Лекарство от депрессии

У кота Баюна началась обычная апрельская депрессия.

Вместо того,чтобы валяться на весеннем солнышке кверху пузом и играть цветком одуванчика (как это делали, кстати сказать, все русалки), он сидел в тени, ковырял задней левой мокрый песок и медленно тянул на старо-английском какую-то древнюю балладу, в которой каждый припев заканчивался словами:

«Вечность будет холодной и тёмной, мой друг. Вечность будет холодной и тёмной»...

Баллада была бесконечной и рассказывала сначала о безрадостной молодости какого-то йомена, потом о его злосчастной любви, потом о постылом браке, затем  о смерти не то шести, не то семи детей, в том числе «меньшой златокудрой Линор», а потом о  собственной йомена смерти от затяжной болезни, в которой современный слушатель узнает хронический перитонит.

Кот выразительно подмяукивал в конце каждого «будет холодной и тёмной», мотал башкой и продолжал рыть песок левой задней. И дорылся! Из-под песка появилось сначала тёмно-синее горлышко, потом пузатое брюшко, потом ещё одно тёмно-синее горлышко... Всего полдюжины бутылок, полных отборного анисового зелья, откопал из лукоморского берега подавленный кот. Откопал и расставил равностороннним треугольником перед собой.

Но пить не стал. Во-первых, кот не пил на людях (и на русалках тоже). Во-вторых нескончаемая баллада о разнесчастном йомене еще не была допета.

Кот вздохнул и принялся за последний, самый душещипательный куплет. Между тем, подвывая что-то о том, как герой прощался с верным другом (Верный друг, несмотря на все несчастья, у него, видимо, был), кот что-то почуял — приподнял морду и повёл носом, — но петь не прекратил и с раздирающим мявом закончил: «Вечность будет холодной и тёмной, мой друг. Вечность будет холодной и тёмной»...

— Спорить не буду! — раздался хорошо знакомый лукоморским обитателям голос. — Возможно, и так. И закуску предлагать тоже не буду — абсент не закусывают. Да и не люблю я его, абсент этот— Кот кивнул из последних, казалось, сил. — А вот если переместиться, так сказать, в те места, где абсент уважали? Где есть с кем поговорить о вечности и темноте? Туда, где цветут не эти пошлые одуванчики, а сами цветы зла? — Баюн навострил уши.

— Решено! В Париж, мой друг, в Париж! В год 1857!

Кот просиял улыбкой и протянул мечтательно:

— Какие там шкварки...

— А какие там цветочницы, мой друг!

И, сопровождаемый котом, мурлыкавшим «Ах эти чёрные глаза», Кощей скрылся в заманчиво-персиковом портале.