35. Соня

Серый на фоне чёрного. Выглядит так, будто через обычную жизнь всё время проступает тёмная тайна, выдаёт все секреты прошлого, превращает существование в постоянные попытки скрыть всё плохое. Вот во что превратилась моя жизнь.
Я смотрела на натянутое покрывало, края которого были заткнуты под матрас. Лежала и смотрела, практически уткнувшись в серую ткань, которая, как оказалось, не совсем серая. Пока я шла домой с Хайди, на меня накатило тупое осознание ситуации. Я не знаю, что делать дальше. Хочу всё остановить, но не могу.
Мама суетилась вокруг меня, расспрашивая, чего мне хочется. Наверное, Виолетта ей обо всём рассказала. И точно дала какие-то советы, раз мама до сих пор не набросилась на меня с расспросами. Пойду ли я к психотерапевту на третий приём? Я не знаю. Мне ничего не хотелось. Нет, хотелось. Хотелось, чтобы всё наконец-то встало на свои места, прекратилось. Отчаянно хотелось заплакать. Но слёз больше не было.
Хайди свернулась калачиком в метре от кровати. Я лежала к ней спиной. Почему-то я думала о девочке в фиолетовом худи, которая пришла на приём к Виолетте Сергеевне вместе с мамой. Что случилось с ней? Травля? Проблемы в семье? Несчастная любовь? Насколько человеку должно быть больно, чтобы он нанёс себе вред? Может, от этого действительно легче?
Я посмотрела на ножницы, которые стояли в канцелярском стакане на столе. Можно ли что-то сделать ножницами? Наверное, можно... От этой мысли замутило.
Что было бы, если меня не стало? Если бы я погибла? Если бы я покончила с собой, как это хотела сделать Инка? Стало бы моей семье легче? Что сказал бы папа? Кстати, родители расстались бы или нет?
В моей голове возникали всё новые и новые вопросы, на которые я не знала ответа. Иногда приятно пустить мысли на самот;к, когда засыпаешь. Но я не могла спать, когда в голове творилось такое. Поэтому я просто лежала и пялилась в покрывало.
- Соня? - мама заглянула в комнату. - Чай будешь?
- Нет, спасибо, - почему-то отказалась я. Хотя, может быть, какая-то часть меня с удовольствием бы его выпила.
Мама исчезла. На кухне закипел чайник. Наверное, она себе кофе делает.
Вопросы. Почему это всё время происходит со мной? И что это вообще? Откуда взялось дикое стремление к идеалу и постоянный счёт в голове? Счёт утих, когда его сменила спасательная фраза "Всё хорошо", но, видимо, он вернётся снова. Я не смогу без него. В целом, идеал и счёт никак не повлияли на мою успеваемость, так что, наверное, это в какой-то степени даже на руку: ведь я научилась себя контролировать и выключать панику. На какое-то время это помогает. Но я должна найти способ никогда не ошибаться и не показывать свою слабость.
Снова вошла мама. Наверное, она очень обеспокоена моим состоянием. В руках у неё было по кружке. Мама поставила их на край стола. Ещё что-то посыпалось.
- Соня, я принесла тебе таблетки и чай, - сообщила она. - Выпей, пожалуйста. Это для горла.
- Угу, - промычала я. Чай так чай. Таблетки так таблетки.
Я с трудом сползла с кровати и тут же опустилась на стул. Я обнаружила две кружки - с водой и с горячим чаем - и три капсулы: две оранжевые побольше и жёлтую поменьше. Мне вспомнилось, как я болела краснухой во втором классе. Наверное, я подцепила заразу в школе, но сначала я прекрасно себя чувствовала, а в одно утро проснулась с жаром, воспал;нными лимфоузлами и красной сыпью с ног до головы. Точнее, не проснулась, а сработал мой будильник на семь часов - сама я жутко хотела спать, но пришлось подниматься, потому что иначе я бы надула лужу прямо в кровать. Я дотопала до туалета, и тут мою леопардовую окраску увидела мама. Она перепугалась, сказала, что в школу я не пойду, и вызвала врача на дом. Я до сих пор помню того врача и её тёплые руки - без перчаток. Точнее, я не помню ни лица, ни имени, но мне запомнилась, что врач была добрая. Может, она из "Ориона"? Вряд ли я это узнаю. Но зато в памяти хорошо отпечатались лекарства: мама купила в аптеке кучу таблеток всех цветов, и мне ужасно нравилось раскладывать их в радужном порядке и пить одну за другой. Этим я и занималась, когда мне полегчало. Честно говоря, тогда мне больше нравилось болеть, чем ходить в школу, и я с радостью смотрела мультики весь день, две недели напролёт. Через четыре дня мне стало лучше, но мама говорила, что нужно посидеть дома подольше - меня это вполне устраивало. В те времена. Но не сейчас.
Я равнодушно взяла таблетку со стола, положила в рот, запила водой. Так же поступила и с остальными. Даже не заметила, какая именно - жёлтая или оранжевая - попала в мой организм первой. Я принялась за чай. Пить его было невозможно - обожгла бы рот, - и я стала вяло болтать ложкой в стакане. Мыслей не было. А может, и были, но пролетали мимо.
- О, ты чай пьёшь, - довольно сказала мама, оказавшись на пороге комнаты. - Пей, пей. Обедать будешь? Есть рис с колбасками.
Я покачала головой. В горло ничего, кроме таблеток и чая, не лезло. Я знаю, мама сейчас не станет настаивать. Максимум принесёт тарелку в комнату. Но я не буду есть - меня может стошнить. Пусть лучше рис едят родители.
Наконец чай остыл. Я попробовала: сахара было достаточно. Не горько и не приторно сладко. Но я всё равно зажмурилась и выпила залпом. В заполненном водой животе глухо булькнуло. Теперь точно ничего не съем.
Мне казалось, что Хайди смотрит на меня. Я не стала к ней поворачиваться и снова завалилась на кровать. В голове появилась здравая идея начинать домашнее задание, но я не могла заставить себя подняться - миссия с таблетками и чаем уже показалась мне экспедицией на Эверест. Я закрыла глаза и попробовала представить, будто ничего нет. Будто я на даче у бабушки. Лежу на тахте. А бабушка жарит сырники. Просто я не чувствую запаха и не слышу, как шкворчит масло на сковородке. А ещё Хайди таращится мне в спину. Нет. Я всё ещё здесь. И это всё ещё происходит со мной.