Книга 6. Глава 3. Расплата

Борис. Америка. 1966 год

Борис мечтал поскорее оказаться дома, чтобы обрадовать жену и сына замечательным известием. Кирилл наконец-то вышел из комы и пришел в себя. Конечно, предстоит еще длительный процесс реабилитации, но прогнозы врачей были достаточно оптимистичными. Он практически не отходил от Кирилла весь эти страшные дни, когда жизнь друга висела на волоске.

Борис сходил с ума от тревоги и угрызений совести. Ведь это он обрек друга на смерть, хотя и пытался уговорить себя, что не виноват, что не знал, не подозревал, был не в себе. А совесть нашептывала: “Именно поэтому ты и пошел бы на это, пожертвовав всем, даже лучшим другом ради Саши. И от расплаты никуда не скрыться, тебе никогда не отмыться от грязи, в которой ты увяз по уши. Тащи себя за уши, кричи, ругайся, плачь, скули, ничего не поможет. Я заклеймила тебя, и тебе от этого клейма никогда не избавиться. Всякий раз глядя в зеркало ты будешь видеть грязного, трусливого предателя, убийцу. И ты будешь бояться, что друг узнает, и будет презирать тебя до конца твоих дней. А если сын дознается и возненавидит тебя?! И будет абсолютно прав, ведь это ты его воспитал таким”.

Такие диалоги с самим собой изматывали и загоняли Бориса в тупик, и он не представлял, как из него выбраться. Он боялся оставаться наедине с собой, пытаясь как-то отвлечься. Но беспощадный внутренний голос звучал всё громче, и порой казалось, что его слышат окружающие. Борис в такие моменты терял нить разговора, суетился, оглядывался по сторонам и старался быстрее удалиться. Он совершенно измучился, надеясь, что выздоровление Кирилла прекратит или хотя бы ослабит его самоистязание.

И вот наконец-то этот день настал, Кирилл открыл глаза. Он был очень слаб, истощен и выглядел хуже некуда, но был в сознании и вполне адекватен. Единственное, что выпало из его памяти, так это чертовщина, что творилась с ними на Гаити. Медики предполагали, что это защитная реакция на сильный стресс. “Если бы и я, – с тоской и белой завистью думал Борис, – навсегда забыл, всё, что вольно и невольно натворил в том богом забытом заколдованном лесу”.

Борис так торопился, ему не терпелось поскорее отправиться домой, но, открыв дверцу автомобиля, вдруг остановился в нерешительности. “Да нет же, – уговаривал он сам себя, – теперь все будет хорошо. Саша абсолютно здоров, иначе жена давно бы уже сообщила, если бы что-то случилось”.

Сын снова вернулся к своей докторской диссертации. Чрезвычайно интересная, талантливая научная работа Саши уже была близка к завершению. Бориса просто распирало от гордости за сына. К тому же в личной жизни Саши также всё налаживалось, и они с женой не могли нарадоваться на будущую невестку и уже мечтали о внуках. Свадьба должна была состояться через месяц, впереди столько приятных волнений и хлопот.

Так в мечтах и предвкушении встречи с родными Борис мчался по автостраде, с удовольствием подставив лицо встречному ветру. Было так здорово, наконец-то выбраться из душной, пропахшей лекарствами квартиры на свежий воздух.

Он уже почти приехал, когда внезапно что-то с глухим стуком врезалось в лобовое стекло. Резко затормозив, Борис растерянно наблюдал за распластавшейся по стеклу вороной, медленно сползающей на капот, оставляя кровавую дорожку. Черные бусинки мертвых глаз смотрели прямо на него, и некоторое время он сидел как вкопанный, не в силах отвести глаз. А затем, словно очнувшись, выскочил из машины, он так и бросил ее у обочины с распахнутой настежь дверцей и бегом помчался домой.

Он бежал что было силы, не останавливаясь, бежал подальше от этого страшного зрелища, бежал от своих воспоминаний, от своей вины, от своей боли и страха. Но от самого себя не убежишь, и червячок сомнения зашевелился в его голове, снова откапывая притаившуюся в душе тревогу.

В памяти всплыло то, от чего он упрямо отворачивался и трусливо бежал, приписывая угрызениям совести и разыгравшемуся воображению – воронье карканье, сразу, как только Кирилл пришел в себя.

Вот и сейчас его оглушило: Меняю душу на душу, меняю, меняю, меняю… и в то же время он ощутил удар по лицу, сильный, наотмашь. От неожиданности он потерял равновесие и упал, прикрывая голову руками, но когда через некоторое время огляделся, вокруг никого не было, никого, кроме парочки стоящих поодаль ухмыляющихся уличных зевак.

Стало быть, никто не заметил ничего необычного, но это его не успокоило, тем более, что в последнее время он зачастую видел то, чего не замечали другие. И еще одно он усвоил в том треклятом лесу: невидимая угроза, куда опаснее явной, когда не знаешь, откуда ждать нападения.

Он снова пропустил удар, а нокаут ждет впереди. Он это уже знал, нажимая на дверной звонок, и всё равно надеялся, на что-то надеялся. Дверь открыла жена, подняла на него полные слез глаза и еле слышно проговорила: “Саша”.

Борис оттолкнул жену и вбежал в комнату сына. Саша стоял у противоположной стены, переминаясь с ноги на ногу, кутая голову в простынь и пуская слюни. Он бормотал что-то нечленораздельно, белые глаза незряче уставились на отца.

“Нет, нет, нет, – простонал Борис, – возьми меня, возьми мою душу, только верни сына, верни мне сына”. Он не заметил, как перешел на крик. Ответом ему был лишь злобный смех, ураганом промчавшийся по комнате, а нескончаемое эхо все вторило и вторило ему, издеваясь, мучая, сводя с ума и без того раздавленного горем безутешного отца.

Продолжение следует...