 30 километров.
  В апреле того же 1941 года,  совместно с Киевским военным округом, проведено большое учение по обороне Севастополя как от сухопутных сил, так и от воздушного десанта «противника», с фактической выброской десантников. По итогам этого учения были приняты дополнительные меры усиления сухопутной и противовоздушной обороны Главной базы флота. В частности, усиление сухопутной обороны было проведено за счет огневых средств береговой и противовоздушной обороны.
 Личный состав береговых и зенитных батарей начал усиленную подготовку к ведению огня по наземным целям, создавая и отрабатывая командные пункты, корректировочные и наблюдательные посты, и проводя фактическую пристрелку соответствующих огневых рубежей. Весь этот немалый труд наших артиллеристов с лихвой оправдался в период обороны Севастополя.
 После начала Великой Отечественной войны, наряду с работами по возведению уже упоминавшегося главного сухопутного рубежа обороны  (а на его строительство, начиная с 10 июля 1941 года ежедневно выходило до 40 тысяч военных моряков и гражданского населения), началось возведение еще одного, так называемого тылового рубежа сухопутной обороны.
 Проходя в двух-трех километрах от Главной базы, этот рубеж был поначалу протяженностью 19 км., но затем, с созданием второй полосы от Инкермана до мыса Фиолент, общая его протяженность увеличилась до 27 км. В начале сентября 1941 года начались работы  также и на третьем, передовом оборонительном рубеже. Он представлял из себя систему четырех укрепленных командных пунктов, выдвинутых на 10-12км впереди главного рубежа. В каждом из этих опорных пунктов возводились артиллерийские и пулеметные ДОТы и ДЗОТы. Рылись стрелковые окопы. На направлениях, которые противник вероятнее всего мог избрать для прорыва своих танков, оборона усиливалась за счет установки морских орудий калибром от 45 до 130 мм. Восстанавливались также минные поля и фугасы.
 Строительство каждого из этих трех рубежей сухопутной обороны Главной базы флота требовало очень большого труда. В твердом, словно гранит, севастопольском известняке, не поддающемся не только лопате, но порой даже кирке и лому, каждый из окопов приходилось не просто отрывать, а зачастую взрывать. Если учесть еще, что работы эти велись под палящим южным солнцем, когда ртутный столбик термометра нет-нет да  поднимался до 35 градусов жары, то без всякого преувеличения можно сказать, что труд этот был самоотверженным. И если все же краснофлотцы, старшины, командиры и жители города, выходившие на сооружение оборонительных рубежей день за днем, не только выполняли, но и перевыполняли заданный объем работ, то объяснялось это тем, что для каждого из них Севастополь был не просто городом, но и, в течение почти полутора веков,  с 1783 года,  являлся еще и «отчим матросским домом» родного Черноморского флота, домом, с которым было связано все самое дорогое и святое в славной боевой истории черноморцев.
 Из многих незабываемых воспоминаний тех дней мне особенно запомнились два случая.
 Один из них, судя по записям в дневнике, относится к середине октября 1941 года. Не помню теперь точно, по какому поводу потребовался тогда начальник инженерного отдела флота военный инженер 1 ранга В.Г. Парамонов. Отыскать Виктора Георгиевича по телефону оказалось делом безнадежным, и мы вместе с Аркадием Федоровичем Хреновым, приехавшим в ту пору на Черноморский флот и оказавшим нам большую помощь, а также командующим  береговой обороной Главной базы генерал- майором Петром Алексеевичем Моргуновым выехали в район Балаклавы, где проходил главный рубеж сухопутной обороны, рассчитывая встретить там  В.Г. Парамонова, а заодно и ознакомиться с ходом работ.
 Действительно, военный инженер 1 ранга находился на этих высотах, но запыленный, до черноты загоревший, Виктор Георгиевич… спал, привалившись к стенке только что отрытого окопа. Встретивший нас начальник артиллерии Береговой обороны Главной базы подполковник В. Э. Файн, тоже уставший не менее Парамонова, рассказал, что Виктор Георгиевич последние сутки вообще не отдыхал, присел вот тут на минутку и уснул. Мы не стали его будить, а проехали на рубеж Кара-Коба. Вернувшись примерно через час снова в район Балаклавы, мы ни Парамонова, ни Файна тут уже не застали. Военный инженер вздремнул полчасика и снова «завелся» суток на двенадцать – сказал командир работавшего тут подразделения моряков – теперь его нужно искать там, где что-то не ладится.
 Являясь вместе с генералом П.И. Моргуновым и  подполковником Б.Э. Файном подлинной душой  создаваемой в то время у Севастополя сухопутной обороны, В. Г.. Парамонов, сутками не отдыхая, постоянно оказывался там, где в какой-то момент бывало особенно трудно.
 По примеру своего начальника буквально дневали и ночевали на строительстве сухопутных оборонительных рубежей военные инженеры Я.К. Балицкий, И.А. Лебедь, С.И. Кангун и другие. Их общий клад в создание сухопутной обороны Главной базы был поистине неоценимым.
  Второй такой же памятный случай относится к августу. Как уже упоминалось, наряду с военными моряками в сооружении оборонительных рубежей на подступах к Севастополю активно участвовало также население города,  в том числе и женщины. Труд, нелегкий для мужчин, для них был особенно тяжелым. Но день за днем сотни отважных женщин добровольно выходили на строительство оборонительных рубежей. Причем, женщин не только молодых…
Выехав как-то на Мекензиевы горы, по которым проходил тыловой рубеж обороны, мы увидели там среди строителей женщину лет шестидесяти. Признаться, я готов был уже побранить начальника участка за то, что он не отправил ее обратно в город.
 - Так что же пожелаешь, если Прасковья Марковна (фамилию он не назвал, а я тогда не догадался спросить, записав лишь имя и отчество) не уходит, сколько мы ни говорили, что тут и помоложе людей достаточно, - оправдывался тот. – Обиделась даже. «Не имеешь ты, - говорит, - никакого полного права меня отсюда отправлять. Всю свою жизнь я в Севастополе прожила. Старика своего и сына тут похоронила. Так могу ли я в такое время дома сидеть?». Еле-еле уговорили, чтоб она хоть за кирку не бралась. Так она теперь целыми днями с ведром по участку ходит, да всех водой поит. Краснофлотцы ее иначе как Севастопольской матерью и не зовут…
Подобных примеров можно было бы привести много, и хотя не все из задуманного нам удалось практически осуществить, тем не менее к концу октября 1941 года Севастополь уже прикрывали три достаточно мощных рубежа сухопутной обороны. Только лишь на главном из этих рубежей имелось 43 артиллерийских ДОТа, 57 пулеметных  ДОТов и ДЗОТов, линии окопов с ходами сообщения, корректировочные посты, командные и наблюдательные пункты и другие сооружения. Если добавить еще, что каждый из этих трех рубежей поддерживался огнем батарей БО и ПВО, а также артиллерией стоявших в бухте боевых кораблей флота, то станет очевидным, что с такой сухопутной обороной Севастополь представлял из себя довольно крепкий «орешек».
 Таким образом, ставка врага на беззащитность Главной базы Черноморского флота с суши оказалась битой. Не оправдались надежды немецко-фашистских захватчиков и на таранную мощь первого удара своих превосходящих сил, стремившихся взять Севастополь с хода, хотя до 9-10 ноября  1941 года обороняли Главную базу только разнородные силы Черноморского флота, потому что Приморская Армия в то время пробивалась к Севастополю от Ишуньских позиций через горы Ялта-Байдары.
 Как уже говорилось, Манштейн выделил для взятия Севастополя немалые силы: четыре немецких пехотных дивизии, 118-ый моторизованный отряд, румынскую моторизованную бригаду с частями усиления, а также до 200 танков, почти полтора десятков артиллерийских дивизионов, минометные части и значительные силы авиации.
 Черноморский флот мог противопоставить всему этому в первые дни обороны, помимо вышеупомянутых рубежей обороны, артиллерии БО и ПВО, корабельной артиллерии – немногим более 21 тысячи морских пехотинцев, занявших упоминавшиеся выше оборонительные рубежи. У нас вовсе не было танков. После потери крымских аэродромов всю бомбардировочную и минно-торпедную авиацию флота пришлось перевести на Кавказ, оставив в Севастополе лишь две сотни истребителей и штурмовиков.
Но преимущество противника не ограничивалось только численным превосходством: немецкие дивизии, атаковавшие Севастополь, обладали уже немалым боевым опытом в то время, как наши люди, оборонявшие Главную базу флота, были еще мало обстрелянными, а большинство вообще не нюхало пороха. Однако, как гласит русская пословица, победа в бою дается смелым. А вот в этом, главном – в смельчаках – у нас недостатка не было. Каждый из моряков, вступая в бой,  клялся Родине не пожалеть сил, ни самой жизни, но выполнить приказ: не отдать врагу Севастополь, а драться с врагом мужественно, самоотверженно. Сейчас уже достаточно широко известно о подвиге пяти черноморцев во главе с политруком Фильченковым, которые ценой своих жизней отбили гранатами атаку без малого двух десятков вражеских танков. А таких героев – защитников Севастополя – были тысячи.
…В первый бой с немцами за Главную базу ЧФ вступил личный состав батареи № 54, которой командовал  старший лейтенант И.И. Заика. Четыре стомиллиметровых орудия этой батареи стояли воле селения Николаевка на евпаторийском направлении.
 Примерно за месяц до этого, в последних числах сентября 1941 года, мы вместе с командующим Береговой обороной генерал-майором П. А. Моргуновым побывали на этой батарее. При нас она провела контрольную стрельбу по сухопутным целям. Командир батареи, старший лейтенант Заика, несмотря на присутствие «большого начальства», действовал спокойно, уверенно. Так же спокойно и четко делали свое дело боевые расчеты орудия. И хотя на разборе проведенной стрельбы И.И. Заика было указано на некоторые частичные недостатки, в общем-то, уезжая, мы не сомневались в том, что при необходимости личный состав этой батареи успешно выполнит свою задачу в самой сложной обстановке.
 В первой половине дня 30 октября в штабе флота был получен доклад генерал-майора П.А. Моргунова о том, что 54 артиллерийская батарея открыла огонь по подходящим со стороны Евпатории немецким танкам. Надо ли говорить, что мы немало переволновались, ожидая исхода этого первого «крещения»  защитников Севастополя, и с облегчением вздохнули, когда из штаба БО сообщили о полученном от старшего лейтенанта Заики докладе, что мотомеханизированные части противника рассеяны. Для этого артиллеристам 54-ой батареи потребовалось всего 62 снаряда.
 В 18 часов с минутами того же дня батарея вновь открыла огонь. На этот раз было обнаружено около 90 немецких боевых автомашин и танков. И вновь несколько машин было подожжено, а остальные оказались вынуждены отойти назад, как говорят, «не солоно хлебавши».
 Убедившись, что танковый прорыв на этом участке не удастся осуществить, пока здесь стоят наши артиллеристы, командование 54-го немецкого корпуса (по случайному стечению обстоятельств номера нашей батареи и ведущего наступление на этом направлении немецкого  корпуса совпадали) бросило против батареи значительные силы пехоты с мотомехчастями. Однако и это не сломило боевого духа мужественных  артиллеристов под командованием старшего лейтенанта Заики. Батарея превратилась в своеобразный форт, отбивая вражеские атаки то дружными залпами из орудий, то пулеметным огнем. Вместе со всеми, заменяя убитых и раненых, дрались с немцами жены командиров и сверхсрочников батареи. Неравный бой продолжался в общей сложности почти четверо суток, причем последние сутки уже в полном окружении.
  После полудня 2 ноября 1941 года генерал-майор П.А. Моргунов доложил о радиограмме, полученной от командира батареи, что драться с врагом им больше нечем. Боезапас на батарее закончился. Большинство личного состава убиты или ранены. Мы со своей стороны поблагодарили старшего лейтенанта  и его подчиненных за отличное выполнение боевой задачи. Передали, чтоб оставшиеся в живых артиллеристы, оставив свои позиции, пробивались к морю, куда за ними придет из Севастополя корабль.
 Посылая с наступлением темноты в условленное место выхода личного состава батареи БТИ мы, по правде говоря, сомневались, будет ли там кто-нибудь его поджидать. На рассвете 3 ноября БТИ возвратился в Севастополь. На пирс сошло всего 25 человек из личного состава БС №54. Большинство  из них были ранены. Однако, в госпиталь каждого из них приходилось отправлять чуть ли не силой: люди, только что выдержавшие нелегкое испытание, думали не о лечении, не об отдыхе, а  рвались снова в бой, чтобы отомстить ненавистному врагу за родную батарею, за смерть своих товарищей.
  В тот же день 3 ноября 1941 года немецкая пехота при поддержке танков атаковала наши боевые позиции в районе Качи, где держал оборону местный стрелковый полк Главной базы Черноморского флота. После третьей или четвертой атаки гитлеровцам удалось продвинуться вперед, и на «ничейной», как говорят иногда, земле остался в  своем окопчике телефонист, краснофлотец Безотосный. Он сам попросил разрешения не отходить вместе со всеми до последней возможности, потому что отсюда ему,  дескать, все уж очень хорошо видно.
 Поначалу тов. Безотосный сообщал командованию полка очень важные сведения обо всем, что делается у немцев. А когда редкие цепи нашего полка начала поддерживать мощная береговая артиллерия БО ГБ  М.В Матушенко, то телефонист так умело корректировал ее огонь, что гитлеровцы, надо полагать, немало удивлялись тому, как это советским артиллеристам удается так точно обнаруживать и «накрывать» своими снарядами скопления их танков и живой силы. Потом было установлено, что артиллеристы М.В. Матушенко подожгли и подбили здесь более двух десятков вражеских танков.
  Когда, спустя несколько дней, краснофлотцу Безотосному вручалась заслуженная боевая награда, то я спросил, сколько же он просидел там, в 15-20 метрах от передовой линии немецких солдат.
- Шесть часов, – ответил он.
 Шесть долгих часов игры со смертью! Испытание не из легких для человека, только-только вступившего в бой. Но ничем внешне непримечательный, низкорослый русый паренек с комсомольским значком на фланелевке, говорил об этом, как о самом рядовом случае.
  На двух аэродромах – Херсонесском и так называемом Куликовом поле, оставшихся в распоряжении защитников Севастополя (позже был еще подготовлен аэродром в Сухарной балке) – находилось около сотни истребителей и штурмовиков. Это не шло ни в какое сравнение с авиацией немецко-фашистских войск, поддерживавшей штурм Главной базы Черноморского флота. Тут численное превосходство противника было полным, однако, только численное…
 4 ноября 1941 года командующий ВВС ЧФ генерал Н.А. Остряков доложил о разгроме немецкого аэродрома. Этому предшествовала разведка. Вылетели старший лейтенант Владимирский и лейтенант Цыпалыгин (два дня назад он сбил свой первый «мессер»). Облачность в 50-70 метрах от земли. Летели на бреющем. По пути встретили вражескую колонну – до 150  автомашин с пехотой и боеприпасами. Решили проштурмовать. Зашли с хвоста и прошлись до «головы». Потом повторили в обратном направлении. Потратили добрую половину боезапаса. Но с толком. Гитлеровцы разбежались, кто куда, несколько автомашин загорелось.
  Продолжая разведку, заметили транспортный самолет. Тов. Владимирский сбил «юнкерс» с первой атаки. Полетели дальше примерно его курсом и неожиданно обнаружили временный вражеский аэродром. Там – до трех десятков транспортных самолетов и несколько «мессеров».
 По данным разведки вылетела группа штурмовиков Героя Советского Союза  капитана Губрия. Они свалились на этот аэродром, как снег на голову. На снимке, сделанном после первых штурмовиков, Н.А. Остряков насчитал 13 горящих немецких самолетов. К этому времени над аэродромом появился «дорнье», груженый, как потом выяснилось, горючим. (Дороги развезло осенней непогодой, поэтому немцы подбрасывали горючее для танков и машин по воздуху). Губрий атаковал и сбил его. Тот упал в расположение аэродрома. На снимке – море огня. Надо полагать, не поздоровилось всем стоявшим там самолетам.
 Это лишь один из эпизодов тех дней. А всего только за три дня, начиная со 2 ноября, черноморские летчики, базирующиеся на Севастополь, сбили и уничтожили на аэродромах 87 немецких самолетов.
 Надо сказать, что уже в эти, первые дни боев, защитники Севастополя не только оборонялись, но и использовали каждую возможность для контрнаступления. Так, в начале ноября, 8-я бригада морской пехоты половника В.Л. Вильшанского, выдержав первый натиск гитлеровцев, контратаковала части противника на правом фланге 54-го немецкого корпуса. Морские пехотинцы выполнили поставленную перед ними боевую задачу так  успешно, что командование 11-ой немецкой армии вынуждено было срочно перебросить на помощь своим контратакованным еще одну свежую, 22-ую пехотную дивизию из состава 30-го корпуса.
 Приведенные тут примеры различны по своему значению, но в равной мере свидетельствуют о героической стойкости и мужестве, проявленных защитниками Севастополя буквально в первые дни обороны. Это дало нам возможность не только выстоять под таранным ударом противника, но, и это, пожалуй, самое важное, заставить немецко-фашистских захватчиков уяснить, что тут, под Севастополем, за каждый свой шаг вперед придется расплачиваться большой кровью, жизнями тысяч солдат и офицеров Вермахта.
 А начиная с 9 ноября 1941 года, когда ряды защитников Главной базы ЧФ стали пополняться подходившими частями Приморской армии, силы наши стали возрастать не только количественно, но и качественно. Приморская армия была включена в состав СОР (Севастопольский оборонительный район), подчинена Военному совету флота для помощи флоту в обороне его Главной базы – Севастополя. За плечами генералов, командиров и красноармейцев Приморской армии был уже богатый боевой опыт, накопленный за время обороны Одессы, где мы дрались вместе с приморцами.
  Хочется заметить, кстати, что у нас до сих пор мало известно о такой замечательной странице славной боевой истории Приморской армии, как ее отход с тяжелыми боями от Ишуня к Севастополю через Ялту - Байдары, а ведь это был действительно героический переход, продолжавшийся не день, не два, а почти две недели, для некоторых частей и более. За время этого перехода, по свидетельству командира прославленной 25-ой Чапаевской дивизии генерал-майора Т.К. Коломийца, им пришлось дважды пробиваться через плотное кольцо вражеского окружения, не раз отбивать атаки немецких танков. Личный состав соединений и частей отступающей армии более недели вовсе не получал хлеба и все же, проходя  горными дорогами, красноармейцы буквально на руках спускали и поднимали пушки.
 7 ноября 1941 года  решением Ставки Верховного Главнокомандующего был образован Севастопольский оборонительный район. Командующим обороны по совместительству был назначен командующий Черноморским флотом. Командующий Приморской армии генерал И.Е. Петров стал заместителем командующего СОРа по сухопутной обороне, а генерал- майор  П.А. Моргунов, возглавлявший до 9 ноября 1941 года и сухопутную часть обороны, остался заместителем командующего СОРа по береговой обороне Главной базы.
  Черноморцы и приморцы плечом к плечу вступили в славную эпопею восьмимесячной обороны Севастополя. Эта дружная, сплоченная сила флота и армии была примером, образцом товарищеского боевого взаимодействия.
 Спустя еще 17 дней жестоких боев, 24 ноября 1941 года, в ежедневной оперативной сводке штаба СОРа «На подступах к Севастополю» впервые с начала обороны было сообщено, что никаких изменений на Севастопольском фронте не произошло, и что наши части прочно удерживают занимаемые рубежи.
 Первый вражеский штурм Севастополя был отбит. Немцы потерпели первое поражение под Севастополем.
 Через 14 лет, в 1955 году, бывший командующий 11-ой немецкой армией Э. фон Манштейн, вспоминая об этих днях, вынужден был признать в своей книге «Утерянные победы»: «…В этих условиях командование армии должно было отказаться  от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с хода - с востока и юго-востока».
 Из многих не менее примечательных событий второго штурма Севастополя хочется остановиться на одном, тоже пока еще не достаточно известном, но, пожалуй, кульминационном событии тех дней – прорыве боевых кораблей Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь 21 декабря 1941 года с 79-ой бригадой морской пехоты на борту.
 Однако, прежде чем рассказать о самом этом прорыве, необходимо хотя бы кратко напомнить его предысторию, вернуться к первым числам декабря 1941 года.
 5 декабря в Севастополе была получена очень важная радиограмма из Генерального штаба за №005387, в которой тогдашний заместитель начальника Генштаба А.И. Василевский запрашивал мнение командования Черноморского флота на предмет высадки совместно с Закавказским фронтом большого морского десанта в Крым.
 Надо ли говорить, что сама идея такого десанта нашла в нашем лице самых горячих сторонников. Однако, трезво взвесив свои возможности и наличие силы, как с точки зрения создания штурмовых групп для первого броска десанта, так и подготовленность корабельного состава флота, мы внесли в предложенный командованием Закавсказского фронта план десанта свои изменения. Смысл их состоял в том, что вместо одного направления высадки, как планировали закавказцы – через Керченский пролив с задачей захвата Керчи и последующим наступлением в сторону Феодосии – мы предложили осуществить высадку морского десанта в Крыму на широком фронте сразу в трех направлениях. Первое из этих направлений совпадало с первоначальным планом командования Закавказского фронта: высадка через Керченский пролив и захват города Керчи. Она обеспечивалась силами Керченской военно-морской базы, которой командовал контр-адмирал А.С. Фролов. Второе направление – высадка десанта в нескольких пунктах Керченского полуострова со стороны Азовского моря силами Азовской военной флотилии ЧФ под командованием контр-адмирала С.Г. Горшкова.
И, наконец, высадка десанта непосредственно в порт Феодосия кораблями основного боевого ядра флота. По нашему плану, мы должны одновременно освободить Керчь-Феодосию и очистить от фашистов весь Керченский полуостров.
 8 декабря 1941 года Ставка сообщила, что план десантной операции в Крым утвержден с нашими предложениями. Мне, во главе оперативной группы штаба флота, было приказано перейти из Севастополя в Новороссийск для дальнейшей разработки, а затем практического руководства морской частью предстоящего десанта.
  С 10 декабря 1941 года в помещении одного из бывших пионерских лагерей в восьми километрах от Новороссийска, которое заняла наша оперативная группа, закипела работа. Мы планировали закончить всю подготовку к «дес» операции и начать операцию примерно 22-23 декабря 1941 года, но 17 декабря стадо известно, что после трех с лишним недель затишья под Севастополем вновь начались ожесточенные бои. Перегруппировавшись и подтянув новые силы, 11 –я немецкая армия начала второй штурм Главной базы ЧФ.
 Задавшись целью, во-первых, хоть как-то скрасить разгром своих войск под Москвой, а во-вторых, получить повод с подобающей помпой отметить полугодие «победоносного движения на Восток», Гитлер потребовал взять Севастополь не позже 22 декабря. Да и Манштейну нужно было реабилитироваться в глазах фюрера за свое поражение при первом штурме Севастополя. Далеко не все договаривая до конца даже в 1955-м году, он, однако, сам признает в тех же «Утраченных победах»: «Таким образом, командование армии (11-ой немецкой – Ф.О.) стояло перед выбором – или пойти на большой риск, оголив территорию Крыма и в особенности Керченский полуостров, или же заранее поставить под вопрос успех предполагаемого штурма… Выбор выпал в пользу штурма».
 Вот как немецко-фашистским захватчикам не терпелось овладеть Севастополем!
 Ценой очень больших потерь противнику в первое время удалось добиться немалого успеха (хотя генерал фон Манштейн признает в своей книге, что «…это было слабым утешением, если учитывать понесенные жертвы».)
  Из Севастополя поступали все более тревожные вести: «Немцы заняли железнодорожную станцию Мекензиевы горы»,  «Есть реальная угроза захвата противником Северной стороны и выхода его к Северной бухте».
 19 декабря 1941 года оставшийся за командующего СОРом контр-адмирал Г.В. Жуков и член Военного Совета Н.М. Кулаков доложили в Ставку, что положение защитников Главной базы флота до прела трудное, нужна немедленная помощь, иначе Севастополь падет. В тот же день я получил приказ Ставки, в котором говорилось о необходимости мне немедленно возвратиться из Новороссийска в Севастополь и возглавить оборону. Тем же приказом  Ставки из готовящихся к  предстоящему десанту частей Закавказского фронта в распоряжение командования СОРа передавалась 79-я особая курсантская бригада морской пехоты, 345-я стрелковая дивизия, а также несколько маршевых рот, оружие и боеприпасы.
Все это нужно было доставить в Севастополь.
Чтобы не потерять ни одного часа времени, было принято решение взять на борт боевых кораблей, которые в тот момент оказались в Новороссийске – крейсеров «Красный Крым» и «Красный Кавказ», лидера миноносцев «Харьков» и эскадренных миноносцев «Бодрый» и «Незаможник» – 79-ю бригаду морской пехоты и срочно выйти в море для прорыва в Севастополь. Одновременно было приказано капитану 1 ранга А.И. Филиппову срочно грузить на транспорты находящуюся в районе Туапсе 345-ю СД и с усиленным конвоем доставить стрелковую дивизию в Севастополь.
 Грамотные и лихие в самом лучшем смысле слова, мужественные и отважные командиры отряда кораблей, готовых идти из Новороссийска с 79-ой бригадой морской пехоты на борту, А.И. Зубков, П.А. Мельников, В.И. Митин, П.А. Бобровников, и отлично подготовленные экипажи, успевшие за минувшие месяцы войны пройти проверку боем не в одном ответственном походе, давали уверенность в успешном выполнении предстоящей боевой задачи, хотя она была и очень сложная, трудная.
 Прорваться в Севастополь отрядом кораблей, включая крейсера, при абсолютном господстве противника в воздухе и артиллерии - а с позиции Мамашая, Бельбека и Мекензиевых гор немецкие артиллеристы могли расстреливать корабли на подходном фарватере при прорыве в бухту чуть ли не в упор -  с боевой задачей такой трудности приходилось встречаться нечасто.
 Примерно к 16 часам 20 декабря 1941 года погрузка боеприпасов и вооружения, прием и размещение на кораблях морских пехотинцев 79-ой бригады были закончены, и отряд боевых кораблей под флагом командующего вышел из Новороссийска в Севастополь. Настроение у всех, от командира до краснофлотца, было исключительно боевое, все рвались в бой, и мы вышли с девизом - «Даешь родной Севастополь!».
 По предварительному плану прорыв в Северную бухту Севастополя намечалось осуществить на рассвете. Однако, подойдя утром 21 декабря к минным полям,  прикрывающим Главную базу, корабли оказались в густом тумане…
 Когда, спустя некоторое время, туман начал рассеиваться, и сигнальщикам удалось рассмотреть мыс Айя, на лидер «Харьков» было передано приказание быть готовыми, и корабли начали прорыв в Севастополь. Благополучно миновав минные поля, мы вышли на береговой фарватер в районе Балаклава – мыс Фиолент. Туман к этому времени почти рассеялся. Корабли шли при полной видимости, но не было немецких самолетов, не открывала огонь и их  артиллерия. Наш расчет на внезапность прорыва, видимо, полностью оправдался.
 И только когда был пройден Херсонесский мыс, и отряд кораблей лег на Инкерманский створ, гитлеровцы спохватились: ударили их пушки, в небе появились самолеты с черной свастикой.
 Наши друзья черноморцы со своей стороны тоже приняли необходимые меры для обеспечения нашего прорыва. Командир ОВРа контр-адмирал В.Г. Фадеев ставил дымзавесы. Генерал П. А. Моргунов, полковник Хлебников своей артиллерией береговых и зенитных батарей вели огонь по немецким позициям. Наши герои-летчики генерала Острякова, несмотря на свою малочисленность, смело атаковали вражеские бомбардировщики, стремясь не допустить их к кораблям. Это облегчало нашу задачу. Бой нарастал с каждой минутой. Словно бы наверстывая упущенное, гитлеровцы буквально засыпали наши корабли снарядами, высылали все новые и новые группы самолетов.
 Всем нам было нелегко, корабли могли использовать огонь, но были лишены маневра, да и огонь могла вести не вся артиллерия, и в этом смысле мы представляли из себя идеальные цели для немецких артиллеристов и летчиков. Наибольшие испытания выпали на долю экипажа концевого из кораблей отряда – эскадренного миноносца «Незаможник». Десятки раз у самого его борта поднимались многометровые водяные столбы от упавших бомб,  тяжелых снарядов, и с ходового мостика  крейсера «Красный Кавказ», где я находился и откуда командовал прорывом, казалось, что судьба миноносца решена. Однако, проходило несколько секунд и… «Незаможник» вновь появлялся, переваливаясь через гребень поднятой взрывом волны.
 При проходе траверза Карантинной бухты, группа бомбардировщиков атаковала крейсер «Красный Кавказ». Вероятнее всего, немецкие летчики не видели самого крейсера, шедшего в дымзавесе, а сбросили бомбы по выступавшим над дымом мачтам. Мы, в свою очередь, тоже не видели самолетов и догадались об атаке только лишь заметив на высоте 25-30 метров четыре темных продолговатых предмета, которые через несколько секунд врезались в воду в 15-20 метрах от крейсера… Это можно было считать чудом – крейсер проскочил в «вилке» серии тяжелых авиабомб, не получив прямого попадания.
 Корабли отряда ошвартовались у причала Сухаревой балки, и морские пехотинцы, сойдя на берег, сразу  же вступили в бой. Прибытие свежих подкреплений дало возможность защитникам Севастополя приостановить наступление немецких частей, рвущихся к Северной бухте. Спустя трое суток в Севастополь была доставлена из Туапсе 345-я стрелковая дивизия полковника Н.А. Гузь (красноармейцы и командиры этой дивизии вписали в историю обороны Севастополя немало ярких героических страниц), и нам удалось данными силами, мощным огнем корабельной артиллерии не только отразить яростные атаки гитлеровцев, но и отбросить их на исходные позиции и восстановить равновесие. Севастополь был спасен. Помощь прибыла во время.
 Большую помощь нашим сухопутным частям оказали в этот период своим арт-огнем боевые корабли флота. Свидетельством тому могут служить хотя бы такие цифры: если во время первого немецкого штурма в артиллерийской поддержке участвовало семь кораблей эскадры, выпустившие по скоплениям живой силы и боевой техники противника  2390 снарядов, то на период второго штурма в артиллерийской поддержке участвовало уже 11 кораблей, выпустивших по врагу 6300 снарядов. Причем, только лишь за две стрельбы линкора «Севастополь» немцы потеряли 13 танков, 8 орудий крупного калибра, 4 тягача, 37 автомашин. Установить потери противника в живой силе за эти две стрельбы было невозможно, но они наверняка выражались в сотнях солдат и офицеров.
 По показаниям пленных, особо тяжелые потери понесли 50-я, 132-я пехотные дивизии 11-ой немецкой армии.
 Года два назад мне довелось познакомиться со статьей западногерманского военного историка К. Юона «Советские десантные операции в Крыму. Касаясь, в частности, событий 21-22 декабря 1941 года, автор пишет: «…В течение трех дней (с начала второго штурма Севастополя – Ф.О.) на северном участке русские под давлением 54-го армейского корпуса (22, 132, 50 и 24 пехотные дивизии) с тяжелыми потерями должны были отступить от главной линии обороны. Однако, мероприятия, предпринятые советским командованием по переброске войск морем, артподдержка защитников города кораблями эскадры и морской авиации, безусловно спасла Севастополь».
Примечательное признание!
 А когда в конце декабря 1941 года нами успешно была осуществлена Керченско-Феодосийская десантная операция, то генералу фон Манштейну не оставалось ничего другого как признать, что «…попытка штурмом взять крепость Севастополь закончилась неудачей».
В те дни «Правда» писала в своей передовой статье:
 «Несокрушимой скалой стоит Севастополь, этот страж Советской Родины на Черном море. Сколько раз фашистские вороны каркали о неизбежном падении Севастополя. Беззаветная отвага его защитников, их железная решимость и стойкость явились той несокрушимой стеной, о которую разбились бесчисленные вражеские атаки...».
Декабрьский штурм немецко-фашистских войск разбился о Севастополь, как морская волна о гранитный утес!
 После отражения второго штурма, используя относительно благоприятную возможность, командование СОРа приняло ряд мер по усилению оборонительных позиций. Здесь особо уместно отметить моих замов по сухопутной и инженерной обороне генералов И.И. Петрова и А.Ф. Хренова, а также начальника штаба  Приморской армии Н.И. Крылова. Эти руководители совместно с командованием БО флота, с инженерной службой флота проделали гигантскую работу между вторым и третьим штурмами по усилению оборонительных позиций СОРа.
  Коменданты секторов сухопутной обороны (они же командиры стрелковых дивизий Приморской армии) генералы Коломиец и Новиков, полковник Ласкин, командиры бригад морской пехоты  Жидилов, Вильшанский, Горпищенко, Потапов и другие, под руководством командования СОРа делали в этот период все необходимое для дальнейшего совершенствования нашей сухопутной и противовоздушной обороны.
 На передовой и в городе мы буквально закапывались в землю, дополнительно организовывали наше тыловое хозяйство в штольнях. Для примера можно сказать, что тылом флота и городским комитетом обороны в Инкерманских штольнях был создан и работал бытовой спецкомбинат. Причем, этим спецкомбинатом очень успешно руководила представитель городского рабочего класса Л.К. Боброва.
 Другой спецкомбинат, технический, работал в штольнях Троицкой балки, в бывшем складе торпед. Тылом флота в Инкерманских штольнях был построен хлебозавод. Рабочие обоих этих спецкомбинатов под умелым руководством секретарей горкома партии  Борисова и Сариной и председателя горисполкома Ефремова показывали подлинные образцы трудового энтузиазма, перед которым можно было преклоняться, делали все возможное для обеспечения частей СОРа  ремонтом обмундирования.
 В штольни и надежные бомбоубежища были переведены также все тыловые склады. В итоге этой большой и трудоемкой работы нам удалось в тяжелейшие майские и июньские дни 1942 года, когда на наши позиции, гавани склады, аэродромы ежедневно обрушивались тысячи снарядов, мин и бомб, довольно надежно укрыть людей и обеспечить сохранность тылового имущества. В это теперь трудно поверить, но в дни подготовки немцев к третьему штурму Севастополя бывали случаи, когда летчики фашистского генерала Рихтгофена сбрасывали на наши позиции и город за сутки тысячи бомб, а потери севастопольцев исчислялись очень небольшим числом убитых и раненых.
 Очень широко развернулось в этот период в частях СОРа снайперское движение. (С 16 мата 1942 года мы провели даже специальный слет снайперов, на котором лучшие из них поделились своим боевым опытом). Наряду с такими прославленным нашими снайперами, как Герой Советского Союза Людмила Павлюченко и Нои Адамия в «охоте» за гитлеровцами отличились десятки краснофлотцев и красноармейцев. На этом слете был представлен краснофлотец Спирин. Приспособив оптический прицел к обычной трехлинейке, он имел к тому времени на своем боевом счету уже более трех десятков уничтоженных солдат и офицеров противника. Всего наши снайперы уничтожили до десяти тысяч фашистов.
  Тяжело было воспринято в Севастополе сообщение о поражении нашего Крымского фронта под Феодосией-Керчью. Крымский фронт пал. В Крыму остался теперь один Севастополь. И естественно, немец все свое и захваченное наше вооружение начал перебрасывать под Севастополь, готовясь начать новый штурм Севастополя.
 С 29 мая 1942 года гитлеровцы начали усиленную бомбежку всех объектов Севастопольского фронта, со 2 июня началась авиационно-артиллерийская подготовка к штурму, а 7 июня 1942 года ими был начат новый, третий по счету, штурм Севастополя. К этому времени генерал фон Манштейн сосредоточил здесь не только всю свою армию, подкрепленную 8-м авиационным корпусом Рихтгофена и двумя танковыми группами, а и получил дополнительные силы от главного командования. В сравнении с силами СОРа противник имел тройное превосходство в живой силе, четырехкратное – в артиллерии (По признанию самого Манштейна, «во время второй мировой войны немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии как в наступлении на Севастополь») и абсолютное в авиации и танках.
  Однако, хорошо зная несокрушимую стойкость, беспредельное мужество и отвагу севастопольцев, немецко-фашистские захватчики даже при таком соотношении сил не тешили себя надеждами на быструю победу и приложили немало усилий, чтобы прервать наши морские коммуникации. Манштейн понимал, что пока он не блокирует нас не только с суши и воздуха, но, главным образом, с моря, пока не прервет наши морские коммуникации, Севастополь ему не взять. И вот дополнительно к тому, что они уже имели, гитлеровцы сосредоточили в портах Ак-Мечеть, Евпатории и Ялты более пятидесяти торпедных сторожевых катеров и катеров ПЛО, а также специально подготовленные самолеты для действия против кораблей в море, эта воздушная эскадра насчитывала  до 150 бомбардировщиков-торпедоносцев. Кроме того, немцы привлекли к осуществлению морской блокады Севастополя и военно-морские силы своих союзников-итальянцев: в Ялте обосновалась флотилия итальянских подводных лодок, а в Форосе катера специальной итальянской «Десятой флотилии» морских десантников.
 Все эти приготовления противника не остались для нас тайной. Со своей стороны мы приняли необходимые ответные меры. В числе их можно назвать, в частности, строительство причалов для разгрузки транспортных и боевых кораблей в Камышовой бухте и на Херсонесском полуострове, в районе 35- ой береговой батареи, а также подготовку группы подводных лодок для питания Севастополя с Кавказских военно-морских баз.
 Хочется несколько остановиться на славных подвигах наших подводников, выполнявших в то время нелегкую работу по снабжению блокированного Севастополя.
  Вызванный в двенадцатых числах из Севастополя в Краснодар к Главкому Северо-Кавказского направления маршалу Советского Союза И.М. Буденному, я воспользовался этим полетом на Кавказ, и в беседе с командиром Новороссийской военно-морской базы капитаном 1 ранга Г.Н. Холостяковым  - старым и опытным подводником – мы обсудили вопрос использования подводных лодок для питания Севастополя, в случае невозможности прорыва в Севастополь надводных кораблей. Было решено подготовить спецгруппу подводных лодок для этих целей.
 Задача для подводников была нелегкая. Тем более, надо было в лодочных топливных цистернах возить бензин.
 До этого, наряду с успешным выполнением своей основной боевой задачи – поиска и атаки вражеских кораблей в море – подводники привлекались нами и для высадки диверсионных групп, проведения разведки побережья, занятого противником, и т.п.
 В выполнении подобных задач особенно отличился экипаж подводной лодки «М-35», которой командовал старший лейтенант М.В. Грешилов, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Проводя разведку занятого врагом побережья, Михаил Васильевич и его подчиненные не раз успешно выполняли поставленные перед ними боевые задачи.
Например, в марте 1942 года, приняв на борт подлодки летчика Потехина, «М-35» вышла на разведку Сакского аэродрома, куда, в числе других крымских аэродромов, гитлеровцы, готовясь к третьему штурму Севастополя, стягивали самолеты 8-го авиакорпуса. Покинув Севастополь ночью, «М- 35» к рассвету заняла позицию всего в 8 кабельтовых от берега, и Потехин через перескоп начал наблюдать за вражеским аэродромом, а затем передавать нам подробную информацию о пребывающих туда «юнкерсах». По данным разведки «М-35», наши летчики Херсонесского аэродрома нанесли мощный штурмовой удар, в результате которого было уничтожено несколько десятков самолетов противника.
 Сосредоточение огромного количества вооружения, войск, боеприпасов и технических средств говорило о подготовке врага к штурму, притом в грандиозных масштабах. Все это было направлено на быстрейшее преодоление нашего сопротивления и скорейшего захвата Севастополя, ставшего примером мужества, стойкости, отваги и необычайного героизма. Кроме того, им потребовалось освободить под Севастополем себе «руки» и перебросить 11-ую немецкую армию к Волге, чтобы в кратчайший срок выполнить поставленную им задачу по захвату Сталинграда.
  Рассказать подробно о боях в период третьего штурма, это значило бы написать большую фундаментальную работу. В этой небольшой статье автор не ставил перед собой такой цели, а стремился лишь показать, в каких невероятно трудных условиях защитники Севастополя выполняли свой священный долг перед Родиной, и кратко показать события последних дней борьбы за Севастополь.
  Положение со снабжением осажденного Севастополя становилось с каждым днем все тяжелее и тяжелее, особенно со второй половины июня 1942 года.
 С середины июня 1942 года к нам не в состоянии были прорываться не только транспорты, но и боевые надводные корабли. Снабжение частей СОРа боезапасом, продовольствием, вооружением и горючим осуществлялось немного транспортной авиацией, а в основном только подводными лодками, личный состав которых показывал чудеса мастерства и отваги.
 Для примера можно сослаться на новеллу Леонида Соболева «Держись, старшина» из сборника «Морская душа». Там повествуется о подвиге старшины 1 статьи Николая Куприяновича Пустовойтенко. Случай, описанный Соболевым, произошел 22 июня 1942 года на подводной лодке, которой командовал капитан-лейтенант Н.А. Колтыпин. Прорвавшись в Севастополь с разным боевым имуществом и авиационным бензином, разгрузившись и приняв на борт раненых, лодка на рассвете отошла на рейд и начала дифферентовку, готовясь к обратному переходу в Новороссийск. И тут случилось несчастье: на лодке прогрохотал взрыв бензинных паров. На некоторых подводниках вспыхнула одежда. Нетрудно представить себе, чем это грозило. Но подводники даже в такой обстановке не потеряли присутствия духа. Трюмные молниеносно выполнили приказ командира: «Продуть среднюю», и лодка всплыла.
 Доложив  по радио о случившемся в штаб командующего СОРа, капитан-лейтенант получил приказание лечь на грунт и ждать темного времени. В те дни постоянных боев, когда в воздухе постоянно висели над гаванями, над нашими позициями сотни самолетов противника, подлодка не могла находиться в светлое время суток над водой: она немедленно была бы уничтожена.
 Подводная лодка погрузилась. Всем, кто находился на ней, предстояло пробыть под водой не менее шестнадцати часов. По отсекам стали растекаться пары бензина, и люди, словно бы под воздействием хлороформа, стали один за другим впадать в забытье, засыпать. Минуло какое-то время, и на ногах остались только двое: командир и старшина группы трюмных. Наконец, и капитан-лейтенант Колтыпин не выдержал, потерял сознание. Не поддавался страстному желанию лечь и заснуть один лишь Пустовойтенко. Усни он, и экипаж лодки, а вместе с ним и принятые на борт раненые, погибли бы…
  Обо всем, что произошло на лодке дальше, можно узнать, прочитав  чудесно написанную Л. Соболевым новеллу «Держись, старшина».
 Не менее примечательные факты высокого воинского мастерства и беспримерной отваги можно было бы привести, рассказывая о боевой деятельности подводной лодки «С-31» капитана 3 ранга Н.П. Белорукова, не раз попадавшей под жестокие бомбежки вражеских кораблей ПЛО, но все же доставившей защитникам Севастополя в общей сложности около 250 тонн продовольствия, медикаментов, вооружения, а также более 4 тонн бензина,  об экипажах подводных лодок «Д -4», «М-112» и других. Последними в Севастополь прорвались подлодка «Щ-209» капитан-лейтенанта В.И. Иванова и подлодка «Л -23» капитана 3 ранга И.Ф. Фартушного.
 Неоценимый вклад, внесенный в  славную летопись героической обороны Севастополя черноморскими подводниками, также ждет еще своего исследователя.
 Хотя и с большим трудом, однако генералу Манштейну в конце концов все же удалось блокировать Севастополь и с моря.
 В обеспечении наших коммуникаций за весь период обороны особо мужественно проявляли себя наши боевые корабли ОВРа и ГБ, малые охотники МО-4, боевые корабли эскадры флота и транспорты морского пароходства. Какая это была боевая блестящая работа!
  Части СОРа в последний период третьего вражеского штурма ГБ флота испытывали недостаток не только в живой силе, боевой технике, продовольствии, горючем. Но и, особо, в боеприпасах, при минимальной потребности 580 тонн в сутки, мы получали в это время в среднем 180 тонн.
 И все же, наперекор всему, севастопольцы сдерживали яростный натиск врага!
 Среди многих спорных положений, высказанных известным буржуазным военным теоретиком Лиделлом Гартом в его книге «Стратегия непрямых действий», есть, однако, одна интересная мысль. Гарт пишет, что основное, что не поддается учету на войне, это человеческая воля, которая проявляется в сопротивлении. Что же, с этим нельзя не согласиться. Если говорить, в частности, об обороне Севастополя, то гитлеровцы, начиная свой третий по счету штурм Главной базы ЧФ, учли и постарались сделать казалось бы все для того, чтоб Севастополь в итоге первых дней наступления упал к их ногам подобно переспелому яблоку. Но они не учли и не могли учесть волю севастопольцев к сопротивлению, а как раз она-то, эта железная воля советских людей, питаемая любовью к своему народу, к Отечеству, и перечеркнула все расчеты врага.
 В невероятно трудных условиях, которые не просто даже представить себе, бойцы и командиры береговой и зенитной артиллерии ГБ, ВВС ЧФ, 172. 25, 345, 95, 109 дивизий Приморской армии, 79, 7, 8 и 9-ой бригад морской пехоты, наши славные пограничники, севастопольские партизаны (это перечисление нужно было бы продолжить и назвать буквально все части СОРа потому, что героем тут был каждый) не уступали врагу ни одной пяди севастопольской земли, дрались до последнего патрона и гранаты, до последнего вздоха.
 Нередки были факты, когда даже смертью своей севастопольцы несли гибель сотням гитлеровцев.
 Стоит вспомнить хотя бы о воинском подвиге краснофлотца Александра Чикаренко, или лейтенанта Саенко и капитана Зюдина, взорвавших часть Инкерманских штолен и обрушивших на врага сотни тысяч тонн битого камня.
 Вот еще одно свидетельств жестокости боев в июне. Это выдержка из одного донесения, в котором описано положение на Северной стороне 20 июня: «95-я СД почти вся разбита, в полках осталось где 100, где меньше человек. Северные укрепления защищает сводная рота саперного батальона береговой обороны ГБ.  Противник ворвался в северные укрепления тяжелыми танками. Идет последний бой. Наши силы иссякают. Пополнения нет и негде взять. Вся Северная сторона Севастополя от огня артиллерии, непрерывных авиационных ударов представляет из себя сплошное море огня и дыма, где все уничтожается, горит. Оставшаяся у защитников Северной стороны подвижная артиллерия подтянута к Инженерной пристани и Михайловскому равелину, но нет ни одного снаряда, и негде взять».
 Бой на Северной стороне продолжался с большим упорством, к саперам присоединился  личный состав охраны рейдов ГБ, началось сражение за Константиновский равелин. Героически сражался этот небольшой гарнизон во главе со своим командиром, капитаном 3 ранга И.Е. Евсевьевым и военкомами Барановым и Кулиничем, которые оба погибли в борьбе за равелин, как погиб почти весь личный состав ОХР.
 Об этой героической борьбе наших людей на Северной стороне есть характерная запись наших врагов. Вот что доносил румынский офицер по фамилии Тауту, работавший в штабе генерала Манштейна, своему генштабу в Бухарест: «На Северной стороне комиссары и офицеры зарылись в землю, дерутся, сдаваться не хотят, не отступают и не сдаются, а продолжают воевать».
Да, борьба была без отступления.
 В эти июньские дни 1942 года стоишь на берегу Южной бухты и смотришь на Северную сторону и… ничего невозможно разобрать, что там творится! В воздухе сплошной гром, вой, свист,  звон. Неоседаемая стена пыли от взрывов высотой сотни метров, «земля стоит дыбом», и нередко в эти дни приходилось получать доклады, что некоторые бойцы не выдержали этого кошмара, целыми группами выскакивали из  укрытия и с дикими криками бежали в этот ад огня и дыма, где и погибали.
 В те дни газета «Правда» писала: «Бок обок стоят здесь и держат оборону моряк, красноармеец и летчик. Взаимная выручка, помощь, поддержка, совместный удар по врагу делает их непобедимыми. Самоотверженная борьба севастопольцев – это пример героизма для всей Красной Армии, для всего советского народа…»
Но потери наши с каждым днем росли, как в людях, так и в технике, артиллерии и корабельном составе.
   Противник все больше зверствовал, наращивал удары. Особо усиливались удары его авиации. Противник имел полную возможность получать усиление. Для своих пехотных частей Манштейн регулярно получал маршевое пополнение, кроме того, он получил за июнь еще до восьми пехотных полков, по одному полку от 97, 125 и 10 ПД и по два пехотных полка от  46, 21  и 213-ой. Получил еще один полк от неизвестной ПД. Получил еще артдивизион БО и отдельные батареи тяжелых орудий калибром от 11 до 13 дюймов, не говоря уже о пополнении самолетного парка. Все это давало возможность нашему врагу наращивать свои удары по всем линиям, и наши потери возрастали. А в это время, особо после двадцатых чисел июня, мы никакого пополнения не получали.
 За июнь мы потеряли одних катеров МО-4 – 7 единиц, погиб один БТЩ, погибло разных катеров ОВРа 14 единиц, многие корабли получили повреждения. А за период от 20 июня и  последующие дни погибли подводные лодки «Щ-214», «С-32», эсминец «Безупречный», и получил большие повреждения лидер «Ташкент», который, прорвавшись в Севастополь 26 июня 1942 года, смог, под командованием В.Н. Ерошенко, забрать более двух тысяч раненых и полотно  севастопольской панорамы,  и достичь Новороссийска. Об этом изумительном подвиге много написано правдивых, захватывающих страниц, начиная от рассказа участника этого прорыва, находившегося на борту лидера писателя Евгения Петрова, и заканчивая книгой самого командира лидера, сегодня контр-адмирала Василия Николаевича Ерошенко.
 Меня на днях посетил бывший боец 138-ой стрелковой бригады, которая прибыла к нам в Севастополь в июне, Рыжков Ефрем Николаевич (сегодня он машинист электровоза на Урале). Тов. Рыжков был тяжело ранен, доставлен на Кавказ на лидере «Ташкент» в тот знаменитый рейд 27 июня, когда на лидер «Ташкент» при его следовании из Севастополя в Новороссийск, при массированных атаках авиации противника было сброшено до 330 бомб. Этот кошмар на лидере «Ташкент» пережил и тов. Рыжков, и вот сейчас, в 1967 году, заявил в беседе, когда мы вспоминали те дни, что до сих пор не может избавиться от преследующего его кошмара авиационных атак врага, которые пережил под Инкерманом и на лидере «Ташкент». До сих пор просыпается от кошмарных снов. Да, вот дни Севастополя в июне.
  Противник продолжал наращивать удары, особо своей авиацией. Правда, у них иногда не хватало боезапасов, не успевали подвозить. В такие дни сотни самолетов врага пикировали со вставленными в крылья разными трубками, свистками, которые издавали душераздирающий вой. Производили своего рода психические атаки, а многие сбрасывали на нас всякую утварь, начиная от самоваров, колес, бочек с водой и т.д.
 Особо ожесточенные воздушные атаки враг организовал 28, 29,  30 июня. В моей записи сказано, что 29, 30 июня противник сбросил на нас до 15 тысяч бомб. Количество самолетов, участвовавших в налетах, учету не поддавалось. Все время висело в воздухе до 100 и более самолетов. Одна группа сменяла другую. По ориентировочным подсчетам, только за 29 июня совершено до полутора тысяч самолетовылетов. Все светлое время, по шестнадцать часов в сутки, над СОРом стоял сплошной вой и гром. Какой оказывал воздействия на людей такой кошмар – вот разговор об этом через 25 лет.
 Я нашел запись из сводки о боях в районе Инкермана. В ней сказано: «В результате яростных атак, противнику удалось проникнуть к постройкам станции Инкерман и в Инкерманский поселок. Завязалась жестокая рукопашная схватка с применением гранат и камней. Бой длился более четырех часов. Отдельные дома и постройки переходили из рук в руки несколько раз. Несмотря на огромное превосходство противника в живой силе и технике, бойцы 138-ой стрелковой бригады выбили противника со станции Инкерман и отбросили его за речку Черная.»
 28 июня от мощных ударов была разрушена севастопольская ГРЭС, были уничтожены все здания в балке Сушильная, минно-торпедная станция и наземные склады, спецкомбинат №1 в Троицкой балке, с обоих сторон завален железнодорожный тоннель. Бронепоезд
«Железняков», находившийся в туннеле, засыпан.
   В эти последние дни июня такие жестокие бои шли и в других местах. Боевое управление с БФКП командующего обороной к 29 июня было нарушено. Боезапас подошел к концу. Севастопольский фронт оказался разбитым на отдельные участки, боевые очаги, где шла рукопашная борьба отдельных групп бойцов СОРа, дравшихся часто в полном окружении, в полной изоляции.
 30 июня отдельные разрозненные части наши еще дрались в районе Малахова кургана, который защищала 701-я 130 миллиметровая артбатарея БО ГБ под командованием старшего лейтенанта А.П. Матюхина, бывшего командира БЧ-2 эсминца «Совершенный».
  Весь личный состав этой батареи, как и большинство артбатарей БО ГБ, погибли. Какие изумительные подвиги совершил личный состав Береговой обороны ГБ, под командованием своего бесстрашного командующего БО генерала П.А. Моргунова, начиная от БС № 54 (командир старший лейтенант И.И. Заика), положившей начало обороны 30 октября! Башенная артбатарея № 30 под командованием майора Александера Г.А. дралась в окружении до последнего, когда немцы уже занимали всю Северную сторону. Весь личный состав башенной батареи № 30 во главе со своим командиром Г.А. Александером, военкомом Соловьевым В.К., погибли. Это по ним вели огонь немецкие сверхмощные 600-800 миллиметровые пушки. Снаряд 800 мм пушки «Дора» на железнодорожной установке  краснофлотцы прозвали «дурой», так как громадный снаряд был виден в полете. И когда посты наблюдения замечали летящий снаряд, раздавалась команда: «Полундра, ложись, братва, дура летит!».
 Беспощадно дрался с врагом личный состав БС (батарея стационарная) 18, 19, 10, 14, ББ-35 и другие.
 Береговая оборона БГ ЧФ Севастополя прославила себя в этих боях на века.
 Говоря об артиллеристах, нельзя в одной статье охватить всего, но нельзя и не упомянуть о знаменитом артиллерийском полке Приморской армии – Богданова Н.В. Этот изумительной стойкости и отваги человек вошел в историю обороны Севастополя неразрывно связанным со своим полком. Герой Советского Союза Богданов Н.В. погиб на других дорогах ВОВ, после оставления Севастополя…
 Еще одна изумительная боевая единица вошла в историю обороны под названием плавбатарея № 3, как ее окрестили краснофлотцы – «Броненосец « Не тронь меня».
 Эта батарея, имевшая на вооружении 130 мм орудия, 76мм зенитные батареи и 35 мм зенитные автоматы  являлась грозой немецкой минно-торпедной авиации, работавшей в морском секторе по минированию фарватеров и атаковавшей наши корабли торпедами. Плавбатарея № 3 за свою короткую жизнь сбила 26 самолетов противника. В июне «Не тронь меня» была поставлена на мертвые якоря в Казачьей бухте, на прикрытие нашего Херсонесского аэродрома, и личный состав этого морского великана героически дрался с авиацией врага до 19 июня 1942 года, до гибели  командира, личного состава и самой батареи.
 Многим неизвестно, что Великая Отечественная война началась в Севастополе. Первые удары с воздуха приняла Главная база Черноморского флота, первыми открыли огонь по напавшему фашистскому зверю черноморцы…
  Мой доклад правительству о том, что началась война, что Севастополь подвергся нападению с воздуха, что авиация противника пытается бомбить Главную базу, флот, город и минировать гавани, фарватеры, был сделан по телефону «ВЧ» наркому Военно-Морского флота Н.Г. Кузнецову, начальнику Генерального штаба Красной Армии  генералу Жукову Г.К.  Мой доклад был сделан в 03 часа с минутами 22 июня 1941 года, а, как теперь известно, немец везде начал боевые действия в 04 часа 00 минут.
 С этого дня, 22 июня 1941 года, немецкая авиация, ее минно-торпедные самолеты, почти ежедневно делали налеты на ГБ ЧФ, имея целью заминировать фарватеры, закупорить флот в гаванях. Развернулась сложная борьба не только со сброшенными противником магнитными, а потом магнитно-акустическими минами, надо было не допустить самолеты противника к фарватерам, к бухтам.
  Морской сектор Главной базы сделался самым злободневным, самым важным. Вот в эти дни у  капитана 1 ранга Г.А. Бутакова, как в шутку называли его товарищи, «Товарища Бороды», и возникла идея: «Давайте оборудуем, вооружим для целей ПВО стоящий в море на Бельбекском рейде, привезенный из Николаева опытный отсек будущего линкора!» Предложение было одобрено.
 9 августа 1941 года плавбатарея № 3 подняла военно-морской флаг. С этого времени за этот «броненосец» началась борьба. Каждый флагман считал ее своей. Командование БО ГБ считало, что это его батарея, командование ОВРа ГБ не хотело и разговаривать, считая, что плавбатарея принадлежит только ОВРу. Командование ВВС ЧФ шумело, что без ПБ-3 они  не могут обеспечить надежное прикрытие Херсонесского и Бельбекского аэродромов и т.д. Я остановился на этом для того, чтобы подчеркнуть, какую неоценимую пользу в обороне принесло создание этой своеобразной,  мощной противовоздушной и противокатерной  плавучей крепости.
 Командир плавбатареи старший лейтенант С.Я Машенский и военком старший политрук  Н.С. Середа  (последний жив) со своими основными помощниками, лейтенантами Лопатко, Хигер, Даньшиным, и старшиной команды, старшиной 2 статьи В.И. Самохваловым, ценой жизни выполнили свой долг перед Родиной.
 После прорыва в Севастополь лидера эсминцев «Ташкент» и гибели в этот день – 26 июня – эсминца «Безупречный», надводным кораблям прорываться в Севастополь стало невозможно. Блокада, созданная мощью противника, начала парализовывать даже прорыв подводных лодок.
 Перелом наступил 29 июня. Противник почувствовал, что планы сбываются, его давняя мечта, наконец, близка к осуществлению. Севастополь - разрушенная военно-морская база, лежащий в руинах город - вот-вот должен пасть. Враг бросал все новые и новые свежие силы. Он мог это делать почти без помех на своих коммуникациях. Мы же, истекая кровью, без сна, многие в окружении без пищи и воды, все эти дни, 28, 29, 30 июня, понимали, что наступает конец нашим титаническим усилиям, конец обороне. 19 июня врагу удалось прорваться и развернуть бои за Малахов курган, где с личным составом БО № 701 наносили уничтожающие удары по врагу морские пехотинцы героической 79-ой бригады морской пехоты с бесстрашным командиром  бригады А.С. Потаповым. Малахов  курган несколько раз переходил из рук в руки.
 Начался пулеметный обстрел БФКП командующего обороной со стороны Морзавода и Корабельной стороны, куда просочились автоматчики врага. Пришлось перенести КП командующего обороной на ЗБФКП – на башенную батарею № 35.
 Все эти дни в светлое время суток никакие передвижения нельзя было производить. Самолеты противника летали на малой высоте, гоняясь за каждой обнаруженной живой точкой на земле. Оборонительные бои с нашей стороны начали затухать. Рубеж на Сапун-горе весь разрушен. Здесь до последней возможности стояли морские пехотинцы Е.И. Жидилова, которые со своим несгибаемым военкомом И. Е. Ехлаковым, а после его тяжелого ранения, с А.М. Ищенко, беспощадно истребляли бешеных фашистских собак.
 Вступила в бой и последняя наша сила, находившаяся в резерве, 9-я бригада  морской пехоты.
 Все пулеметные и артиллерийские ДОТы БО ГБ в этом районе к 29 июня были уничтожены. Абсолютное большинство личного состава ДОТов погибло.
  29 июня последний раз прорвались и прибыли в район Херсонеса и Камышовую бухту два БТЩ, 10 самолетов «дуглас» и две подводные лодки. На этом помощь Севастопольскому фронту закончилась.
 О прорыве в Севастополь отдельных боевых единиц надводного и подводного флота после объявления Совинформбюро об оставлении нами Севастополя, скажу ниже.
 29 июня был особый день во многих отношениях. Это был переломный день в обороне, когда враг достиг на всех участках СОРа наибольших успехов.
 29 июня в 02 часа 35 минут с Северной стороны, при массированном огне и дымзавесе, противник форсировал Северную бухту, высадился в районе Троицкой, Георгиевской и Сушильной балок. Часть плавсредств противника с его живой силой была утоплена, но врагу удалось овладеть южным районом.
 В другом месте, в районе мыса Фиолент, около 3 часов 00 минут 29 июня постами 3-го артдивизиона БО ГБ были обнаружены 12 моторных шхун, идущих от мыса Айя в направлении Георгиевского монастыря и Мраморной балки. Это был немецкий десант, вышедший из Ялты. Артиллерийская батарея БО № 18 под командованием старшего лейтенанта Н.И. Дмитриева своим огнем за 20 минут утопила  9 шхун, трем шхунам удалось скрыться.
 В ночь на 30 июня было созвано совещание флагманов, комендантов секторов сухопутной обороны, командиров соединений. Все, кто явился, доложили, что в дивизиях, бригадах, отдельных полках, с кем еще имелась связь, осталось боеспособного состава от 100 до 300 человек. Люди ужасно измотаны. Совершенно отсутствует боезапас, мины. Скопилось огромное количество раненых. По докладу начальника медицинской службы СОРа. отважного врача Михаила Захаровича Зеликова (погиб), и начальника медицинской службы Приморской армии Давида Григорьевича Соколовского (жив), на 30 июня раненых скопилось до 23 тысяч человек. Вывоза на Большую землю нет, и ничего мы сделать не могли. Почти весь этот боевой героический личный состав СОРа, а с ними и медицинский состав, погибли.
 30 июня с рассвета противник возобновил мощные артиллерийские и бомбовые удары по всем очагам сопротивления.
 В оперативной сводке записано: «Авиация противника весь день 30 июня наносила массированные удары по отдельным группам наших войск. Последние люди СОРа уничтожаются. Нам нечем отбиваться».
  На отдельных участках в течение дня продолжались ожесточенные рукопашные схватки с врагом. Наши люди отходили к району Камышовой бухты, Херсонесскому аэродрому, к береговой башенной артиллерийской батарее БО № 35. На мой запасной БФКП на ББ № 35 были перенесены и КП командира ОВРа, командующего БО ГБ, командующего Приморской армией и др.
 30 июня нами было доложено об обстановке в Ставку, было подчеркнуто, что мы  можем продержаться еще максимум 2-3 дня, так как боеспособных людей у нас осталось около 4-5 тысяч, нет боезапаса, все виды снабжения иссякли. Мы просили разрешения эвакуировать оставшийся в живых руководящий состав СОРа.
 Вечером 30 июня из Москвы от Ставки Верховного Главнокомандующего было получено «добро» на оставление Севастополя и эвакуацию руководящего состава СОРа, что и было сделано. Адмиральско-генеральский состав, флагманы, командиры соединений, частей, ответственные работники штабов, работники Горкома и Горисполкома были эвакуированы на двух подводных лодках, которые находились у нас в это время. Небольшая часть людей была эвакуирована на разных мелких плавсредствах тыла флота, ОВРа, гидрографии, которые еще были в Севастополе. Надо особо подчеркнуть, что Севастополь как Главная База ЧФ, его огромное флотское хозяйство и обеспечивающие его боевую деятельность гражданские городские предприятия, организации, начиная от Морзавода – все было эвакуировано еще в ноябре-декабре 1941 года, а с предприятиями и организациями была эвакуирована и основная часть населения города, до 80%. В Севастополе было оставлено небольшое количество людей для помощи тылу флота в обеспечении Севастопольского фронта. Вот почему главной нашей заботой было в конце июня эвакуировать раненых, руководящий состав СОРа  и  хотя бы небольшое число людей из боевого состава СОРа, отошедших в район Камышовой бухты, Херсонеса. Всего было  эвакуировано с получением разрешения на оставление Севастополя до трех тысяч человек.
 В последующие дни, 3-5 июля, были посланы с Кавказских военно-морских баз к месту последнего очага нашего сопротивления 12 подводных лодок и дивизион катеров МО-4. Блокада была настолько мощная, что без прикрытия с воздуха (а мы делать этого не могли!) большинство кораблей не могли подойти к берегу в районе Херсонесского аэродрома, чтобы забрать  оставшихся в этом районе наших людей. Из 12 подводных лодок 9 вернулись на Кавказ с повреждениями, катера МО- 4 сумели забрать часть людей, кто добрался до катеров вплавь.
 Так закончилась наша борьба за Севастополь. Такие дни пережил Севастополь в июне 1942 года.
 С 1 июля, при своем отбытии на Кавказ, мною старшим по руководству эвакуацией оставшихся людей (если таковая удастся), и для командования при прикрытии эвакуации был оставлен комендант 1 сектора сухопутной обороны генерал П.Г. Новиков (этот район входил в состав первого сектора), а помощником ему по морской части – капитан 3 ранга А.Д. Ильичев. Помимо указаний тов. Новикову на боевые действия для обеспечения эвакуации, было дано указание объявить всем оставшимся бойцам, командирам, кому не удастся эвакуироваться, пробиваться через Балаклаву в горы, к партизанам. Обстановка сложилась очень тяжелая. Ночью, 2-го июля, чтобы не захватил враг, пришлось взорвать последний бастион – башенную артиллерийскую батарею БЛ ГБ № 35.
 Враг зверствовал, издевался над обреченными людьми. Они погибали, но не сдавались, дрались до последней возможности. Сам тов. Новиков раненым попал в плен. Этот изумительной стойкости, мужества, кристальной чистоты человек до конца остался верен присяге, своей Родине, советскому народу. Мужественно отверг попытки немцев перетянуть его на свою сторону. Погиб в одном из концлагерей фашизма.
 Газеты, журналы тех дней писали: «…Подвиг севастопольцев, их беззаветное мужество, самоотверженность, их ярость в борьбе с врагом будут жить в веках…», « Севастополь – это мужество и геройство гуманности и беспощадности, храбрости и ненависти, любви и славы русского народа, колыбель Черноморского флота…»,
«…Черноморцы и красноармейцы героического гарнизона сделали все возможное и дважды сверх невозможного, чтобы победу немцев превратить в их поражение, - писал в своей статье «Флаг Севастополя» Алексей Толстой, - чтобы не немецкая, а русская слава загремела по миру…»
 
Командующий обороной Севастополя в 1941-1942 годах,
Герой Советского Союза  адмирал Ф. Октябрьский.