Посвящается всем участникам
Десантов Детского Фонда СССР
в Среднюю Азию
Все события и герои повести выдуманы. Возможные совпадения с реальной жизнью носят случайный характер.
Поле аэродрома было окутано беловатым вечерним туманом, низкостелящимся у самой травы. Участники бригады Десанта Детского Фонда, улетавшие на лето в Киргизию для оказания медицинской помощи больным детям в связи с эпидемией, расположились кто как смог: на рюкзаках, сумках, просто присев на теплую июньскую землю в ожидании посадки в самолет.
Сергей – тридцатидвухлетний кандидат медицинских наук, сотрудник педиатрической кафедры мединститута, прилег на спину, подсунув под голову свой большой синий чемодан, наполненный всем необходимым в командировке: запасным бельем, одеждой, носками, банками с консервами (на всякий случай!), и, конечно же, несколькими книгами. В основном это были справочники по педиатрии, детским инфекциям, ин-тенсивной терапии. Память человека не беспредельна! Да и мало ли чего необычного встретится в той далекой, неизведанной, а поэтому манящей Средней Азии! Затылком, сквозь ткань стенки чемодана он как раз явственно ощутил угол ка-кой-то из захваченных книг, и, видимо, поэтому в голове про-плыли, прозвучали напевные названия: ''Киргизия… Узбеки-стан…''
Месяц тому назад им на кафедру пришла разнарядка по участию в акции Десанта Детского Фонда. Женщинам, работавшим в их коллективе, мешали поехать их дети, болезни. Да и желанием попасть в очаг кишечной и прочей инфекции ни-кто не горел. Поэтому пришлось согласиться ему и сослуживцу – Машкову Ивану Ивановичу – единственным, не считая одного бывшего комсомольского работника, мужчинам в их коллективе.
Вообще от города должны были поехать семь человек: они – педиатры, терапевт, акушер–гинеколог и две медсестры. За день до отъезда заболел и отказался от участия в десанте гинеколог из областного роддома. Все остальные смогли. И сейчас расположились рядом с Сергеем.
Иван Иванович, или проще – Ваня, с Сергеем они давно уже были на ''ты'' – среднего роста, поджарый, плотный муж-чина, на пару лет старше своего коллеги, со скуластым, от-крытым лицом, правильным славянским разрезом карих, вни-мательных, пронизывающих, кажется, насквозь, глаз, даже впотьмах продолжал читать какую-то потрепанную книгу. ''Опять что-то интересное откопал в библиотеке'', - подумал Сергей.
Сколько он знал Ивана, тот любую свободную минуту что-нибудь читал. И не только по медицине. Особенно инте-ресовался различными философскими проблемами, а также астрологией и теорией происхождения жизни на земле. Сер-гей знал его как профессионала с энциклопедическими зна-ниями по различным разделам медицины и как надежного, глубоко порядочного человека, который не спрячет свою руку в карман в трудную минуту, когда ее нужно протянуть другу.
Собственно, поехать в Среднюю Азию было их общим решением. Мужчинам в этом возрасте периодически надоеда-ет однообразие серых будней, дней, мало чем отличающихся друг от друга. Хочется взлохматить обыденность, познать свежие ощущения. ''Киргизия… Узбекистан…,'' - сами эти на-звания таили в себе неизведанное. Пусть с привкусом риска, но этот привкус сегодняшним вечером на аэродроме не казал-ся еще горьким. Кроме этого они понимали, что участие в этой акции послужит хорошей профессиональной школой, позволит в полном объеме проявить свои навыки и знания по педиатрии.
Две молодые медсестры: Катя и Маша - обе из одной городской детской больницы. Катя – брюнетка со стройными, смуглыми ногами, выглядывающими из-под короткого легко-го платья, с серьезным, настороженным и в то же время отрешенным взглядом оливковых, но выразительных, уставших глаз. И Маша – непропорционально сложенная, с широкими плечами, узковатыми бедрами, пухловатыми голенями, по-росшими местами рыжеватыми волосами, с веснушчатым, простоватым деревенским улыбающимся лицом. Обе девушки искоса время от времени поглядывали в их сторону, о чем-то шептались и хихикали. Иногда они отходили в сторону и дымили сигаретами.
Последний член их группы, а они уже знали, что все вместе летят в город Кош, что на границе Киргизии и Узбекистана, терапевт Адам Альбертович Войтович – парень лет двадцати восьми из городской поликлиники, чернявый, длинноволосый, курносый, несколько суетливый, сидел в некотором отдалении, положив подбородок на согнутые в коленях ноги. Он задумчиво смотрел на отблески заката, догорающие возле горизонта. Старшим в их группе был назначен Сергей.
Наконец раздалась долгожданная команда: ''Подъем!'' Все зашевелились, и, подхватив вещи, поспешили вслед за провожающим представителем облздравотдела и прилетевшей из Бишкека представителем Минздрава Киргизии – молодой, красивой своей восточной красотой женщиной с резной, отто-ченной фигурой, которую не портили, а, наоборот, даже ук-рашали, по мнению Сергея, несколько тяжеловатые, но ося-заемо упругие бедра, захватывающе покачивающиеся при ка-ждом шаге.
Женщину звали Фирюзой Байрамовной.
В салоне самолета как-то вышло, что ее место оказалось рядом с креслом Сергея.
- Сколько часов лета до Бишкека? – поинтересовался Сер-гей у соседки. Та ответила обворожительной улыбкой:
- Около шести. К вечеру будем на месте. Так что настраи-вайтесь на долгую дорогу.
Фирюза Байрамовна оказалась очень находчивой, инте-ресной собеседницей. Она живо описывала прелести средне-азиатской жизни, много смеялась, запрокидывая при этом го-лову и опуская длинные ресницы, из-под которых, казалось, в этот момент вылетали разноцветные искорки.
Через несколько минут общения с этой притягательной, загадочной женщиной Сергей начал ощущать в груди присту-пы щемящей пустоты и легкие уколы в области сердца. Осо-бенно, когда увидел, как от смеха покачиваются вверх-вниз под полупрозрачной тканью ее голубоватой блузки набухшие соски высоких грудей. В эти моменты, может, потому что са-молет попадал в воздушную яму, что-то обрывалось и замира-ло внутри у Сергея. Становилось страшно от накатывающего желания прикоснуться ладонью до этих близких, манящих, набрякших выпуклостей. Сергей потерянно замолкал и отво-дил в сторону глаза от ее насмешливых, дразнящих, волную-щих своей омутной неизвестностью глаз.
Фирюза Байрамовна приметила Сергея еще на организа-ционном собрании в облздравотделе. Ей бросился в глаза по-родистый, крупный, с горбинкой нос, его высокий лоб, обрам-ленный сверху зачесанными набок мягкими, с кое-где проби-вающей сединой, темно-русыми волосами. А главное, порази-ли крупные, немного навыкат, серо-зеленые, пытливые глаза, взгляд которых сначала рассеянно, бегло, а затем – с интере-сом, изучающе и … вызывающе, словно раздевая ее, задер-жался на Фирюзе, сидевшей в президиуме. Она вдруг почув-ствовала себя под этим взглядом совершенно нагой. От этого сначала стало не по себе. Захотелось спрятаться, закрыться, уйти подальше от этих окаянных оценивающих глаз молодого врача. Она с трудом сдержалась, чтобы не встать, и не уйти со сцены. Но она совладала с собой. Почему-то задрожавшими, онемевшими пальцами налила стакан минеральной воды, и выпила.
Шипучая, не успевшая нагреться вода охладила ее горло. Ей стало спокойно и хорошо на душе, как не было уже два го-да после гибели мужа Александра в автомобильной катастро-фе. Тогда с его машиной лоб в лоб врезался выскочивший на-встречу самосвал с пьяным водителем.
Оставшись в свои двадцать девять лет после того трагиче-ского случая одна с пятилетней дочерью Наденькой, чтобы забыть о горе, Фирюза вся ушла в работу.
Быстренько добила кандидатскую, стала работать в мини-стерстве здравоохранения Киргизии. Постоянные команди-ровки, масса проблем, связанных с неблагополучием педиат-рической службы, особенно в сельских районах республики, выматывали, заставляли забыть, что она женщина. И хотя нет-нет да и ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин, но в ней по-прежнему жила любовь к погибшему мужу.
Фирюза Байрамовна успокоилась, медленно поставила на поверхность стола опустевший, холодящий ладонь стакан. Через несколько минут она осторожно взглянула туда, откуда долетали невидимые, манящие, горячие волны биополя еще незнакомого мужчины, чем-то напоминавшего Александра. И при этом неожиданно для себя улыбнулась. Что-то дрогнуло между бровями сидевшего во втором ряду Сергея. Его лицо тоже осветила улыбка. ''Какое у него обаятельное, открытое лицо…,'' - невольно подумалось ей. Оказавшись в салоне са-молета, она почему-то неожиданно для себя села рядом с улыбчивым доктором по фамилии Степанов.
И вот теперь уже несколько часов они оживленно беседо-вали с ним обо всем и ни о чем, как это бывает в долгой доро-ге с незнакомыми до этого людьми. Уши иногда закладывало от перепада высоты полета, становилось плохо слышно из-за ревущих двигателей, но это не мешало их общению. Локоть Сергея изредка невольно касался ее руки, и Фирюза Байра-мовна ощущала кожей и чем-то еще неуловимое, исходящее от Степанова тепло.
Наверное - устали от болтанки? - Спросил Сергей, пыта-ясь уловить отблеск ее раскосых, волнующих глаз.
- Да, нет, ничего. Привыкла уже. Часто приходится бы-вать в разъездах. Дочка говорит, что, если так пойдет и даль-ше, то скоро забудет, как я выгляжу.
- А как же муж отпускает такую красивую женщину на-долго и одну? Как-то на Востоке, по-моему, это не принято.
- А мужа нет. Погиб в автокатастрофе два года тому на-зад, - она замолчала, искрящийся огонь ее глаз спрятался ме-жду ресниц.
- Прошу извинить… Не знал…, - Сергей смутился и даже замолк.
- Да, ничего. Дело прошлое. Он у меня, кстати, был, как вы – русский. Своим друзьям, когда спрашивали, почему вы-брал в жены узбечку, отвечал: ''Люблю я восточных жен-щин…''. Хороший он был человек, ко мне хорошо относился, дочку просто обожал… Но не будем о грустном. Хотя не без этого. А вот ваша-то супруга, как отпустила на все лето такого видного мужчину? Не ревнует?
- Отпустила. Молча. Да и детей у нас нет… Как-то все не-когда, то у меня научные планы, то у нее на носу защита. - Степанов вспомнил свою жену Наташу, провожавшую его на перроне автовокзала, когда уже отправлялись в аэропорт. Она сильно не противилась его командировке. Хотя для вида вяло высказала неудовольствие, но он чувствовал, что в душе она не против, даже где-то рада, что они расстанутся на время.
Вообще, последние полгода, когда она начала позже обычного задерживаться в своем НИИ по вечерам, а однажды он заметил, как какой-то незнакомец подвозил ее, высадив за квартал до дома, тень отчуждения пробежала между ними. Их стал разделять холодок недосказанности, недоверия. Это усу-гублялось неприязнью тещи – Анны Сергеевны – доцента ин-ститута, который они закончили вместе с женой, к ''непокорному'' Сергею, как она называла своего зятя.
Привыкшая главенствовать в своей семье, к безропотному подчинению и мужа и детей, Анна Сергеевна была просто ошарашена, что у нее завелся зять, который поступает так, как считает нужным. Это стало яблоком раздора между новыми родственниками. Наташа, привыкшая во всем слушаться ма-му, но любившая и Сергея, оказалась между двух огней. Вот только после каждой встречи с мамой, на которых обязатель-но обсуждалось ''плебейское'' поведение Сергея, она возвра-щалась к нему совсем другим человеком. Трещина между ни-ми углублялась. Командировка явилась своеобразной отсроч-кой большого и, видимо, тяжелого разговора, неизбежность которого Степанов ощутил, когда там, на перроне при расста-вании Наташа как-то куце, странно неумело для тридцатилет-ней женщины поцеловала, точнее, дотронулась до его губ своими ледяными губами.
- Дети – это все или ничего. Так иногда говорят на Восто-ке, - промолвила Фирюза и неожиданно добавила как-то очень откровенно, дрогнувшим голосом. - Я сильно соскучилась по дочери, как она сейчас там без меня… Хотя мои родители ее обожают, балуют, но все равно…
Замолчали оба. Взгрустнули каждый о своем. Кажущийся серебряным реактивный самолетик на высоте десяти тысяч метров несся на громадной скорости над хребтами гор, по-крытых вечными снегами, над глубокими ущельями, над ко-пошащимися где-то там, непостижимо далеко внизу людьми с их повседневными, во многом придуманными ими самими за-ботами и тревогами.
Земля, которая в 1989 году еще называлась ''СССР'' и мно-гим представлялась чем-то абсолютно стабильным, вечным, уже начала потихоньку сходить с привычной оси под влияни-ем сладкоголосого, с кровавой меткой на лбу, купленного ка-зачка, одурманивши своими, казалось бы бессмысленными многочасовыми речами с экранов телевизоров миллионы оболваненных людей, забывших за десятилетия спокойной жизни, что такое горе, кровь, смерть близких, война. От круг-лосуточного вещания предательских телеящиков по этой зем-ле уже начали расходиться пока еще невидимые всеми, труд-норазличимые трещинки, которые через несколько лет пре-вратятся в пропасти, разделившие некогда дружные народы, семьи. А, пока из иллюминатора были видны во всей своей захватывающей красоте горные плато, водопады зеленых, бы-стрых рек, крутые каньоны этой великой Земли.
Таинственная, притягательная восточная женщина Фирю-за Байрамовна, слегка опершись на локоть Степанова своей удивительно легкой и чувствительной рукой, полулежала, от-кинувшись в опущенном кресле, видимо, утомленная много-часовым перелетом. От этого невольного, затянувшегося их рукосоприкосновения прозрачный туман наполнил вдруг ос-вободившуюся от тревог голову Степанова. Может, это и есть так называемый любовный туман, проникающий в человека и заполняющий неслышно все его межклеточные пространства?
Сергей очнулся от толчка самолета о землю при посадке.
- Прилетели, Сергей Владимирович! - С улыбкой сообщи-ла Фирюза Байрамовна, приводя в порядок растрепавшиеся пышные, темные волосы на голове. Самолет остановился.
Через открывшуюся дверь пахнуло в салон горячим воз-духом с незнакомыми острыми запахами трав. ''Ароматы Вос-тока…,'' - пронеслось в голове Сергея. Фирюза Байрамовна легко коснулась пальчиками его руки, направилась одной из первых к выходу, перед этим, на мгновенье наклонившись к нему, сверкнула на прощанье бездонными темными глазами:
- Вы в Кош распределены? Значит, скоро увидимся. По-ка…
Он успел только посмотреть вслед ее стройной фигуре. ''Еще увидимся… Обязательно увидимся'', - неожиданно ото-звалось в сердце.
Спустившись по трапу самолета, на краю аэродрома при-бывшие увидели многочисленную вереницу легковушек, ''уазиков'', машин ''скорой помощи'' с толпящимися возле них людьми.
Степанов остановился возле мужчины лет пятидесяти, в темном костюме с галстуком, несмотря на жару, потому что тот держал в руках табличку с надписью ''КОШ''.
- Здрасьте. Мы к вам, наверное, - обратился Сергей к встречавшему.
- Вы в Кош распределены? - Многочисленные морщинки разбежались вокруг глаз мужчины. - Тогда пошли со мной. Вон в ту черную ''Волгу'' и машину ''скорой помощи''.
- Хорошо встречают, - толкнул Сергея чемоданом в спину Иван Иванович. - Как белых людей – на черной ''Волге''…
Они хохотнули по этому поводу, и через несколько минут мчались в машине по шоссе от аэродрома, вдыхая непривыч-ный сухой раскаленный воздух. Несмотря на вечерний час, солнце еще висело достаточно высоко над горизонтом, только слегка окрашивая кромку далеких гор в сиренево-розовый цвет.
- Сколько у вас сегодня на термометре? - справился Иван Иванович у сидевшего спереди, как оказалось, заместителя заведующего горздравотдела Коша Керима Дурдоевича.
- Сорок пять в тени днем. Это обычная температура для наших мест в середине июня. Будет еще жарче…
- Да уж, печет, - подтвердил и Сергей, вытирая взмокший лоб платком, подставляя струе воздуха из приоткрытого окна дверцы машины.
Мимо, по сторонам дороги проносились в основном одно-этажные, глинобитные дома с редкими окнами в сторону до-роги с такими же глинобитными, выше человеческого роста глухими заборами с запертыми воротами. Из-за заборов кое-где воровато выглядывали одинокие зеленоватые ветви де-ревьев или кустарников. Попадались стайки мальчишек раз-ного возраста, зачастую босых, в серых, несвежих рубашках, игравших возле мрачных дворов в пыли.
Промелькнули сады, видимо, колхозные, засаженные яб-лонями и грушами. Дорога через несколько часов пути нако-нец привела к городу, более современному району, застроен-ному пятиэтажными блочными домами, такими же, которые можно было встретить в любом другом городе Советского Союза.
- Будете работать в единственной в городе детской боль-нице на двести пятьдесят коек. Поселим вас в общежитии гор-здравотдела, где живут врачи, медсестры. Но сначала заедим в больницу, познакомитесь с главврачом, - вводил в курс дела Керим Дурдоевич.
Машины поехали по узкой, кишлачного типа улице с прилепившимися по сторонам друг к другу глухими заборами и глинобитными домами с редкими прохожими. В конце кон-цов остановились перед шлагбаумом, перекрывавшим ворота в длинном глухом глинобитном заборе.
Из будки у ворот суетливо выскочил пожилой, с неров-ной, неопрятной бородкой, в рваном, грязном халате, зано-шенной тюбетейке на голове мужичонка, и что-то быстро за-лепетал на незнакомом языке, часто и усиленно прогибая спи-ну перед вышедшим из ''Волги'' Керимом Дурдоевичем.
У входа криво висела доска с подрассыпавшейся надпи-сью: ''Кошская городская детская больница''. За воротами приехавшие увидели в глубине двора, заросшего высокими густыми ореховыми и абрикосовыми деревьями, двухэтажное кирпичное, местами с отвалившейся штукатуркой большое продолговатое здание и несколько одноэтажных домов по-меньше, в которых их наметанный профессиональный взгляд сразу определил пищеблок, стерилизационную, приемное от-деление.
Ближе к воротам находился небольшой деревянный одно-этажный зеленый домик, на крыльце которого их поджидала несколько полноватая, среднего возраста, с рыжеватыми ко-роткими волосами, обрамляющими округлое, немного скула-стенькое, но русское лицо, женщина. Она улыбнулась, пред-ставилась: ''Полина Карповна – главный врач больницы. Рада вашему приезду''.
По очереди они пожали ее сильную, немного влажную ,маленькую ладонь:
- Сергей Владимирович, педиатр.
- Иван Иванович, тоже педиатр.
- Адам Альбертович, терапевт.
- Катя, медсестра.
- Маша, медсестра.
Керим Дурдоевич быстренько распрощался, сославшись на занятость. Сел в ''Волгу'', оставил их наедине с главврачом.
Полина Карповна провела их в пищеблок, где они с удо-вольствием поужинали, наметив за едой план работы на зав-трашний день.
- Работать мы начинаем с восьми утра. В больнице шесть отделений, в том числе реанимационное. Больница рассчитана на двести пятьдесят коек, сейчас лежит четыреста больных детей. Город наш, казалось бы небольшой - триста тысяч на-селения, но детей в нем в шесть-восемь раз больше, чем в ана-логичном городе России. Здесь в семьях в среднем по восемь-десять детей. Мусульманские обычаи запрещают аборты. Так что женщина у нас, как вышла замуж в двенадцать-четырнадцать лет, так, особенно в сельской местности, начи-нает рожать, зачастую, не переставая, через год. Восток, кол-леги, дело тонкое, как говорится в фильме ''Белое солнце пус-тыни''! - засмеялась неожиданно Полина Карповна и продол-жила. – А летом у нас, конечно, особенно тяжело. В городе арычная система канализации. Поэтому порой: откуда пьют – туда же, зачастую, сбрасывают все отходы человеческой дея-тельности. Отсюда летом полно и кишечных инфекций, и ге-патита, а иногда даже брюшной тиф или холера выскакива-ют…Детская смертность высокая. Если у вас, я знаю, в сред-ней полосе России – двенадцать-пятнадцать промилей, то у нас в среднем по городу – тридцать девять–сорок, а по от-дельным сельским районам – до полутора тысяч доходит!
Иван Иванович даже поперхнулся пловом:
- Да, вы, что!? Не может быть! Это ж черт знает что! Вы шутите?
- Не шучу. К сожалению, не до шуток. У нас в больнице сейчас в среднем ежедневно умирает три–четыре ребенка, а иногда и больше, - погрустнев, покачала головой главный врач. - Восток – дело тонкое. Но, ничего, привыкнете. Мы на вас сильно рассчитываем. Без вас мы тут летом вообще заши-лись бы…
В столовой под потолком занудно, непривычно для при-езжих гудел работающий вентилятор, смягчая жару.
В палате, рассчитанной на четверых, стояло у стен восемь кроватей, на которых лежали, сидели смуглые, в основном темноволосые женщины с детьми. Палата находилась на пер-вом этаже больничного корпуса. Из-за деревьев, разросшихся во дворе, сюда проникали только случайные лучи солнца. По-этому лица матерей и больных детей были окутаны легким полумраком.
В этот утренний час Сергей впервые начал делать обход. Ему помогала молоденькая медсестра, симпатичная, стройная, по-узбекски гибкая девушка со слегка смугловатым, с пра-вильными чертами лица лицом, улыбчивая, по имени Гюльса-ра.
Когда познакомились, она попросила для краткости назы-вать ее Гулей. Ее светло-карие глаза излучали добро. Она бы-ла общительна и исполнительна, чем сразу понравилась рус-скому доктору. Во время обхода Гуля выполняла и обязанно-сти переводчицы, так как большинство матерей больных ре-бятишек плохо понимали по-русски.
Сергей взял для ведения пять палат в этом отделении, где лежали дети в возрасте до пяти лет, в основном с различными кишечными инфекциями, с менингоэнцефалитами, менинги-тами,* воспалением легких… Кроме этого договорились с ме-стными докторами, что он ежедневно будет консультировать наиболее тяжелых больных в реанимационном отделении на четырнадцать коек, где постоянно находилось до двадцати детей в крайне тяжелом состоянии, а также смотреть по необ-ходимости больных детей в других отделениях.
Отделение реанимации представляло собой двухэтажный флигель, пристроенный и сообщающийся с основным корпу-сом, но имеющий еще и отдельный вход. Как пошутил заве-дующий отделением – Саид Казиханович Латыпов – тридца-тилетний подвижный, сухощавый, конечно же, темноволосый, с несколько вытянутым, орлиным профилем лица, узбек, ''родственники больных называют этот вход дорогой в рай…''.
Иван Иванович взял на постоянную курацию своих три-дцать больных на втором этаже, где в основном лежали боль-ные гепатитами, столь распространенными в здешних краях. Адам Альбертович должен был оказывать помощь женщинам, лежавшим в больнице по уходу за детьми. Катя и Маша стали выполнять сестринские обязанности в различных детских от-делениях.
К этому моменту Степанов уже осмотрел больных в двух палатах, сделал назначения. Примерно половине детей нужно было, не откладывая, внутривенно вводить кровезаменители, другие растворы. Большинству пришлось усилить антибакте-риальную терапию. В этой связи он с облегчением вспомнил о нескольких тоннах медикаментов, которые они привезли с со-бой на самолете. Хоть с этим проблем не будет.
Сергей с Гулей подошли к крайней от двери металличе-ской кроватке, на которой лежала смугленькая девочка полу-тора лет. Глазенки ее были прикрыты. Головка, как ватная, откинулась назад. Дряблые, истощенные ножки и ручки, об-тянутые сухой кожей, под которой не определялась подкож-ножировая клетчатка, бессильно свисали вниз, когда во время осмотра Сергей взял ее на руки.
Мать девочки – женщина в дурно пахнущем, бесцветном из-за грязи халате, в наехавшем на глаза платке, угрюмо, без надежды смотрела на русского врача. Девочка находилась без сознания. Из истории болезни, зачитанной Гулей, и из ее пе-реговоров с матерью Степанов узнал, что ребенок заболел около трех недель тому назад, когда появился жидкий, со сли-зью и свежей кровью стул, до десяти раз в сутки.
Но родители, живущие в кишлаке, обратились не к врачу, а к мулле. Тот все это время ''лечил'' девочку на дому. Давал жевать опий, выпускал ''дурную кровь''. С ужасом при осмотре врач обнаружил на груди и худеньких плечиках ребенка мно-жественные ранки от надрезов, сделанных чем-то острым, ве-роятно, лезвием бритвы. У ребенка, безусловно была острая кишечная инфекция. По характеру стула, скорее всего дизен-терия, осложнившаяся из-за отсутствия лечения развитием инфекционно-токсического шока со значительным общим обезвоживанием. Спасти ребенка можно было, только немед-ленно наладив внутривенное переливание кровезаменителей, крови, других лечебных растворов и жидкостей. Медлить бы-ло нельзя! В любой момент могла наступить остановка сердца или дыхания, или того и другого одновременно.
Сергей подхватил на руки легонькое, воздушное тельце девчушки и бегом понес ее по коридору в реанимацию. С де-вочкой на руках он вбежал в реанимационный зал. Работав-шая там Маша сразу все поняла, освободила процедурный стол.
- Маша, нужно быстро взять кровь из вены для определе-ния группы, резус-фактора… Готовь систему для перелива-ния, пузырек реополиглюкина* для начала. Вводи внутривен-но, струйно преднизолон…, - он отдавал распоряжения Маше, а сам лихорадочно осматривал голени, локтевые сгибы в по-исках вен для постановки катетера.
Сероватые тонкие ниточки сосудов еле просматривались под сухой, пергаментной кожей на теле ребенка. Взяв заря-женный шприц с одетой на него иглой, наложив жгут, Степа-нов с большим трудом, потягивая поршень шприца на себя, по появлению в его просвете капелек алой крови понял, что по-пал к счастью в сосудик. Осторожно, по игле ввел проводник из тонкой лески в катетер. Подключил к концу катетера уже приготовленную Машей систему для переливания, и малень-кие, живительные капельки прозрачного, как слеза, реополиг-люкина начали ритмично падать вниз в смесителе одноразо-вой системы. Сергей в листе назначений подробно расписал, сколько и чего нужно вводить этой больной сегодня в течение суток, чтобы она выжила, справилась с многодневным обез-воживанием. Получилось около литра жидкости внутривенно в сутки.
В уголке кровати у окна, среди вороха каких-то бесцвет-ных, грязноватых тряпочек, простыней лежал маленький мальчик, двух лет отроду. Из-за сморщенного по-стариковски лобика, густых темных бровей на Сергея смотрели не по-детски серьезные, страдающие, голодные черные глаза. Смот-рели настроженно, жалобно и осмысленно.
- Ребенок родился с весом 3500 грамм, сейчас весит 5000 грамм. Около месяца тому назад появился частый, до пяти-шести раз в сутки, жидкий стул со слизью, кровью…, - зачи-тывала выдержку из истории болезни Гуля.
Мать мальчика – среднего роста, плотная, вовсе неисто-щенная женщина, как и большинство из обитательниц боль-ницы – в низко повязанной цветастой косынке, закрывающей большую половину нижней части лица, неопределенно сред-него возраста, с заспанными безразличными глазами молча наблюдала за тем, как врач взял ее крайне истощенного гипо-трофичного* ребенка за слабенькие ручонки и попытался по-садить. В ответ на это мальчик заплакал. А если сказать точ-нее, так как на полноценный плач у него явно не хватало сил – он отозвался скрипучим, раздраженным, дребезжащим звуком на осмотр. Но пальцы доктора не спешил отпускать – значит, хочет сидеть! Хочет жить, но никто ему не помогает в этом естественном желании!
От жалости у Степанова кто-то холодной рукой сдавил до боли сердце. Таких истощенных, неухоженных детей он еще не видел никогда в своей жизни, даже на картинках в учебни-ках.
Подкожножировая клетчатка у мальчика практически от-сутствовала на груди, животе, конечностях. Ручки и ножки, все его тело было покрыто сухой, в желто-зелено-бурых пере-ливах, плохо расправляющееся из складок кожей, под которой кое-где определялись при пальцевом исследовании катаю-щиеся комочки жидкости. ''Безбелковые отеки! До такого со-стояния детей доводили только в Освенциме фашисты во вре-мя войны!'' - невольно пронеслось в голове Сергея. Он поймал в который раз ищущий взгляд ребенка, дал ему в рот соску от бутылки с налитым раствором глюкозы, стоявшую на тумбоч-ке. Мальчик начал жадно пить. В глазах у Гули Степанов уло-вил те же чувства, что всколыхнули и его душу.
- Спроси, сколько раз у него вчера был стул?
Гуля перевела. Мать мальчика медленно и безучастно от-ветила ей по-узбекски.
- Четыре раза. Жидкий, но без крови, - разъяснила Гуля.
- Какого цвета? Желтый? Уточни, пожалуйста, - попросил Сергей.
- Сарок*?- спросила медсестра.
- Сарок, сарок, - кивнула женщина.
- Спроси, чем и сколько раз в день она его кормит. Дает ли мясные блюда, рис, что еще?
Гуля послушно начала расспрашивать мать на узбекском языке. Та как-то стушевалась и отвечала неохотно. Гуля скри-вилась от ее слов и перевела:
- Она говорит, что дает лепешку и зеленый чай. Говорит, зачем кормить чем-то еще, все равно мы будем ставить ка-пельницы, - и добавила от себя: - Вот такие у нас мамашки встречаются, Сергей Владимирович.
От циничности ответа Сергея просто перевернуло. Тут, не выдержав, вмешалась другая мать – молодая, лет двадцати пя-ти, опрятно, по-европейски одетая, черноволосая женщина с внешностью китаянки или кореянки:
- Доктор, ничем она его не кормит, плохо за ним ухажива-ет. Дрыхнет круглые сутки, а он лежит голодный, обкаканный и пищит. Совести у нее совсем нет!
Эту женщину поддержали дружно все остальные обита-тельницы палаты, загалдев по-русски, по-узбекски, по-киргизски. От проявления такой неприязни мать Махмуда, так звали мальчика, сжалась, втянула голову в плечи, отодвину-лась в самый угол палаты.
- Ладно, ладно! Хватит! Тихо! Доктор сейчас сам разбе-рется! - осадила женщин Гуля.
- Гуля, я вас прошу, возьмите этого ребенка под свой лич-ный контроль. Сами варите ему рисовый отвар и кормите его в виде кашки почаще, малыми порциями. Пусть диетсестра выпишет ему мясные блюда, пюре, фарш… и, конечно, анти-биотики, что назначены, продолжим. Кроме этого будем лить внутривенно… Я распишу в листе назначений, сколько ему нужно и чего. Определите у него группу крови и резус-фактор. Гемоглобин крови очень низкий у малыша, развилась тяжелая анемия, поэтому будем переливать кровь…
Женщина, чей восьмимесячный ребенок был следующим, оказалась кореянкой по фамилии Нам. Два дня тому назад у ее сынишки участился стул до четырех раз в сутки, и появилась незначительная примесь крови. Она сразу обратилась к вра-чам и лежала в больнице вторые сутки. Белье у ее малыша вы-глядело белоснежным. Сам он, несмотря на явные признаки кишечной инфекции, хорошо пил. Как рассказала его мама - она постоянно поила его с ложечки раствором регидрона*.
- Сколько раз он вчера покакал? - спросил Сергей.
- Два раза. Стул был без примесей крови, только немного со слизью. Желтого цвета. С вечера стал хорошо пить.
- Сколько выпил вчера за сутки? Вы учитываете?
- Да, конечно, - Нам показала ему аккуратную записную книжечку с пометками авторучкой по часам. - Так, вчера он выпил 850 миллилитров жидкости, пописал – шестьсот мил-лилитров.
- Хорошо. Сегодня капельницу ставить не будем. Про-должайте его поить. Мы не можем перевести их в другую па-лату? - спросил Сергей Гулю. Та отрицательно покачала голо-вой.
- Закончим обход – переведем, разделим по разным пала-там, хотя бы выздоравливающих, как и тех, кто только посту-пил, кому еще надо подольше лечиться, - подумал вслух док-тор.
Когда они с Гулей вышли из палаты в коридор, чтобы продолжить обход, оставшись наедине, Степанов спросил Гу-лю:
- Послушай, как нужно обращаться с Махмудом, чтобы довести его до такого критического состояния? Откуда у его матери такая безжалостность к своему ребенку?
- Не удивляйтесь, Сергей Владимирович, это же Восток. У нас женщина по-прежнему, особенно на селе, остается рабы-ней. Особенно тяжелая участь у младшей невестки. Женщина, выходя замуж, идет жить в семью мужа. А там всем распоря-жается его мать. Все решает свекровь. Молодая женщина должна за своими детьми ухаживать, мужа ублажать, обсти-рывать, кормить, приглядывать еще за младшими братьями и сестрами мужа, за его родителями, прибираться по дому, а кроме этого ходить на работу на завод или фабрику. Причем все заработанные деньги и она, и ее муж отдают тоже свекро-ви, а та в зависимости от настроения, решает, сколько дать денег им на расходы в месяц. Поэтому молодым женщинам порой не до детей. Они, когда к нам в больницу из таких се-мей поступают, неделю круглосуточно отсыпаются поначалу. И выписываться потом не спешат. Куда спешить, здесь они, как на курорте. Ничего делать не надо, да и родственники обя-заны ежедневно навещать их, что-нибудь приносить в пода-рок. Поэтому не удивляйтесь…
- Да, но так довести ребенка… Это ж его морить голодом надо, чтобы он так выглядел…
- И морят. Если детей много в семье, а муж – небогатый, чем питаются женщины и дети? Лепешками и зеленым чаем. Ну, иногда перепадут объедки от мужского стола. Мужчины отдельно питаются…
- Подожди, но здесь же благодатный край: виноград, фрукты… Наверное, в каждом доме сад.
- Да, почти в каждом. Но каждая ягодка, каждый плод на строгом учете. Все в основном уходит на базар, на продажу. А детям – что останется…
Сергей обескураженно почесал затылок. Помолчал.
- Слушай, Гуля, а ты-то замужем?
Девушка улыбнулась просто и открыто, показав ровный ряд белоснежных зубов из-под лишенных следов косметики, припухлых губ, покрытых нежно-розовой, свежей кожицей:
- Вот поэтому и не выхожу, Сергей Владимирович. Успею стать рабыней. Да и родители у меня добрые, не торопят, жа-леют меня. Хотя по нашим обычаям давно уже пора начинать детей рожать.
Степанов с трудом представил себе эту умную, сразу рас-положившую к себе, какую-то всю честную и чистую девушку на месте матери Махмуда. С этим ощущением и продолжил обход.
В единственной двухместной палате, открытое окно кото-рой выходило во двор, и была видна глинобитная, местами с обсыпавшейся штукатуркой стена, угол двора, в котором за разросшимися абрикосовыми деревьями скрывался кирпич-ный туалет, находилось двое матерей с больными детьми. Од-на из них – молодая, лет двадцати восьми, роста выше средне-го, вся подвижная, импульсивная и по-восточному грациозная и гибкая, темноволосая женщина с выразительными темными глазами ухаживала за своим полуторагодовалым сыном.
Мальчик, как следовало из истории болезни, лежал вто-рые сутки с воспалением легких здесь, в больнице. Когда Сер-гей и Гуля вошли в палату, мать кормила своего малыша ри-совой кашей и добавленным в нее мясным пюре.
- Сергей Владимирович, доброе утро, - женщина попыта-лась прервать кормление, но малыш тянулся к отнятой ложке.
- Продолжайте, продолжайте, успеем посмотреть, - оста-новил ее Сергей, подумав, откуда она уже узнала его имя-отчество. Но, видимо, вести быстро разносились и в этом женском коллективе. Голубоглазый, со светло-русыми, куче-рявыми локонами на головке малыш, сидя, с аппетитом ел кашу.
- Что-то он на вас не сильно похож. Голубые глазки от ко-го ему передались по наследству? - поинтересовался Степа-нов. Мать мальчика засмеялась, блестнув своими раскосыми красивыми глазами в его сторону.
- От папы. Хоть папа у нас узбек, и по паспорту и по внешности, но его родная бабушка – русская, из Костромы. Вышла замуж за узбека еще во время гражданской войны. Так здесь и осела, детей нарожала. Вот в нее-то и наш голубогла-зый Рафик. По моей родне не в кого – у меня отец – уйгур, а мама – казашка. Такой вот у нас интернационал.
- Первый раз заболел воспалением легких?
- Впервые. Подзастыл где-то, но сегодня вроде лучше. Правда, кашель сохраняется, но стал откашливаться, появи-лась мокрота. Хотя утром температура держалась до 38,7 гра-дусов.
Когда Рафик закончил трапезу, Сергей фонендоскопом* послушал его грудную клетку. Тщательно осмотрел малыша.
Кожные покровы у него выглядели бледноватыми, сохра-нялась одышка. В легких, больше справа, в задне-нижних от-делах грудной клетки выслушивались еще локализованные, влажные, в основном мелко- и среднепузырчатые хрипы. Мальчик был вяловатым, горячим на ощупь.
- Так, что он у нас получает? - спросил Сергей Гулю. Та посмотрела в листе назначений.
- Внутримышечно вводится ампициллин. Получает фи-зиолечение, отхаркивающие средства, витамины.
- Давайте увеличим дозу антибиотика – ампициллина. Се-годня введем кроме этого растворы внутривенно, снимем ин-токсикацию, потому что она еще сохраняется. Как он ходит по-большому? Нормально?
- Да, да, все нормально в этом плане. Какал вчера один раз, стул оформленный, - пояснила мать ребенка.
- Ну, что ж, хорошо. А это, кто у нас? С чем лежит эта девочка? - спросил врач у медсестры.
- Это больная Селиджакова Айгуль, восьми месяцев. Ле-жит с острой кишечной инфекцией. К нам попала в третий раз с таким диагнозом, - бойко отрапортовала Гуля.
- Сколько раз вчера был стул, и какой? - обратился Сергей к щуплой, маленького роста, неопределенного возраста, по-хожей на птенчика женщине- матери Айгуль.
Пока Гуля переводила (а киргизский язык похож на уз-бекский, но звучит более гортанно, твердо, поэтому киргизы и узбеки хорошо понимают друг друга), Степанов занялся ос-мотром девочки.
Она находилась в сознании. Фиксировала взгляд на лице врача, но слабо шевелила истощенными, кривоватыми ножка-ми и ручками. Все рефлексы были снижены. Кости черепа размягчены из-за цветущего рахита. Кожа имела серый цвет, сухая. Мышцы на конечностях на ощупь оказались дряблыми. Живот – по-лягушачьи раздут, распластан, урчащий. Печень выглядывала из-под края правого подреберья до пупка, плот-ная…
- Стул у нее сегодня с утра уже был три раза. Жидкий, с кровью и зеленью. Вчера – до двенадцати раз, со слов матери, - перевела Гуля.
- Сколько вчера за сутки перелили и чего? Какой уровень эритроцитов и гемоглобина крови в ее последних анализах?
- Вчера перелили внутривенно за день пятьсот миллилит-ров жидкости. Гемоглобин в последнем анализе крови крайне низкий.
- А почему не перелили больше?
- Не смогли. Все вены уже у нее сколоты, затромбирова-лись. Жидкость не проходит.
- Группа крови и резус-фактор у нее определены?
- Да, это все есть. Редкая группа – первая, резус - отрица-тельная.
- Так, берем ее сейчас же в процедурный кабинет. Будем ставить подключичный катетер и переливать кровь. У вас ка-кая группа крови? - спросил Сергей у ''птенчика''.
- У нее другая, - ответила Гуля. - Нужно звонить на стан-цию переливания крови, узнавать, что у них есть, заказывать.
Пока Сергей связывался со станцией переливания, к сча-стью одногруппная кровь нашлась, и за ней тут же направили машину. Айгуль перенесли в процедурный кабинет.
Когда врач зашел туда, девочка, поддерживаемая Гулей, и процедурной сестрой Багирой, лежала уже обнаженная, на по-крытом чистой простыней длинном столе.
Багира широко улыбнулась врачу. Она была полноватой, среднего роста, миловидной, с густо очерченными бровями под белым колпаком, в слегка влажном от пота, поэтому в об-легающим ее привлекательную фигуру белом халате, под ко-торым несколько вызывающе вырисовывались слегка полно-ватые груди и округлые, с нежным овалом бедра. Нагрузка у процедурной сестры была большой. Приходилось работать по восемь часов, не выходя из этого кабинета, где не было ни кондиционера, ни вентилятора.
- Все готово? - спросил медсестру Сергей.
- Да, все готово для катетеризации подключичной вены, - ответила Багира, выразительно указав рукой на приготовлен-ный шприц с толстой иглой, иглодержатель с зажатой на кон-це изогнутой иголочкой с вдетой шелковой нитью, на леску-проводник, сам толстый катетер, разложенные на отдельной стерильной салфетке.
- Все-то все, но я не вижу ни анестезиолога, ни наркозно-го аппарата. Подключичную вену под инфильтрационной ане-стезией* не поймать в жизнь. Всегда это делается под общим наркозом, - выразил свое недоумение Сергей.
- Нет у нас в больнице никаких наркозных аппаратов. По-этому и Саид Казиханович нам не нужен, - почти пошутила Багира.
''Что же делать? Как выйти из положения? Под новокаи-новым обезболиванием подключичную вену не найдешь… А без подключички не обеспечить ребенку поступление в орга-низм необходимого количества жидкости в сутки… То есть Айгуль в этом случае обречена на гибель… А, ничего не оста-ется – рискну, где наша не пропадала. Выбора все равно нет,'' - решился Степанов.
- Багира, а фторотан* у нас есть в наличии?
- Есть. Пожалуйста, - удивилась невозмутимая Багира и достала из тумбочки ампулу.
- Вскрывай. Капай мне на ватку.
Багира, слегка онемев, не совсем понимая смысл проис-ходящего, накапала ему на вату в ладони несколько капель фторотана из ампулы.
- Пожалуй, хватит. Начнем давать общий фторотановый наркоз, - и Степанов прижал смоченную ватку к носу Айгуль. - Держите ребенка крепче!
Девочка задергала ножками и ручками и через несколько минут замолчала, расслабилась, обмякла, уснула.
Сергей повлажневшими пальцами раздвинул ее веки - ре-бенок спал крепким наркотическим сном. ''Господи, только б не передозировать, спаси боже!'' - пронеслось в мозгу. Время терять было нельзя. Такой наркоз длится всего несколько ми-нут.
Быстро обработав свои руки и кожу вокруг правой клю-чицы распростертого на столе, такого беззащитного в эти мгновения ребенка спиртом, Сергей осторожно, снизу вверх, снаружи внутрь, проколов иглой на заполненном физраство-ром шприце кожу, держа пальцем руки поршень шприца все время в слегка оттянутом кзади состоянии, начал медленно погружать жало иглы в мягкие ткани под ключицей ребенка.
Непонятно как, но он почувствовал, что заветная подклю-чичная вена затерялась где-то здесь, рядом, под его ладо-нью… Наконец, первые, сначала несмелые, а затем уверенные капли, роднички, струйки крови появились в просвете шпри-ца. Поршень неожиданно легко подался назад.
- Попал, Владимирович, молодец! Сразу попал! - обрадо-ванно вскрикнула Багира, подавая доктору проводник из лес-ки. Проводник почти без сопротивления вошел на нужное расстояние в просвет подключичной вены по направлению к сердцу. Затем, сняв иглу, по леске Сергей быстро ввел в про-свет подключичной вены пластмассовый гибкий катетер. Вы-дернул проводник. Двумя ловкими подкожными уколами иг-лой с заправленными нитками шелка зафиксировал надежно катетер на коже.
Багира проверила шприцом его проходимость, ввела рас-твор гепарина в катетер, чтобы тот не забивался тромбами. Подключила систему для переливания, заполненную реопо-лиглюкином. Степанов сам отрегулировал скорость введения стартового раствора, добившись оптимальной частоты паде-ния прозрачных капель, несущих в себе спасение для Айгуль.
В это время девочка зашевелилась, открыла глазки, про-снулась. Медсестры щадяще придерживали ее хрупкое, изму-ченное болезнью тело.
- Когда закончите реополиглюкин, перекапайте пятьдесят миллилитров крови, ее вот-вот должны подвезти. Спасибо, девочки, - поблагодарил врач своих помощниц.
- Это вам спасибо, - улыбнулась милая Гуля. - Сходите, перекусите на пищеблок. Вас там уже заждались.
- Схожу. Вроде проголодался уже, - согласился Степанов.
Их кормили в небольшой, но достаточной для того, чтобы одновременно разместить семь-восемь человек, комнате пи-щеблока с гудящим под потолком вентилятора.
Когда Сергей вошел туда – Иван Иванович, Адам Альбер-тович, Маша, Катя уже кушали. Сегодня на обед был лагман - лапша, смешанная с нарезанными тонкими ломтиками мяса, конечно, говядиной, по мусульманским обычаям, кроме этого плов и компот из сухофруктов. Хлеб на столе лежал только белый, в виде национальных лепешек.
Поздоровавшись со всеми и пожелав приятного аппетита, Степанов придвинул к себе тарелку с лагманом, поданную предупредительно хозяйствующей в столовой узбечкой лет сорока пяти, со смуглым, приветливым лицом, которая пред-ставилась Фаридой Очировной. Лагман, заправленный пер-цем, другими незнакомыми восточными приправами, показал-ся вкусным. Сергей с удовольствием уплетал блюдо, невольно прислушиваясь к разговору Ивана с Адамом Альбертовичем. Тот также не страдал отсутствием аппетита и при этом успе-вал делиться впечатлениями от общения со своими пациент-ками:
- … Понимаете, я у нее спрашиваю: голубушка, а что у вас болит? Она говорит – живот болит. Осматриваю ее живот – болезненность определяется только в нижних отделах, вы-являю увеличенную матку, больше ничего! Спрашиваю ее: голубушка, а менструация у вас, простите, когда последний раз была?…
- Правильно мыслите. С этого всегда надо начинать! Если имеешь дело с женщиной - сначала уточни насчет регулярно-сти менструального цикла, а уж потом все остальное, - пошу-тил Иван Иванович. Маша с Катей зафыркали наполненными пловом ртами.
- Да, нет, я вполне серьезно. Замечаю, что и живот-то у нее вообще-то похож на живот беременной. Так вот, она мне отвечает - менструация была последний раз четыре месяца тому назад! Говорю ей – так вы же беременны, голубушка! Вам к гинекологу надо, мне – терапевту - с вами делать нече-го. А она в ответ - не может этого быть, чтобы я забеременела! Как не может, убеждаю ее - да вы на пятом месяце, скоро в декрет пора идти! А она не соглашается – не может этого быть –и все тут!
- Женщина всегда права, - опять шутит Иван. - У нее своя логика, свои аргументы…
- Так вы знаете, какие у нее аргументы? Она мне говорит, что не могла забеременеть, потому что полгода тому назад за двадцать рублей купила у местного гинеколога противозача-точную спираль. Я у нее спрашиваю - и где же она ваша спи-раль, может, не всегда носили? Она отвечает – всегда с собой ношу, как доктор велел. Спираль и сейчас со мной - и выни-мает ее из кармашка блузки и показывает …
- Ха, ха, ха, - не выдерживают первыми Маша с Катей, и, покатываясь со смеху, роняют вилки. При этом Сергей не-вольно замечает, до чего ж нежная, белая кожа выглядывает у Кати из-под съехавшего в сторону края блузки на груди.
- Вот поэтому у них и получается – в три года – два при-плода. Только и успевают рожать, - подытоживает Иван Ива-нович, запивая рассказ Адама Альбертовича стаканом густого черносливового компота. - Кстати, Сереж, меня тут просвети-ли, где можно после работы или до нее искупаться и отдох-нуть. Совсем недалеко. Пара остановок езды отсюда на город-ском автобусе – и мы оказываемся в зоне отдыха с бассейнами под открытым небом, горной рекой под названием Акбура. Поедем, друзья, освежимся после рабочего дня?
- Можно, с удовольствием. А что означает слово ''Акбура''? - сразу согласился Степанов.
- ''Акбура'', как мне сказали, в переводе на русский озна-чает – белый верблюд. Красивое название. Романтично зву-чит. Адам Альбертович, девочки, поедете с нами?
- Нет, я что-то еще не выспался с дороги. Хочу отдохнуть, - отказался Войтович. Веснушчатая Маша хитровато перегля-нулась с Катей.
- Нет, другой раз как-нибудь. Нам тоже сегодня хочется прийти в себя после перелета.
В это время в завешанную до пола куском марли откры-тую дверь в комнату, где они обедали, заглянула со двора Гу-ля. Быстро найдя Степанова взглядом, она встревоженно по-звала его:
- Сергей Владимирович, извините, что отрываю от еды. Но там одному больному плохо стало – потерял сознание, появились судороги.
Сергей отодвинул полупустую тарелку с пловом, выско-чил из-за стола, бросив Ивану на ходу:
- Когда закончишь, зайди за мной в отделение. Я побе-жал…
Ребенок, потерявший сознание – годовалый, сильно ис-тощенный мальчик, поступивший позавчера с симптомами дизентерии, уже находился на столе в процедурной под при-смотром Багиры. Она щадяще, но решительно придерживала его подергивающиеся ручки.
Сергей склонился над малышом, ощупал пальцами неза-крытый из-за рахита большой родничок на голове. Тот был напряжен, выбухал и даже слегка пульсировал. Малейшее прикосновение к коже мальчика вызывало у него судорожные подергивания.
Степанов попытался привести, наклонить к груди голову больного, и ощутил сильное сопротивление этому. То есть - определялся положительный симптом ригидности затылоч-ных мышц. Четко выявлялись и другие признаки менингита. В том числе и симптом подвешивания. Когда доктор приподнял малыша за подмышки – тот притянул худенькие, кривенькие ножки к животу. На сухой, неэластичной коже ягодиц опреде-лялось несколько элементов розовой сыпи звездчатой формы. Сомнений не оставалось - у ребенка менингоэнцефалит, ско-рее всего менингококковой природы.
- Будем пунктировать. У вас есть набор для спинномозго-вой пункции? - справился у Багиры. Та улыбнулась сквозь марлевую повязку, прикрывавшую просвечивающие через нее полноватые розовые губы:
- Для вас, Сергей Владимирович, всегда все есть. Нету вам отказа.
- Тогда начинаем.
Гуля и Багира положили малыша на левый бок, спиной к доктору. Привели максимально к животу согнутые в коленях ножки, к груди - голову, выгнув таким образом колесом спину ребенка в сторону Сергея. Тот быстро надел маску, стериль-ный халат. Вымыл щеткой с мылом руки, щедро обработал их затем спиртом. После этого ватным квачом на стерильной па-лочке, смоченным раствором йода, провел после обработки кожи напряженно изогнутой поясницы ребенка спиртово-йодным раствором условную коричневую полоску, пересе-кающую перпендикулярно торчащие, готовые, кажется вот-вот выскочить, прорезаться сквозь тонкую кожицу, отростки позвонков.
Тонкой иглой с помощью шприца, заполненного раство-ром новокаина, обколол, обезболил намеченное ранее пальцем место для пункции.
После этого взял в руку специальную толстую иглу со вставленным внутрь тонким проволочным стержнем-мандреном, и сделал вкол. Ощутив, как кончик толстой иглы дважды преодолел по мере продвижения вглубь межпозвон-кового пространства невидимые препятствия, ощущаемые только рукой и интуитивно, Степанов попробовал вынуть мандрен из иглы. Жидкость из освобожденного просвета иглы не появилась.
Врач опять вставил в иглу мандрен, прошел на несколько миллиметров глубже. Туда, где по его расчетам должен быть переполненный воспаленным, давящим на спинной мозг лик-вором* спинномозговой канал. На этот раз ощущения и ин-туиция не подвели его.
Когда он вынул мандрен, из иглы под большим давлени-ем, струйкой брызнул мутный, гнойный ликвор, чуть было не на лицо, не в глаза доктору. Степанов еле успел уклониться, тут же перекрыв отверстие иглы пальцем – быстро снижать давление спинномозговой жидкости нельзя. Может произойти вклинение основания мозга в кости черепа – а это смертельно для ребенка.
Он выпустил несколько миллилитров гнойного мутного ликвора в две стерильные пробирки для анализов. Затем уда-лил иглу, обработал, прижег место укола раствором йода. А пухленькие пальчики Багиры завершили дело тем, что на-клеили на место иантпуляции кусочки лейкопластыря, прижав при этом к уже еле различимой ранке стерильный тампон.
Медсестры перевернули мальчика на спину. Он зашеве-лился. Открыл глазки, заплакал. Редкие прозрачные слезинки тоненькими ручейками скатились по его впалым щечкам и попали Сергею на ладонь. Тот ощутил, какие они горячие, как будто маленькие иголочки укололи его руку. Судороги у мальчика исчезли. Он пришел в сознание.
- Пробирки, Багира, отправьте на анализы в баклаборато-рию. Гуля, я сейчас распишу схему введения пенициллина больному. Первый укол сделаете прямо сейчас. Затем будете вводить через каждые четыре часа. Ну, а я пошел, осмотрю всех остальных детей из его палаты. Это менингококковая инфекция. Могут заболеть все, кто с ним контактировал.
В этот день Степанову пришлось сделать спинномозговые пункции еще девяти детям из числа контактировавших с забо-левшим мальчиком.
Было где-то около семи вечера, когда наконец-то Сергей и Иван Иванович смогли оставить больных детей и выйти за во-рота больничной ограды.
Похожее на расплавленный сгусток вулканической магмы солнце все еще беспощадно обжигало сухую песчаную землю ''кишлачной'', как они ее успели прозвать, улицы Коша, веду-щей между глинобитными строениями по направлению к цен-тру города.
Оба врача ощущали усталость после сегодняшнего их первого суматошного рабочего дня. Но чувство усталости пе-реплеталось в их душах с удовлетворением от ощущения того, что сумели пока достойно решить все возникшие проблемы. За день никто из детей не умер. И это было для них главным.
Вскоре улица привела их на обрывистый берег реки, ко-торый одновременно являлся и ее продолжением.
- А вот и Акбура! - сказал Иван, щурясь от ослепительно-го блеска, который исходил от серо-зеленой, покрытой быст-рыми волнами от бурного течения поверхности речной воды. Река, неистово сорвавшись из предгорий, беря свое начало из ледников, катила свои холодные воды, разбрасывая брызги о неровные каменистые берега.
- Красиво! - не сдержался Сергей. - Истинный белый верблюд! Куда идем дальше?
- А, пошли на площадь перед мостом. Там должна быть остановка автобуса.
Пройдя еще метров триста по дороге, они вышли на не-большую заасфальтированную площадь, которая упиралась одной стороной в мост, ведущий на ту сторону реки. Дальше улица поднималась вверх, под гору, между пяти-трехэтажными зданиями европейской застройки.
Там же они увидели кинотеатр, сквер, заросший зелеными южными деревьями и акациями. Ресторан, открытая терраса которого, заставленная несколькими столиками с сидевшими за ними людьми, прямо-таки нависала в виде козырька над самым обрывом Акбуры.
За рестораном начинался базар, уже опустевший в этот вечерний час. И только люди в тюбетейках и разноцветных халатах чинно сидели, поджав под себя ноги, за большими дастарханами*. Они не спеша, задумчиво пили чай из больших пиал в просторной, летнего образца чайхане у входа в рынок.
Со стороны чайханы, из ресторана на берегу реки, из кафе на противоположной стороне площади доносились тоскливые, визгливые, тягучие восточные напевы.
На остановке автобусов стояло несколько женщин в ко-сынках, пестрых, по типу ночных сорочек, без поясков плать-ях, из-под которых выглядывали голени их ног, одетых в смешные, тоже разноцветные пестрые шароварчики. Брови у всех женщин были густо подведены сурьмой. Когда они улы-бались, солнце поблескивало у многих на золотых, почему-то передних коронках зубов, видимо, вставленных для шика.
Недалеко от остановки, под раскидистым, высоким топо-лем на земле сидел в оборванной одежде мальчик лет девяти на вид, и чем-то торговал, расфасовывая что-то пересыпаю-щееся из пустой бутылки из-под шампанского по небольшим кулькам, как семечки на базарах России.
Покупатели быстро совали ему деньги, забирали свои ку-лечки с товаром и уходили. Шагах в пяти от мальчика с не-возмутимым важным видом стоял в потном форменном ките-ле, картузе, надвинутом на глаза, с кобурой на боку, в черных, запыленных хромовых сапогах толстый, усатый милиционер, не обращавший на маленького торговца никакого внимания. Автобус задерживался.
- Подойдем, спросим? Интересно, чем он там так бойко торгует? - предложил Иван. Они подошли к мальчику. Тот, получив из рук очередного покупателя трехрублевую бумаж-ку, как раз пересыпал какую-то желтоватую высушенную тра-ву в бумажный кулек.
- Чем торгуешь? - спросил Сергей. Торговец оценивающе окинул их взглядом:
- Покупайте, уважаемые, покупайте! Хорошая травка. Свежая. Три рубль штука!
Иван взял щепотку у мальчика, понюхал, выбросил:
- Конопля, Сережа, она, родная. Может, сообразим по ко-сячку? - и улыбнулся.
- Да, ты что? Лучше по стаканчику пропустить, чем упот-реблять эту гадость.
- Я шучу, конечно. Обрати внимание, на глаза мальчишки. Он-то явно уже не первый год коноплю смолит. Видишь, зубы какие прокуренные. Все – с темным налетом…
Степанов посмотрел в затуманенные, мало чего выра-жающие глаза торговца наркотиком. Кем станет этот мальчик, когда подрастет? Чего хорошего, кроме вечной дури в голове, раннего склероза ждет его в будущем?
В это время подъехал автобус. Они прошли в салон и по-ехали по городу, по его узким, петляющим в основном среди глинобитных домов улицам. Проехав две остановки, вышли опять на берегу Акбуры. Правда, здесь она была немного ши-ре, поэтому поспокойнее катила свои зеленые, белесоватые воды по многочисленным валунам и каменным перекатам.
На противоположном берегу располагалась зона отдыха с двумя сообщающимися с рекой и друг с другом бассейнами, заполненными чистой, прозрачной, так что просматривалось песчаное дно, водой.
Парни быстро перешли на другой берег по узкому под-весному, шаткому мостику. В этот вечерний, по-прежнему знойный час в зоне отдыха никого не было. Только стайка за-горелых, смуглых до черноты ребятишек весело и шумно пле-скалась в соседнем, более отдаленном бассейне.
Иван подошел к краю водоема, потрогал ладонью воду. Та показалась просто ледяной по сравнению с липким, горячим воздухом, заполнявшим долину Акбуры. Не сговариваясь, бы-стро сбросили на прибрежную пожухлую траву снятую одеж-ду и бросились в воду с берега.
Сергей, нырнув, не спешил выплывать на поверхность. Холодная вода приятно, бодряще пощипывала кожу уставших рук, ног, всего тела, остуживала голову. Пронырнув метров пятнадцать, Степанов вышел на поверхность. Иван размерен-но, не спеша переплывал, пофыркивая, бассейн по периметру. Поплавав, пока не стали замерзать, вылезли на берег. Обсо-хли, переоделись в сухую одежду в имеющихся в зоне отдыха специальных кабинках. Попили холодную, вкусную, сводя-щую зубы воду, фонтанчиками бьющую вверх из разбросан-ных повсюду декоративных, выполненных в виде ваз общест-венных поилок.
- Ну, как, полегчало? - спросил Сергей.
- Конечно. Совсем другое дело. Усталость как рукой сня-ло. И куда теперь?
- Может, зайдем на междугороднюю телефонную стан-цию? Здесь недалеко, можно пешком пройтись – позвоним домой, поговорим с женами? Скажем, что долетели нормаль-но.
- Давай.
Снова перейдя Акбуру по мостику, по тенистой, густо за-саженной по сторонам ореховыми деревьями аллее, минут че-рез пять они, поднявшись на пригорок, оказались в самом центре города, где высились современные здания.
Среди них выделялось трехэтажное, с высокими окнами до потолка, похожее на гигантский аквариум, здание цен-трального почтамта. На первом этаже в нем находились меж-дународные телефоны-автоматы.
Иван быстро набрал свой номер телефона и через не-сколько секунд оживленно беседовал с женой. До слуха Сер-гея невольно долетели отдельные обрывки его разговора:
- …Да, у нас все нормально… Долетели без приключе-ний… Как дети?…
Степанов набрал номер телефона своей квартиры в Смо-ленске уже в третий раз. В трубке после набора что-то не-сколько раз сухо щелкало, потом раздавались упорные, безна-дежные длинные гудки. Никто не брал трубку.
Сергей посмотрел на часы. С учетом разницы часовых поясов в Смоленске сейчас было около двенадцати вечера. ''Интересно, где Наташа пропадает, пока я здесь жарюсь? А, вернее, с кем?'' - проскочила досадная мысль.
Чтобы время в командировке шло побыстрее, Сергей и Иван набрали себе побольше ночных дежурств по больнице. За делами лето пролетит быстрее, да и что-то подзаработаешь дополнительно. Тем более что ночная работа оплачивалась в двойном размере. Вообще-то для конца восьмидесятых годов уходящего двадцатого века в уходящем в небытие Советском Союзе им - участникам десанта платили неплохо. Сохраня-лись полностью оклады на основной работе по месту житель-ства. Платили сполна, в зависимости от выполненного объема работы в Коше, выплатили вперед, по приезду на место дис-локации суточные командировочные в двойном размере.
Сергей набрал себе девять дежурств в этом месяце. То есть получалось, что он будет дежурить через каждые два-три дня. Первое выпало на сегодня - на среду. Начиналось дежур-ство с шестнадцати часов и заканчивалось утром – в восемь. Он дежурил по всем отделениям больницы, в реанимации в эти сутки дежурил врач-реаниматолог со странным именем Демократ Салжоевич Цыдыпов.
Сергей поинтересовался у Демократа Салжоевича о про-исхождении его необычного имени. Тот хитро засмеялся, прищурив зеленые глаза (наверное, среди предков встреча-лись и славяне), слегка сморщив скуластое, почти несмуглое лицо, с которым не очень сочетались светло-русые волосы:
- А, у нас – киргизов такой обычай есть, когда мужчине сообщают, что у него сын родился – он дает ему имя – то пер-вое слово, которое в этот момент пришло на ум. Мой отец - коммунист, в райкоме работал. В то время, когда я родился, Хрущев ''развенчивал'' сталинизм. Вот отцу и вспомнилось слово ''демократ''. Я вообще-то не в обиде. Как раз в духе се-годняшнего дня, горбачевской перестройки… Только б она не завершилась перестрелкой, как старики говорят… Не дай-то бог этого пожелать нашим детям, да и нам самим…
Сергей в этот вечерний час уже обошел всех больных по отделениям. Сделал соответствующие назначения. Дежурные процедурные медсестры в трех процедурных кабинетах, укла-дывая в ряд на длинные столы одновременно по трое больных детей, чтобы успеть помочь всем, кто в этом нуждался, пере-капывали внутривенно растворы глюкозы, реополиглюкина, кровезаменители, кровь, солевые растворы, белковые препа-раты.
Дежурные постовые медсестры ставили больным в пала-тах последние уколы, раздавали таблетки, порошки, жидкие лекарства. Несколько новых больных привезли машины ''скорой помощи''.
Расспросив с помощью дежурной сестры приемного отде-ления, выполнявшей еще и роль переводчицы, их родителей, поставив им, если была нужда, катетеры в подключичные ве-ны, используя для наркоза все ту же ватку, смоченную фторо-таном, Сергей записывал все назначения в заводимые истории болезни и распределял вновь поступивших по различным от-делениям. Уже там его назначения выполнялись медсестрами.
Сейчас выпала редкая минута затишья. Они сидели с Де-мократом Салжоевичем в довольно просторной ординатор-ской реанимационного отделения на первом этаже. В комнате стояло три письменных стола, несколько стульев, продавлен-ная, но еще раскладывающаяся тахта у стены (на ней дежур-ный врач мог прикорнуть, если повезло). У одной из стен на-ходился старый книжный шкаф, заставленный рядами обшар-панных от частого пользования книг по интенсивной терапии, педиатрии. В единственное, но большое приоткрытое окно, завешанное тюлевой шторой, залетали последние, золотистые отблески жаркого уходящего дня. Неслышно крутился на сто-ле вентилятор.
Врачи пили зеленый душистый чай из просторных пиал. Хрустели захваченным Демократом из дома, приготовленным его женой каким-то необычайно вкусным печеньем, имевшим сладковато-кислый привкус.
- Демократ Салжоевич, а вы что заканчивали, какой ин-ститут?
- Наш, во Фрунзе, то есть теперь - в Бишкеке. Педиатри-ческий факультет, четыре года тому назад. Вот попал сюда по распределению. Жена тоже врач, терапевтом в областной больнице работает. Снимаем пока частную квартиру. Но обе-щают скоро дать, в этом году должны достроить пятиэтажный дом для медицинских работников. В нем многие из нашей больницы получат квартиры. Я уже знаю, что получу двух-комнатную, у нас пока один сынишка. В феврале распределя-ли, мне она досталась. А у вас, Сергей Владимирович, семья большая?
- Я да жена - вот и вся семья. Детей пока нет, - Сергей вспомнил, что уже трижды вечерами звонил с переговорного пункта Наташе. Но так никто и не снял трубку телефона на другом конце телефонного провода там, где за несколько ты-сяч километров отсюда жил своей, совершенно отличной от здешней жизнью, с другим укладом и темпом далекий рус-ский город. ''Может, что случилось с ней? Но, если бы что-то серьезное – нашли бы способ сообщить… Значит… значит… Вот и значит, что ничего не значит'', - пришел на ум бессмыс-ленный каламбур. Степанов еще острее почувствовал увели-чивающуюся пропасть, ощущение отчуждения в отношениях с женой.
- А, чего детей не заведете? Дети - это главное. Без них нет настоящей семьи - так у нас на Востоке говорят, - Демо-крат с видимым удовольствием отхлебнул из своей пиалы, медленно перекатывая ее между ладонями крупных, с корот-кими, толстоватыми, сильными пальцами рук.
- Как-то все не до того. То я наукой занят, то она… Неко-гда, одним словом.
В это время на столе задребезжал телефон. Демократ снял трубку, послушал, передал ее Сергею:
- Вас. Из приемного.
Сергей приложил трубку к уху:
- Слушаю… Понял… Сейчас иду, - потом добавил, закон-чив телефонный разговор: - Спасибо за чай и печенье. Очень вкусно. Пойду в приемный покой. Подвезли кого-то новень-кого. Пока.
Через ''ворота в рай'' - входную стеклянную дверь, он вы-шел из реанимации во двор. Сумерки быстро сгущались. Не-смотря на неспавшую жару, дышалось легче под темнеющим, без единого облачка куполом неба, уже обсыпанного со всех сторон яркими, кажущимися более крупными, чем в средней полосе России, звездами.
Сергею пригрезилось, что кто-то неизвестный, кого лю-дям не дано когда-либо увидеть или понять, случайно, как горсть золотых монет, обронил эти манящие к себе, неведо-мые и далекие вселенские светила. Некоторые из них почему-то запутались среди густой, темной в этот час листвы орехо-вых деревьев на больничном дворе.
Степанов с удовольствием шел по тропинке между ство-лов деревьев по направлению к светящимся окнам приемного покоя, вдыхая приятный запах уходящего дня. Вдруг он ус-лышал чьи-то быстрые, легкие шаги, переходящие в бег, на-встречу ему. Между деревьями показался белый халат, неяс-ное, плохо различимое лицо.
- Сергей Владимирович! - он узнал по голосу Саиду - де-журную медсестру из приемного отделения. - Пойдемте ско-рее! Девочка, которую только что привезли, потеряла у нас на глазах сознание!
Оставшееся расстояние до крыльца приемного покоя они пробежали за одно мгновение. В ярко освещенной комнате на кушетке билась в судорогах, подергивая руками и ногами, рыжеволосая девочка лет семи, русской внешности. Рядом полусидел, удерживая ее, чтобы не ударилась и не упала, в полной растерянности мужчина сергеевых лет, как и девочка - рыжеволосый, с голубыми, потерянными от собственной бес-помощности глазами.
- Что случилось с девочкой? - стал расспрашивать Сергей, одновременно осматривая ребенка, находящегося без созна-ния. Зрачки у девочки разбегались, плавали в разные стороны. Сердцебиение четко определялось, но ритм был нарушен. Живот казался вздутым, напряженным во всех отделах при исследовании ладонью. Кожа казалась горячей, будто под ру-кой были рассыпаны мелкие угольки, ребенок лихорадил.
- Да, вот, доктор, до обеда все было нормально, играла, смеялась… В обед съела арбуз - такой красивый, большой, сегодня на базаре купили. Я тоже ел. Но я съел пару кусочков и все, а ей очень понравился. Два часа тому назад заболел у нее живот. Я-то отделался тем, что пару раз жидко сходил в туалет по-большому. А у нее открылся самый настоящий по-нос. Пронесло раз шесть, жидким, со слизью, с зеленью… По-том вырвало несколько раз… Я вызвал ''скорую''. Приехали - а тут она вообще потеряла сознание сейчас… Не знаю, что та-кое случилось…
Сергей попробовал привести к груди голову девочки, но бесполезно. Четко определялось напряжение затылочных мышц, мешавшее этому.
- Саида, введите внутривенно седуксен, ГОМК*. Готовьте все для спинномозговой пункции.
Когда Сергей пункционной иглой попал в спинномозго-вой канал, из просвета иглы полился под большим давлением, но не мутный, а прозрачный ликвор. Собрав часть его в сте-рильные пробирки для лабораторного исследования, доктор обратил внимание, что судорожные подергивания у больной исчезли, она стала ровнее дышать. Место укола заклеили пла-стырем, перевернули больную Гиматуллину Таню (так ее зва-ли) на спину.
Сергей развел пальцами ее прикрытые веки. Увидел, что зрачки перестали плавать, правда, ничего не выражали. Да и не могли пока выражать - от введенных лекарств Таня крепко спала.
С помощью желудочного зонда и клизм медики промыли ей желудок и кишечник. Степанов проследил, чтобы Саида тщательно с помощью большого шприца до чистых промыв-ных вод, вводя физраствор в желудок, полностью освободила его от красноватых остатков арбуза.
Только после этого, когда жизнь девочки оказалась вне опасности, Сергей вышел на кольцо приемного покоя, где дымил сигаретой обеспокоенный отец девочки. Увидев вы-шедшего врача, обернулся к нему:
- Как она, доктор? Жить будет? Что с ней? Неужели все из-за этого проклятого арбуза?
- Успокойтесь. Случай, действительно, непростой, тяже-лый. Развился токсический шок с угрозой отека головного мозга. Сейчас пропунктировали, сняли напряжение в спинно-мозговом канале, уменьшили внутричерепное давление – и очаговая симптоматика сразу исчезла, судороги ушли. Про-мыли желудок – там действительно плавают остатки арбуза. Она больше точно ничего не ела, никаких лекарств не прини-мала? - уточнил Сергей.
- Нет, ничего не принимала, ничего, кроме этого злосча-стного арбуза в рот не брала…
- Такое ощущение, что имеет место не пищевое, а хими-ческое отравление каким-то неизвестным ядом - вот это у ме-ня в голове не укладывается, - произнес задумчиво Сергей. – Но откуда, раз вы отрицаете такую возможность?
- Знаете, Сергей Владимирович, я спросил у санитарочки, как вас зовут… А меня, кстати, звать Русланом Галиевичем… Знаете, какие арбузы иногда продают на базаре? Для того, чтобы они росли крупными, шприцом внутрь арбуза вводят водный раствор химических удобрений. Они вырастают по-том огромные… Черт, говорили же мне друзья - не покупай большие арбузы, они все отравленные… А я, дурак, дочку по-слушал, ей именно этот приглянулся, и купил…
Руслан Галиевич сделал глубокую затяжку дымом сигаре-ты:
- Послушайте, доктор, она где сейчас будет находиться? Посидеть рядом с нею у кровати до утра можно будет?
- Мы поместим ее в отделение реанимации пока. Она ну-ждается в постоянном наблюдении и проведении интенсивной терапии. Все необходимое ей делается и будет сделано. Не волнуйтесь. В реанимации никому кроме больных и медпер-сонала находиться нельзя. Да и в этом нет необходимости. Сейчас Таня в состоянии медикаментозного сна. Наши теле-фоны возьмите у сестры. Утром позвоните, справитесь, как дела.
- Сергей Владимирович, может, ей нужно что-то из дефи-цитных лекарств, возможно, чего-то нет. Вы только скажите - у меня есть возможность, тут же достану.
- Ничего не надо. Все необходимое у нас есть. Мы же не пустые сюда прилетели, целый самолет лекарств с собой при-везли.
- А, так вы из того российского десанта, о котором писали в газетах… Понятно… Может, ей кровь понадобится, у нее такая же группа, как и у меня. Если надо - сдам, и еще родст-венникам, друзьям позвоню - все приедут, сдадут…
- Пока в этом нет необходимости. Но спасибо, что сказа-ли. На всякий случай будем иметь в виду. Идите домой, от-дохните, успокойте супругу… не волнуйтесь, все, что воз-можно - для вашей дочери будет сделано, - и Сергей при этом слегка дотронулся рукой до плеча Гиматуллина.
- Нет, доктор, я сейчас жене домой позвоню, а потом по-сижу у реанимации на скамеечке, подежурю. Так мне спокой-нее будет. Можно? Я вам надоедать не буду…
- Смотрите сами…, - Сергей обернулся в сторону уже по-грузившихся в темень ночи ореховых зарослей, откуда по-слышались приближающиеся быстрые шаги. Вскоре из тем-ноты в освещаемый лампочкой над крыльцом светлый круг выбежала запыхавшаяся Маша, которая тоже дежурила этой ночью:
- Сергей Владимирович, побежали скорее, там одному ре-бенку совсем плохо стало…
Он помчался, чувствуя по ее испугу, что дело действи-тельно серьезное, медлить нельзя.
В одной из палат, растолкав кучку сгрудившихся вокруг кровати у окна, галдящих на чужом языке, заспанных матерей, он увидел девочку, лежавшую с закрытыми глазами, с заост-рившимися уже носиком, подбородком, не дышавшую. Рядом с ней сидела с виноватым видом испуганная мать девочки - по возрасту сама еще ребенок, от силы ей можно было дать лет шестнадцать.
- Что случилось? Прекратите выть! Кто-нибудь объяснит мне, что произошло?! - рыкнул на сразу притихших матерей Степанов, а сам вдруг задрожавшими пальцами снял, точнее, почти сорвал с хрупкого детского тела одежонку, приложил ухо к груди девочки.
Дыхание и сердцебиение не определялись. Больная нахо-дилась в состоянии клинической смерти. В таких случаях на неотложную помощь отводится максимум пять минут. Про-срочишь это время, не запустишь сердце – и мозг больного погиб, в нем наступают необратимые изменения.
Поэтому Сергей, не дожидаясь разъяснений, припал ртом (черт с ним, что нет марлевой повязки под рукой, не до те-лячьих нежностей, когда речь идет о жизни и смерти!) к губам девочки, вдохнул воздух из своих легких в ее рот, одновре-менно начал надавливать в нужном ритме на грудную клетку ребенка слева, проводя закрытый массаж сердца…
- Сергей Владимирович, приспала она ее, придавила сон-ную во сне! - сквозь стук и гул собственного сердца услышал Сергей голос матери голубоглазого Рафика.
Врач, продолжая выдыхать воздух из своих легких в лег-кие умирающей девчушки, уже бежал, держа на руках ее воз-душное тельце, которое смерть так хотела забрать в свои хо-лодные объятия, по коридору отделения к двери, ведущей в реанимацию. ''Только б успеть, поскорее! Только б успеть!''
Так, с ребенком в руках он вбежал, вернее, ворвался в реанимационный зал, чуть не сбив с ног в дверях Демократа Салжоевича. Тот сразу оценил ситуацию, крикнул дежурной сестре:
- Зухра, готовь все для первичной реанимации!
Положив случайно придушенную во сне матерью девочку на спину, на стол медики втроем продолжили реанимацион-ные мероприятия. Демократ Салжоевич вентилировал легкие ''рот в рот'', набросив на губы девочки стерильную марлевую прокладку. Зухра по указанию Сергея ввела в вену больной кардиостимуляторы и преднизолон, сам он продолжал делать закрытый массаж грудной клетки в области сердца, то и дело пытаясь уловить прикладываемым к груди ребенка фонендо-скопом сердцебиения.
Степанов посмотрел на большие круглые часы, висевшие над дверью реанимационного зала. Быстрая секундная стрелка неумолимо показывала, что только здесь, втроем они уже больше минуты безуспешно пытались оживить ребенка. Хо-лодный липкий пот выступил у него между лопаток. Девочка по-прежнему лежала без признаков жизни, мертвенно блед-ная.
- Зухра, набирайте в шприц с длинной иглой кардиости-муляторы для внутрисердечного введения…, - Степанов пере-кинулся взглядом с Демократом. - Будем вводить внутрисер-дечно. Это наш последний шанс.
Времени на обработку кожи груди в области сердца не ос-тавалось – только тернул ваткой, смоченной спиртом, в облас-ти четвертого межреберья слева. Затем длинной толстой иг-лой, надетой на наполненный лекарствами шприц, проколол кожу, слегка как бы треснувшую под рукой мышцу, невиди-мую плевру, сердечную сорочку, неподвижную, уснувшую сердечную мышцу.
По тому, как оттягиваемый назад пальцем поршень шприца вдруг легко подался, и в его прозрачной полости поя-вилась алая кровь, понял, что вошел в полость сердца. После этого, нажав на поршень, ввел все, что было в шприце, внут-рисердечно, удалил иглу, продолжил закрытый массаж серд-ца.
Стрелка часов за это время, пока он все это делал, пробе-жала еще половину своего замкнутого круглого маршрута. В этот момент запавшая грудная клетка больной хрипло подня-лась и опустилась. Девочка впервые ответила своим, само-стоятельным выдохом на вдох Демократа.
- Пульс появился! - радостно сообщила Зухра, пальцы ру-ки которой лежали на лучезапястном суставе пациентки. Сер-гей опять дрогнувшей рукой приложил мембрану фонендо-скопа к грудной клетке ребенка и услышал, что, хотя еще и не совсем ритмично, но сердце заработало, проснулось, начало сокращаться вновь, разгоняя вот-вот готовую загустеть кровь по большим и маленьким сосудам всех органов постепенно оживающего тела.
- Запустили… Сердечная деятельность восстановлена…, - подтвердил Степанов. Демократ Салжоевич еще несколько раз ''раздышал'' больную, убедившись, что самостоятельное дыхание восстановлено, стал налаживать систему для прове-дения кислородотерапии.
Повозившись возле реанимированной еще около полчаса, убедившись в стабильности ее состояния, сделав все необхо-димые назначения, врачи вышли из реанимационного зала. У стены возле входа их ждала мать больной.
- Все нормально. Задышала, сердце тоже заработало. Бу-дет жить, - сообщил ей Демократ Салжоевич. В ответ на это юная женщина никак внешне не отреагировала. Покосилась недоверчиво на врачей, и, не сказав ни слова благодарности, молча повернулась и медленно побрела по больничному ко-ридору.
- Даже спасибо забыла сказать. Пошла досыпать дальше, - с горечью буркнул Демократ Салжоевич.
Доктора зашли в ординаторскую. Сергей с удовольствием расслабленно сел на тахту. Посмотрел на часы – те показыва-ли четыре часа ночи.
В голове шумело, наверное, от бессонницы. Во рту скопи-лась густая, с неприятным запахом слюна – подыши-ка в тра-хею по существу мертвого человека! Демократ, видимо, ис-пытывая аналогичные ощущения, достал пиалы, недоеденные печенья, вытащил из заначки на треть заполненный спиртом флакон из-под новокаина. Разлил спирт по пиалам, преду-смотрительно открыв слегка кран с холодной водой над рако-виной в углу комнаты:
- Что, Владимирович, надо прополоскать горло, а то чем-нибудь заразимся. Она ж к нам вчера только что с двухсто-ронней пневмонией поступила, - и одним махом, не разбавляя водой, реаниматолог опрокинул в рот свою порцию спирта, только потом прихлебнув водой из-под крана. Вообще-то Сер-гей давно не пил спирт, но тут выбирать не приходилось.
Разведя свою долю спирта наполовину водой, на мгнове-нье задержав, не спеша проглатывать, как бы прополоскав та-ким образом ротовую полость, с трудом преодолев отвраще-ние, Степанов тоже выпил. Горечь изо рта сразу растворилась, ушла, ее заменил сладковатый привкус спирта. Зажевали об-ломками печенья.
- Слава аллаху, что запустили девочке сердце. Если бы не удалось – всякое могло быть, - с облегчением вздохнул Демо-крат Салжоевич. - Она ведь таджичка, девочка-то… Хорошо, что обошлось…
- Да, я тоже рад, что спасли ребенка. Жаль было бы, если б не удалось, - согласился Сергей.
- Не только ее спасли, возможно, и себя… На прошлой неделе в реанимации областной больницы не сумели откачать больного таджика, не получилось. Умер. Так родственники его ворвались в отделение, заведующему дали чем-то тяже-лым по голове - тот сейчас сам в реанимации находится с пе-реломом основания черепа. Дежурного врача ножом в грудь ткнули, к счастью скользящий удар оказался, в сердце не по-пали, повезло… В отделении все погромили, всю аппаратуру, окна, двери поразбивали…
- А как же милиция? Областная больница ведь в самом центре города находится…
- Вызывали. От больницы до отделения милиции пятьсот метров, не больше. Так вот приехали только через шесть ча-сов, когда таджики скрылись, а главврач дозвонился до обко-ма партии… Правда, потом, говорят, первый секретарь обкома вызвал начальника УВД на ковер, поговорил с ним ,и банди-тов в течение суток нашли в горах и арестовали…
- Да, но чего они хотели-то? Врачи, наверное, сделали все от них зависящее. За что же их так?
- А кто их знает. Мстили. Таджики у нас здесь самые ди-кие. Их тут все боятся. К тому же обкуренные анашой были, говорят.
В это время зазвонил телефон. Сергей снял трубку – звали в приемный покой, кто-то поступал.
- Я пошел. Зовут. Спасибо за угощение.
- Не за что. Если что - я к вашим услугам, Сергей Влади-мирович, - Демократ Салжоевич плеснул себе в пиалу остав-шийся спирт. - За ваше и наше здоровье!
Перед тем, как идти в приемный покой, Степанов загля-нул в реанимационную палату, где под присмотром симпа-тичной, лет двадцати, улыбчивой медсестры находилась Таня Гиматуллина.
- Как, пришла в себя? - поинтересовался врач.
- Да, просыпалась, пришла в сознание. Спросила, где па-па, что с ней. Я ей пояснила. Потом ввела снотворное, как и было расписано в листе назначений.
- Судорог не было? Как отходит моча по катетеру? В дос-таточном количестве? - уточнил Сергей.
- Нет, судорог не было. Температура снизилась, мочится достаточно.
Доктор посмотрел на спящую Таню. Потрогал рукой ее выглядывающую из-под простыни ладонь – та показалась да-же прохладной на ощупь. Потрогал пульс – он оказался рит-мичным, не частил, хорошего наполнения.
Маленькие живительные капельки лекарственного рас-твора медленно падали вниз в прозрачном смесителе однора-зовой системы для переливания, подключенной посредством периферического катетера к локтевой вене…
Скрипнув ''воротами в рай'', вышел во двор. И ослеп от кромешной тьмы, непроницаемой, замазкообразной в первое мгновение. Присмотревшись, постоял несколько секунд на крыльце, подышал густым, ставшим, наконец, прохладным воздухом. Ощутил навалившуюся усталость. Но расслаблять-ся было рано. Чья-то жизнь, судьба ждала его вмешательства там, в приемном покое, спрятавшемся в глубине ореховых деревьев.
К реальности его вернул вынырнувший откуда-то из-под деревьев отец Тани Гиматуллиной с неизменной сигаретой в руке, который, оказывается, все-таки не ушел домой.
- Сергей Владимирович, прошу извинить, но как там моя дочь?
- Нормально. Пришла в себя. Судорог нет. Лучше ей ста-ло… Не волнуйтесь.
- Большое спасибо вам, доктор. С меня причитается, - не-слось Сергею уже в спину.
Вокруг бурлит зеленая вода Акбуры, которая сносит его вниз. Он из последних сил сопротивляется течению. Но, ка-жется, еще мгновение – и его ударит о коричневые голые ва-луны, закрутит в водовороте…
- Помогите! Помогите! – пытается докричаться Степанов, но ощущает, как от холодной воды свело челюсти, нет ника-кой надежды даже открыть рот…
И вдруг, среди брызг он различает протянутую на помощь чью-то руку. Из последних сил удается дотянуться и схва-титься за нее. Чья-то, безусловно, женская ладонь, несмотря на всю кажущуюся внешнюю свою хрупкость, оказывается сильной настолько, что подтягивает его к берегу.
Он пытается различить почему-то расплывающиеся чер-ты, облик спасшей его женщины. У нее смугловатая кожа, стройные, длинные ноги со слегка тяжеловатыми, но не про-висающими бедрами. Узкая, гибкая талия. Кокетливо смотрят немного вверх соски чуть-чуть полноватых, персикообразных грудей. Изгиб шеи грациозен. Длинные, густые, черные с си-неватым отливом волосы рассыпаны по хрупким плечам, па-дают на лицо… Очертания лица спасительницы по-прежнему расплываются, плохо различимы…
Напрягшись, Сергей пытается разглядеть ее глаза. Длин-ные ресницы прикрывают их. Но вот они робко вздрагива-ют…, и, конечно же, Сергей узнает эти излучающие волную-щий, янтарного раскраса неземной свет – темные глаза Фирю-зы.
Фирюза протягивает к нему, вмиг ожившему, наполнив-шемуся силой и желанием свои гибкие руки – лебеди, при-глашая в объятия…
- Фирюза, Фирюза, я иду, - шепчет он и…
Сергей чуть было не падает с кресла в ординаторской, не-ожиданно очнувшись от кратковременного, только к утру на-валившегося сна, услышав, как скрипнула дверь и кто-то во-шел в комнату.
- Мне показалось, что вы меня позвали. Я нужна? - спро-сила тоже заспанная, забегавшаяся за ночное дежурство Ма-ша. Степанов протер нехотя разлипшиеся веки глаз. От почти бессонной ночи не проходило ощущение попавших в них инородных тел. С удивлением различил перед собой не Фи-рюзу, а уставшую, с помятым лицом медсестру.
- Нет. Ничего. Это вам показалось. Сколько сейчас време-ни? - спросил он девушку, не в силах различить, куда показы-вают стрелки его ручных часов.
- Полвосьмого, Сергей Владимирович. В шесть пятна-дцать мы с вами закончили лить кровь Шахмутдиновой. Ей, кстати, легче. Температура сейчас нормализовалась.
Значит, он около часа все-таки, хотя и сидя в кресле, но проспал за это суматошное дежурство. Что ж, это хорошо. Сразу легче себя почувствовал. Гораздо хуже, когда не сомк-нешь глаза всю ночь.
Маша по-деревенски открыто улыбнулась ему, отчего число веснушек на ее лице как бы увеличилось.
- Хотите, я вам крепкого зеленого чая заварю? - спросила она.
- Давайте. Не откажусь. Спасибо. Наши подопечные-то все живы?
- Все. Никто не ''ушел'', - она неплотно закрыла за собой дверь. И Сергей услышал ее одинокие шаги по еще не про-снувшемуся коридору отделения.
Разогнул отекшие, занемевшие ноги. Встал, подошел к единственному в больнице кондиционеру, почти неслышно гудевшему у окна.
Струя гуляющего воздуха приятно освежила, поверхност-но помассажировала мимические мышцы его лица.
Как обычно по утрам, он лег на спину, на пол, на серова-тый от старости, расстеленный ковер. Подсунул стопы под край тахты, и, ощущая, как пощелкивают и поскрипывают суставы, раз тридцать наклонился туловищем вперед, напря-гая брюшной пресс. Затем выкатил из-под той же тахты пяти-килограммовые гантели, к счастью оказавшиеся в больнице. Поиграл ими в воздухе, выполняя уже отработанный с годами набор различных упражнений. От этого почувствовал, как приятно потяжелели различные группы мышц на руках и но-гах, на туловище. Чаще, несколько напряженнее застучало сердце в груди, ушла, затаилась усталость.
Из дипломата достал бритвенный станок, помазок, тюбик с кремом для бритья. Открыл кран с холодной водой, другой не было, над раковиной у двери. Быстро намылил помазком лицо. Соскреб лезвием бритвы отросшую за ночь густую ще-тину на щеках, подбородке, около тонких губ. С удовольстви-ем сполоснулся освежающей водой, растерся полотенцем.
Как раз в это время Маша занесла в ординаторскую под-нос с керамическим чайником, бок которого украшали разля-пистые цветы, напоминающие отдаленно розы, с тарелочкой, на которой лежало несколько кусочков вареной колбасы и не-известной местной лепешки.
- Выпьешь со мной чайку? - предложил Сергей медсестре, незаметно перейдя на ''ты''.
- Нет, спасибо. Я уже попила, - и Маша удалилась, при-крыв неплотно дверь.
Сергей налил из дымящегося носика чайника зеленый, духмяный напиток в пиалу. Бросил сахар, размешал его ло-жечкой. Пригубил. Чай обжигал губы, рот. Стало тепло, уют-но.
За окном ординаторской сияло солнце, начинался новый трудовой день. Опять предстояло идти на утренний обход, разбираться с больными, кого-то вытаскивать с того света…
Рабочий день уже почти подходил к концу, когда Гуля пригласила Сергея зайти в маленькую палату, где лежали го-лубоглазый Рафик с благополучно разрешающейся уже пнев-монией и Айгуль с острой дизентерией, у которой за послед-ние два дня стул почти нормализовался, появился аппетит, девочка явно пошла на поправку.
- Что случилось? - спросил врач у медсестры уже по пути, в коридоре.
- Что-то Рафик затяжелел. Стал хуже, появился жидкий стул с кровью. Вот его мать и психует, хочет убежать из отде-ления, чуть было не побила свою соседку по палате, - разъяс-нила Гуля.
Когда они зашли в палату – там скандал продолжался. Мать Рафика, метая по сторонам молнии из своих опасно рас-серженных, вот-вот готовых заполыхать настоящим пламе-нем, глаз, в обвинительном тоне, хоть по-узбекски, что-то яв-но нелицеприятное выкрикивала матери Айгуль, загнанной в угол. Бедный напуганный птенчик тщедушно пытался за-крыться от этой агрессии выставленными руками.
- … Поглядите на эту замарашку, Сергей Владимирович! Стоило мне на минуту отлучиться утром из палаты – эта лен-тяйка и грязнуля, как она говорит, ''случайно'' перепутав, на-кормила моего сына своей рисовой кашей из немытой тарелки своей Айгуль… Вы же видели, что утром Рафик совсем хоро-шо выглядел. Был весел, хорошо ел, сидел, почти не кашлял… А после того, как эта грязная женщина накормила его своей поганой кашей – у него открылся кровавый понос! И все из-за нее! - мать Рафика, в ярости оказавшаяся очень сильной, мет-нулась через Сергея к обидчице, занесла уже руку для удара… Но врач успел ее перехватить. Рука взбешенной женщины дернулась, попытавшись вырваться, но, почувствовав силу – сдалась, уступила.
- Прекратите сейчас же эти оскорбления! Вы что это заве-лись? Подеритесь еще! - сорвался Степанов, у которого после тяжелого ночного дежурства голова была и без того не совсем ясной.
- Вы за нее заступаетесь! Вот как? Тогда я забираю ребен-ка из вашей паршивой больницы ,и ухожу домой к чертовой матери! - попыталась схватить мальчика и выскочить с ним в коридор все еще неистовавшая мать Рафика.
Но Сергей твердо стоял на ее пути, заслоняя дверь.
- Прекратите истерику! Сейчас же положите ребенка в по-стель! Ему и так плохо! Убежишь –погубишь малыша! А ну-ка, сядь на стул! - не сдержался уже Сергей. Мать Рафика, опешив от такого окрика, метнула в сторону доктора свой ог-ненный, непокорный взгляд.
- Вы что на меня кричите! На меня даже мой муж-мусульманин ни разу голос не повысил!
- А я не муж вам, к тому же – русский. Так что кончайте бузить. Давайте, осмотрю Рафика, - закончил Степанов уже примирительно.
Что-то дрогнуло в лице скандалистки. Она молча положи-ла малыша в кроватку. Сама села на стул рядом с ним, и … разревелась. Чего Сергей не выносил – это наблюдать, как плачут женщины. При виде их слез весь его боевой запал сра-зу сходил на нет.
- Ну, ладно… Это…, прекратите, пожалуйста, плакать. Извините меня, я сорвался… Успокойтесь, - Сергей неуклю-же, неожиданно для себя погладил плачущую женщину по го-лове, как маленькую. - Возьмите мой носовой платок, вытрите слезы…
Женщина послушно взяла носовой платок. Промокнула глаза, шмыгнула носом, успокоилась.
- Извините, доктор, это я сорвалась. Сильно расстроилась из-за сына. Больше не буду. Осматривайте ребенка, не буду вам мешать… Я вам верю, никуда не убегу…
Рафик действительно затяжелел. Не хотел сам сидеть, жи-вот у него вздулся, урчал, когда Сергей только дотронулся до него пальцами руки – мальчик слабо заплакал, определялась болезненность по ходу кишечника.
- Как он пьет? - уточнил врач.
- Неохотно. Мало. Перестал есть, отказывается от пищи.
- Да, действительно, похоже, что подцепил кишечную ин-фекцию. Я собирался его через два-три дня выписать домой по поводу пневмонии. Значит так: вашу соседку переведем в другую палату. Гуля, у нас там сегодня пятеро человек выпи-сываются. Определите Айгуль с ее малышом на одно из этих мест. Рафику дополнительно назначим интестопан*, обяза-тельно будем сегодня капать внутривенно, восполнять объем потерянной жидкости. Я все распишу в листе назначений. По-прошу дежурного врача-реаниматолога обратить на вас осо-бое внимание сегодняшней ночью. Успокойтесь. Все будет хорошо.
- Спасибо, Сергей Владимирович. Еще раз извините за скандал… Я вам верю.
- Ладно. Забудем о случившемся… Только извинитесь пе-ред Айгуль, пожалуйста…
Только часам к семи вечера наконец-то Сергей все закон-чил на сегодня по больным. Пройдя через ставшими родными уже больничные ворота, махнув рукой на прощанье сразу усердно закивавшему сторожу Селиму в неизменной тюбе-тейке, через несколько минут Сергей и Иван по мосту пере-шли на другой берег Акбуры и оказались возле входа в ресто-ран, терраса которого нависала над горной рекой
У Сергея накопившаяся за время дежурства усталость по-стукивала, попискивала неразборчивой азбукой Морзе в вис-ках, да и начинала надоедать больничная пища, поэтому он предложил:
- Давай, посетим киргизский ресторан. Пропустим по пятьдесят грамм, поужинаем. Хочется отведать блюда нацио-нальной кухни.
- С удовольствием, - сразу согласился Иван Иванович.
По грязноватой лестнице они поднялись на второй этаж ресторана. Миновали темноватый просторный зал, заставлен-ный столами со стульями, лишь за некоторыми сидели посе-тители.
У распахнутой широкой двери, ведущей на террасу над Акбурой, которая являлась продолжением ресторана, у стены, обставившись барабанами, микрофонами, другой аппарату-рой, на стульчике сидел красивый молодой киргиз в яркой на-циональной рубашке. Он настраивал инструмент, чем-то по-хожий на балалайку, но с меньшим количеством струн.
На терраске стояли в один ряд пять-шесть столиков. Дру-зья расположились за ближайшим к реке. Солнце осталось с противоположной стороны здания. Терраса оказалась в тени, хотя яркий свет все равно резал глаза, отражаясь от зеленова-то-белесой поверхности монотонно бурлящей внизу Акбуры. От близости воды легче дышалось при сорока градусах по Цельсию в тени.
- Интересно, как у них здесь соблюдается регламентация продажи алкоголя? - подумал вслух Иван. В это время по всей стране продолжалась компания борьбы с алкоголизмом, раз-вернутая очередным, все еще всесильным генсеком. С его по-дачи в Крыму, на Кавказе, в Молдавии на корню вырубались виноградные плантации. Если раньше за умеренную плату каждый мог купить бутылку хорошего качественного вина, то после начала этой ''борьбы'' хорошие вина исчезли даже из ресторанов. А те, что остались, можно было приобрести в строго отведенные часы в магазинах. И загудели очереди воз-ле винных отделов…
К врачам подошла темноглазая, с лицом, напоминающим по форме полулуние, улыбающаяся, в национальном костюме, чем-то располагающая к себе молодая официантка с малень-кой записной книжечкой и авторучкой в руках:
- Слушаю вас, что хотите заказать, дорогие гости? - обра-тилась она к ним.
Иван поводил пальцем по слегка замасленному меню, ле-жавшему на столе:
- Так, что закажем, Сергей? Есть лагман, шашлык, сала-ты…
- Мне - лагман и шашлык, салатов не надо, - ответил Сер-гей. - Девушка, а что есть у вас из тонизирующих напитков?
- Мне то же самое из закусок, - поддержал компанию Иван. - Действительно, а как у вас с бодрящими напитками? Что есть в наличии?
Девушка опять улыбнулась, блеснув рядами нетронутых, ровных зубов:
- Все есть, что хотите. Кумыс, водка, коньяк, вермут…
- Даже вермут! - удивился Степанов, так как этот напиток в их родных краях вообще около года тому назад исчез бес-следно. – А какой – белый, красный?
- Белый. И очень неплохой.
- Ну, если вы рекомендуете, то принесите нам, пожалуй-ста, на пробу бутылочку белого вермута, - заказал Иван. Сер-гей не возражал, пить водку в такую жару совсем не хотелось.
Зазвучала песня на киргизском языке. Молодой певец в национальной красной рубашке оказался обладателем удиви-тельно чистого, как воды Акбуры, баритона. К тому же он один так ловко подыгрывал себе одновременно на нескольких инструментах, что складывалось впечатление, будто играет целый оркестр.
Лагман, поданый в глиняных горшочках, радовал желудки друзей. Еще больше они удивились зеленоватому, приятно отдающему смородиновым листом, настоящему, как в лучшие былые времена, белому вермуту. Пропустив по парочке ста-канчиков, Сергей и Иван с удовольствием занялись чрево-угодничеством.
- Слушай, я понять не могу, чей все-таки город Кош – уз-бекский или киргизский? Саид Казиханович Латыпов, из реа-нимации, сегодня убеждал меня, что, хотя Кош территориаль-но принадлежит Киргизии, но сорок пять процентов его насе-ления составляют узбеки, и только тридцать пять процентов – киргизы, остальные – русские, татары…, - рассуждал вслух Машков, не спеша, с явным удовольствием откусывая не-большие, хорошо прожаренные, мягкие кусочки баранины от шашлыка.
- А Демократ Салжоевич вчера меня убеждал в обратном: по его словам, пятьдесят пять процентов кошцев – киргизы, и только около тридцати – узбеки. Раз они любят это обсуждать – значит вопрос о преобладании тех или иных народов для них болезненный.
- Да, Саид Казиханович жаловался, что узбеку в Коше трудно выбиться в начальники – все занято и закреплено за киргизами…Причем имеет определяющее значение – из каких ты тейпов–родов происходишь… Вот такие первобытнооб-щинные, родовые отношения, видимо, у них живучи…
- Почти как у нас. Только у нас кроме родственных связей имеет значение блат, взяточничество и шестерил ли в молодо-сти в комсомольских структурах, комитетах… Посмотри, кто у нас в обкомах, райкомах, в начальниках сейчас сидит – одни блатные, дети партократов, бывшие комсомольские шестерки. Они даже в науку сейчас лезут, все стараются проскочить в кандидаты и доктора наук поскорее… А откроешь их диссер-тации – в лучшем случае найдешь искаженный перевод загра-ничных статей об исследованиях на эту тему. Своего то, но-вых идей – ничего нет.
- Да, ты прав. Если комсомольский вожачек диссертацию по клинической дисциплине лепит – то это обычно или об ин-фаркте миокарда у земноводных или о профилактике алкого-лизма среди школьников в экстремальных условиях Крайнего Севера…
- Поэтому-то и наука наша все больше вырождается, под-меняясь научностью, видимостью науки. А практике, клинике такие исследования абсолютно ничего не дают. Но, добив-шись не мытьем, так катаньем, получения научных званий и степеней, вчерашние члены и секретари комитетов комсомо-ла, встречаются, но изредка и среди них приличные люди, бы-стренько выбиваются на административные посты, становятся директорами НИИ, ректорами вузов. И, что самое опасное – тут же окружают себя такими же бездарями, умеющими толь-ко одно хорошо делать – подсиживать тех, кто способнее их. Кто тратит свою энергию и здоровье не на карьеру, а на реше-ние по-настоящему серьезных научных проблем…
- Этому они с юности обучаются. Пока в студенческие го-ды мы с тобой штаны протирали, ставя научные эксперимен-ты в полуподвальных комнатах кафедральных лабораторий, эти ''активисты'' учились делать карьеру другим способом. Ну что ж, каждому свое. Для них смысл жизни в мнимом Олимпе, мнимой славе, мнимой власти над другими людьми, в первую очередь себе подобными. А для нас с тобой способ самовыра-жения сводится и оценивается количеством удачно пролечен-ных больных, числом спасенных детей, как сейчас здесь – в Коше.
- А, посмотри, во что постепенно превращается наша Академия Наук? Там же одни администраторы: директора и ректора. Ни одного действующего научного работника почти и не осталось. То есть тоже академия превратилась в клуб бывших комсомольских работников, комсомольских шесте-рок, которые вдруг почувствовали себя демократами в душе.
- Чего ты хочешь, раз члены-корреспонденты и академики они сами себе подобных избирают. Вот, если бы была, напри-мер, такая система - раз в три–четыре года проводился бы ме-тодом тайного голосования по типу анкетирования опрос ве-дущих педиатров, например, всех докторов наук в стране с целью определения пяти-шести, на их взгляд, наиболее значи-тельных исследователей в данной отрасли. Вот эти бы лица и получали звания членов-корреспондентов и академиков. Так этого ж нет.
- Да, если б так сделали, процентов шестьдесят–семьдесят нынешних академиков перестали бы ими быть. Поэтому они никогда не примут такого решения. Это им может присниться только в страшном сне.
- Да и диссертацию сейчас становится защитить все легче и проще. Если работа слабенькая – зачем защищаться на спе-циализированном совете по одной специальности - еще не проскочишь! Можно это обойти – защищайся на совете по другой специальности. Например, ты - педиатр, а защищаешь-ся на стыке вроде как двух наук: ставишь шифр по двум спе-циальностям - нормальной физиологии и педиатрии. Защища-ешься на совете по нормальной физиологии, а потом продол-жаешь работать заведующим кафедрой педиатрии, как ни в чем не бывало. Хотя защищался-то по нормальной физиоло-гии, и все знают, что для педиатрии твоя работа имеет нулевое значение…
- А это не влияет на должностной оклад…
Вот за такими душевными беседами друзья завершили трапезу, рассчитались с девушкой-официанткой, вновь вышли на улицу города, поднимающуюся круто под гору.
Слегка взбодренные от выпитого настоящего вермута, решили дойти до переговорного пункта, позвонить домой, в Смоленск. Вдруг захотелось услышать голос жены… Особен-но Сергею.
На этот раз ему повезло. Наконец-то телефонную трубку на том конце, вдали от здешних южных мест сняли.
- Алло, слушаю вас, - произнес недовольный, заспанный голос жены.
- Привет, это я – Сергей. Наконец-то дозвонился. Никто не отвечал – я не первый раз тебе звоню за эту неделю. Где ты, интересно, была?
- А, Сережа, рада тебя слышать. Я гостила у подружки, Зины…, на даче. Не забывай – я в отпуске, имею право на от-дых. Как там у тебя дела?
- Все нормально, - у Степанова пропало всякое желание слушать ее очередное вранье насчет дачи подружки Зины, тем более что ему показалось, будто он услышал на том конце провода, в трубке чей-то приметившийся мужской голос. - Долетели нормально. Работаем. Счастливо отдыхать дальше. До свидания.
Сергей медленно положил телефонную трубку на рычаг аппарата. Вышел на крыльцо переговорного пункта, дожида-ясь продолжающего беседовать по телефону Ивана.
Приближающаяся южная ночь закрывала небо с просту-пающими все ярче звездами темной занавеской. Сергей по-чувствовал, как он сегодня устал: от работы, от долгожданно-го разговора с Наташей… Прикрыл веки, сильно сжав их, ста-раясь встряхнуться… И вдруг, как утром во сне, явственно представил себе Фирюзу. ''Фирюза, Фирюза, Фирюза'', - неж-но, предательски нежно по отношению к жене запело его сердце. Он явственно ощутил, как трудно теперь будет пога-сить ему эту зародившуюся нежданно музыку.
Телефон на столе в ординаторской зазвонил, как всегда неожиданно и назойливо. Степанов взглянул на свои часы – стрелки замерли на полшестого. Рабочий день, как и рабочая неделя, подходили к концу. ''Неужели под конец работы кого-то подвезли?'' - подумалось обреченно. Но делать нечего – приложил снятую трубку к уху нехотя, левой рукой, так как правой дописывал историю выписанного больного:
- Да, слушаю вас.
- Сергей Владимирович? Это Полина Карповна. Вы, на-верное, закругляетесь на сегодня? Когда освободитесь, мы ждем вас у меня в кабинете. И передайте это, пожалуйста, всем вашим десантникам. Тут подъехал ваш куратор по линии Минздрава – Фирюза Байрамовна, она хочет с вами встре-титься.
- Хорошо. Сейчас будем, - ответил Сергей.
''Фирюза! Черт возьми, откуда она взялась? Вот это здо-рово! Вот это да!'' - порадовался в душе Степанов. Быстренько дописал бумаги и через несколько мгновений уже входил в домик у ворот, где располагалась администрация больницы.
В кабинете главврача уже собрались все ''десантники'', Полина Карповна, и, конечно же, Фирюза Байрамовна.
Сергей не видел ее целую неделю, поэтому, присев у края длинного стола, покрытого традиционной для здешних мест кумачовой скатертью, с интересом наблюдал за ее оживлен-ным разговором с Машковым, с трудом, правда, улавливая его смысл.
Фирюза показалась ему еще более привлекательной. Все в ней располагало, притягивало. Все, даже самые мелкие дета-ли. Эти четыре (он насчитал ровно столько) черных, как смоль, волоска, выбившихся из общего тугого узла живых, переливающихся от расшалившегося лучика солнца всеми цветами радуги, волос, за правым розоватым, классической формы ухом.
Легкий румянец, проступивший на ее щеках, узорный овал ее женственной и зовущей фигуры, все прелести которой подчеркивались со вкусом пошитым, казалось бы неброским, легким платьем в мелкий горошек…
Сергею показалось, что он даже уловил какой-то удиви-тельный, одновременно нежный и терпкий восточный аромат, исходящий от этой женщины, флюиды которого защекотали не его нос, а сердце. От этого что-то перевернулось в груди, как бывает всегда перед неотвратимым ощущением чего-то рокового, необъяснимого, приближающегося.
- … Сергей Владимирович, ты чего – уснул, что ли? По-чему не отвечаешь?… Так, принимаем мы приглашение Фи-рюзы Байрамовны поехать осмотреть сейчас горный участок Акбуры? - спросил Машков, дотронувшись до его плеча.
Фирюза Байрамовна, сидевшая до этого к Сергею полубо-ком, тоже впервые повернулась в его сторону, отчего ее груди упруго слегка шевельнулись под прозрачной тканью натя-нувшегося складками платья.
Она внимательно заглянула, казалось, на самое дно его смятенной души, пронзив ее своими неотразимыми, притяги-вающими, исходящими, но пока неизвестными науке импуль-сами, излучаемыми ее темными, с поволокой зрачками, и под-твердила свое предложение:
- Заведующий облздравотделом попросил меня организо-вать для наших дорогих гостей выезд на природу. Для лучше-го ознакомления со здешними достопримечательностями… Так как – едем?
- Да, конечно, спасибо. Согласен, с удовольствием…, - очнулся, вышел из оцепенения Степанов.
Через час на микроавтобусе облздравотдела все они кроме Полины Карповны (та не поехала, сославшись на важную встречу) по петляющей сначала между предгорий, потом - гор дороге выехали за город. То там, то тут по обочинам отливали багрянцем кусты барбариса. Все еще не уставшее солнце, сде-лавшее безлюдной каменистой пустыней здешние места, на поворотах ослепляло своим светом.
Дорога вилась около Акбуры, которая становилась по ме-ре продвижения вверх, в горы, все более неприступной из-за отвесных скалистых берегов. Река падала вниз с многометро-вых перекатов, все с большим неистовством ударяясь с бес-пощадной силой о торчащие то там, то здесь клыкастые, за-остренные кверху валуны, отчего вспенивалась зеленая вода.
Когда впереди показался уходящий на сотни метров вверх своими неприступными обрывами глубокий каменный кань-он, дном которого являлась беснующаяся поверхность Акбу-ры, машина с путниками остановилась на маленькой площад-ке под скалой, где собственно и заканчивалась проселочная дорога.
- Все. Приехали. Дальше дороги нет, - обернувшись, объ-явил пожилой на вид, промолчавший весь путь водитель, лицо которого покрывала густая сеть глубоких, обветренных мор-щин.
Путники вышли из автобуса, прихватив с собой сумки со всякими припасами, которые были заблаговременно взяты Фирюзой Байрамовной и куплены докторами в магазине по пути.
Ниже площадки, где остановилась машина, возле самой кромки каменистого, неровного берега вилась по направле-нию вверх, в самое жерло громадного каменного мешка, скрывающего рокочущую красавицу Акбуру, еле различимая, но, как оказалось, хорошо известная Фирюзе Байрамовне, тропинка, приведшая вскоре к удобной выемке у основания скалы, где были видны старые угли от костра.
- Вот и пришли на место. Не знаю, можно ли здесь ку-паться – вода, конечно, в Акбуре ледяная, но позагорать точно можно, - сказала Фирюза Байрамовна. При этом быстро и лов-ко разделась до купальника, еще более подчеркнувшего все прелести ее стройной фигуры. Сергей даже вздрогнул – на-столько представшая его взору полуобнаженная женщина со-ответствовала образу той, которая ему недавно приснилась.
Катя и Маша, мужчины также последовали ее примеру. Иван перепрыгнул с берега на четырехметровую по перимет-ру, каменную глыбу, торчавшую, как кость в горле со дна ре-ки. Ее поверхность была гладко отполирована водой, солнцем и веками.
От шумящей, падающей, разбивающейся о камни зелено-ватой воды разносилась свежесть. Несмотря на по-прежнему неистощимое вселенское светило, от этой свежести жара пе-рестала чувствоваться, исчезла куда то. Дышалось легко и приятно.
Сергей потрогал ногой воду, которая несильно бурлила в полутора-двухметровой береговой каменной выемке – яме, окруженной с трех сторон коричневыми с серыми прожилка-ми валунами. Вода оказалась ледяной. Но устоять перед со-блазном окунуться Степанов был не в силах после недельной трудовой запарки.
И Сергей, крепко обхватив руками прибрежный камень, опустился по шею в омут. От холода сначала свело ноги, слегка сперло дыхание, но затем стало легче. Под удивленные выкрики Кати и Маши Сергей дважды вошел под воду с голо-вой, не отпуская скользкий, холодный камень руками. Затем выскочил, почти вылетел от холода на теплый берег:
- Хорошо! Бодрит по страшной силе!
- Я тоже хочу! - изъявил желание Иван и, уцепившись за берег ладонями, нырнул в манящую ледяную купель.
- Просто моржи какие-то! Это опасно! А если сорветесь – разобьет о камни тут же! - возмутилась почему-то рассердив-шаяся за ребячество Фирюза.
- Да, вы правы, Фирюза Байрамовна. Опасные экспери-менты. Я отказываюсь в них участвовать. Лучше пойду полю-буюсь каньлном сверху, с высоты птичьего полета. Подни-мусь повыше по тропинке, - согласился с ней Адам Альберто-вич.
- Не заходите далеко. В горы всегда легче подниматься, чем спускаться вниз, Адам Альбертович, - предупредила и его Фирюза Байрамовна. Но тот, неожиданно быстро и легко, что только замелькали его сутулая спина и затылок между редки-ми щуплыми кустиками, кое-где торчащими по сторонам гор-ной тропинки, начал подниматься по ней вверх.
Тропинка почти отвесно уходила туда, где на расстоянии около двухсот метров от дна ущелья виднелся просторный каменный выступ, с которого, действительно, наверное, от-крывался сказочный вид.
Достигнув этой своеобразной смотровой площадки, по краю довольно густо заросшей кустарником и одиночными низкорослыми деревцами, Адам Альбертович присел на ней. Оставшимся внизу было видно, как он оттуда созерцал, на-слаждаясь дикой красотой каньона.
Сергею тоже захотелось последовать его примеру и взглянуть на Акбуру с верхотуры. И он начал подниматься по той же горной тропке вверх.
- Сергей Владимирович, вы куда? Тоже прошли альпини-стскую подготовку? - попробовала его остановить Фирюза Байрамовна, занявшаяся вместе с Машковым и Катей приго-товлением ''стола'' прямо на отполированной поверхности од-ной из каменных глыб. Шофер из найденных редких веток разводил небольшой костерок.
Степанов уже отошел к этому времени метров на пятьде-сят от лагеря. Тропка при подъеме в гору показалась ему со-вершенно безопасной. Он улыбнулся и даже где-то в душе по-радовался такому вниманию к своей персоне:
- Нет, не проходил. Но чем я хуже Адама Альбертовича! - и полез выше.
- А может, не надо экспериментировать? А то придется потом снимать вас с Альбертом Адамовичем с помощью вер-толета с горы, - не отвязывалась Фирюза Байрамовна. Но не-послушный врач уже добрался до средины пути туда, где тро-пинка обходила у основания отвесную скалу.
Осторожно придерживаясь за последнюю, Сергей мино-вал каменную, покрытую только мелкими трещинками глыбу и выбрался на площадку, заросшую кустарником выше ее.
Здесь тропинка делала развилку, раздваивалась. Одна до-рога вела за скалу, туда, где ниже лежащий склон горы пред-ставлялся отсюда более покатым. А другая – устремлялась дальше, по заросшему негустым кустарником склону, вверх, к той смотровой площадке, с которой и созерцал Адам Альбер-тович.
Сергей стал подниматься по ней. Этот участок пути он преодолел быстрее, чем предыдущий, так как можно было придерживаться руками за кусты.
На расстоянии полутора метров от края обрыва, видимо, окончательно загипнотизированный представшей взору кра-сотой дикого глубокого горного ущелья, сидел, по-восточному подогнув под себя ноги, онемевший Адам Аль-бертович.
Степанов подошел к нему, посмотрел вниз. Грозная Ак-бура виделась отсюда тоненьким зеленоватым ручейком. В голубом южном небе, совсем недалеко от них медленно па-рил, высматривая зазевавшуюся добычу, грациозный горный орел. От жуткой высоты у Сергея закружилась голова, он вспомнил, что с детства плохо переносил ее. ''Вот дурак, мальчишка, решил выпендриться перед Фирюзой… Как спус-каться-то будешь?'' - промелькнула в голове досадная мысль, и захотелось как можно скорее покинуть эту вершину.
- Что, будем спускаться вниз? А то превратимся в горных орлов? - неуверенно попытался пошутить Степанов. Но Адам Альбертович, продолжая созерцать, покачал задумчиво голо-вой:
- Я еще хочу здесь посидеть, подышать горным арома-том… А вы, пожалуйста, спускайтесь.
Сергей подумал, что, наверное, вдвоем это было бы легче сделать. Но, не желая проявлять свою слабинку, стал спус-каться вниз один.
До средины пути, до развилки это удавалось ему весьма удачно. Помогали и кустики, прочно вцепившиеся корнями в каменистый склон, за упругие ветки которых можно было придерживаться руками. Но дальше…Сергей посмотрел вниз. Туда, где показавшаяся теперь такой узенькой, тропинка оги-бала отвесную каменную скалу, за которую невозможно было зацепиться руками. И ему стало жутко от отвесности обрыва, уходящего прямиком вниз, в узкий, бездонный каменный ко-лодец, в глубине которого мрачно гудела неистовая Акбура.
Впервые в жизни Степанов испытал такой животный, ди-кий страх перед этим опасным пяти-шестиметровым участком горной тропы. Он понял – что такое потерять самообладание. Не в силах больше смотреть вниз с головокружительной вы-соты, ощутил, как безвольно задрожали его ноги и руки, ставшие на пару минут совершенно неподконтрольными воле и его разуму.
В полной прострации он опустился на землю, пытаясь вернуть себе самообладание. Осмотревшись, первым его же-ланием было повернуть на развилке по другому ответвлению тропинки, огибающему камень сверху, туда, где, казалось, спуск должен быть менее отвесным.
Он даже ступил ногой в этом направлении, отчего не-сколько камешков сорвалось вниз в пропасть. Степанов не-вольно проводил взглядом их убыстряющийся, с завихрения-ми полет, пока через несколько секунд не услышал откуда-то из глубины ущелья слабый звук их удара о поверхность реки.
Он ясно понял в эту минуту, что хитрый развилок тропы – это еще одно испытание, которое он сам себе придумал.
Та тропа, которая вела выше скалы, была дорогой слаба-ков. Тропа мужчин рискованно спускалась по краю обрыва почти под отвесной скалой.
Сергей четко осознал, что его единственно верный выбор – это взять себя в руки, сбить в них дрожь, а еще важнее – дрожь в ногах. И осторожно и быстро, стараясь не смотреть в пропасть, а только под ноги, пройти опасный участок дороги. Другого выбора у него просто не оставалось.
И, уняв предательскую дрожь в коленях, собравшись, он решительно прошел, почти пробежал (а, может, пролетел?) эти опасные пять метров пути. Все обошлось. Он понял это только, когда минут через пять вышел на безопасный участок спуска и достиг лагеря.
- А, вот и наш скалолаз вернулся! - приветствовал его Иван, уже расположившийся на земле со стаканом зеленого вермута в руке. - ''Лучше гор могут быть только горы…'', - шутливо напел он знакомую мелодию Высоцкого.
Маша с Катей, которые уже, видимо, хлебнули винца, подхихикнули доктору. Одна Фирюза Байрамовна, уловив что-то неладное по выражению изменившегося лица Сергея, внимательно взглянула на него:
- Как, осознали, что зря меня не послушались? Как гово-рят на Востоке – храбрец не тот, кто сумел покорить вершину, а тот, кто сумел с нее достойно спуститься… Взбодритесь-ка лучше этим киргизским напитком, полегчает…
Сергей взял из ее рук пиалу, наполненную вермутом, ощутив, как вновь вдруг задрожали пальцы его ладоней. С трудом скрыв эту следовую слабость от глаз окружающих, он побыстрее выпил вино. Видимо, после сильного стресса чело-век становится более чувствительным к алкоголю. Степанов сразу ощутил приятное тепло, исходящее от выпитой порции вермута. Это тепло сбило тремор в руках, быстро дошло до головы, отчего в мозгу просветлело как бы…
И тут подумалось, что Адам Альбертович тоже может по-пасть в подобную неприятную ситуацию.
Он поискал ''созерцателя'' глазами вверху края ущелья и увидел его спускающуюся спину на участке тропы перед раз-вилкой над скалой. Голова коллеги мелькнула над опасным участком и исчезла в кустарнике выше скалы. ''Черт, похоже, пошел по тропе в обход опасного участка. Надо его встретить, помочь'', - подумалось Сергею. Он встал и вновь направился вверх по тропинке.
- Э, скалолаз, вы куда? Опять в горы потянуло? - поймала его руку своей теплой мягкой ладошкой Фирюза Байрамовна. - Не пущу больше туда!
- Надо помочь, встретить Адама. Там есть один непростой участок, возле скалы. Отвесный очень.
- Ну, тогда только со мной.
И они стали вместе подниматься в гору, высматривая Адама Альбертовича. Дошли до начала отвесного участка ущелья, но Адама Альбертовича не было видно.
- Адам Альбертович, где вы?! Мы идем вам навстречу, от-зовитесь!
Тишина. Они крикнули еще несколько раз – нет ответа. И вдруг, откуда-то, на несколько десятков метров выше того места, где остановились Сергей и Фирюза, гулко посыпались камни, затем показался и сам путешественник.
Он на четвереньках, ногами вперед, плотно припав к зем-ле всем телом, цепляясь за ее уступы изодранными в кровь руками, выбрался, а точнее – выполз, выкатился из колючих зарослей кустарника как раз напротив их лагеря.
Сергей и Фирюза метнулись на помощь товарищу, но Машков и шофер уже опередили их. Поддерживая под руки, они довели бедного Адама Альбертовича до безопасного мес-та.
У костра Сергей и Фирюза застали совершенно потерян-ного, перепуганного, мертвенно бледного человека, который никак не мог отхлебнуть вино из прыгающей в руках пиалы. Зубы его стучали, словно он не менее часа отмокал в ледяной воде Акбуры.
Иван взял из его ладоней опустошенную, но не выпитую пиалу, снова налил в нее вина, и сам напоил из своих рук Адама Альбертовича. Тот только после этого стал немного приходить в себя. Его перепуганный взгляд напоминал в эти минуты взор затравленного зверя. Коварная природа зло по-шутила над ним.
Фирюза набросила на плечи Адаму свою куртку. Иван еще раз до краев наполнил его пиалу вином. На этот раз Адам, хоть с трудом, но опорожнил ее самостоятельно.
Адама Альбертовича, на которого после пережитого стресса вино сильно подействовало – он быстро захмелел, на-чал без повода хохотать, рассказывать неприличные анекдоты, пытаясь ухватить Катю за ногу, завезли в общежитие, отвели в комнату, опустили на кровать – отдыхать.
Всех остальных Фирюза Байрамовна пригласила поужи-нать в ресторане под названием ''Акбура'', где облздравотдел заказал для них места.
Через несколько минут по извилистым, зеленым улочкам Коша они подъехали к двухэтажному зданию, расположенно-му в старинном парке, который спускался своими аллеями к берегу реки.
На втором этаже ресторана находился просторный квад-ратный зал, большие, до потолка, окна которого выходили во двор. Несмотря на поздний час в ресторане никого не было кроме их и небольшого ансамбля из трех человек, настраи-вающих на сцене инструменты, издавая при этом самые не-ожиданные звуки.
Их уже ждали – стол был накрыт на шестерых, сервиро-ван по-европейски холодными закусками, водкой и неизмен-ным белым вермутом.
Гостей встретила у входа и усадила приветливая русская официантка – женщина в возрасте за сорок лет, отцветающая последней женской красотой:
- Располагайтесь, пожалуйста, отдыхайте. Раньше у нас был по существу чисто русский ресторан, так как рядом бази-ровался десантный полк… Сейчас наши постоянные клиенты – военные улетели в Афганистан, хотя по привычке офицеры любят наше заведение. Кухня у нас поэтому европейская. Мо-гу предложить сибирские пельмени, отбивную из свинины, шницель… Заказывайте горячие блюда на выбор… Фирюза Байрамовна, не буду вам мешать. Если понадоблюсь – знаете, где меня найти. Приятного аппетита.
Наполнили бокалы: мужчины – водкой, женщины – ви-ном.
- Давайте выпьем за вас – русских докторов и медсестер, оставивших свои края, семьи, и очень хорошо помогающих нам здесь – в Киргизии, - предложила Фирюза Байрамовна, сидевшая по правую руку от Степанова.
- С удовольствием выпьем и за ваше здоровье, Фирюза Байрамовна, - поддержал Иван Иванович и первым осушил свою рюмку до дна.
Закусили копченой селедочкой со свежим луком, салата-ми из овощей, холодным копченым мясом.
Фирюза Байрамовна подошла к сцене, что-то сказала му-зыкантам, и те заиграли танго. Из полуоткрытых окон ресто-рана залетал свежий воздух из парка. Ансамбль пел о любви.
- Можно вас пригласить потанцевать? - спросил Фирюзу Байрамовну Сергей.
- С удовольствием, - она улыбнулась ему искренне и от-крыто. И они медленно закружились в плавном танце. Их примеру последовали Иван Иванович с Катей.
- Хорошо здесь. Уютно. Почти как дома. Спасибо за этот вечер. Жаль, что с Адамом получилось неувязочка, извините. Видимо, сильно перенервничал при спуске. Я, если честно, тоже чуть было не уподобился ему. Есть там, на тропинке, од-но такое опасное место…, - разоткровенничался Сергей, ино-гда теряя дар речи, когда во время танца упругая грудь Фирю-зы невольно прижималась к его рубашке.
Ему было приятно ощущать под ладонью ее стройный, грациозный, колыхающийся стан, вдыхать исходящий от ее нежной шеи, от всего ее притягивающего к себе тела тонкий, терпкий запах. Такой аромат бывает от молодых еловых веток весной в среднерусском лесу.
Она повернулась к нему лицом, теперь ее глаза светились совсем рядом в полумраке ресторана:
- А я это почувствовала, что вы тоже попали в переделку. Было видно по вашему заострившемуся лицу. Но держались при этом неплохо.
Она немного откинула голову назад, как-то с грустью улыбнулась.
- Да, вы не ошиблись, - еще раз признался в своей слабо-сти Сергей. - А сами-то надолго в Кош?
- Я уже объехала ваших по всем северным районам облас-ти. Сейчас дня три поживу в Коше, есть тут всякие дела, по-том буду постепенно объезжать южные, горные районы, где тоже работают ваши ребята. Добираться туда непросто. В не-которые поселки только вертолетом. Но, что поделаешь, раз минздрав поручил мне курировать на время проведения де-санта эту область. Скучаю только по дочери… Хотя ей хоро-шо с моими стариками, они сейчас все вместе отдыхают на даче под Бишкеком, в предгорном районе…Там очень красиво и менее опасно, чем в ущелье Акбуры.
Танец закончился. Они подошли к столу, сели. По пред-ложению Ивана, который определенно входил в роль тамады, выпили на этот раз, как он сказал, ''за тех, кого с нами нет, но кто мог бы быть!''
- Вы имеете в виду Адама Альбертовича? - пошутила Маша, легко опрокидывая свою порцию вермута. - А ему, на-верное, и без нас неплохо – отоспится вволю!
- Да, нет. Я хотел поднять этот тост за наших друзей, жен, матерей, близких, в общем – за тех, кто, может, вспоминает о нас где-то там, далеко, - поправился Машков.
Официантка принесла горячее, кто что заказал. Сергею досталась сочная, хорошо прожаренная отбивная. Он поду-мал, что, наверное, надо что-то и ему произнести:
- Тост под горячее. Давайте выпьем каждый за свое. Кому что дорого – за то и поднимем наши бокалы.
Сергей взглянул при этом на свою соседку. От выпитого вина она еще больше похорошела, разрумянилась, глаза ее еще сильнее притягивали неведомой силой. Она как-то ласко-во взглянула на него. Коснулась теплыми пальцами тыла его ладони, отчего в груди у Степанова вновь зародилась и зазве-нела образовавшаяся пустота.
- Пошли, потанцуем. Я так давно этого не делала, - пред-ложила Фирюза Байрамовна. Ансамбль заиграл популярную песню: ''… Раздайте патроны, поручик Голицын, корнет Обо-ленский – одеть ордена… О, русское солнце, великое солн-це…''.
- Это великое солнце забросило меня сюда, далеко от до-ма, от России… Но все равно, оно великое, наверное,… если встретил здесь тебя, - размышлял вслух, танцуя с Фирюзой, Сергей.
- Конечно, великое, Сережа. По-моему, уже пора нам пе-рейти на ''ты''? - спросила она.
- По-моему, тоже. Давно пора. Мне это почему-то сразу захотелось предложить тебе, еще тогда, когда познакомились в самолете. Но, как-то не решался… Ты мне очень нравишься, - вдруг признался Степанов, невольно крепче обнимая ее та-лию.
А она и не сопротивлялась его решительному признанию, будто сама ждала этого. У Сергея горячая волна прихлынула к голове, пробежала по всему телу, когда он почувствовал, что в ответ Фирюза сильнее прижалась к нему. Он явственно ощу-тил, как напряглась под складками легкого платья ставшая го-рячей ее грудь. Как одновременно упруг и мягок, податлив ее округлый живот…
- Ты мне тоже сразу запал в сердце, товарищ русский док-тор, - она неохотно, но достаточно настойчиво ослабила его объятья. Танец заканчивался. - Только здесь, на людях давай не будем демонстрировать свои чувства. Лучше уйдем отсюда под каким-нибудь предлогом.
Когда они вернулись к столу, Фирюза сказала, обращаясь к коллегам Сергея:
- Прошу меня извинить, но завтра с утра рано должна быть в облздравотделе на совещании. Несмотря на субботний день заведующий зачем-то решил нас собрать. Так что отды-хайте, дорогие друзья, а я должна уйти. Приятного отдыха.
Фирюза быстро поднялась и направилась к выходу, не-смотря на все возражения Ивана Ивановича и девушек.
- Пойду, проведу ее до гостиницы. А то темно уже стало. Пока, - и Сергей, похлопав по плечу понимающе подмигнув-шего ему Ивана, поспешил вслед за уходящей Фирюзой, не-вольно отметив про себя, что со спины она вообще оказалась неотразимой в своем платье в горошек, который просто по-трясающе перекатывался по ее ногам и спине при каждом ша-ге.
В гостинице, где остановилась Фирюза, присутствовали все обычные атрибуты комфорта одноместных номеров: полу-тораспальная кровать, застеленная жестковатым на ощупь ко-ричневым покрывалом, полированный стол у приоткрытого окна с полуопущенной скромной гардиной, пара мягких, еще новых кресел, холодильник.
В углу светился только что включенный цветной телеви-зор, с экрана которого в очередной раз вещал о благах демо-кратии и перестройки неутомимый лысый партократ, для ко-торого слова ''Россия'', ''Родина'' на самом деле казались не до-роже стоимости бриллиантового колье для своей жены.
Когда Фирюза и Сергей закрыли за собой входную дверь, она, видимо, по привычке включила телевизор, потом оберну-лась к гостю:
- Вот так и живу. Располагайся.
- Я уже расположился, - и Степанов, не в силах больше сдерживаться, привлек женщину к себе, обнял ее оказавшиеся горячими податливые плечи, дотронулся губами до ее рас-крывшихся, немного пухловатых губ. Это касание тут же пе-решло в страстный долгий поцелуй.
- Как я заждался этого момента… Милая моя, родная…, - зашептал Сергей, и его ладони невольно начали свой любов-ный поиск по ее упругому, как будто налившемуся зрелым соком телу, задержались на притягательных окружностях ее бедер, скользнули по немного выступающему вперед, подат-ливому и манящему низу живота…
- Дорогой… Сейчас, только давай все по порядку, с чув-ством, с расстановкой, как говорят у русских…, - она чуть-чуть отстранилась от него, не убирая впрочем его ласковых, жадных рук со своего потеплевшего гибкого стана. - Для на-чала выключим телек. Болтовня этого купленного казачка га-сит мое либидо… Тебе же не нравятся фригидные женщины? Да к тому же мы не на комсомольском собрании…
Потом включила настольную лампу с золотым абажуром, стоявшую на столе. От этого золотистые блестки заиграли в ее бездонных узбекских глазах.
- Присядь, Сережа. А я узнаю, есть ли горячая вода в ван-не. Иногда не бывает…
Осторожно выскользнув из его рук, она щелкнула выклю-чателем, зашла в ванную комнату, прикрыв за собой дверь. Сергей услышал шум полившейся из крана воды.
- Да, есть горячая вода. Тебе не кажется, что нам не меша-ет сполоснуться перед сном? - донесся ее голос.
- Я не против.
- Ну, так раздевайся и иди ко мне. Я уже начала мыться…
Сергей почему-то дрогнувшими пальцами быстро рас-стегнул и снял рубашку, брюки, носки. Потянул за ручку две-ри, ведущей в ванну – та легко открылась…
Фирюза – совсем такая же, как та – привидевшееся ему во сне, с распущенными, спадающими до верхнего полуовала бедер иссиня-темными, мокрыми от стекающей воды волоса-ми, со своим поистине античным гордым бюстом ждала его, откровенной, не ханжеской наготой как бы подчеркивая ис-кренность своего отношения, свою открытость.
Сергей стал рядом с ней, чувствуя поначалу какую-то скованность. До этого он пару раз только был близок с Ната-шей в ванной. Да и то жене это показалось не совсем удоб-ным… ''Черт, надо же, все-таки совесть проснулась. Про жену вспомнил'', - подумалось ему. - ''А впрочем, неизвестно, что она там сейчас делает на даче у подружки Зины''.
Фирюза, словно разгадав причину его замешательства, первая ласково и нежно коснулась ладонью его волос на гру-ди, затем ее горячие пальцы медленно, ласкающе стали спус-каться ниже…
Из комнаты через открытое настежь окно было видно без-донное, черное, но загадочно неоднородное от множества больших и малых звезд, густо обсыпавших его, южное небо, подсвеченное сбоку полулунием, наполовину скушенной, ви-димо, во время любовных игр, луной.
Обнаженная из-за сбившихся простыней точеная фигурка Фирюзы казалась еще более прекрасной, вся наполненная не-гой при этом естественном, рассеянном, небесном освещении. Многократно наласкавшиеся уже за эту ночь мужчина и жен-щина, несколько мгновений тому назад в очередной раз пере-жившие одновременно ошеломляющее душу и тело облегче-ние, состояние комической невесомости в сочетании с прони-кающим во все поры тела звездным озарением, очистившиеся в ласках, ставшие самыми близкими людьми за эти часы, утомленно дарили друг другу тепло, не желая покидать объя-тия друг друга.
- Ты такая нежная… Это счастье, ощущать тебя…
- С тобой нельзя быть другой… А ты такой породистый мужчина…
- Как это – породистый? - не понял Сергей, хотя опреде-ление ему польстило.
- Есть породистые мужчины, а есть – беспородные. Поро-дистый – это, когда в лице и душе нет мелких черт… Все крупное: и нос, и глаза, и лоб, и подбородок… Ну, как у тебя. А беспородный – это, когда все мелкое – и черты лица, и рот скривленный на бок, как судорогой свело. И глазки – где-то там, в глубине спрятались, как пуговки. И мыслишки, и жела-ния мелкие – где бы только урвать для себя, для своей шку-ры…
Она ласково поцеловала его своими ставшими сухими и даже немного потрескавшимися от беспрерывных ласк губа-ми.
-Да, в любом народе, в любой нации есть люди, а есть лю-дишки. Беда, когда к власти приходят последние, вот как сей-час у нас… Выросла целая каста неприкасаемых, которым все можно, все сходит с рук… Каста блатных и бывших комсо-мольских работников. Чтобы войти в нее, эти люди перешаги-вают через мораль, дружбу, долг. Лишь бы стать неприкасае-мым. Лишь бы превратиться в священную корову, которой все дозволено. Лишь бы припасть к общественной кормушке, и жрать, хапать из нее…
- Ты, оказывается, убежденный борец за справедливость, - засмеялась Фирюза, повернувшись к нему лицом, придвинув-шись плотнее теплой коленкой к его бедру.
- Ты, Сереженька, оказывается, не только врач, но и фило-соф… Не зря у тебя такой большой и выпуклый лоб, - ее пальчики коснулись кожи его лба, ласково дотронулись до бровей, мочек ушей…
- Да, и уши у тебя тоже породистые, красивые… Знаешь, за что мне нравятся настоящие русские мужики? Их бывает трудно обворожить, завести. Но если уж они завелись – то ос-тановить их просто невозможно… Вот уже светать начинает, мы с тобой не спали ни минуты, а я чувствую, что ты опять хочешь…
- Правильно чувствуешь, конечно, хочу, - и он ощутил как вновь накатывает желание любить эту чувственную, краси-вую, умную женщину, вновь и вновь ощутить ее всю, слив-шись с ней воедино.
- А может, хоть немного поспим? У меня такое чувство, что я лежу в постели с восемнадцатилетним юношей, а не с замученным работой доктором… Давай, усни, отдохни ми-лый, - слабо сопротивлялась и тем самым еще больше его за-водила Фирюза.
- Иди сюда поближе… Потом поспим… Завтра выходной, на работу с утра не надо…
Они расстались с Фирюзой только на следующий день. Сергей проснулся (уснул все-таки!) около одиннадцати часов утра.
Вместе они позавтракали, а заодно и пообедали в гости-ничном ресторане. Затем расстались. Сергею с дух часов дня в этот субботний день предстояло дежурить сутки по больнице. Договорились встретиться завтра с утра, пойти куда-нибудь вместе отдохнуть.
Придя в больницу, Степанов привычно осмотрел всех тя-желых детей по отделению, зашел в отдельную палатку, где лежал голубоглазый Рафик с его вспыльчивой мамой. Но в палате лежали другие, вновь поступившие больные.
- А где Рафик? - спросил он дежурную сестру.
- Он затяжелел за ночь, поэтому вчера вечером был пере-веден в отделение реанимации, - пояснила та.
Закончив обход в отделении, Сергей зашел в реанимацию. Толкнул дверь в ординаторскую, там, сидя на диване, смотрел теленовости дежурный молодой врач, год тому назад закон-чивший Киргизский мединститут, кореец по национальности Игорь Васильевич Ким. Все звали его просто по имени – Игорь.
Увидев Степанова, Игорь приветствовал его приятной улыбкой. Они пожали друг другу руки. Пальцы у Игоря были сильными, жесткими. ''Наверное, не выдумывают, что у него красный пояс по карате,'' - невольно вспомнил об этом Сергей.
- Как дела у вас сегодня? Тяжелых больных много? - по-интересовался Сергей. Ким разлил по пиалам зеленый чай, пододвинул одну из них Степанову:
- Угощайтесь чайком, Сергей Владимирович. Вроде все более-менее спокойно пока. В реанимации сейчас всего семь детей.
- А почему вчера Рафика из моей палаты перевели к вам?
- Это Саид Казиханович его забрал. Мальчик затяжелел к вечеру, токсикоз нарастал, участился жидкий стул с кровью. Пришлось добавить еще один антибиотик внутривенно. Стул к вечеру нормализовался, но у него усилилась дыхательная недостаточность. Утром осмотрели его с Латыповым – в лег-ких очаговые нарушения, пневмония, похоже с обоих сторон определяется.
- А какова у него сейчас частота дыхательных движений?
Игорь порылся в куче процедурных листов, лежавших на столе, нашел нужный:
- Да особой одышки нет…
- А температура тела какая сейчас?
- С утра была 38,5 градусов, а сейчас –нормальная.
Сергей допил свой чай.
- Схожу, взгляну на Рафика, что там с ним случилось.
Мальчика и его мать он нашел в отдельной реанимацион-ной палате. Женщина выглядела убитой горем. Потухшим, почти безжизненным взглядом встретила русского врача, даже не попытавшись улыбнуться. Видимо, от бессонной ночи, она сильно постарела за эти сутки, под глазами пролегли серые тени, лоб прорезали две поперечные морщины. Рафика, уку-танного в одеяло, она монотонно покачивала на руках.
Сергей развернул малыша, осмотрел его. Да, мальчик за-метно затяжелел. Он был в сознании, но почти не реагировал на осмотр, плохо держал голову, не проявлял желания сидеть. Кожные покровы приобрели мертвенно-серую окраску.
Ребенок дышал тяжело, с трудом, со свистом, выдох был шумным. Степанов прослушал его со всех сторон – дыхание почти не различалось над легкими. А если и определялось – то заметно ослабленное, жесткое, с рассеянными сухими хрипа-ми.
- Как у него со стулом дела? - спросил доктор маму Рафи-ка.
- Вчера был несколько раз с утра, жидкий, с кровью. Но с утра сегодня только один раз сходил и без крови… Что с ним, Сергей Владимирович? Он не умрет? У моей сестры вот так в больнице умер сын в таком же возрасте…, - и женщина раз-рыдалась.
- Успокойтесь, не надо. Пожалуйста, не плачьте. У маль-чика ухудшение связано с тем, что развился по существу аст-матический статус… У вас в семье кто-нибудь болел бронхи-альной астмой?
- Болеет. Моя сестра и болеет астмой… Но ему можно помочь? Или… или уже все?! Я вижу, как он тает на глазах…, - она взглянула ему прямо в лицо своими полными горя тем-ными глазами.
- Значит так, все антибиотики, все лекарства, кроме нит-рофурановых я ему сейчас отменю. Его можно спасти, обес-печив регулярное внутривенное введение преднизолона. Это мы ему сейчас и назначим. Наберитесь терпения, успокойтесь. Что сейчас нужно от вас кроме терпения и не раскисать –это поить мальчика регидроном, он у вас есть.* Прошу вас – будь-те мужественны. Мы должны его вылечить. И вылечим. Легче ему станет не сразу, может, завтра, может, послезавтра, но так обязательно будет…
Женщина устало вытерла ладонью слезы с глаз:
- Хоп.** Делайте, как считаете нужным. Я вам верю.
Сергей нашел дежурившую в реанимации медсестру Фа-тиму – красивую, статную, с привлекательными глазами, мо-лодую узбечку, говорившую по-русски без малейшего акцен-та:
- Фатима, я сейчас все распишу в листе назначе-ний…Рафику отменим все антибиотики. Внутривенно начните прямо сейчас, при мне. Будем вводить только преднизолон в дозе из расчета пока один миллиграмм на каждый килограмм массы тела в сутки, четырехкратно… Разводите на физраство-ре. Катетер у него хорошо функционирует? Тромба нет?
- Нет, Сергей Владимирович, недавно вводила ему анти-биотик внутривенно, проходит все без проблем. Приступаю сейчас к введению преднизолона… Хоп. Все поняла, - девуш-ка одарила его своей белозубой улыбкой.
''Почти так же улыбнулась, как Фирюза'', - невольно по-думалось Сергею, но додумать эту тему не дали - сообщили, что вызывают в приемный покой –''скорая'' привезла нового больного…
Степанов проснулся после недолгого забытья в ордина-торской от того, что ощутил какое-то непонятное, но явствен-ное движение, покачивание пола, всего здания. Открыв в не-доумении глаза – понял, что слегка отъехал от стены вместе с диваном.
''Черт, чего это такое – мерещится мне, что ли?'' - не мог понять происходившего спросонья. В этот момент легкое скольжение дивана от стены повторилось. Качнулась, задре-безжала люстра под потолком.
В испуге Степанов вскочил на ноги, до него наконец-то дошло – что это землетрясение.
Посмотрел на часы – пять ночи. Было сумрачно, тихо и поэтому как-то жутко. Решил пройтись до поста медсестры. Набросил халат, вышел в окутанный сумраком длинный отде-ленческий коридор.
Где-то в середине его, за столом, придвинутом к окну, при неярком свете настольной лампы маячила на стуле сгорблен-ная, неясная фигура задремавшей сидя медсестры. Подземные толчки больше не повторялись.
Больные и их матери спокойно спали по палатам. Из от-дельных полуприкрытых дверей были слышно чье-то сопение, одиночное покашливание.
Подойдя к медсестре, Сергей уже раздумал ее будить, но девушка зашевелилась, и сама подняла голову.
- Что-то случилось, Сергей Владимирович? - отряхнулась ото сна, спросила она.
- Да нет, ничего. Видимо, было землетрясение. Люстра за-качалась и диван поехал вместе со мной… Или мне показа-лось?
- Скорее всего, не показалось. У нас это бывает частенько. Видимо, не сильно тряхнуло – балла на три. Иначе бы я по-чувствовала…
- Ладно, отдыхай, отдыхай… Я пойду –тоже попробую прилечь. Вроде все тихо, даже странно…
Он вернулся в ординаторскую. Снял халат, туфли, опять прилег на расстеленный диван. Но сон не шел.
Перед глазами пробегали картины прошедшего дня: из-мученные, наполненные страданием глаза больных детей, их вздутые, по-лягушачьи распластанные от недокормов и болез-ней животы, застывшие, угрюмые лица их матерей…
Вдруг ему показалось, что слышит где-то вдали неясный жалобный плач ребенка. Он даже присел на диване в ожида-нии стука в дверь. Но, просидев так минут пять – понял, что послышалось. Никто его не звал.
Тогда он решил все-таки прилечь. Усталость сдавливала виски, тяжестью наливались веки. И он упал на подушку, и провалился куда-то в темноту.
- Сергей Владимирович, Сергей Владимирович… Про-снитесь! Вызывают… Очиловой на втором этаже плохо ста-ло…, - медсестра трясла его за плечо. Он вскочил, натянул непослушный халат, засунул ноги в туфли и побежал по лест-нице на второй этаж.
На кроватке в палате он нашел бездыханное тело шести-месячной девочки, которая уже две недели лечилась в боль-нице по поводу кровавого стула, острой кишечной инфекции. Вроде шла на поправку, и надо же – дала остановку дыхания и сердца.
''В медицине все происходит по закону парных случаев… Опять мать приспала, придавила, невольно придушив девочку во сне… Сколько можно запрещать этим бестолковым мате-рям спать в одной постели с маленькими детьми!'' - с досадой думал Сергей, бегом, делая на ходу искусственное дыхание через наброшенную на лицо ребенка маску, спуская девочку в реанимационный зал.
Там они продолжили реанимационные мероприятия втро-ем: он, подошедший Игорь Ким и Фатима. Делали сначала ис-кусственное дыхание и закрытый массаж сердца, вводили в вену, а затем внутрисердечно стимуляторы, но…
Провозились минут сорок. Вспотели, хоть отжимай хала-ты - но сердце завести не удалось, оно молчало. Дыхание тоже не восстанавливалось. И, смахнув с лица стекающий струйка-ми соленый пот, Степанов в конце концов был вынужден дать команду:
- Все. Кончаем. Бесполезно. Не удалось.
Еще теплое детское тельце завернули в простыню. Сер-гей, сгорбившись, вышел из реанимационного зала в коридор. Игорь вышел следом. Прислонились к стене. Ким достал из кармана пачку сигарет, предложил:
- Будете? Закурим? - и, щелкнув зажигалкой, затянулся табачным дымом. Сергей, некурящий вообще-то человек, по-колебавшись, последовал его примеру. Затянулся дымком. За-кашлялся. Бросил сигарету в урну.
- Не идет мне курить… Ну, что – надо выходить к матери девочки… Поговорить с ней…
Когда Игорь докурил, вместе вышли из реанимации в ко-ридор отделения.
Мать умершей девочки дожидалась их у двери, опустив голову, втянув ее в худенькие, совсем девичьи плечи. Степа-нов закашлялся, першило в горле от попробованной сигареты, хрипло сказал:
- К сожалению, наши мероприятия по оказанию реанима-ционной помощи оказались бесполезными. Оживить ребенка не удалось, хотя было сделано все возможное. Девочка умер-ла.
Не поднимая на них глаз, как будто не до конца поняв, что произошло, молча, Очилова повернулась к ним спиной и побрела по коридору.
- Она нас правильно поняла? - спросил Степанов Игоря.
- Конечно. Она и без перевода все поняла, по нашему ви-ду. Я сейчас попрошу кого-нибудь посидеть с ней, до прихода родственников.
- Ладно. А я пойду в ординаторскую. Вызову машину, от-правим тело в морг.
Ким несколько удивленно поглядел на него:
- В морг? А нужно ли? У нас не всегда отправляют.
- Как – не всегда? Положено провести вскрытие, судебно-медицинское обследование о причинах смерти…
- А не боитесь?
- А чего бояться? Я поступаю в соответствии с законом, - не придал значения загадочной осторожности Игоря Сергей и пошел в ординаторскую - вызывать по телефону машину…
Та приехала на удивление быстро. Только-только Сергей дописал направление на судебно-медицинское обследование трупа, как за окном ординаторской в еще не развеявшейся ут-ренней мгле мелькнул свет фар подъехавшей машины ''скорой помощи''.
Девочку, а точнее ее тело – ту необъяснимую, почти ил-люзорную оболочку, которая остается какое-то время после того, как замолкает сердце, перестают дышать легкие, оста-навливается кровь во всех сосудах, погрузили в салон ''Волги'', и машина отъехала. Сергей взглянул на часы на стене ордина-торской. Было полседьмого утра.
Попив в одиночестве – Игорь где-то задерживался, зеле-ного чая, сел писать посмертный эпикриз в историю болезни Очиловой.
Было тихо в этот предрассветный час. Вдруг Степанов ус-лышал звон разбиваемого стекла, женские, мужские крики на непонятном языке, шум, доносившийся со стороны входа в реанимацию с улицы.
Когда Сергей вышел в небольшой холл реанимации, то застал там неожиданную картину.
На полу валялись осколки разбитой стеклянной двери, одна половина которой висела на уже единственной искрив-ленной петле. Низ двери был разбит, поломан в щепки, види-мо, от удара ногой.
Фатима с побелевшим лицом пыталась пальцами левой руки остановить кровь из сильно кровоточившей рваной раны на предплечье ее правой руки. Это ей с трудом удавалось. Кровью был уже залит весь подол ее халата. Лужица крови натекла на пол.
Молодой мужчина лет тридцати, высокий, в темной ру-башке и брюках, с выражением дикой ярости на заострившем-ся лице наседал на Игоря Кима, у которого из носа уже текла кровь, и глаз медленно заплывал от синяка. Нападающий уда-рял вяло защищающегося Игоря мелькающими в воздухе ку-лаками и ногами. При этом он что-то злобно выкрикивал по-киргизски.
Небольшая группка проснувшихся матерей, набежавших на шум из палат, боязливо сбилась в кучку, молча наблюдая за избиением.
Увидев подбежавшего Степанова, мужчина, а Сергей тут догадался, что это был Очилов – отец умершей девочки, оста-вил Кима, и, взревев, как раненый зверь, бросился с кулаками на другого врача.
- А, русский фашист… Убью! - Очилов с этими словами бешено налетел на русского доктора, который с трудом увер-нулся от мелькнувших перед глазами кулаков. Помогла выуч-ка, полученная во время уличных драк в юности.
''Черт, его мне нельзя бить… Скажут, избил родителя по-гибшей больной…'', - успела промелькнуть в голове мысль. В этот момент Очилов в животной ярости все-таки достал его ногой. Но, правда, в последний момент Сергей успел при-крыться от более неприятных возможных последствий удара, подставив под ногу нападавшего свою голень. От этого разго-ряченный чем-то, судя по одурманенному мутному взгляду – опиумом, Очилов упал на пол. Пока он порывался подняться, Степанову удалось жестко захватить, завернув в локте за спи-ну, руку нападавшего.
- Прекратите! Вы что это вытворяете?! - крикнул Сергей, дав обидчику подняться с пола на ноги. Но, когда тот попы-тался вырваться, доктор, усилив фиксацию завернутой руки, подтвердил бесполезность этих попыток.
- Позовите его жену! - крикнул Сергей наблюдавшим с интересом за их схваткой, женщинам. - Пусть отведет его до-мой. Успокоится, проспится…
Кто-то побежал за Очиловой. Ее муж подергался, подер-гался, поматерился, обзывая врачей убийцами, но бесполезно – Степанов надежно его удерживал.
Подошла жена нападавшего. Сергей передал ей взбесив-шегося, находящегося явно под воздействием наркотиков, мужа. Та с трудом, повиснув на руке мужа, не позволила ему вырваться, и вновь напасть на медиков.
- Расходитесь, концерт окончен! - разогнала по палатам матерей подошедшая мать Рафика. - И вы идите домой! Разве врачи не сделали все, что от них зависело?! - обратилась она к Очиловым. И те медленно, ворча, поблескивая воспаленными глазами, побрели прочь от ''ворот в рай''.
- Чего они так взбеленились? Ну, понятно, горе боль-шое… Но мы, действительно, не виноваты, что она ее приспа-ла, - высказал свое недоразумение вслух Сергей.
- Да разве дело в том, что она умерла, - пояснила мать Ра-фика. - Нельзя было тело отправлять в морг, на вскрытие по мусульманской вере. Да и пролежит там теперь до понедель-ника. Сегодня воскресенье – никто из судебных экспертов вскрытием заниматься не будет… А по обычаю – мусульма-нин должен быть захоронен, предан земле не позднее заката солнца в день смерти…
- Так мне же этого никто не объяснил… Да та же Очилова сказала бы, как требуют их обычаи – и я не стал бы без их со-гласия переправлять труп в морг, на экспертизу, - посетовал Степанов. Но делать было нечего, к тому же необходимо ос-тановить кровотечение из раны на руке Фатимы.
- Игорь, ты как – тебе обработать ссадины надо? - спросил Сергей у Кима.
- Ничего. Все нормально. Обойдется.
- Хорошо. Тогда вызывай ''скорую'' для Фатимы, отправим ее в травмпункт. Пусть там аккуратненько обработают и ушьют рану. А я пока наложу ей жгут на руку и тугую повяз-ку… Да, и позвони на всякий случай в милицию. Пусть прие-дут, составят протокол, как положено…
- Хоп, Сергей Владимирович.
Игорь пошел в ординаторскую звонить, а Степанов в пе-ревязочной быстро и тщательно обработал рану Фатиме, оста-новил кровотечение.
- Это как ты порезалась так? - спросил он девушку.
- Да, он ударил меня. Я упала боком, рукой налетела на стеклянную дверь. Стекло лопнуло и упало мне на руку… Вот так все и вышло…
- Понятно. Приляг на кушетку до приезда машины.
Сергей оставил раненую медсестру, прошел в ординатор-скую, где сидел Игорь.
- Как – дозвонился? - спросил он Кима.
- Да, тут же дозвонился, сейчас подъедут и те и другие.
- Ну, что ж, проследи, пожалуйста, за Фатимой. А я до-пишу, наконец, посмертный эпикриз.
Сначала приехала машина ''скорой помощи'', которая за-брала раненую. Минут через десять после этого Сергей в окно ординаторской увидел, что к крыльцу подъехал ''уазик'' с тре-мя милиционерами, не считая водителя. Спустя некоторое время в ординаторскую зашел милицейский капитан – высо-кий, темноволосый, с незапоминающимся лицом, молодой мужчина.
- Ассалам-аллейкум*. Что тут у вас произошло? - капитан поздоровался с Сергеем за руку, присел на стул, расстегнул сумку, достал бумагу, авторучку.
- Нападение. Вот видели, дверь сломал, медсестру пора-нил, сейчас отвезли ее в травмпункт, моему коллеге лицо раз-украсил… Вы его не встретили в коридоре?
- Встретил. Мы с ним переговорили. Он пошел грелку со льдом к синяку на лице прикладывать… Ну, давайте составим протокол: когда, как это случилось, при каких обстоятельст-вах, как здесь хулиганил…
В это время дверь ординаторской открылась, и вошел… сам Очилов собственной персоной. Взглянул хмуро на капи-тана, поздоровался с ним за руку.
Они – капитан все также сидя на стуле, Очилов - переме-щаясь медленно по комнате, как будто в нетерпении, начали о чем-то оживленно говорить между собой по-узбекски. Изред-ка, во время разговора, Очилов бросал в сторону Степанова полный жажды мести и ненависти взгляд, не вынимая при этом правую руку из кармана брюк. Даже присев потом на ди-ване, он так и не вынул руку из кармана.
''Что-то там зажал в кулаке… Может, приготовил нож для меня?'' - невольно подумал Сергей и внутренне напрягся, ни на минуту не спуская глаз с вошедшего. Тот, видимо, ощутил это внутреннее напряжение, готовность доктора к отпору в случае необходимости. И, поговорив с милиционером, покру-жив по ординаторской под пристальным взглядом русского доктора, Очилов вышел.
В окно Сергей видел, что он не ушел, а выжидательно, все так же держа правую руку в кармане брюк, остановился на крыльце, у входа в реанимацию, начал о чем-то оживленно беседовать с другими милиционерами.
Капитан между тем деловито записал в блокнот показания Сергея, дал ему подписать протокол, а затем засобирался ухо-дить.
Степанов взглянул на часы - они показывали уже полде-вятого. Его дежурство закончилось полчаса тому назад. Из коридора он услышал голоса пришедших на смену им с Ки-мом Демократа Салжоевича и Назимы Мухтаровны – врача из отделения на втором этаже.
- А Очилова вы заберете с собой? - спросил Сергей уже выходившего капитана.
- Мы его потом вызовем в отделение, допросим, - ответил тот. - Не волнуйтесь, доктор, с хулиганом разберемся обяза-тельно.
Хлопнула закрываемая дверь в ординаторской, неспеш-ные шаги уходящего милиционера разносились по коридо-ру… ''Да, разберетесь, составите протокол, если меня прире-жут. У Очилова в кармане точно нож припрятан… Это уже серьезнее. Всадит в спину, когда буду уходить с дежурства по ''кишлачной'' улице – с него и спрос будет маленький, раз на-ходился в состоянии аффекта после смерти дочери… - про-неслись в голове Сергея мрачные мысли.
Нужно было действовать быстро, пока наряд милиции не уехал. Он понял, что в этой ситуации остается только одно – побудить Очилова броситься на него с ножом не потом, а сей-час, на глазах у милиционеров и свидетелей – медиков и с ин-тересом наблюдавших из окон палат матерей. Тогда наряд не сможет не забрать хулигана.
''Уазик'' уже заворчал заводимым мотором, капитан по-ставил ногу на подножку, готовясь сесть на сиденье в кабине, рядом с водителем, когда из ''ворот в рай'' вышел Сергей и пошел прямо навстречу Очилову.
Их разделяло шага три, когда тот не выдержал, заорав диким голосом: ''Русская сволочь! Убью!'' - метнулся, нако-нец-то вытащив руку из кармана, в сторону доктора.
Сергей в этот момент поворачивался к нему спиной. Он был готов к схватке. Подловив нападавшего на прием, пере-хватил занесенную руку того с зажатым в кулаке, блеснувшим лезвием на солнце, длинным стилетом.
- О-о-о-о!!! Фашист! Убью! - почти завывал вырываю-щийся, бьющийся в руках Сергея Очилов. Доктор подтащил его на глазах у выскочивших врачей и медсестер, припавших к окнам, казалось, всех матерей, лежавших в больнице, к но-гам раздумавшего все-таки садиться в машину капитана.
- Как, капитан, и теперь его оставите? Тогда я его сейчас сам к вам приведу.
Капитан усмехнулся. И согласился, что-то сказал своим помощникам, и те, сцепив руки Очилова наручниками, с тру-дом запихнули его в заднюю, с решеточной в окошке, дверь кабины. Капитан еще раз улыбнулся той улыбкой, о которой на Востоке говорят: ''На языке – мед, под языком – лед'', - по-жал Сергею руку: - Не волнуйтесь. Разберемся с хулиганом. Разберемся…
''Уазик'' скрылся за углом здания. Доктор пошел следом, подождав, когда уляжется поднятая колесами машины пыль.
Из центра города Сергей из телефона-автомата позвонил, как договаривались, Фирюзе. Та сняла трубку, и он услышал ее мелодичный, ласкающий слух, ставший родным голос.
- Алло, алло… Слушаю вас…
- Здравствуй, дорогая, это – я – Сергей… Вот, закончил дежурство в больнице… Давай, увидимся?
- Ты откуда звонишь?
- Из телефона-автомата возле шашлычной. Напротив тво-ей гостиницы.
- Хорошо. Жди меня возле шашлычной. Через десять ми-нут выйду.
Сергей повесил трубку телефона. Осмотрелся.
Как всегда с утра ярко светило солнце, подчеркивая све-жесть зелени в скверике, где под несколькими брезентовыми навесами стояли пластмассовые столики с такими же белыми, почти игрушечными стульями. Несколько человек в тюбетей-ках не спеша наслаждались здесь свежими шашлыками на шампурах. Шашлыки готовил подвижный, толстоватый муж-чина в когда-то белом халате.
Сергей подошел к шашлычнику поближе. Посмотрел, как тот ловко переворачивает нанизанные на шампуры кусоч-ки беловатого, почти без крови мяса вперемежку с нарезан-ным луком, другой незнакомой восточной зеленью. В воздухе витал невообразимо вкусный, аппетитный запах. Степанов решил попробовать это блюдо, время до прихода Фирюзы еще оставалось.
- Ассалам-аллейкум, - приветствовал почти радостно, по-блескивая золотыми передними коронками зубов шашлычник. - Мясо будем кушать, дорогой? Какой на тебя смотрит, ко-мандир? Выбирай на вкус!
- Давайте вот тот, - показал Сергей. - Выпить у вас что-нибудь найдется?
- Водка, вино, пожалуйста…
Сергей к шашлыку взял стакан вермута. Отошел к одному из игрушечных столиков, расположился так, чтобы видеть выход из гостиницы. Пригубил до половины стакан с вином, с удовольствием откусил мягкое, хорошо прожаренное, аромат-ное мясо.
От случившегося нападения на душе остался неприятный осадок. Как-то остро ощутил себя чужим здесь, среди непо-нятных, непредсказуемых мусульман, людей совершенно дру-гой культуры, с другими эмоциями и нравами, кажущимися ему дикими и непонятными. Вспомнил о доме, где не встре-тишь такой агрессивности и злобности. Вспомнил о Наташе… Знала бы она, чем он здесь занимается… А если бы узнала, то как отреагировала бы? Разозлилась? Обиделась? А может, об-радовалась появившемуся наконец-то поводу оборвать их от-ношения, расставить все точки над ''и''?…
Сергей допивал вермут, когда из подъезда гостиницы вы-шла Фирюза. Заметив его, она махнула рукой и стала перехо-дить улицу.
Степанов пошел ей навстречу. Появление Фирюзы – ви-димо, хорошо выспавшейся, посвежевшей, еще более краси-вой и привлекательной, освободило его сердце от тяжелых мыслей. Она приветливо улыбнулась ему своими приоткры-тыми полноватыми губами без следов помады, темными лас-кающими глазами:
- Привет, милый! Рада тебя видеть!
- Здравствуй, Фирюза…, - Сергей потянулся, чтобы поце-ловать ее, но она аккуратно и мягко отстранилась, шепнув:
- Сереженька, здесь не надо. У нас это не принято. По-том… Не здесь… Меня не поймут. Да и тебя тоже.
- Ну, что ж, нельзя – так нельзя. Сергей подал ей свою ру-ку, и они пошли по улице вниз по направлению к реке, к мос-ту.
- Так, какие у нас планы? Куда мы пойдем? - спросила Фирюза.
- Не знаю даже. Давай сходим на рынок. Я там еще ни ра-зу с утра не был. Купим дыню, фрукты. Согласна?
- Хорошо. Пошли. Дежурство, наверное, было не из лег-ких – что-то у тебя вид такой замученный?
- Да, не из легких. Может, могло стать последним для ме-ня. Но, бог миловал…
- Что-то случилось? - почувствовав неладное, напряглась ее рука, которой она держалась за него.
И Сергей рассказал ей о нападении, обо всем, что про-изошло на дежурстве, придав этому по возможности анекдо-тичный оттенок. Но он увидел, как по ходу его рассказа две продольные морщинки пробежали в уголках ее рта, как по-темнели ее глаза.
- Ты об этом рассказываешь, как о хохме какой-то… А он мог тебя просто убить. Тем более наркоман, он же не сообра-жал, что творил… Ну, и наши стражи порядка, как они могли себя так вести? А впрочем, чему тут удивляться, если все по-купается и продается? А тебе, что, никто не сказал, что у нас умерших вскрывают очень редко? Что наши патанатомы и су-дебные медики, особенно в районах, выписывают обычно ли-повые заключения, не проводя аутопсий*?
- Да, конечно, нет. Откуда я мог знать об этих обычаях. Просто действовал по инструкции, по закону, как обычно по-ступают в России, как положено…
- Здесь другие законы, другие… Вернее, на бумаге они та-кие же, но выполняются по-другому, - она даже остановилась, провела, погладила его по волосам. – Но ты тоже хорош, за-чем рисковал? Неужели нельзя было как-то уйти от этой стычки? Наверное, любишь подраться?
- По другому никак не получалось. Он привязался и не от-ставал – и все тут. А подраться по молодости я действительно любил. Когда в старших классах мы ходили драться с пацана-ми с другой улицы, меня ребята обычно выставляли ударни-ком.
- Как это – ударником? И из-за чего вы дрались?
- Сражались, конечно, из-за девчонок… А ударник – это тот, кто начинает драку, подходит первым и бьет. Тут важно точно попасть. Я обычно бил в переносицу – если попал, то вырубал, противник падает, это прибавляло смелости всей нашей компании. А в драке побеждает тот, кто злее дерется, а не тот, кто сильнее…
- Ну, ты – задира, однако. Знала бы, что такой хулиган – никогда не подружилась бы с тобой, - лукаво сказала Фирюза. - Тем более как ты рассказывал мне на предыдущей встрече – мужчина ты женатый, серьезный… Перед женой, наверное, совестно за свое поведение? А?
Последний вопрос был поставлен, как говорится, в лоб. И Сергей ответил честно:
- Конечно, есть такой момент. Я вообще-то жене почти не изменял… Но когда я с тобой – забываю обо всем на свете… Аура от тебя какая-то особенная исходит, что ли…
Они незаметно за разговором спустились по улице вниз, под гору. И оказались у входа на городской рынок.
Там собралась уже приличная разношерстная толпа вхо-дивших и выходивших через каменные ворота на базар. Неда-леко от ворот, возле полутораметрового по ширине арыка с мутной, бурлящей, грязной водой Степанов увидел маленько-го, лет четырех на вид, черноволосого мальчика, в разорван-ной, давно нестираной рубашке навыпуск, босого, который присев на край водоема, жадно откусывал и почти не разже-вывая, проглатывал большими кусками вареную колбасу, за-жатую в черной от грязи ручонке.
- Посмотри, Фирюза, на этого бедного малыша… Завтра, наверное, встречу его в больнице с кровавым поносом…
- Вряд ли, Сережа. Когда человек с детства ничего кроме грязи не видит, если выживает, то обычно потом не болеет – его организм привыкает к постоянному контакту с инфекцией. И потом оказывается в состоянии побороть ее без нашей вра-чебной помощи.
Обнесенный глинобитным забором со всех сторон рынок в этот воскресный утренний час гудел от многочисленной толпы покупателей, зевак и продавцов, занявших длинные де-ревянные ряды под навесами. Чего здесь только не было!
Великолепные, влажные от росы, без единого изъяна, крупные гроздья винограда соседствовали с розовобокими, сочными яблоками и просвечивающимися насквозь грушами. Всевозможная зелень: от чеснока, лука, петрушки до разно-цветного перца – громоздилась на лотках рядом с черными пластинками мумие, добытого где-то высоко в горах, на труд-нодоступных горных козьих тропах. На мясных рядах были развешаны только что освежеванные туши баранов, телят, ди-чи.
Они остановились возле высокого, крепкого, со здоровым румянцем на щеках киргиза, торгующего свежим кумысом из бараньих бурдюков. Люди тоже выстроились к нему в оче-редь. За умеренную плату он наполнял их бидончики и стек-лянные банки слегка пенящимся, сероватым напитком.
-Ты не хочешь выпить кумыса? - спросила у Сергея Фи-рюза. Он посмотрел на грязные, вываленные, похоже, в навозе бока лежавших на земле бурдюков, и отказался:
- Нет, как-нибудь другой раз, не сегодня.
Фирюза весело рассмеялась, разгадав причину его отказа:
- Поняла вас, Сергей Владимирович. Правильно мыслите. Этот наш азиатский напиток переносят только азиатские же-лудки. Думаю, вам не надо рисковать…, - и уже более серьез-но. – А думаешь, почему такая очередь за кумысом? Видишь, многие тут же опустошают свои емкости?
Сергей, действительно, удивился, когда на его глазах ка-кой-то русский мужик с испитым, в сосудистых звездочках лицом с удовольствием, в один присест опорожнил двухлит-ровую банку с кумысом. Фирюза подтвердила его догадку:
- Да, кумыс кроме лечебных качеств является легким ал-когольным напитком. Поэтому по утрам некоторые мужчины предпочитают его пиву.
Дыню они выбрали у приветливого продавца, который распоряжался громадной кучей этих желтобоких красавиц разного размера, сваленных на землю, видимо, прямо из кузо-ва машины. Точнее, выбирала Фирюза, тщательно простукав желтую, средних размеров дыню. Получив деньги, продавец долго кланялся им, твердя:
- Спасибо, спасибо за покупку…
Кроме дыни, которую поместили в прочную матерчатую сумку, оказавшуюся у Фирюзы, выбрали еще несколько от-борных гроздей винограда, сочные персики, зелень, и, прихва-тив в магазине по пути к гостинице еще бутылочку коньяка ''Киргизстан'', по предложению Фирюзы поднялись к ней в номер.
В холодильнике у Фирюзы нашлась увесистая вырезка копченого, золотистого мяса. Как пояснила хозяйка, мясо привезли из родного кишлака ее отца. Фирюза занялась при-готовлением пищи, а Сергей решил позвонить к себе в обще-житие, так как вспомнил, что они с Иваном и Войтовичем со-бирались сегодня поехать покупаться в зоне отдыха.
Он набрал номер телефона вахтера общежития, попросил пригласить кого-нибудь из их комнаты. Прошло несколько минут, прежде чем Иван Иванович взял трубку.
- Иван, привет, это я – Сергей. Хочу извиниться за запо-здалый звонок. Как вы там – еще не уехали на речку купаться?
- Привет. Да нет, ждали тебя. Ты откуда звонишь?
- Да, зашел здесь в гости…
- Понятно, куда зашел. Привет Фирюзе Байрамовне, - до-гадался о месте нахождения Степанова Машков. - Тут тебя какой-то взъерошенный мужик с утра, кстати, разыскивал. Я сказал, что должен подойти с дежурства. Что за мужик, похож на наркомана, глаза сумасшедшие…?
- Мужик, говоришь? А выглядел он как?
- Да, молодой такой киргиз, весь на взводе… Что-то слу-чилось?
- Потом расскажу… Ничего особенного, так, трудовые будни… В общем, не рассказывай этому мужику, где я нахо-жусь, если еще придет. Я с вами не поеду, езжайте без меня. Вечером постараюсь быть. Пока.
Сергей положил трубку телефона. Фирюза, невольно слышавшая их разговор, встревоженно спросила:
- Тебя кто-то искал?
- Да, похоже Очилов шарился по общежитию… Но, ниче-го страшного, ерунда, обойдется, проспится…
Фирюза подошла к креслу, где он сидел, обняла его ру-кой. Пальцами ласково поворошила негустую шевелюру на его голове:
- Сережа, ты сегодня останешься у меня. В общежитие не пойдешь. Не отпущу. Надо выждать, да и отдохнешь – вон ка-кой весь усталый. Так будет лучше…
Сергей поцеловал ее приоткрытое теплое плечо, ощутив на губах приятный терпкий запах. Почувствовал себя абсо-лютно усталым, как выжатый лимон. Его слегка клонило в сон. Никуда не хотелось идти от этой единственной, ставшей такой близкой, женщины.
- Спасибо тебе, дорогая. Если честно, то с удовольствием останусь… Правда, наверное, как мужчина я сегодня ни на что не способен… А как посмотрит на мое присутствие здесь гостиничная администрация?
- Об этом не беспокойся. Этот номер – броня Минздрава, с ним все обговорено. Претензий не будет, вахтер не придет проверять мое целомудрие. Так что, давай – прими горячую ванну, потом вместе перекусим, я сейчас схожу в буфет, при-несу чего-нибудь горячего… Ты борщ любишь? Здесь его, кажется, неплохо готовят…
- От борща не откажусь. Давно не ел, с удовольствием по-пробую борщ по-узбекски или по-киргизски. Так, как пра-вильно: по-киргизски или по-узбекски?
- Какая разница, лишь бы вкусно было. Ну, я пошла, - и поцеловав его в висок, она направилась к входной двери.
Когда освежившийся и взбодрившийся Степанов вышел из ванной комнаты, то увидел красиво сервированный стол. И его ожидала не менее привлекательная Фирюза.
Разлили по стаканчикам киргизский, соломенного цвета коньяк.
- Давай, выпьем на брудершафт, за здоровье хозяйки это-го дома, - пошутил Сергей.
- С удовольствием, Сережа, - согласилась с улыбкой Фи-рюза, и с бокалом в руках скользнула к нему на колени, сев полубоком. Он обнял ее свободной рукой за гибкую талию, ощутил притягательное тепло ее упругих ног.
Выпили коньяк: Сергей – до дна, Фирюза –немного при-губила только и поставила свой стаканчик на стол. После это-го их соскучившиеся друг по другу губы слились воедино в нежнейшем, долгом поцелуе…
Фирюза спрыгнула с его колен, села на свое место:
- Не буду тебе докучать. Нужно хорошо покушать, а по-том ляжешь – отдохнешь, постель уже готова… Закусывай, Сережа.
Мягкий, напоминающий чем-то липовый цвет привкус киргизского коньяка смешался с привкусом от ее влажнова-тых губ.
- Да, жаль, что я сейчас в плохой форме после дежурства, - шутливо посмотрел он на Фирюзу, отправляя в рот кусочек прозрачного копченого мяса.
- Это даже хорошо, Сережа. Прошлый раз ты просто был неутомим. Сегодня отдохнем, выспимся. Тем более мне этот небольшой перерыв будет полезен. Нельзя так бурно возвра-щаться к регулярной сексуальной жизни после двухлетнего перерыва, - и добавила, уже посерьезнев. - У меня после смер-ти мужа два года не было мужчин.
- А чего так? - позволил пошутить Степанов. - Неужели здесь нет достойных джигитов, которым бы приглянулась та-кая женщина, как ты? Самый большой грех на земле – не лю-бить красивых женщин.
- Джигиты проявляли ко мне интерес. Но как-то они мне казались то слишком легкомысленными, то - излишне расчет-ливыми и жадными… Так что – ждала тебя. Хотя ты – жена-тый человек… Кто я для тебя – командировочное увлечение, экзотическая женщина, уедешь – и забудешь… Но мне так хо-рошо с тобой, что я напрочь потеряла голову. Мне от тебя ни-чего не надо, кроме тебя самого, кроме того, что бы ты был со мной, сколько сможешь или захочешь. Так что знай – у тебя нет передо мной никаких обязательств. Давай, выпьем за на-шу встречу. Я грешна сегодня – мало того, что связалась сно-ва с русским, неверным, еще и пью с ним вино, а это запреща-ется Кораном… - закончила она полушутливо.
Выпили еще. У Сергея проснулся дикий аппетит. Он съел с удовольствием борщ, салаты, прочие закуски, приготовлен-ные Фирюзой. От замечательного коньяка, вкусной пищи, не-простого дежурства в больнице его явно стало клонить в сон. Степанов ощутил, как наваливаются тяжестью веки уставших глаз. Фирюза, видимо, это тоже уловила.
- Сережа, приляг, отдохни, поспи. Я сейчас приберусь…, - предложила она. Сергей разделся, лег, нет, упал без чувств на чистую кровать, Засыпая, ощутил тонкий запах свежей ели, исходящий от простыни и подушки…
В понедельник, как всегда, рабочий день начался с обхо-да. Правда, перед этим Гуля рассказала Сергею, что, оказыва-ется, в воскресенье утром, когда после нападения милицей-ский патруль забрал Очилова, полчаса спустя он опять поя-вился в больнице. Бегал, искал ''русского доктора''. Видимо, милиция недалеко его отвезла, быстро отпустив.
Сергей тщательно осматривал Рафика. Сегодня мальчик показался ему чуть-чуть получше. И хотя он по-прежнему был вялым, со слов его матери, плоховато пил и почти ничего не ел, но появился влажный кашель. С замиранием сердца доктор приложил к груди ребенка предварительно согретую рукой тонкую мембрану фонендоскопа. Безусловно, дыхание над обоими половинами грудной клетки стало лучше прослуши-ваться! Уменьшились, почти исчезли зоны в легких, где в суб-боту вообще не определялись дыхательные шумы. Правда, сохранялось множество рассеянных сухих и влажных хрипов, выдох оставался по-прежнему затруднен… Поймав тревож-ный, вопросительный взгляд матери Степанов постарался ее успокоить:
- Лучше в легких стало, лучше. Будем продолжать вво-дить гормоны… Поставим капельницу – подкормим мальчика внутривенно… Так что не волнуйтесь – все идет пока нор-мально…
В это время в палату заглянула Багира из процедурного кабинета:
- Сергей Владимирович, вас там какой-то мужчина спра-шивает, хочет поговорить. Выйдите, пожалуйста.
''Мужчина спрашивает… Небось, опять Очилов прибежал, никак успокоиться не может'', - с досадой подумал Степанов.
- Ладно. Сейчас выйду, когда закончу обход. Пусть подо-ждет.
Завершив осмотр больных в последней палате, Сергей пошел к выходу, где его кто-то ждал. На крыльце он увидел молодого, лет двадцати шести–двадцати восьми парня с ка-ким-то плохо запоминающимся лицом в темном, несмотря на зной, шерстяном костюме, в рубашке с галстуком в синюю полоску. На лацкане костюма красовался прикрепленный комсомольский значок. Под мышкой молодой человек держал темно-зеленую папку, модную среди комсомольских и пар-тийных аппаратчиков. Сергею вспомнилась шутка, брошенная как-то заведующим реанимацией Латыповым: ''В Коше киргиз без портфеля – считай, не человек''. Только внимательно при-смотревшись к этому благообразному, почему-то избегающе-му прямого взгляда, молодому человеку, Сергей признал в нем Очилова. Все-таки прием наркотиков сильно меняет не только поведение, но и внешность человека. На этот раз он, кажется, не был вооружен, но доктор на всякий случай внут-ренне напрягся, готовый к любой неожиданности. Тем более что личного оружия им почему-то не выдали, отправляя в эту командировку.
- Что вам от меня нужно? - спросил он Очилова, пытаясь смотреть ему прямо в глаза. Но тот по-прежнему уходил от взгляда, смотрел куда-то в сторону, как-то суетливо начал доставать из папочки блокнотик и авторучку.
- Как ваша фамилия? - спросил Очилов, приготовившись записывать.
- А зачем вам понадобилась моя фамилия? А впрочем, пожалуйста, записывайте, не ошибитесь. Степанов Сергей Владимирович – врач-педиатр. Все? Правильно записали?
Очилов записал. Спрятал авторучку и записную книжку в папку и как-то весь задергался, занервничал, заговорил сры-вающимся голосом:
- Я работаю в обкоме ВЛКСМ… Буду жаловаться на ваше грубое поведение в Министерство здравоохранения СССР. Вы ответите за все…
Сергей придвинулся к нему вплотную.
- Пиши, валяй… Тихо скрипнуло перо – значит скоро на бюро… Лучше пиши сразу генеральному секретарю или в ООН…, - Степанов краем глаза увидел, как прилипли, с инте-ресом наблюдая за происходящим, к окнам матери и медсест-ры.
- А теперь, знаешь что – пошел ты на …, - последнюю фразу доктор сказал комсомольскому работнику почти на ухо. После этого повернулся к нему спиной, и, хотя у самого лег-кий холодок воспоминания пробежал между лопаток, не спе-ша направился в отделение…
Больше он Очилова никогда не видел и ничего о нем не слышал.
В четверг в состоянии голубоглазого Рафика наконец-то произошла разительная перемена к лучшему. Подходя к двери его палаты, Сергей вдруг услышал, как из-за нее доносится негромкая, но негрустная женская песня на незнакомом языке. Доктор знаком попросил сопровождавшую его, как всегда, Гулю не спешить открывать дверь. Дождавшись, когда жен-щина перестала петь, они вошли в палату.
Мама кормила Рафика рисовой кашей с котлетой с ложеч-ки. Сергей никогда не думал, что этот измученный болезнью, чуть было не погибший, ребенок может так жадно есть. Его мать еле успевала подавать новые и новые порции пищи. Он даже вцепился от нетерпения в ее ладонь с ложкой и навора-чивал пищу без остановки. Мать, увидев вошедших, счастливо и радостно улыбнулась, глаза ее излучали свет, жизнь, надеж-ду… Степанов подумал, что, наверное, доставлять человеку такую радость своим трудом – может быть, и есть самое глав-ное в этой жизни, по сравнению с чем все остальное кажется никчемным и эфемерным.
- Здравствуйте, Сергей Владимирович! Видите, как мы хорошо кушаем и почти не кашляем сегодня. И какаем нор-мально, вчера один раз только сходил, не жидко, и ночь спали крепко…, - радостно сообщила женщина. Сергей и Гуля не смогли сдержать улыбок. Приятно было наблюдать эту мате-ринскую радость.
- Что ж, рад за вас. А помните, как вы убегать от нас на-меревались? Кстати, все как-то забываю спросить, а как вас зовут?
Рафик наконец удовлетворился съеденным, отпустил руку мамы с ложкой, измазанной пищей, поджал порозовевшие губки и внимательно, словно припоминая, посмотрел на врача своими небесно голубыми глазами. Осмысленно, изучающе, с интересом посмотрел. Впервые за прошедшую неделю.
- Зовите меня просто Тамарой. По-уйгурски мое имя слишком сложно звучит, запутаетесь в произношении, - по-шутила мама Рафика.
Сергей невольно залюбовался ею: женщина излучала на первый взгляд непонятную, восточную красоту. Сейчас кра-сивым было и ее, видимо, впервые за последние дни непомя-тое, спокойное, несколько заостренное лицо. Даже слегка крючковатый нос не портил его. Ее темные, жестковатые во-лосы, заплетенные в тугую косу, отливали всеми переливами радуги. Под скромным, несколько помятым халатиком кон-турно вырисовывалась худенькая, по-девичьи стройная гибкая фигурка с проступающими выпуклостями на бедрах, неболь-шом, горделивом бюсте… Но особенно прекрасны были ее глаза – в них полыхал, колебался, не угасая ни на минуту, за-гадочный темно-коричневый, янтарный свет. Сегодня он был знаком жизни.
- А вы можете быть красивой, Тамара. Как ваш муж – не ревнивый? – То ли в шутку, то ли всерьез спросил доктор, на-чав осматривать малыша.
- Мой муж…, - она споткнулась, не стала развивать свою мысль дальше. - Ну, в общем, типичный узбек. Правда, я его воспитываю. Сейчас лучше стал, меньше свою маму слушает.
Над обоими половинами грудной клетки, в легких у Ра-фика дыхание определялось во всех отделах. Хрипов почти не было, выдох стал почти свободным. Мальчик самостоятельно сидел, пока врач его простукивал пальцами и обслушивал. Стал тянуться к игрушкам. Поймав маленькую машинку, за-нялся ею.
- Что ж, дела у Рафика, действительно, идут хорошо. По-здравляю. Сегодня снизим дозу гормонов, завтра-послезавтра вообще их отменим, если так дело пойдет. И потом выпишем вас домой, чтоб опять какую-нибудь кишечную инфекцию не подцепили ненароком. Будьте поэтому эти последние дни пе-ред выпиской предельно осторожны.
- Хорошо, Сергей Владимирович. Спасибо вам, я ваша должница, как говорится, по гроб жизни.
- Да какие могут быть долги – это наша работа, вот и все.
- Работа – работой, а человеческое отношение –это совсем другое. Сколько я вам тут крови попортила своими выходка-ми… В общем, я работаю художницей народного промысла, занимаюсь чеканкой. Выпишусь – подарю вам на память о наших краях одну из своих работ, что-нибудь на сюжет на-ционального эпоса.
- Ничего не надо. Что вы, не беспокойтесь, - заспешил к выходу Степанов.
- Сергей Владимирович, подождите! - окликнул кто-то его в коридоре отделения. Степанова догнал улыбающийся Саид Казиханович.
- Ассалам-аллейкум! Какие у вас планы на завтрашний вечер?
Сергей сразу вспомнил, что в общем-то завтра – в пятни-цу вечером ему будет некуда девать время. Фирюза на не-сколько дней улетела в Бишкек – по делам в Минздрав вызва-ли, да заодно проведает дочь, отдыхавшую у родителей.
- Да, собственно говоря – никаких. Я еще не думал даже, чем буду заниматься, - ответил он заведующему реанимацией.
- Вот и хорошо. Тут ко мне обратился дедушка вашей бывшей пациентки. Надирова - помните? Вы лечили такую. С того света, можно сказать, вытащили… Так ее дедушка – очень уважаемый человек, по существу миллионер. Он хотел бы отблагодарить вас, и приглашает к себе в гости, в Урген. Это недалеко – примерно шестьдесят километров от Коша, районный центр. Там в основном живут узбеки. Посмотрите сельский быт, оцените гостеприимство наших людей. В об-щем, он очень хотел вас увидеть у себя в гостях. Соглашай-тесь – не пожалеете.
- Хорошо, Саид Казиханович. Но одному, без Ивана Ива-новича мне будет скучновато, мы с ним везде вместе, - согла-сился Сергей, подумав, что ехать в неизвестный узбекский райцентр в одиночку будет не совсем комфортно.
- Так какой вопрос – поедимте все вместе: и вы, и Иван Иванович, ну, и … я, конечно. Договорились?
- Договорились, только согласуйте с Машковым. Думаю, он не будет возражать.
Около шести часов вечера следующего дня к ''воротам в рай'' подкатила черная ''Волга'' с затемненными стеклами окон. Сергей, Иван и Саид Казиханович, уже приготовившие-ся к поездке, сели в салон автомобиля и поехали.
Саид Казиханович, сидевший на переднем сидении, рядом с шофером – молодым, чернявым парнем с продолговатым, вытянутым лицом, по имени Керим, племянником миллионе-ра Надирова, о чем-то болтал с ним по-узбекски. Из включен-ного радиоприемника звучала не раздражающая слух музыка. Сергей и Иван расположились сзади, слушали музыку, тоже переговаривались, посматривали по сторонам.
Асфальтированная, но, видно, давно не ремонтировав-шаяся, неровная, с ухабами и провалами дорога вывела их за пределы Коша. По сторонам мелькали частые кишлаки с гли-нобитными домами, придорожные, похожие на свечки тополя, покрытые белым пухом. Проносилась мимо каменистая, ка-жущаяся порой мертвой местность, чередующаяся с больши-ми, скорее всего колхозными, садами, кукурузными полями.
Стекло задней дверцы, у которой сидел Сергей, было при-спущено. В нос ударил какой-то ядовитый, тяжелый запах, когда по сторонам дороги показались темно-зеленые поля, за-росшие растениями высотой в половину человеческого роста. На них копошились люди – в основном женщины и дети – от самых маленьких до более старших. Несмотря на поздний час, они, похоже, занимались уборкой урожая странных растений.
- Интересно, что это они там убирают? Что за запах идет с этого поля? - спросил Сергей.
- Это табачные поля. У нас сейчас табак почти весь пере-веден на семейный подряд. Семье дается несколько гектаров, они их засевают, выращивают, убирают, сдают колхозу, полу-чают неплохую прибыль. Выгодное дело, - пояснил Керим, не отрываясь взглядом от дороги.
- Но там женщины, дети работают. Это же может привес-ти к тяжелым отравлениям, токсическим поражениям. Это - не детский труд, - высказался Иван.
- И приводит к отравлениям. Иногда острым и очень тя-желым. Поступают к нам такие дети. Но, что поделаешь, на востоке дети с ранних лет приучаются к труду, осваивают ка-кое-то ремесло, зарабатывают деньги и знают им цену, - вздохнул Саид Казиханович, закуривая сигарету.
Дорога вела путников дальше. Машина временами под-прыгивала на ухабах, но ехали довольно быстро, эпизодиче-ски то по правой, то по левой, встречной полосе трассы.
- Не боитесь выезжать на встречную полосу? - обратился Иван к Кериму. - ГАИ не тормознет нас?
- Да какое здесь ГАИ? - засмеялся шофер. – У нас каждый едет там, где хочет. А гаишники не вмешиваются. Это же вам не Москва. Как понравится – так и еду!
- Но все-таки, это опасно, - не отставал Машков.
- Ничего, мы привыкли. Все так ездят. У нас тут свои пра-вила.
И их автомобиль, ловко разъезжаясь со встречными ма-шинами, продолжил свое движение.
Часа через полтора на горке, за мостом через быструю ре-ку показался то ли городок, то ли большой кишлак. Начали петлять по его узким улицам, среди глинобитных одноэтаж-ных домов с дворами, обнесенными высокими, двухметровы-ми глинобитными заборами. Редкие небольшие окна домов обычно были закрыты наглухо ставнями. Иногда встречались стайки оборванных ребятишек или редкие прохожие – жен-щины и мужчины, одетые в национальные узбекские одежды.
Начало смеркаться, когда наконец-то машина останови-лась у одного из домов. У ворот их встречал хозяин – высо-кий, сухощавый, подвижный мужчина лет сорока восьми на вид, одетый в чистый традиционный халат поверх европей-ского темно-синего костюма и белой рубашки с темным гал-стуком, выглядывающим через разрез халата на груди. Хозяин приветливо улыбался, поздоровался с каждым, пожимая ла-донь гостя двумя своими.
- Ассалам-аллейкум… Ассалам-аллейкум… Проходите в дом, дорогие гости…
Все прошли за ограду во двор, который одновременно яв-лялся двором двух больших глинобитных домов, каждый из которых был построен в виде буквы ''г''. Как потом поняли русские врачи, одна половина каждого дома, имеющая свой отдельный вход, являлась женской, а другая - мужской.
Посредине двора росло несколько ореховых и абрикосо-вых деревьев, под тенью которых располагался большой дас-тархан с резными оградками – спинками скамеек. Здесь же из земли торчали железобетонные кольца артезианского колод-ца. В проеме за домами виднелись садовые деревья.
- Вот так и живем. Познакомьтесь – это мой средний брат Ильяз. Его дом находится здесь же, это наш дядя Курбан, это - племянник Кадыр…, - и хозяин, которого звали Асланом, на-чал по очереди знакомить приехавших с мужчинами, их со-бралось человек восемь, все оказались родственниками. Возле женской половины дома на минуту показалась и исчезла жен-ская фигурка в халатике с низко надвинутым на глаза плат-ком. Аслан о чем-то оживленно переговорил с Саидом Кази-хановичем, после чего тот обратился к Сергею и Ивану:
- Аллах не велит садиться за стол раньше полуночи, по-этому хозяин приглашает вас осмотреть сад.
- Что ж, с удовольствием, - согласился Степанов, ощутив при упоминании о пище некоторую пустоту в животе. Вооб-ще-то было бы неплохо перекусить чем-либо, но обычаи надо уважать.
Сад занимал добрых два-три гектара земли. Начинался сразу за домами, спускался вниз под гору, к берегу неболь-шой, но бурной речки. Пока гости гуляли по саду, любуясь высокими яблонями разных сортов с ветвями, отвисающими под тяжестью зрелых плодов, слушали подробные объяснения Аслана, какой сорт яблок чем примечателен, ночь постепенно входила в свои права. В необъятном темном небосводе зажи-гались все новые и новые звезды, повисла полная луна. Сад постепенно заволокло наползающим с реки, низко стелящим-ся густым туманом. Окутанные им деревья казались неземны-ми, прилетевшими с другой планеты существами с торчащими в разные стороны диковинными антеннами-ветвями. Дыша-лось удивительно легко и приятно.
С пригорка, со стороны домов к гуляющим мужчинам подбежал, почти скатился кубарем от усердия мальчик лет де-вяти, похожий на хозяина, что-то радостно сообщил ему.
- Ну, что же, дорогие гости, барашек приготовлен, пой-демте в дом, - пригласил всех Аслан.
Они поднялись наверх, вошли во двор. Возле крыльца мо-лодая женщина, смущенно закрывая платком низ лица, отводя в сторону пугливые глаза, полила каждому из мужчин воду на руки из тонкогорлого блестящего, похоже, серебрянного древнего сосуда. Обмыв руки прохладной водой, мужчины макательными движениями вытерли их о полотенца, которые держала другая женщина. Затем прошли через открытую дверь в мужскую половину дома.
Мужская половина представляла собой просторную про-долговатую комнату с единственным, небольшим, высоко расположенным над землей окном, выходившим во двор. Все стены и земляной, тщательно утрамбованный пол комнаты были обвешаны цветастыми коврами, на которых по углам помещения валялись разных размеров, расшитые орнаментом подушечки. Из мебели в комнате на высокой подставке воз-вышалось только одно – импортный цветной телевизор с ви-деомагнитофоном. Ни стола, ни стульев, ни кресел – ничего такого в мужской половине не стояло.
По приглашению хозяина вошедшие степенно расселись на полу, на подушечках, подогнув под себя ноги, вокруг им-провизированного стола-скатерти, расстеленной на ковре, в центре комнаты. Угощение состояло из отборных гроздей ви-нограда, груш, персиков, нарезанных дынь, кусков вареной баранины, лежащих на блюдах.
По включенному цветному телевизору мелькали картинки американских мультфильмов. Аслан поднес ладони к своему лицу, так же поступили все остальные присутствующие, по-этому Сергей и Иван, дабы не нарушать их традиций, после-довали примеру.
Хозяин что-то быстро забормотал по-узбекски, Сергей уловил несколько раз прозвучавшее слово ''аллах''. Видимо, закончив молитву, мужчины провели ладонями, словно очи-щаясь от скверны или умываясь, по лицу вниз.
Степанов посмотрел краем глаза на стрелки своих ручных часов – было пять минут первого ночи. Так поздно он вообще последние годы не садился за стол. Его уже слегка начало клонить в сон. Но делать было нечего – терпи, брат, если ре-шил вкусить экзотику!
В пиалу Аслан налил киргизский коньяк из появившейся откуда-то бутылки. Сидевший рядом Саид Казиханович пояс-нил тихонько:
- По нашим обычаям все пьют из одной пиалы, которую вслед за хозяином пускают по кругу. Пьют до дна… Если не допил – считается, что не уважаешь хозяина дома.
Сергей про себя прикинул, что делать нечего, придется поступиться брезгливостью. Ладно, хоть наливают коньяк, а не кумыс. Все-таки спиртовой раствор обладает дезинфици-рующими свойствами. Так что, может, и обойдется.
- Выпьем за здоровье наших дорогих гостей: Сергея Вла-димировича и Ивана Ивановича, которые сумели, слава алла-ху, вылечить мою внучку, - произнес Аслан и с достоинством выпил первую пиалу. Потом передал ее своему брату Ильязу – широкоскулому, с черными, густыми, сросшимися на перено-сице бровями, что придавало его лицу суровый вид. Ильяз на-полнил пиалу коньяком, сам пить не стал, а передал ее по кру-гу своему ближайшему соседу. В конце концов, очередь дош-ла и до Сергея с Иваном, которые тоже выпили до дна и при-нялись закусывать.
Иван начал уплетать вместе со всеми руками баранину, а Сергей предпочел фрукты. Выпили по второй пиале. Причем на этот раз произносил тост и выпивал на правах второго хо-зяина, видимо, уже Ильяз, а Аслан разливал коньяк, сам про-пустив пиалу мимо себя, не стал пить. Сергей и Иван снова добросовестно выпили до дна, закусили. В желудке и голове заметно потеплело, мужики в разношерстных халатах, жую-щие и пьющие рядом, разговаривающие в основном на непо-нятном языке, уже не казались странными и чужими. Сергей о чем-то начал разговаривать со своим соседом, который ока-зался знатным кукурузоводом, депутатом Верховного Совета Киргизии.
-Я в армии служил под Смоленском, в танковых войсках, - на ломанном русском после третьей пиалы рассказывал ему кукурузовод. - Ай, какие хорош русский девушка! Очень хо-рош!
Другие гости, поняв смысл их разговора, удовлетворенно заулыбались, зацокали языками. Сергей понял, что узбекские мужчины, как и русские, при хорошем подпитии любят тоже пообсуждать ''женский вопрос''.
- Да, девушки у нас что надо. Но у вас – тоже ничего, много красивых, - согласился Степанов, принимая из рук ку-курузовода очередную пиалу с коньяком. Саид Казиханович шепнул ему сбоку:
- Хорошо бы сказать тост, Сергей Владимирович…
Сергей пошевелил начинающими неметь от непривычной позы ногами и произнес:
- Хочу выпить за здоровье наших дорогих хозяев, их де-тей и родственников! Будьте здоровы! - обратился он в пер-вую очередь к Аслану и Ильязу. Те закивали, зацокали языка-ми в знак согласия. В это время вошла женщина, тщательно спрятанная в ворохе тканей. Не проходя далеко от двери, пе-редала большую дымящуюся чашку с горой плова, усеянного кусочками моркови. Женщина тут же исчезла в проеме двери, а мужчины дружно набросились на плов, загребая его руками, набивая разваристым, по форме рисом в смеси с кусочками баранины, зелени, других приправ, свои рты.
Иван, до которого как раз дошла пиала с коньяком, тоже произнес:
- Давайте выпьем за дружбу узбекского и русского наро-дов! - и вылил коньяк себе в рот, после чего начал активно, ничуть не брезгая, вместе со всеми налегать на плов. А Сергея как-то покоробило от этого общепита. Всякое желание попро-бовать казавшееся таким аппетитным блюдо исчезло. Он взял с тарелки грушку и с удовольствием откусил ее мягкий зре-лый бочок.
Кто-то пустил по кругу косячок с анашой. Липкий, дур-манящий запах конопли поплыл по комнате. Хорошо, что эта процедура не оказалась обязательной для всех. Сергей и Иван не понимали такого кайфа. А все остальные заметно повесе-лели, перешли в разговоре в основном на узбекский язык, за-быв про двоих русских.
- Саид Казиханович, а восточный танец живота мы сего-дня увидим? - спросил, сидевший по другую сторону от реа-ниматолога, Машков. Тот, тоже курнув ''травки'', расслаблен-но захохотал:
- Это хороший, но непростой вопрос, дорогой Иван Ива-нович. Я бы и сам не отказался от такого удовольствия. Но сомневаюсь…
- А сколько жен у нашего хозяина? - не отставал Иван.
- Хе, хе, хе, - пьяно хихикнул Латыпов. - Жен у него, ка-жется, трое. Не менее того – точно. Самой молодой – по-моему, лет пятнадцать. В прошлом году на свадьбе гуляли… Богатая была свадьба, человек пятьсот участвовало, народный артист Узбекистана пел… Весело было…
Соседи по застолью с живым интересом наблюдали за происходящим на экране телевизора мультипликационным действом, изредка комментируя по-узбекски увиденное там. Пиала с коньяком по-прежнему, почти непрерывно гуляла по кругу. Никто не пропускал, только хитрые Аслан и Ильяз, как хозяева, пили через раз. Но это было, наверное, и правильно - должен же кто-то иметь более трезвый взгляд на происходя-щее.
Сосед Сергея – знатный кукурузовод, после очередной пиалы с коньяком стал на четвереньки и аккуратненько про-полз между сидящими и полулежащими на ту половину ком-наты, что была ближе к двери. Оттащил от стены скрученный в рулон тюфяк, развернул его, подсунул под голову валяв-шуюся здесь же подушечку и через минуту смачно захрапел.
Постепенно все участники мальчишника последовали примеру кукурузовода. Последними отошли ко сну Аслан и Ильяз. Сергей и Иван сидели вдвоем среди десятка крепко ус-нувших мужчин, остатков пищи на полупустых подносах и блюдах.
- Что, кажется, наша вечеринка близится к своему логиче-скому завершению? - вопросительно посмотрел на Сергея Иван, разглядывая на свет в раздумье почти полную, остав-шуюся бутылку коньяка. - Продизенфицируемся еще раз в честь этого? Да, сходим, как говорят на Украине, ''до ветру''?
Они привычно пропустили по пиале коньяка, встали на затекшие от многочасового сидения ноги. Вышли во двор. Посетив по очереди незамысловатое дощатое сооружение в углу двора, какие украшают дачные участки в средней полосе России, они решили немного подышать свежим воздухом пе-ред сном. Приглушенно, неярко светились сквозь занавески окна женской половины.
- Может, посетим гарем нашего миллионера, с чисто экс-курсионной целью? - пошутил, хохотнув, Иван.
- Не стоит, дорогой. А потом, твоя жена вместо тебя по-лучит заказную бандероль с твоей головой? - засмеялся Сте-панов.
- Голову – это еще ладно. Хуже, если другие, не менее жизненно важные части тела. Вот это будет обиднее.
Было три часа ночи. Какой ночи! Такую можно увидеть, пережить, почувствовать только здесь – на Востоке. Перед не-объятным простором настоящего звездного океана с ярким маяком – луной, окружавшим друзей со всех сторон, куда ни глянь, они ощутили себя мелкими букашками, пылинками Вселенной. То ли от выпитого коньяка, то ли от вынужденной бессонницы с особой остротой Сергей почувствовал хруп-кость, временную ограниченность человеческой жизни, ее ни-чтожность по сравнению с величием того же ковша Большой Медведицы, который, казалось, медленно покачиваясь, плыл в неизвестность, в таинственное никуда, которое не дано по-знать никому из людей. Ночной воздух выветривал из разго-ряченных голов Сергея и Ивана винные пары, заполняя их легкие, а потом и сосуды какой-то эфирной, настоянной на азиатских травах, чудесной взвесью.
- Да, как тут не вспомнишь великих поэтов Востока! Про-рок Мухамед был умнейшим человеком, запрещая правомер-ным получать радости жизни до полуночи, а не во время ска-зочных ночей…, - задумчиво произнес Иван.
Они долго простояли молча, наслаждаясь воистину жен-ской красотой этой ночи. Потом прошли в мужскую полови-ну, расстелили по тюфяку, допили коньяк.
- Знаешь, меня почему-то не покидает ощущение, что я еду в общем вагоне поезда, - заметил Машков, обводя взгля-дом помещение, шмыгнув носом.
- Если в общем вагоне ездишь с рождения, начинаешь ду-мать, что купейных вагонов не бывает вообще, - дополнил его мысль Сергей.
Поняв, что чистое белье им никто не предложит, они только положили головы на подушки, как куда-то полетели… Сергею показалось, что он провалился в темную звездную бездну восточной ночи, сам превратившись в одно из небес-ных светил…
Сергей в палате осматривал двоих шестимесячных дево-чек-близнецов, поступивших с матерью по поводу кишечной инфекции, кровавого жидкого стула, тяжелой интоксикации.
Дело, как всегда, осложнялось тем, что они поступили в больницу не сразу, а спустя две недели после начала заболе-вания. До этого ''лечились'' у муллы, который делал им крово-пускание, резал лезвием бритвы, изгонял дурную кровь, давал в тряпочке пососать опиум… Кстати, опиум действительно обладает свойством тормозить работу кишечника, нормализуя на время таким образом стул. Но страшно то, что при этом де-ти с раннего возраста пробуют наркотики…
Маленькие, трехкилограммовые девочки, бледные, с си-ними кругами вокруг глаз, со вздутыми животиками, стра-дальческими взглядами только слегка попискивали в руках русского доктора при осмотре.
- Чем вы их кормите? - спросил Сергей их маму.
Та безучастно и сонно смотрела куда-то мимо него, уста-вившись в одну точку, даже не отозвалась на вопрос. Тогда Гуля дотронулась ее плеча и задала вопрос по-узбекски:
- Вы слышите, что у вас врач спрашивает, Жамлиханова?
Худенькая, маленькая, измученная женщина вздрогнула, что-то быстро сказала в ответ.
- Да, кормит грудью. Говорит, что молока много, так как пьет много зеленого чая, - перевела Гуля.
- Спроси у нее: а прикормы, каши она им дает? И что ест сама? Мясо, фрукты, плов – ежедневно употребляет в пищу? - попросил Сергей. Медсестра перевела. Женщина, вдруг слов-но очнувшись, опять что-то быстро заговорила ей, ожесточен-но жестикулируя. Гуля терпеливо выслушала, поджав свои свежие, без следов губной помады, губы. Степанов уже знал, что если Гуля делает губами так, значит ей что-то не нравится.
- Говорит, что девочкам вполне хватает грудного молока. В общем, прикормы еще не давала. Насчет своего питания ни-чего не говорит, но, видно, не избалована хорошей пищей. Она – младшая невестка в семье. Да и муж у нее суровый, на-верное, обижает ее. Багира из процедурной, кстати, с утра жа-ловалась, что когда ставила капельницу Жамлихановым – их папашка, здоровый такой, красный бык, заглядывал в окно, грозил медсестрам ножом. Обещал зарезать, если что будет не так.
Сергей полистал подклеенные в историях болезней лист-ки с анализами двойняшек. У обоих резко нарастала анемия. Нужно было срочно переливать свежую кровь…
- А группа, резус-фактор крови у них определен? - спро-сил он у медсестры.
- Да, Сергей Владимирович, определены. У обоих редкая кровь - четвертая, резус - отрицательная.
- Так, значит берем их сейчас в процедурную. Я иду зво-нить на станцию переливания насчет крови. А у матери – ка-кая группа?
- Другая. Не совпадает. Но она говорит, что у отца, то есть ее мужа – такая же, как у девочек.
Сергей прошел в пустую в этот час (все врачи были в па-латах, у больных) ординаторскую.
Дозвонился до станции переливания – крови нужной группы там не оказалось. В это время он услышал странный шум, доносившийся из коридора. Выйдя туда, застал неожи-данную сцену: мать двойняшек, разъяренная (откуда только силы взялись у этой хрупкой женщины!), изо всей силы за грудки вцепилась в халат растерявшейся Гули. Яростно трясла ее, что-то кричала по-узбекски на весь коридор. Сергей под-бежал, с трудом отцепил руки Жамлихановой, оторвал ее от медсестры.
- Вы что себе позволяете? Как вы смеете?! - возмутился Степанов, но потом понял, что женщина не реагирует на рус-скую речь. - За что она на тебя набросилась? Она чего- с ума сошла?
Гуля расправила ладонями складки, появившиеся на ее всегда идеально выглаженном халате, пояснила:
- Это муж ей запретил разрешать что-нибудь вводить де-вочкам внутривенно. Пригрозил ей, что если не досмотрит – убьет ее. Вот она и озверела.
Бедная женщина отошла в сторону, повернулась к ним спиной и горько зарыдала. Вся злость на нее у Сергея тут же прошла.
- Что же нам с ними делать? На станции переливания не нашли одногруппной крови. Знаешь, а, что, если я с ее мужем поговорю, у него же подходящая группа крови…Он же где-то здесь был…, - вслух поразмышлял Степанов.
- Да вон он – в окно подглядывает, - показала рукой Гуля. - Попробуйте, но вряд ли он согласится. Коран запрещает пе-реливать свою кровь…
- Но, здесь же речь идет о жизни и смерти его дочерей… Если не перелить им сейчас хотя бы миллилитров по пятьде-сят крови – они погибнут. Мы их в этом случае не спасем. Не-ужели не поймет этого? Пойду – поговорю с ним. Скажи Ба-гире – пусть готовит все необходимое для прямого перелива-ния крови.
Степанов вышел на крыльцо. Во дворе увидел высокого, лет тридцати, крепкого, краснощекого мужчину с сильным торсом и мускулистыми волосатыми руками с большими, тол-стыми, короткими, как обрубленными пальцами.
- Ассалам-аллейкум. Вы – Жамлиханов? - поздоровался врач. Мужчина, несколько как бы смутившись, кивнул утвер-дительно головой. Сергей объяснил ему тяжесть ситуации с его дочерями.
- Понимаете, если мы не сделаем им прямое переливание вашей крови - девочки погибнут. Вы согласны сдать кровь?
Жамлиханов как-то насупился, лицо его налилось краской еще больше. Подумав, он ответил:
- Да, я согласен.
- Очень хорошо, - обрадовался Степанов. - Пройдите за мной к процедурному кабинету, там уже все должно быть го-тово. Вы – гепатитом, то есть болезнью Боткина, чем-нибудь другим, серьезным не болели?
- А что такое – болезнь Боткина, гепатит? - угрюмо спро-сил мужчина, идя следом за доктором.
- Это когда человек желтеет, у него увеличивается печень, появляется темная моча, белый кал… Такого с вами никогда не случалось?
- Нет, такого не было. Я вообще ничем никогда не болел.
- Очень хорошо. Это уменьшает риск процедуры перели-вания крови для ваших дочерей. Хотя, он, конечно, остается. Но времени на проведение биохимического исследования ва-шей крови, которое займет, как минимум три дня, у меня нет. Поэтому будем рисковать – делать прямое переливание крови. Тем более что от отца – дочерям, это всегда менее опасно в плане возможных осложнений, чем когда донор – чужой че-ловек.
Доктор подвел Жамлиханова к двери процедурного каби-нета.
- Подождите здесь. Сейчас вас переоденут в чистый халат, дадут маску… Я пойду – взгляну, все ли там готово.
Сергей прошел в процедурную, обе двойняшки, плотно запеленованные, лежали в полной готовности, под присмот-ром Гули на столе. Багира делала последние приготовления к переливанию.
- Вот, Гуля, отец согласился. А ты сомневалась… Жизнь дочерей дороже предрассудков и глупых страхов, - радостно сообщил Сергей.
- Что ж, ведите этого молодца сюда, - засмеялась Багира. - Может, на этот раз он без ножа пришел. Только, Сергей Вла-димирович, побудьте здесь, пока мы закончим. Он такой здо-ровый джигит…
Степанов приоткрыл дверь процедурной, чтобы позвать отца двойняшек.
Но коридор был пуст. Жамлиханов исчез, как ветром сду-ло.
Сергей вернулся в процедурную, досадливо покачал голо-вой:
- Черт возьми, как волной смыло, сбежал донор… Гуля, ты была права… Но что же нам теперь делать? Где взять нуж-ную кровь, хотя бы сто миллилитров на двоих?
Гуля посмотрела на врача своими грустноватыми глазами и сказала:
- А чего тут думать, Сергей Владимирович. Я сдам кровь. Вы же знаете, что у меня нужная группа и резус-принадлежность.
Степанов действительно знал об этом, так как четыре дня тому назад уже пришлось использовать девушку в качестве донора в аналогичной ситуации.
- Но ты же недавно только сдавала свою кровь… Так час-то нельзя, тем более – ты молодая, незамужняя девушка. Это небезопасно для твоего будущего потомства… Да и потом, эта Жамлиханова только что тебя чуть было не избила, нахал-ка…
- Сергей Владимирович, начинайте переливать мою кровь. Иначе малышки погибнут… А что касается Жамлихановой – таким людям нужно на их зло отвечать добром, так учит Ко-ран, Аллах… Начинайте, чего терять время.
И Гуля закатала себе рукав до плеча, приготовилась к сдаче крови…
Сергей вышел из процедурного кабинета, когда закончили прямое переливание сестрам–близнецам. Все прошло нор-мально: малышкам явно стало лучше. После процедуры они даже начали проявлять признаки активности, порозовели. Правда, Гуля, хоть и улыбалась, и шутила, но побледнела к концу сдачи крови… ''Вот на таких хрупких девушках и дер-жится вся наша медицина… Да, не только медицина, жизнь, человеческая мораль, независимо от вероисповедания – тоже'', - невольно подумалось Сергею, которого, конечно, поразила самоотверженность медсестры. Мать Жамлихановых стояла под дверью, шептала что-то и стучала при этом высохшим ку-лачком по стене.
- Что это она делает? - спросил доктор у проходившей мимо матери Рафика.
- Это она молится так… Просит аллаха, чтобы помог ее дочерям выжить, - пояснила Тамара. - Сергей Владимирович, вы не к нам идете?
Сергей вошел в их палату и увидел следующую картину: Рафик самостоятельно сидел за сеткой в своей кроватке, с удовольствием, громко, так что было слышно еще за дверью, на всю комнату хрустел сухариком, зажатым в еще слабой ру-чонке. Делал он это с большим удовольствием.
- Видите, с каким аппетитом кушает? - похвасталась Та-мара.
- Как он – кашляет? - уточнил Сергей.
- Вчера вечером, ночью и сегодня утром – не кашлял во-обще. Стул – оформленный, один раз за сутки. Температура – нормальная.
Степанов внимательно прослушал грудную клетку малы-ша. Осмотрел его, остался доволен – хрипы в легких исчезли полностью, мальчик дышал свободно.
- Что ж – сегодня выписываем вас, пойдете домой. Будете долечиваться амбулаторно.
- Спасибо вам за все, Сергей Владимирович. Вы когда уезжаете отсюда?
- Не скоро еще. Через месяц…
- Мы придем вас провожать… Я узнаю у Гули, когда это будет, еще увидимся. Да хранит вас аллах, … в общем, бог, и наш, и ваш – русский.
Сергей сидел в ординаторской, дооформляя выписные бумаги Рафика, когда зазвонил телефон. Он снял трубку.
- Алло… Слушаю вас.
- Здравствуй, Сереженька, это я, - услышал долгожданный голос Фирюзы.
- Фирюза… Я очень рад, что ты объявилась. А то говори-ла, что уезжаешь на три-четыре дня, а сама исчезла на целую неделю… Я и не знал, что думать, где тебя искать…
Она весело засмеялась:
- А что, уже собирался искать меня, Сергей Владимиро-вич?
- Конечно. Куда же я без тебя. Соскучился. Где мы уви-димся и когда?
- Я тоже скучала. Давай встретимся в скверике возле шашлычной. Когда сможешь?
- Через сорок минут буду на месте.
- Тогда не прощаюсь.
Они встретились в сквере. Фирюза показалась сегодня Сергею особенно красивой в новом синем платье с золоти-стыми узорами, с глубоким вырезом на груди, подчеркиваю-щим нежную свежесть и чистоту ее кожи на чуть-чуть выгля-дывающих там припухлостях. Она выглядела веселой, глаза ее излучали хорошо ему знакомый теплый свет, который про-никал, казалось, в глубину его души. Он протянул ей белую, слегка приоткрывшую свой бутон единственную розу на длинном стебле, купленную по пути, на рынке.
- Ты так же неотразима сегодня, как этот цветок, - Степа-нов слегка обнял женщину, поцеловав в манящие губы. Заме-тив мелькнувший испуг в ее глазах, успокоил. - Не волнуйся, никто на нас не смотрит. Я соблюдаю конспирацию.
Фирюза засмеялась:
- Куда пойдем, конспиратор?
- Слушай, нам сегодня дали получку… Пошли в ''Акбуру'', отметим нашу встречу.
- Согласна. Давно не ела европейской пищи. Пошли.
В зале ресторана на этот раз было достаточно многолюд-но. Но знакомая официантка Фирюзы нашла для них места за отдельным столиком в углу, возле полуоткрытого окна.
Они заказали по бифштексу, салату из помидор, а для Фи-рюзы – еще мороженое, кроме этого, конечно же, неизменную бутылку белого вермута. Знакомый маленький ансамбль на сцене наигрывал мелодию про поручика Голицына.
- Как ты слетала в Бишкек? Все нормально дома? - поин-тересовался Сергей, наливая вермут в фужер Фирюзы.
- Повидала доченьку, она довольна отдыхом, родители тоже довольны общением с ней. Задержалась немного в Мин-здраве, а так – нормально съездила. А что нового у тебя?
Сергей рассказал ей о поездке в Урген, как они с Иваном Ивановичем побывали в гостях у местного миллионера…
Зазвучало танго. К их столику подошел высокий, широ-коплечий, широколицый, плотный мужчина с толстой золотой цепью на шее, с нагловатым выражением глаз.
- Приглашаю потанцевать, - обратился он к Фирюзе, делая вид, что не замечает присутствие Сергея.
- Дама не танцует, - отрезал Степанов.
- Как это – не танцует? Я не тебя спрашиваю, Иван, а ее, - он не отставал. - Еще раз говорю – пошли, потанцуем.
- Оставьте нас в покое. Я не буду с вами танцевать, - под-твердила отказ Фирюза. Но мужик с цепью на шее не спешил уходить. Сергей встал со своего места:
- Что-то не ясно? Она не танцует…
Мужчина хотел возразить, но в это время сзади на его плечо легла чья-то рука.
- Дружок, оставь их в покое. Отвали по-хорошему. Тебя же никто не трогает, - слегка подтолкнул дебошира в сторону от их столика неожиданно появившийся рыжеватый, в свет-лом костюме человек среднего роста, который вел себя очень уверенно. Видимо, эта уверенность подействовала на упрямо-го любителя танцев. Он что-то буркнул себе под нос не по-русски и вернулся к своему столику, где сидело еще трое рос-лых молодых мужчин. Когда он сел на свое место все четверо начали что-то бурно обсуждать, бросая в сторону Степанова сердитые взгляды.
- Что, Сергей Владимирович, не признаете, вижу, меня. Да я же Руслан Галиевич – отец Тани Гиматуллиной, отравив-шейся арбузом, которую вы лечили. Припоминаете?
И тут Сергей вспомнил. Все-таки, как горе меняет внеш-ность человека!
- Да, да, вспомнил. Присаживайтесь, пожалуйста. Как у Тани дела?
- С вашей легкой руки – все нормально, обошлось. В об-щем, я ваш должник… Официант! - окликнул Гиматуллин проходившую мимо знакомую Фирюзы. Та обернулась:
- Слушаю вас…
- С вашего разрешения, Сергей Владимирович, хочу уго-стить вас шампанским. Как на это смотрит ваша прекрасная спутница?
Фирюза кивнула головой, улыбнулась:
- Не возражаю. С удовольствием.
- Принесите нам, пожалуйста, бутылочку шампанского и самые лучшие фрукты для дамы, - распорядился Руслан Га-лиевич. В это время к их столику подошел немного полнова-тый, темноволосый, с усиками, чем-то неуловимо похожий на Руслана Галиевича моложавый мужчина.
- Знакомьтесь - это мой брат Ахмет. А это - Сергей Вла-димирович, доктор, который спас нашу Танюшку.
Мужчины обменялись рукопожатием, Фирюза одарила Ахмета улыбкой, представилась:
- Фирюза Байрамовна.
- Очень приятно, - ответно улыбнулся Ахмет. - Мы с бра-том зашли сюда отметить немного открытие моей персональ-ной выставки…
- Ахмет – художник, член Союза художников, автор от-личных пейзажей и портретов, - пояснил Руслан Галиевич. В это время подоспело ледяное шампанское и ваза с великолеп-ными виноградом и персиками.
- Разрешите выпить за здоровье вашей чудесной дамы и за ваше здоровье, дорогой доктор, - наполнив бокалы шипучим напитком, предложил Гимтуллин. Все с удовольствием выпи-ли полусладкий, леденящий горло, виноградный напиток.
- Но не будем больше злоупотреблять вашим гостеприим-ством. Рад был вас видеть, Сергей Владимирович, - поднялся со своего места Руслан Галиевич. - Счастливо провести время. Если что-то – всегда в вашем распоряжении. Мы – татары, долго помним добро.
Братья вернулись за свой столик. Фирюза и Сергей вновь остались одни. Ансамбль заиграл танго. Музыка разносилась по залу. Захваченные ею двое – мужчина и женщина, тесно прильнув друг к другу в полумраке ресторана, явственно ощу-тили биение сердец друг друга. Границы мира, вселенной су-зились до размеров их танцевальных объятий. Они ничего не говорили, так как ощущали невозможность передачи словами того, что было на душе в это время…
Позже, когда уже наполовину опустели бутылки с вином, оказались съедены в основном закуски, Сергею понадобилось спуститься на первый этаж ресторана, де под лестницей нахо-дилась туалетная комната, отделанная красивой, цвета мор-ской волны мраморной плиткой.
Он уже собирался покидать это уютное местечко, домы-вал руки под краном, когда дверь распахнулась, и вошел, нет, ввалился тот самый упорный краснолицый мужик с золотой цепью на шее.
- А, Иван подмывается перед тем, как возвратиться к сво-ей узбекской б…ди! - загрохотал он, надвигаясь на Сергея всей своей глыбой.
- Как, я говорю, Иван, она тебе?! - снова заорал красноли-цый, и Степанов боковым зрением увидел, как, размахнув-шись, мужчина попытался ударить его в голову кулаком.
Сергею удалось увернуться, чуть-чуть отпрыгнув в сторо-ну, и здоровенный кулачище пролетел рядом с его виском.
В душе у Степанова вскипела дикая злость на обидчика, ярость за всех заморенных голодом и бытом здешних детей и женщин. В голове зазвенела только одна напряженная мысль: ''Только б не промазать, только б попасть, поймать болевую точку в расплющенной переносице краснолицего!''
Его кулак вобрал в себя всю массу сжавшегося, как пру-жина, тела, и со всей злости врубился в межбровье соперника. Тот закачался, удар оказался точен. На мгновенье злые, ма-ленькие глазки врага сбежались к поврежденной переносице. Краснолицый закачался, но не упал. Обозленный, взревел ди-ким голосом (хорошо, что в зале над ними в это время в оче-редной раз пели про поручика Голицына) и качнулся в сторо-ну Степанова, пытаясь обхватить того за шею ручищами. Но Сергей присел, отступил в сторону и ударил своим коронным в нижнюю, плохо выбритую челюсть противника с левой ру-ки.
- Получи, фашист, гранату под правую гусеницу! - сплю-нул Сергей, наблюдая, как от второго удара потерявший дар речи краснолицый медленно съехал, осел на мраморный пол.
Степанов взглянул на себя в зеркало. Поправил сбившую-ся прическу, еще раз сполоснул слегка сбитые в кровь кос-тяшки ладоней. Перешагнув через не очухавшегося обидчика, вышел в фойе ресторана, поднялся по лестнице наверх, в зал, где кто-то упорно заказывал песню про поручика Голицына.
В зале стало темновато, публика упоенно танцевала. При-ятели краснолицего, заметив Сергея, зашептались и, искоса поглядывая на него, направились вниз по лестнице, искать своего напарника. Степанов понял, что времени ему отпущено мало. Ладно бы он был один, но надо увести отсюда и Фирю-зу… Тут кто-то осторожно тронул его за локоть.
- Доктор, возникли какие-то затруднения? - отделился от массы танцующих старший из братьев Гиматуллиных. - Нуж-на помощь?
Делать было нечего. Одному ему не вытащить Фирюзу отсюда. Сергей вкратце объяснил ситуацию Руслану Галиеви-чу.
- Поможете нам уйти отсюда? Они явно будут ждать нас на выходе, - спросил Сергей.
- Не волнуйтесь. Все будет нормально. Поможем. Вы сей-час уходите?
- Да.
- Тогда мы ждем вас с Ахметом на лестнице.
Сергей подошел к столику, где сидела уже явно встрево-женная его затянувшимся отсутствием Фирюза.
- Сережа, что-то произошло?
- Да ничего страшного, не волнуйся. Просто тот красно-лицый танцор не отвязывается. Давай уходить. Гиматуллины нам помогут.
Он рассчитался с официанткой, взял Фирюзу под руку, и они направились к выходу. На лестнице их поджидали Ахмет и Руслан. Руслан обратился к Фирюзе с улыбкой:
- Можно попросить вас подержать немного мой новый пиджак, чтоб не запачкаться ненароком?
Та взяла его костюм, и они спустились в круглый холл на первом этаже. Там было безлюдно. Вышли на крыльцо ресто-рана со спуском на заасфальтированную площадку, окружен-ную с двух сторон разросшимися деревьями парка.
Площадка плохо освещалась двумя подслеповатыми фо-нарями. Из-под тени деревьев отделились темные фигуры че-тырех крепких мужчин и направились к ним. Они приближа-лись молча и решительно. Руслан Галиевич слегка прищурил свои татарские, ставшие в этот миг какими-то заостренными, глаза, не спеша положил в угол рта сигарету, прикурил, щелк-нув зажигалкой.
- Парни, а, может, не будем, зачем лишние травмы? Еще не поздно остановиться…, - предложил он, перекинув сига-ретку в другой угол рта.
Вместо ответа один из нападавших, широкоплечий, длин-норукий, с бычьей плотной шеей мужчина лет сорока ринулся на стоявшего немного впереди других старшего Гиматуллина:
- Разорву на куски, рахит! Замочу…
В ответ Руслан Галиевич резко развернулся, приблизив-шись неожиданно к нему почти вплотную, и ударил – коротко и точно, в висок. Похожий на взбесившегося быка нападав-ший вскрикнул от боли, ответно замахнулся, чтобы ударить…
Но Гиматуллин оказался быстрее. Он нанес неожиданный удар ногой по голени ''быка''. Тот дико заорал и грохнулся, скрючившись, на гравий.
Двоих других нападавших встретили Ахмет и Сергей. Ка-завшийся малоподвижным невысокий, полноватый Ахмет не-ожиданно крутанулся на одной ноге, и, подпрыгнув, почти взлетев над землей, резко издав боевой клич, похожий на сип-лый форсированный выдох, видимо, со страшной силой нанес удар ''своему'' сопернику пяткой в живот, под правое подребе-рье, по печени. Тот просто охнул и упал лицом вперед.
Соперник Сергея замахнулся на него кулаком, в котором между сцепленными пальцами блеснуло что-то зубчатое, ме-таллическое. ''Кастет!'' - сообразил Степанов, удачно уйдя от удара, одновременно нанося хлесткий встречный левой в об-ласть сердца. Этим он сбил дыхание противнику, получил се-кундную передышку, перегруппировался, оказался за спиной у нападавшего, и со всей силы рубанул того ногой в поясницу справа. Массивный кастет, блеснув, упал на землю. Против-ник сполз на колени, скорчился, не в силах разогнуться от опоясывающей боли.
- Доктор, сзади! - услышал в этот момент Сергей, успев частично отреагировать, отступил на полшага в сторону. Но все равно, прыгнувший на него со спины краснолицый задел своим кулаком-кувалдой левое плечо.
Степанову показалось, что его ударили тяжелой металли-ческой балкой, отчего онемела, перестав на мгновение слу-шаться, рука. Но сам краснолицый все-таки просчитался, про-летев по инерции мимо доктора. И тут его физиономия со все-го маха, видимо, опять переносицей состыковалась с острым кулаком Руслана Галиевича…
- Ну, вот и все – а вы боялись, - обнажив ряды ровных бе-лых зубов, засмеялся Гиматуллин-старший, забирая свой кос-тюм из рук перепуганной Фирюзы. - Ловим такси, Сергей Владимирович, и по домам.
…Уже подъехав с ними вместе в такси, которое останови-лось возле гостиницы, Руслан Галиевич сообщил:
- А знаете, что за люди пытались испортить нам сего-дняшний вечер? Я их с детства, со школы помню, учились в параллельных классах… Знаю, чем они всю жизнь на хлеб за-рабатывают –торгуют маком, анашой. Наркомафия в наших краях набирает силу по мере усиления демократии и гласно-сти. У нас же здесь традиционно богатые плантации конопли и мака…
Сергей и Фирюза поблагодарили братьев за помощь, вы-шли из машины.
- А какая наша помощь… Немного урезонили наглецов… А вы, Сергей Владимирович, хорошо владеете и этим видом наркоза, сразу отрубаете…, - пошутил, пожимая руку Степа-нова на прощание Руслан Галиевич.
- Что делать, если мы здесь без права ношения личного оружия, - отшутился тот. - Спасибо еще раз за все.
- Это вам за Танюшку спасибо… Да, возьмите на всякий случай мою визитку – вдруг какие-то проблемы возникнут – звоните, поможем их снять.
Сергей машинально опустил визитку в боковой карман, такси дернулось с места и скрылось через мгновение за тем-ным поворотом улицы.
- Милый, ты спишь? - тихо спросила Фирюза Сергея и нежно дотронулась губами до его колючей щеки. Он не спал уже около полчаса. Лежал с полуоткрытыми глазами, загип-нотизированный видением загадочного звездного ночного по-лотна, написанным неизвестным гениальным художником не-земного происхождения, нависшим над ним в проеме распах-нутого настежь окна в гостиничном номере. Легкий ветерок прохладно омывал их обнаженные, разгоряченные, кажущие-ся такими невесомыми после любовных ласк тела.
- Нет, я не сплю. Я думаю. О нас, - ответил он, заглядывая в ее наполненные ночным звездным светом глаза, целуя чуть-чуть прохладные, манящие к себе губы, ощущая ладонью уп-ругость нежного изгиба ее бедра…
- О нас? А нужно ли думать о нас? Мне хорошо с тобой без всяких мыслей…
- Наверное, все-таки нужно… Не так часто бывает в этой бурной суетной жизни, что судьба вдруг соединяет двоих лю-дей… Меня не покидает ощущение, что я знаю тебя не месяц, а целую вечность. Я не встречал женщины более близкой и родной. И хочется как-то сохранить это навсегда…
- Милый, ты опять философствуешь… Впрочем, это не удивительно, раз занимаешься медициной. Медицина – в пер-вую очередь и есть философия… Думаю, мы и так уже стали неотделимы друг от друга. Обмен какими-то невидимыми частицами, молекулами наших душ, тел состоялся. При этом мы не испытали ни человеческой, ни биологической несо-вместимости… Более того, мне настолько хорошо с тобой, что появилось желание зачать от тебя и родить ребенка. Ты же так любишь детей, ты просто помешан на них… Такое желание возникает, если есть истинное чувство…
Ее ласковые пальчики пробежали по его груди, животу… В душе Сергея опять родилась и зазвенела радостно-тревожная пустота, раздирающая тело новым неукротимым желанием… Их руки, губы, ноги сплелись в жарком объятии, переходящим в совместный долгий блаженный полет в веч-ность, в загадочную чудесную звездную ночь, в конце кото-рой тело превращается в горячую комету, медленно распа-дающуюся на тысячи светящихся осколков…
- Я тебя никогда не оставлю… Ты будешь теперь со мной всегда…, - шептали его губы.
- А ты будешь только со мной… Я тебя никому не от-дам…, - согласилась она.
К сожалению, ночи, даже прекрасные, какими они бывают на Востоке, неизбежно сменяются днями. А праздники души и тела – трудовыми буднями.
Через несколько дней, которые они провели вместе (ко-нечно, вечерами, после работы), Фирюза опять уехала на не-сколько дней в командировку в один из районов. Сергей с ут-ра до вечера был плотно занят в клинике. Снова со всех сто-рон навалились проблемы по лечению больных: умирающих и поправляющихся, поддающихся и неохотно поддающихся те-рапии…
В один из таких дней в отделение зашла главный врач Полина Карповна и сразу подсела поближе к Степанову в ор-динаторской:
- Сергей Владимирович, я к вам с таким вопросом. Звонил Керим Дурдоевич, просил помочь. Есть тут у нас один горный район, за перевалом. Туда только на машине можно добрать-ся, вертолеты не могут летать из-за высоты… Ему сообщили по линии облздравотдела, что в сельской больнице стало пло-хо одному ребенку пяти лет. Непонятные боли в животе, на-рушение стула… Состояние расценивается как тяжелое. Про-сят прислать консультанта – лучше русского доктора…, - она улыбнулась. - Да, да, так и запросили, именно, прислать рус-ского доктора… Ну как – съездите, поможете?
- Хорошо. Когда выезжаем? - согласился Сергей.
- Да хоть сейчас, - хитро заулыбалась Полина Карповна. - ''Газик'' с шофером уже ждет вас во дворе у ворот.
Сергею серпантин горной дороги казался бесконечным и головокружительным. Порой ''газик'' натруженно, медленно, с максимальным напряжением завывающего мотора забирался в гору под углом, близким к сорока пяти градусам. В такие ми-нуты становилось не по себе – откажи мотор или тормоза – и покатишься вниз, в гулкую, мрачную пропасть отвесного об-рыва ущелья, открывающегося взору сразу за узкой обочиной дороги. Они мотались по горам уже полдня.
- Долго нам еще осталось пыхтеть по этой дороге? - поин-тересовался Сергей у широколицого, скуластого, улыбчивого шофера. Тот в ответ в очередной раз улыбнулся своей просто-рной, как небо над ущельем, открытой улыбкой.
- Вот тот хребет минуем – а там на спуск пойдем немного – и на месте, - ткнул пальцем в сторону видневшейся пример-но в километре от них мрачной, серой горной гряды, за вер-шины которой цеплялись темно-синие, набрякшие влагой низкие тучи.
Степанов откинулся назад на жестком переднем сидении машины, прикрыл глаза, решив вздремнуть, если получится, в оставшееся время, и провалился куда-то в темную бездну…
Он плыл в ледяной зеленой воде Акбуры. Плыл, из по-следних сил справляясь с бешеным течением реки, пытаясь выгрести к мелькающему среди каменных валунов, белой пе-ны вздыбленной воды, такому долгожданному берегу. Но чув-ствовал, что его силы на исходе. Его руки и ноги слабеют с каждой новой попыткой вырваться из этого ледяного зеленого водного плена… Из последних сил он рванулся к берегу, в тщетной надежде на чудо…
И что это? Среди брызг воды и бурлящих волн он увидел протянутую к нему руку… Это была, несомненно, женская рука. Конечно, это рука Фирюзы…
В последнем броске он ухватился за ее раскрытую ладонь. И рука подтянула его к берегу, наполнила силой и уверенно-стью его мышцы… А вот и она – его спасительница Фирюза – улыбается ему, помогает подняться на ноги…
- Фирюза! - кричит он ей. - Фирюза!…
…- Ассалам-аллейкум, доктор, - протягивал ему руку не-знакомый мужчина в белом халате, распахнув дверцу маши-ны.
Сергей очнулся от спасительного сна, протер заспанные глаза. ''Газик'' стоял у крыльца одноэтажного глинобитного, ровно побеленного дома. Больницы, как по трудноописуемым приметам, догадался безошибочно профессиональным чутьем, понял Степанов.
Мужчина оказался низкорослым, полноватым. Его широ-коскулое, бронзовое лицо с узкими щелочками-глазами доб-родушно улыбалось. Сергей пожал протянутую ему сухую, жестковатую, сильную ладонь:
- Здравствуйте. Степанов Сергей Владимирович. Что тут у вас случилось?
- Зулькарнеев Шухрат Дондоевич – главврач больницы. Я вообще-то терапевт по специальности, но педиатра, как и хи-рурга, у нас уже два последних года нет. Молодежь после ин-ститута не задерживается в наших краях, сбегают при первой возможности. Так что кроме меня из врачей здесь ''осела'' еще только Варгида Хусаиновна – акушер-гинеколог, и, когда нужно – анестезиолог… Мальчишку тут одного у нас сильно прихватило. Транспортировать в Кош опасно – не довезем. Однако да и сложно довести из-за постоянно меняющейся по-годы. Дорогу часто перекрывают то камнепады, то оползни. Вам вот повезло – проскочили хребет до грозы… А она – вот-вот начнется. И тогда по нашей дороге не проехать – опас-но…, - улыбчиво пояснял встречавший, пожимая руку Сергея двумя ладонями в знак особого уважения.
Трое мужчин и две женщины, одетые во вполне европей-скую одежду: костюмы, платья – но в киргизских националь-ных головных уборах, сидевшие у входа в больницу, вскочили с мест, дружно закивали Степанову, загалдели: ''Ассалам-аллейкум… Помогите нашему мальчику… Только на вас на-дежда, русский доктор… Помогите…''.
В глазах этих людей - родственников больного Сергей прочитал и неподдельное горе и надежду на чудо. ''Надежда умирает последней…,'' - невольно пришло ему на ум.
По узкому, аккуратно побеленному коридорчику больни-цы вместе с главврачом они прошли до палаты, где стояли че-тыре детских, с местами облупленными спинками, железных кроватки. Только на одной из них, на спине, прикрытый не совсем чистым пододеяльником, неподвижно, безучастно ус-тавившись куда-то в потолок замученным взглядом сухих глаз, лежал маленький широкоскулый темноволосый мальчик.
Рядом на расшатанной табуретке сидела грустная женщи-на с уставшим, изрезанным глубокими поперечными морщи-нами, видимо, от постоянного пребывания на солнце и ветре, лицом. В руке она держала смоченную чем-то ватку, которой обмакивала запекшиеся губы малыша.
''Как все матери похожи друг на друга, независимо от на-циональности, когда их дети в беде'', - подумалось Степанову. Он присел возле больного на подставленную Шухратом Дон-доевичем табуретку, которая от этого натруженно заскрипела. ''Только б не рассыпалась,'' - невольно поостерегся Сергей. Но, к счастью, та стойко выдержала его вес.
Мать, что-то ласково нашептывая по-киргизски, осторож-но развернула своего сына. Тот в ответ на это тихо застонал. Черты лица больного были заострены, от этого оно казалось еще более скуластым. Кожа везде выглядела сухой, сморщен-ной. На лицо были все признаки сильного обезвоживания и интоксикации.
Живот выглядел распластанным, неподвижным, не участ-вовал в акте дыхания. Степанов немного согнул слабенькие, тонкие ножки мальчика в коленках, пальцами правой ладони осторожно, щадяще прощупал живот во всех отделах.
Дотрагивание до живота вызывало у обследуемого грима-су боли. Глазенки его еще больше сузились, но мальчик про-молчал. Вся правая половина живота, особенно внизу оказа-лась напряженной, как доска. Поворот пациента на левый бок оказался настолько болезненным, что он слабо засучил нога-ми, и трескуче, жалостливо заплакал. Поэтому Сергей тут же осторожно уложил его обратно, на спину.
- Как давно заболел, расскажите поподробнее? - попросил Степанов Шухрата Дондоевича.
- Заболел четверо суток тому назад. На фоне полного здо-ровья стал жаловаться на боли в животе. Появилась рвота, не приносящая облегчения. Несколько раз был жидкий стул, но без крови, со слизью. Положили к нам в больницу два дня то-му назад. Рвота сохраняется. Сегодня стула не было. Да и он ничего не ест, не пьет. Сильно потерял в весе. Температурит до сорока градусов…, - доложил главврач, заглядывая в исто-рию болезни.
- Чем вы его лечите? Хирург его смотрел?
- Даем антибиотики внутримышечно, перелили внутри-венно плазму… Хирург не смотрел, так как его у нас нет…
Сергей полистал историю болезни малыша: данные ана-лизов крови убедительно говорили за наличие у ребенка ост-рого гнойного воспалительного процесса. Сомнений не было – у больного острый аппендицит, осложнившийся перитони-том – гнойным воспалением брюшной полости. В животе мальчика произошла катастрофа. Медлить дальше было нель-зя - силы ребенка таяли с каждой минутой. Но как быть? Сер-гей с Шухратом Дондоевичем вышли из палаты в коридор.
- Нет сомнений, что речь идет о гнойном перитоните, как осложнении острого аппендицита. Что будем делать? Хирурга у нас нет, и доставить его сюда невозможно? – еще раз вслух поразмышлял Степанов.
- Да, Сергей Владимирович, невозможно. Никак не полу-чится из-за погоды. Что же делать, что делать?… - засуетился главврач, ощутив со всей остротой ответственность за жизнь мальчика.
- А операционная у вас есть? Операционный набор, хотя бы минимальный - найдется? - спросил Сергей, уже приняв для себя трудное решение, которое виделось единственным выходом из данной ситуации.
Дело в том, что после окончания института он три года работал детским хирургом, был влюблен в эту специальность. Но затем тяжелая аллергия на все моющие растворы, исполь-зуемые при обработке рук перед операциями, застала его врасплох. После того как попал с осложнением аллергической реакции в реанимацию, где его еле откачали – принял нелег-кое решение – оставить хирургию навсегда, заняться педиат-рией, не доживать свой век в роли неоперирующего хирурга. И вот теперь жизнь в очередной раз поставила его в трудную ситуацию, сама же толкала вспомнить прошлое…
- Да, есть операционная, есть и стерильный, лежащий в спирте хирургический набор на экстренный случай… Но, кто будет оперировать? - не понял главврач.
- Я работал раньше детским хирургом, смогу проопериро-вать… А наркоз есть кому давать?
- Есть, есть, - обрадованно заговорил Шухрат Дондоевич. - Варгида Хусаиновна даст наркоз. Наркозный аппарат есть, работает… Сейчас срочно вызову Жаикуль, она здесь рядом живет… Когда был хирург у нас – работала операционной се-строй, будет вам ассистировать…, - вообще приободрился главврач.
- Что ж, хорошо. Только предупредите сестру, что у меня аллергия на йодистые моющие растворы для рук, пусть при-готовит что-нибудь другое. Сейчас мальчику надо предвари-тельно перелить внутривенно хотя бы флакон реополиглюки-на, определить группу крови и резус-фактор. На всякий слу-чай взять одногруппную кровь – наверное, понадобится…, - распорядился Степанов. - Кстати, как у вас с донорами?
- Нет проблем. У мальчика половина округи – родня. Только дадим клич – все придут сдавать кровь…
Больного начали готовить к операции, подключили ка-пельницу. Из окна кабинета главврача, куда медсестра при-несла ему перекусить, Степанов наблюдал, как моментально собралась целая толпа – человек двадцать мужчин и женщин, готовых сдать свою кровь для больного.
Пережевывая мягкую разваренную баранину с картошкой, Сергей подумал, а что будет, если ему не удастся спасти ре-бенка? Как отреагируют на все это чуткие, щедрые сердцем люди-горцы с обветренными мужественными лицами? Пой-мут ли правильно? Но выбора для себя он не видел. Речь шла о жизни и смерти…
Степанову вдруг подумалось, что этот пятилетний маль-чик вполне мог бы быть как раз ровесником его, не рожденно-го ровно пять лет тому назад Наташей сына. Тогда, по совету своей матери, несмотря на протест Сергея, жена тайком сде-лала аборт на большом сроке беременности, поставив мужа перед фактом… Он вспомнил, как после этого впервые ушел от Наташи, месяц жил на квартире у друга, запил… Но потом все-таки вернулся. Но рана в душе осталась…
В кабинет заглянул главврач:
- Покушали, Сергей Владимирович? Все готово. Мальчик в операционной…
В предоперационной – небольшой комнатке с окном, за-крашенным белой непроницаемой краской до средины, его встретила хлопотунья, это чувствовалось сразу, средних лет, полнеющая операционная сестра Жаикуль. Она была одета в стерильный халат, высокий белый колпак и маску, прикры-вающую рот. На табуретках стояли два тазика, наполненные пенистой прозрачной жидкостью – моющими растворами.
- Добрый день, сестра. Будем знакомы – Сергей Владими-рович, - представился ей Степанов, открывая кран над рако-виной, начиная мыть руки сначала мылом с жесткой щеткой, которую ловко, упреждая его желание, подала из специальной кастрюльки медсестра.
- Ассалам-аллейкум, Сергей Владимирович. Рада вас ви-деть. Меня зовут Жаикуль, - откликнулась толстушка, при-надлежавшая к числу тех женщин, которых обычно называют не толстыми, а дородными.
- Моющие средства в тазиках у вас не на основе йода? У меня аллергия на все йодистые средства, - уточнил врач, тща-тельно обрабатывая ногтевые ложа пальцев кусачей жесткой щеткой.
- Нет, не волнуйтесь. Нашли средства без йода. Шухрат Дондоевич меня предупредил…
В операционной ярко светила с потолка многоглазая лам-па, работал наркозный аппарат. У изголовья обнаженного ма-лыша, уже спящего на узком операционном столе, проводила наркоз Варгида Хусаиновна. Сергей, обрабатывая уже наде-тые на руки перчатки тампоном со спиртом, поприветствовал ее:
- Ассалам-аллейкум, Варгида Хусаиновна… Как идет наркоз?
Из-под белого колпака и надетой на лицо марлевой маски на русского врача оценивающе взглянули умные, темно-карие глаза уже немолодой женщины:
- Пока все в порядке. Можете начинать.
Обработав операционное поле, обложив его со всех сто-рон стерильными простынями, Сергей взял в руку остроко-нечный скальпель. Быстро нанес разрез.
Скальпель у Жаикуль оказался острым, без изъяна. Кровь брызнула из пересеченных сосудов на кожу, капельками про-питала салфетки. Жаикуль сноровисто подала врачу мелкие тонкие зажимы, нитки шовного материала. Степанов ловко пережал все кровоточившие сосуды по краям операционной раны, мгновенно перевязал их, обрезал нитки… Дело пошло. Былое вспомнилось, руки постепенно вспоминали хирургиче-ские манипуляции, обретая прошлую уверенность, твер-дость…
Вскоре осторожно была вскрыта взятая предварительно на жесткие зажимы брюшина*, из разреза в операционную ра-ну хлынул желтый гной с хлопьями. Сергей поданными мед-сестрой тампонами удалил мутную, плохо пахнущую жид-кость.
- Не ошиблись – перитонит, - констатировала Жаикуль, смешно наморщив свой носик под маской. - Фу, какой запах, доктор… Что бы было, если бы мы все это не раскрыли…
Степанов максимально, с помощью специальных зеркал расширил операционную рану, ввел в нее пальцы правой ру-ки. На ощупь, с трудом, обливаясь потом, вдруг проступив-шим между лопаток и на лбу, вывел в рану, на свет желто-сероватый конгломерат из кишок, покрытый гнойным нале-том.
''А вот он, голубчик – аппендикулярный отросток… Ишь, куда завернулся… А отекший какой, как сосиска разваренная, - подумал Сергей, осторожно освобождая эту, уже местами продырявленную гнойным процессом ''сосиску'', от многочис-ленных, кровоточащих спаек. Наконец ему это удалось.
- Будем накладывать кисетный шов…, - распорядился доктор, и тут же приготовленный сметливой Жаикуль зажим с иглой с вдетой в нее длинной шелковой нитью лег ему на ла-донь.
Обшив кишку со всех сторон у основания пережатого и туго перевязанного аппендикулярного отростка, Степанов от-сек прогнившую ''сосиску''. Она глухо ударилась о дно стояв-шего на полу специального тазика. Обработанная йодом куль-тя ''сосиски'' с помощью Жаикуль была погружена вглубь тут же плотно затянутого кисетного шва на кишке. С аппендик-сом было покончено.
Теперь Сергей, поочередно вытаскивая в операционную рану различные участки кишки ниже, и в основном выше мес-та случившейся гангрены аппендикулярного отростка, тща-тельно осмотрел их, оценив жизнеспособность и отсутствие врожденных пороков развития. После этого в сделанные до-полнительные разрезы на передней брюшной стенке вставил гибкие, с боковыми насечками резиновые дренажные трубки. Такую же трубку вместе с марлевым тампоном оставил в не до конца зашитой наглухо операционной ране.
- Заканчиваю. Все. Накладываю последние швы на рану… Как у вас, Варгида Хусаиновна? - обратился Степанов к ане-стезиологу.
- Все нормально. Давление стабильное, сердце работает ритмично. Выхожу из наркоза… А вы в неплохой форме! Не зря говорят – не спеши забывать былое, - усмехнулась одоб-рительно Варгида Хусаиновна, поправляя наркозную маску на лице мальчика.
- Жаикуль, спасибо. Я покорен вашим провидением си-туации. Надеюсь увидеть ваше лицо без этой паранджи из маски…, - пошутил Степанов, сдирая с рук ставшие ненуж-ными перчатки, и вновь обратился к Варгиде Хусаиновне. - Большое вам спасибо, коллега. Наркоз прошел очень четко.
Он представил, как, возможно, зарделись румянцем ши-рокие щеки Жаикуль от его шутки.
- А мы – горные киргизки, женщины без предрассудков, Сергей Владимирович. Как Советская власть пришла – наши бабушки первыми в Средней Азии сняли паранджи. Да и во-обще-то в горах их и до этого редко кто носил… У нас здесь народ попроще, чем в долине… Но ради вас я готова на лю-бую жертву. Хоп, - поддержала его шутку операционная сест-ра.
- Внутривенно давайте сегодня перельем ему еще плазму. Я распишу, что нужно сейчас вводить из резервных антибио-тиков… Спрошу у Шухрата Дондоевича, что есть у него из этих препаратов, - уже из предоперационной, сбрасывая там пропотевший, мокрый на спине халат, отдавал последние рас-поряжения Жаикуль Степанов.
Шухрат Дондоевич поджидал его на выходе из операци-онной.
- Как там дела, Сергей Владимирович? - спросил он.
- Прооперировали нормально. Мальчик наркоз перенес без осложнений, спасибо Варгиде Хусаиновне, молодец она. Убрали аппендикс, оказался гангренозным, поэтому полный живот гноя. Оставили дренажи с обеих сторон, будем промы-вать брюшную полость. Нужно будет вводить два антибиоти-ка одновременно: один в вену, другой - внутримышечно. Ан-тибиотики из группы резерва у вас найдутся? - рассказывал Сергей.
- Все найдем, свяжусь с нашей заведующей аптекой – все достанем…
- Да, еще понадобится лить кровь. Как доноры – нашлись? Кровь одногруппная у нас есть?
- Сколько угодно, Сергей Владимирович, - заулыбался главный врач, довольный исходом операции. - Сегодня сдали крови столько, что больница сразу выполнила годовой план по донорству… Я попрошу вас выйти к родственникам, успо-коить их. Они на улице томятся. Давайте вместе выйдем, по-говорим с родней.
Выйдя на крыльцо, где толпилось десятка полтора муж-чин и женщин, Шухрат Дондоевич придал своему лицу важ-ное, торжественное, начальственное выражение. Весь как-то подобрался, выпятил грудь вперед, высоко поднял голову.
- Ну, что же, земляки, наши усилия увенчались успехом. Операция прошла удачно. Но, конечно, случай тяжелый. Ре-бенок нуждается в интенсивной терапии. Этим и будем зани-маться вместе с Сергеем Владимировичем. Сделаем все воз-можное, - обратился к собравшимся главный врач.
Родственники радостно заулыбались, загалдели по-киргизски и по-русски:
- Спасибо… Рахмат*… Спасибо, русский доктор…
- У мальчика гангренозный аппендицит, осложнившийся разлитым перитонитом…, - добавил Сергей, потом поправил-ся, вспомнив, что присутствующим медицинские термины не-знакомы. – В общем, был полный живот гноя. Поэтому наша задача, чтобы у мальчика заработал кишечник… Будем про-должать бороться с интоксикацией, проводить интенсивную терапию… Спасибо за сданную донорами кровь – она ему по-надобится…
Шухрат Дондоевич еще что-то добавил по-киргизски. По-сле этого врачи вернулись в больницу.
Первую ночь после операции Сергею почти не удалось поспать. Когда мальчик проснулся после наркоза, ему про-должили интенсивную терапию, вводили внутривенно раз-личные растворы, антибиотик, плазму, перелили кровь…Степанов не отходил от больного, все контролировал, рассчитывал дозы вводимых препаратов сам. И, конечно, за-нимался перевязкой послеоперационной раны, менял быстро промокающие желтым, дурно пахнущим гноем тампоны и салфетки. Через оставленные трубки-дренажи регулярно про-мывал брюшную полость специальными растворами…
Но высокая температура тела у ребенка по-прежнему снижалась с трудом, он выглядел очень ослабленным, отказы-вался от воды. Что было, может, самым опасным – не про-слушивались кишечные шумы, то есть кишечник никак не хо-тел начинать работать. К утру, когда уснул утомленный про-цедурами малыш, Сергей отпустил домой помогавшую ему все это время, неутомимую Жаикуль, заменив ее другой сест-рой, наблюдавшей за больным. Сам зашел, наконец, в кабинет главврача, где ему постелили на диване. Кое-как сбросил туф-ли, упал поверх одеяла на постель и мгновенно уснул мерт-вецким сном…
К концу вторых суток после операции, когда по дренажам из живота мальчика стала вытекать прозрачная жидкость, Степанов удалил часть дренажей. Температура тела больного нормализовалась, он стал хорошо пить. Сергей даже разрешил напоить его рисовым отваром с сухариками. Но, самое глав-ное –наконец-то начали прослушиваться кишечные шумы, кишечник заработал, появился стул. И только тогда доктор осознал, что кризис остался позади. Ребенок выживет, будет жить! Будет пасти отары овец на густых альпийских лугах, пить кумыс, вдыхать удивительный горный воздух, влюблять-ся, жениться, растить своих детей… Опасность осталась поза-ди. Это поняла и мама малыша, которая осторожно кормила его с ложечки, открыто и радостно улыбалась, изредка, с бла-годарностью поглядывая на доктора.
''Когда на тебя смотрят такие благодарные глаза – не нуж-но никаких слов, переводов с киргизского на русский – и так все ясно'', - подумал, выходя из палаты, где лежал больной, Сергей.
- Как дела у нашего пациента? - встретил его вопросом главврач, сидевший в кресле за столом, в своем кабинете.
- Кризис миновал, кишечник заработал - это главное. Ин-токсикация снизилась. Дренажи почти сухие, гноя больше нет. Так что пошел малыш на поправку. Можно его теперь для окончательного долечивания через пару дней транспортиро-вать в Кош, - ответил Степанов, присаживаясь с облегчением на диван.
- Очень хорошо. Замечательно. Только из-за схода лавин горная дорога закрыта, как минимум дней на пять. Так что придется вам и мальчику у нас задержаться. А сегодня у нас предполагается большая культурная программа – поездка в гости к родителям нашего пациента. На киргизском стойбище вы же, наверное, ни разу не были? Как – поедем? Если отка-жетесь – родители и все родственники мальчика будут сильно обижены. Они так вам благодарны за спасение…
Поняв, что отказываться бесполезно, Степанов согласил-ся.
Сочная, зелено-голубая трава по пояс высотой покрывала все пространство альпийского горного пастбища, окруженно-го со всех сторон близкими, блестящими на ярком солнце, ледниковыми, заснеженными хребтами и вершинами.
Удивительный, чистый, густой запах цветущего разнотра-вья щекотал нос. В ясном, голубом, прозрачном небе одиноко медленно кружил горный орел. На лугу паслась, пощипывая травку, нагуливая вес, отара овец. Здесь же, недалеко от ко-шары, гуляла стайка невысоких, крепких лошадей и жеребят. Над юртой вился дымок от разведенного внутри очага.
Гостей – Сергея и Шухрата Дондоевича с радостными от-крытыми улыбками на бронзовых широкоскулых лицах у во-рот стойбища встречали хозяин дома – мужчина лет сорока пяти, среднего роста, одетый в цивильную рубашку с корот-кими рукавами, распахнутым на груди воротом, в черные, вы-глаженные брюки, заправленные в блестевшие на солнце ко-жаные сапоги, и его мать. Ее лицо было изрезано множеством глубоких, цепляющихся одна за другую, морщин, среди кото-рых четко выделялись глубоко посаженные, умные и прони-цательные глаза. Одета она была в цветастое национальное киргизское платье.
- Ассалам-аллейкум, гости дорогие… Проходите, очень рады вашему приезду. Сейчас зарежем молодого барашка, - пожал гостям руки хозяин - отец прооперированного мальчи-ка. Хозяин назвался Садыком.
Он тут же что-то отрывисто сказал двоим подбежавшим подросткам, видимо, сыновьям. Те проворно поймали молодо-го барана, который только обреченно и беспомощно несколь-ко раз успел дрыгнуть ногами, как его горло было перерезано. Свежую кровь тщательно собрали, слили в таз. За несколько минут сыновья Садыка, ловко работая длинными, слегка изо-гнутыми ножами, видимо, очень острыми, сняли шкуру с тушки барана, а сами куски мяса побросали в котел с кипящей водой, подвешенный над костром недалеко от юрты.
Мать Садыка, как ее тут все звали – бабушка, не спеша, но решительно вмешалась в процесс приготовления баранины, что-то подсыпая в котел из многочисленных баночек, вероят-но, с приправами.
Мужчины прошли внутрь юрты. Там две девушки лет семнадцати-девятнадцати, смущенно улыбаясь, стали обно-сить их пиалами с зеленым чаем, угощать домашними вкус-ными, пахнущими дымком, круглыми лепешками, еще горя-чими и рыхлыми.
Гости и хозяева сели, подложив под себя ноги, вокруг не-большого очага на пушистые, красивые ковры, устилающие весь пол юрты. Коврами были обвешаны и стены. Только, к удивлению Степанова, один угол помещения был загромож-ден несколькими десятками, поставленных друг на друга де-ревянных ящиков с водкой. Заметив удивление гостя, хозяин пояснил:
- Вот, водку к свадьбе дочери приготовил. Да из-за болез-ни сына пришлось немного отложить. Выздоровеет – тогда пусть крадут дочку.
Садык засмеялся. Одна из его дочерей – скуластенькая, с горячим румянцем на пухлых щечках, с тугой черной косой, скромно припадавшая время от времени губами к своей пиале с зеленым чаем, еще больше зарделась, раскраснелась, и сразу стало ясно, о ком идет речь.
- Как это – украдут? - не понял смысла сказанного Степа-нов.
- Как? Да очень просто. У нас – горных киргизов и сейчас жених обязан украсть свою невесту, соблюсти обычай. Ко-нечно, предварительно он с ней, с ее родителями как бы дого-варивается… Мы вот знаем, какой джигит должен украсть мою красавицу. Поэтому заранее и закупили водку, чтобы бы-ло чем гостей угощать… Хотя, по-разному бывает. Мой брат в Коше поехал красть невесту, а ее в последний момент спрята-ли родственники, видишь ли, раздумали отдавать… Пришлось хватать, затаскивать в машину на улице первую попавшуюся девушку, незнакомую совсем. Везти домой, на свадьбу… До-ма уже гости сидят, ждут его с невестой, свадьбу нельзя отме-нять…
- Так она же, наверное, сопротивлялась, кричала, да и просто могла не согласиться… Что же ее насиловать будут в этом случае?
- Нет, никто насиловать не будет. Но киргизские девушки знают, если украли, а ты не согласна – тебя, конечно, подер-жат-подержат, если отказываешься выйти замуж, и отпустят домой, к родителям. Еще и извинятся перед ними. Но ты, если была украдена и отказалась выйти замуж, опозорена на всю жизнь. Потом уже никто из приличных женихов замуж не возьмет. Так пятно на всю жизнь и остается.
- Ну, а как же ваш брат из Коша? Как у него все кончи-лось? - поинтересовался Сергей, отхлебывая душистый, бод-рящий, зеленый чай. Садык опять обнажил свои желтоватые, крепкие, без изъянов зубы, захохотал:
- А что, брат… Так и живут. Шесть детей у них… Слюби-лись, все нормально, по обычаю. И жена хорошая попалась, не прогадал…
В приоткрытую дверь юрты хозяин спросил у кого-то не-видимого, находившегося снаружи, что-то по-киргизски. Ему ответили, он пояснил по-русски:
- Скоро мясо сварится, а пока можно посмотреть телеви-зор.
Одна из дочерей, разгадав взгляд отца, включила стояв-ший в углу на подставке цветной японский телевизор. Шел какой-то американский фильм, которые столь часто показыва-лись последнее время. Видимо, для иллюстрации прелестей той жизни, которая ждала народ в конце перестройки, при развитом, на этот раз капитализме. Шухрат Дондоевич поко-сился на экран, поцокал недовольно языком:
- Опять американскую дурь пропагандируют. Я за эти по-следние годы нагляделся их фильмов и разочаровался в аме-риканской нации – такое ощущение, что для них главное в жизни – деньги, богатство, а как оно добыто – не имеет ника-кого значения… И что поражает –полная бездуховность, алч-ность, бездушие этих людей. Странная страна Америка. Не дай-то, аллах, если до нас это доберется. Не приведи такого, аллах, нашим детям и внукам, будут жить, как свиньи…
- А что вы от них хотите, Шухрат Дондоевич, - поддержал беседу Степанов. - Откуда взяться в Америке духовности, нравственности, морали? Это же страна эмигрантов… Съе-хался люд со всего мира, в основном, из-за жажды легкой на-живы. Откуда ж тут морали взяться? Их же нацией можно считать с большой натяжкой, кого там только нет: и ирланд-цы, и немцы, и поляки, и евреи, и бывшие наши граждане, как пел Высоцкий.
- В общем, американская общность людей, как говорят наши вожди, по аналогии с советской общностью, - засмеялся Садык, доставая из ближайшего ящика бутылку ''Московской''.
В это время его мать занесла и поставила в центре боль-шой поднос, заваленный грудой вареной баранины. Тоже при-села на ковер, ловко подсунув под себя мягкую подушечку, скрестив под платье уставшие ноги, стала разглядывать свои-ми умными, раскосыми глазами Сергея.
- Что ж, разрешите тост под горячее… Да выключи ты эту американскую муру, так надоело…, - попросил дочку хозяин, наполняя пиалу водкой до краев. - Хочу выпить за здоровье спасителя нашего младшего сына – дорогого русского докто-ра! За русскую душу! Ни у какого другого народа нет такой отзывчивой и доверчивой души, как у русских… Поэтому и мы-киргизы, и другие народы столетиями живут под крылом русского орла… Дай нам, аллах, чтобы мы и дальше жили так, как живем сейчас: дышим чистым воздухом гор, свободно вы-ращиваем овец и лошадей, чувствуем себя защищенными со-ветской армией от всех врагов… Если мы, не приведи аллах, или наши дети заболели – то знаем, что нас вылечат, обяза-тельно вылечат наши доктора… За здоровье этих докторов, которые сегодня у нас в гостях!
Пиала пошла по кругу. Сергей с удовольствием ел вкус-ное от приправ, положенных матерью Садыка, мясо, фрукты. От свежего воздуха, гуляющего по юрте, дышалось и пилось легко. Хмель не брал, словно тут же выветривался, нейтрали-зовался на высокогорной равнине.
По приглашению Садыка вышли из юрты. Его сыновья подвели под узды двоих низкорослых, но красивых по-своему лошадей.
- Кто, джигиты, желает покататься? - пригласил хозяин. Сам первый вскочил в седло. Сергей, разгоряченный угоще-нием, последовал его примеру, хотя давно не ездил верхом.
Лошадь, почувствовав чужого седока, вдруг рванула в сторону так, что Степанов чуть было не вылетел из седла, с трудом удержавшись. Потом понесла его во всю прыть по по-лю. Садык тут же догнал и подсказал, посмеиваясь, хитро по-блескивая в сгущающихся сумерках зрачками глаз:
- Сергей Владимирович, не тяни поводья, отпусти их, ос-лабь, не дергай… Она и успокоится… Это ж кобыла, она, как женщина, не любит, когда с ней сразу строго… Дать послаб-ление сначала надо, а потом уже можно с ней и построже…
Степанов поступил, как ему посоветовали, и почувство-вал, что кобыла под ним стала бежать легче и ровнее. Пере-стала дергать испуганно ушами и фыркать сердито, как чело-век. Они покатались с Садыком по луговине. Было приятно ощущать себя в движении, управлять ставшей послушной ло-шадью… Вообще, это здорово, хоть иногда побывать на коне в буквальном смысле этого слова!'
''Видела бы меня сейчас Фирюза! Вот хохотала бы!'' - не-ожиданно подумал Сергей.
На следующий день, с утра Сергей осмотрел своего ''крестника'', прооперированного мальчика.
Убрал все резиновые дренажи, кроме трубки из послеопе-рационной раны. Мальчик уже без поддержки сидел в посте-ли, у него появился зверский аппетит. И главное, а Степанов давно научился различать этот трудноописуемый словами признак, в глазах маленького пациента он прочитал вернув-шийся интерес к жизни, окружающему. Глаза его повеселели, усталость и страдание сменились жаждой жизни. Радостную атмосферу вокруг мальчика усиливала крупнобюстная Жаи-куль, постоянно хлопочущая вокруг него, как расторопная за-ботливая куруха вокруг своего цыпленка. Только разговор у них шел не на птичьем, а на родном, киргизском языке. Жаи-куль не обошла вниманием и Степанова.
- Однако, Сергей Владимирович, вам после вчерашней поездки на стойбище не помешала бы пиала холодного кумы-са. Пойдемте-ка со мной, - пригласила она.
Нельзя сказать, что вчера случился большой ''перебор'', но погуляли от души. Как понял Степанов, киргизы – не менее заводные, чем русские, поэтому легкое недомогание, диском-форт в теле все-таки ощущались.
Жаикуль завела доктора к себе в перевязочную, где стоял холодильник ''ЗИЛ'', заполненный флаконами, пузырьками с растворами, медикаментами, новокаином. С улыбкой достала из утробы холодильника большой, изящной работы хрусталь-ный графин, заполненный сизовато-белой жидкостью.
- Это Шухрат Дондоевич для вас оставил. Возьмите – об-легчитесь. Кумыс отличного качества, сам главврач готовил, так что пейте спокойно. Все стерильно, - заверила Жаикуль, вручая, как награду Степанову леденящую ладони емкость. Тот, смутившись, взял. Хотя у него из головы не выходило воспоминание о грязных бурдюках с кумысом, увиденных на базаре, на этот раз он решил попробовать. ''Побывать в Сред-ней Азии – и не испить кумыс! Придется рискнуть!'' - подумал доктор, занося ценный дар в пустой кабинет главврача, где он, похоже, прочно обосновался.
На столе его уже поджидал занесенный чьей-то заботли-вой рукой завтрак, состоящий из тарелки аппетитного плова, пышной котлеты без примеси хлеба, кусочков лепешки, чай-ника с традиционным зеленым чаем. Сергей налил пиалу ку-мыса, осторожно пригубил напиток. Он напоминал по вкусу чем-то кефир, но был более жидким, приятно кисловатым на вкус. Ледяная влага докатилась до желудка, приятно охладила его. Степанов с аппетитом заел еще чуть теплым пловом. По-думав, выпил еще одну пиалу кумыса.
В это время дверь кабинета открылась, вошел Шухрат Дондоевич, имеющий слегка помятый вид после вчерашнего.
- Ассалам-аллейкум, Сергей Владимирович. Как кумыс? Сам готовил, по родительскому рецепту…, - пояснил он, под-саживаясь рядом. - Не возражаете, если я тоже пропущу пиал-ку-другую?
- Пожалуйста, не возражаю. Составьте компанию, - Сер-гей наполнил другую пиалу кумысом, протянул ее главврачу. Тот с видимым удовольствием опрокинул ее себе в рот, кряк-нув от наслаждения:
- Хорошо пошло. Сразу полегчало.
- Так, надо повторить? Давайте по второй, - предложил Степанов, наполняя вновь опустевшую пиалу Шухрата Дон-доевича. Тот не отказался, выпив и вторую, и третью, и чет-вертую… Сергей же решил для первого опыта сильно не ув-лекаться, и только еще раз составил главврачу компанию.
- А у меня хорошие вести. Позвонили, сказали, что через сутки перевал откроют для проезда, - сообщил Шухрат Дон-доевич.
- Очень хорошо. Мальчик сегодня намного лучше. Думаю, что через день станет вполне готовым к поездке, так что мож-но будет без риска захватить его с собой в Кош, - ответно по-делился приятным Степанов.
- Сергей Владимирович, у меня к вам будет просьба. Сможете проконсультировать нескольких больных детей? – попросил главврач.
- Нет проблем. Пожалуйста. Где они? – согласился Степа-нов.
- Они ждут вас на приеме в поликлинике. Я проведу.
В поликлинике с помощью, видимо, приставленной к не-му Шухратом Дондоевичем Жаикуль, Степанов вел прием де-тей.
Ребятишки были с различной патологией. Сергей удивил-ся, знакомясь с их анализами крови – ни у кого не обнаружи-валось столь распространенной среди кошских детей анемии – малокровия. Видимо, сказывался здоровый горный воздух, климат, обильная, рано вводимая мясная пища, максимально приближенный к природе образ жизни.
Степанов досматривал последнего пациента, когда, вдруг, ощутил непонятно откуда возникший дискомфорт в теле. Не-ожиданно у него проступил холодный пот. Вся кожа покры-лась липкой испариной, голова налилась страшной тяжестью, ноги стали, как ватные. Наверное, он разительно изменился в лице, на что обратила внимание Жаикуль.
- Что с вами, доктор? Вам плохо? Что-то вы стали белый, как потолок, - забеспокоилась медсестра.
- Да, что-то меня тошнит… Где здесь туалет? - спросил Сергей, явственно ощутив позывы на рвоту, и появившуюся тупую, тягостную боль в животе.
- Пойдемте за мной, сюда, сюда…, - засуетилась его по-мощница.
С трудом он успел дойти, вернее, добежать до туалета. Его вырвало несколько раз все таким же кисловатым кумы-сом. Потом начало беспощадно чистить кишечник. ''Ничего себе – попробовал кумыс, - с досадой думал Сергей, стараясь поскорее освободиться от остатков экзотического пойла. – Видно, у меня явно не азиатский желудок… Не вынес забро-дившего кобыльего молока… Вот тебе и ''стерильный'' напи-ток…''.
К счастью, заботливая, все понявшая сразу Жаикуль тут же притащила русскому доктору кучу таблеток интестопана*. Заглотнув их, кажется, целую горсть, Степанов прилег на ди-ванчике в перевязочной, что была недалеко от туалета. С по-мощью препаратов, принимаемых в ударных дозах, к вечеру состояние врача более-менее нормализовалось. Тошнота, рво-та, понос исчезли. Прошли и боли в животе. С потом вышла из отравленного организма интоксикация.
Вечером, перед сном Сергей попил горячий рисовый от-вар, приготовленный Жаикуль. Осмотрел, перевязал своего маленького пациента, который впервые после операции встал на ноги с поддержкой врача. Сделал первые неуверенные ша-ги на задрожавших, ослабших за дни болезни ногах. Мальчик поправлялся. Его лечащий врач – тоже.
Сергей пребывал в каком-то чудесном и одновременно до этого неизведанном, незнакомом, расслабленно успокоенном состоянии и души и тела. Радостно и хорошо… Нет, обозна-чить его душевное состояние этими словами неточно. Его на-полнял восторг. Восторг оттого, что он живет. Острое ощуще-ние, пронизывающее, как приятная боль, каждую клеточку его тела, души от сознания того, как свеж ветер, проникающий в комнату из приоткрытого окна вместе с первыми, еще лас-кающими солнечными лучами. Восторг оттого, что рядом, прижавшись во сне к нему всем своим телом, лежала самая желанная, самая родная женщина по имени Фирюза. Было не-обыкновенно легко на сердце от ощущения целительной ауры ее близости. Любовь – это болезнь. Степанов уже убеждался в этом раньше. Болезнь, которая может превратиться в постоян-но не оставляющую сердце щемящую боль, если нет ответно-го чувства, как это было у него когда-то с Наташей. Сейчас он ясно осознал причину их семейной несостоятельности – она не любила его, как он, никогда! Отсюда, сначала душевная боль, потом – бытовое непонимание, охлаждение его чувств… А с Фирюзой все иначе… С ней ему легко и надежно. Это по-тому, что эта восточная женщина, он это чувствовал без слов, любит его не меньше, а, может, больше и глубже, чем даже он ее…
- Милый, о чем ты думаешь? Почему опять не спишь? Еще только шесть утра, - сонно спросила Фирюза, ласково пощекотав его плечо своими теплыми пальчиками. – Давай поспим… Мы же не спали почти.
Женщина свернулась поудобнее у его бока теплым, мяг-ким комочком. Притихла.
Вчера, когда он поздно вечером, добравшись на машине по наконец-то открывшейся горной дороге до Коша, благопо-лучно передал привезенного маленького пациента в детское хирургическое отделение, ноги сами принесли, привели его к гостинице, где остановилась Фирюза. Ему повезло, она оказа-лась на месте.
Смыв дорожную пыль и усталость под душем, он не при-думал ничего лучшего, чем порадоваться встрече с ней в по-стели. Даже не притронулся к предложенным ею бутербродам с чаем. Какие там бутерброды, если рядом снова оказалась она!
Фирюза опять зашевелилась. Посмотрела ему в глаза ра-достно и безмятежно. И до Сергея дошло, как можно одним словом определить его состояние души.
- Наверное, это называется счастьем, - сказал он вслух, нежно целуя свою женщину в ее еще не совсем проснувшиеся, слегка приоткрытые губы. Она ответила на его поцелуй, гибко потянулась прекрасным и соблазнительным телом:
- Может, ты и прав, Сереженька… Я, по крайней мере, счастлива с тобой. Мне ни с кем не было так хорошо… Жаль, что это кончится через десять дней, когда ты уедешь… Твое романтическое приключение с узбекской женщиной потом покажется тебе только небольшим командировочным рома-ном… Но, не будем грустить… По крайней мере я всегда буду вспоминать тебя… Ты повсюду останешься со мной…
- Фирюза, - Сергей внимательно посмотрел ей прямо в по-грустневшие, затянувшиеся легкой дымкой, зрачки глаз. – Мы никогда не расстанемся больше. Я это твердо решил. Или вер-нусь к тебе сюда, или заберу вас с дочерью в Россию.. С же-ной у меня все кончено, умерло и быльем поросло… Мы по-женимся с тобой… Ты – не против?
Фирюза слегка улыбнулась:
- Не каждый день мне делают предложение руки и сердца в постели в шесть утра, в такой интимной обстановке… А ес-ли серьезно, то, Сережа, никто не становился счастливым от несчастья другого человека. Есть такая давно известная исти-на. Поэтому я не хочу разбивать твою семью, твой союз с же-ной, какой бы она тебе не казалась сегодня… Я никогда не пойду на это… Кроме того у меня растет дочь, ей тоже нужно как-то объяснить… И неизвестно, как она отреагирует на это… Хотя, конечно, если честно – я без ума от тебя…
Сергей отвел с ее щеки упавшую прядь густых, словно живущих своей, обособленной жизнью, иссиня-темных волос, снова поцеловал ее чуть-чуть припухшие губы:
- Любимая… Наверное, то, что я испытываю к тебе, и есть любовь. А это слишком редко встречается в жизни, поэтому я надеюсь, что твои слова – не отказ, а только шаг к согласию… Я очень на это надеюсь, и не отстану, пока ты не скажешь ''да''. Учти, горные киргизы обучили меня, как нужно воровать невесту. Не будешь соглашаться – я украду тебя и увезу в го-ры…
- Хорошо, милый, я подумаю. Не требуй только момен-тального ответа… Все не так просто…, - задумчиво сказала Фирюза. - Мы же с тобой не только люди разного пола, но и дети разных народов, культур, цивилизаций, если хочешь… Я – мусульманка, ты - православный, мне пришлось пожить с русским, были свои проблемы…
- Я не чувствую, что мы с тобой дети – разных народов, так как не встречал более близкого и понятного человека, чем ты… Потом, национальность – это не только то или иное со-четание генов. Это в первую очередь – состояние души, соот-ветствующее традициям, идеям того или иного народа. Встре-чаются немцы или татары более русские, чем те, у кого в жи-лах течет чисто русская, казалось бы, кровь. Но этим ''чисто русским'' глубоко плевать на судьбу России, лишь бы самим побольше захапать…
- Ладно, убедил, я подумаю. Хорошо подумаю обо всем, о нас с тобой… Как женщина, я, конечно…Впрочем, дай срок… Кстати, - продолжила Фирюза, переведя разговор на другую тему. - Я вчера не сказала тебе, а то бы рванул в больницу на ночь глядя, а это мало что изменило бы… Дело в том, что по-ка ты осваивал горные вершины, заболел твой друг – Иван Иванович Машков.
Сергей даже вздрогнул от неожиданности, привстал на локоть:
- Что с ним случилось? Когда? Он – в больнице?
- Сережа, успокойся. Он заболел гепатитом на второй день после твоего отъезда в горы. Видимо, заразился от своих пациентов, он же в гепатитном отделении работал. В общем, был очень тяжелый, вышел на печеночную кому. Сейчас в реанимации вашей больницы. Никуда в другое место по его просьбе помещать не стали…
Сергей уже одевал брюки. Засобирался в больницу, к Ивану.
- А какая форма гепатита? Раз кома, значит, гепатит ''С'' или дельта – форма*?
- Все у него началось крайне остро. Быстро пожелтел, на-росла интоксикация, открылась рвота, потом потерял созна-ние… Сделали ему биохимию крови, определяли маркеры возбудителей, пытались отдифференцировать форму… Но, сам знаешь, наши лабораторные возможности пока недоста-точно велики. Установили, что это ни ''В''-гепатит, а маркеров для выявления других форм гепатитов у нас просто нет… Но, сейчас он получше. Адам Альбертович от него не отходит, договорился с НИИ гепатологии в Москве о переводе туда Машкова, да наши авиаторы не берутся транспортировать его в таком состоянии, боятся не довезти…
- Ясно, - Сергей, уже одетый, стоял у дверей номера. - Фирюза, я побежал. Позвони мне в больницу. До вечера, до-рогая.
Иван лежал в отдельной палате в отделении реанимации, подключенный с помощью вставленного периферического катетера к капельнице. Глаза его были полуприкрыты, он спал. Черты лица сильно заострились. Губы потрескались, как обветренные. Кожа на лице, шее, лежащих поверх одеяла вы-сохших руках выглядела лимонно-желтой. Рядом сидел Адам Альбертович с осунувшимся лицом. Видимо, мало спал этой ночью. Под его подзапавшими глазами пролегли синие тени. Сергей поздоровался с терапевтом за руку:
- Как у него дела?
- Биохимические показатели не улучшаются, остаются сильно высокими. Активность процесса в печени, судя по всему – высокая. Настораживает, что начала, правда, незначи-тельно, сокращаться печень. Льем все, что можно, что есть внутривенно, проводим дезинтоксикацию, вводим гормоны… Но пока без значительного улучшения, - удрученно поделился Адам Альбертович. - Договорились с Москвой о переводе к ним – летуны, гады, отказываются брать на борт даже в моем сопровождении…
- Он в сознании?
- Да, в сознании. Тебя часто вспоминал, все ждет. Сейчас уснул недавно, замаялся.
В этот момент Иван открыл глаза, повернул голову в сто-рону Сергея, слабо, болезненно улыбнулся другу.
-А, Сергей, приехал. Рад тебя видеть… А я тут, видишь, заболел перед самым возвращением домой. Наверное, гепатит ''С'' у меня, или дельта, судя по тяжести состояния. Но лучше меня переправить в Москву…
Сергей пожал его вялую руку, попытался ободрить:
- Не горюй, поможем, мы тебя здесь одного не оставим. Вывезем тебя в Москву, обязательно вывезем… Все будет хо-рошо. Отдыхай пока. Я сейчас займусь твоей транспортиров-кой. Что-нибудь придумаем…
Сергей и Адам Альбертович вышли из палаты, оставив товарища на попечении медсестры. Прошли в ординаторскую, где сидели Полина Карповна и Латыпов. Заведующий реани-мацией курил, главврач пила чай.
- С приездом, Сергей Владимирович. Ну, как он вам? - спросила Полина Карповна.
- Нужно вывозить в Москву. А вы через обком партии не пытались утрясти этот вопрос с ''Аэрофлотом''? - поинтересо-вался Степанов, присев на диван, и машинально роясь в за-думчивости в кармане брюк.
- Фирюза Байрамовна пыталась, но летчики уперлись и все – не положено, говорят, по инструкции. Не хотят брать на себя ответственность. Все-таки почти семь часов лететь до Москвы, - вмешался Саид Казиханович. - А оставлять его здесь дальше – опасно. Надо определиться с формой гепатита, да и, наверное, пора решать вопрос о назначении более эф-фективных средств. А у нас их нет.
''Что же делать, как вывезти Ивана в Москву? Как помочь другу?'' - лихорадочно размышлял Степанов. В это время он машинально нащупал в кармане брюк какой-то плотный кусо-чек бумаги. Вытащил его и прочитал: ''…Руслан Галиевич Гиматуллин… генеральный директор научно-производственного объединения ''Спектр''….''. И дальше шли номера телефонов.
- Полина Карповна, а что это за объединение ''Спектр'' у вас тут существует? Чем оно занимается? - спросил Сергей у главврача. Та с интересом поглядела на него:
- ''Спектр''? О, это очень солидное, военно-промышленное объединение. А при чем тут ''Спектр''?
Не отвечая ей, Степанов набрал номер одного из указан-ных в визитке телефонов. После непродолжительных длинных гудков ему ответил приятный женский голос: ''Приемная ге-нерального директора слушает''. Сергей представился, попро-сил соединить с Русланом Галиевичем. После нескольких ав-томатических музыкальных проигрышей услышал в телефон-ной трубке знакомый спокойный голос: ''Гиматуллин. Слу-шаю вас''.
- Руслан Галиевич? Вас беспокоит Степанов Сергей Вла-димирович… Припоминаете такого?
- А, Сергей Владимирович! Рад слышать! Чем могу слу-жить?
Сергей лаконично, как сумел, описал сложности, возник-шие в связи с транспортировкой больного друга в Москву.
- Так ''Аэрофлот'' отказывается брать, значит? Боятся от-ветственности? А потерять человека не боятся?!… Ладно, се-годня вечером от нашего объединения как раз уходит на Мо-скву борт военной транспортной авиации. Думаю, что под-бросим вашего товарища…Только его должен сопровождать врач со всем необходимым на всякий случай. А в Москве встречать машина ''скорой помощи'' на военном аэродроме… Такой расклад вас устроит? - сказал Гиматуллин.
- Конечно, устроит! - почти вскричал от радости Сергей. – Огромное спасибо вам, просто слов нет…
- А, слова и не нужны. Кто много говорит, тот обычно ни-чего не делает. А хорошие люди должны помогать друг другу, иначе быстро станут плохими, - пошутил Руслан Галиевич. – Значит, я сейчас договариваюсь со своими, перезвоните мне через полчаса. А вы связывайтесь с Москвой, чтобы встретили там, готовьте вашего друга к перелету. И обязательно должен быть сопровождающий.
Гиматуллин положил трубку. ''Правда, говорят – не имей сто рублей, а имей сто друзей…'', - радостно подумал Степа-нов. Пересказал все услышанное коллегам.
- Ас кем вы договорились? – поинтересовалась Полина Карповна.
- С Гиматуллиным.
- С самим Гиматуллиным? Этот человек может все… Как вы с ним познакомились? - сильно заинтересовалась главврач.
- Да, так, случайно…, - не стал вдаваться в подробности Степанов. - Адам Альбертович, слетаешь с Иваном Иванови-чем в Москву?
- Конечно, слетаю. Ладно, я пошел готовить его к дороге. Повезем, не отключая от капельницы. Если станет хуже, я ему начинаю лить внутривенно.
Гиматуллин сдержал свое слово. Вечером того же дня с военного аэродрома Машков в сопровождении Адама Альбер-товича полетел в Москву. Сергей уехал с аэродрома, только тогда, когда, взревев мощными моторами, самолет транспорт-ной авиации, тяжело оторвавшись от взлетной полосы, стал круто набирать высоту, помигав на прощание сигнальными огнями. ''Скоро и я вот так же улечу отсюда'', - почему-то с грустью подумал Степанов, провожая удаляющийся борт взглядом.
Сергей стоял на каменистом берегу Акбуры. Ярко светило солнце на бездонном небосводе. Зеленые, в белой пене волны неугомонной реки неистово бились о валуны. Вдруг, Степанов услышал чей-то голос: ''Помогите!… Помогите!…
Конечно, это голос Фирюзы! Она звала его на помощь! А вот и в ледяной воде в одном из многочисленных омутов по-казалась ее протянутая за помощью рука с распростертыми пальцами. В урагане водоворота мелькнуло на мгновение вы-нырнувшее из зелени воды родное, любимое лицо… ''Помогите!…''
Сергей метнулся к тому месту на берегу, где видел руку Фирюзы. Попытался поймать ее, но пальцы захватили только воздух. Ладонь уже исчезла, унесенная бешенным течением Акбуры…
Степанов очнулся от этого сна, покрывшись холодным потом от страшного предчувствия. Он задремал в зрительном зале кинотеатра, куда зашел из нечего делать после рабочего дня. На экране шел скучный индийский фильм.
Не досмотрев, Сергей осторожно пробрался по проходу к выходу, вышел на улицу.
Фирюза на несколько дней опять улетела в райцентр на границе Киргизии и Узбекистана с непонятным названием Каракыз, по каким-то срочным делам.
После отправки Машкова в Москву рабочая нагрузка на Степанова удвоилась, так как приходилось заниматься и больными детьми из гепатологии, где раньше работал Иван Иванович. Поэтому последние дни он задерживался на работе до восьми вечера. Так случилось и сегодня. Только в начале девятого Сергей сумел вырваться из больницы. Делать, собст-венно говоря, было нечего. Поэтому и решил пойти в киноте-атр. И вот теперь, выйдя из него, в сгущающихся сумерках, пешком он добрел до своего общежития.
В открытую дверь комнаты отдыха, напротив столика вахтера на первом этаже, заметил в пустом зале, заставленном рядами стульев, знакомую сутулую фигуру Адама Альберто-вича, смотревшего телевизор. Сергей знал от Полины Карпов-ны, что перелет с Иваном до Москвы прошел благополучно. Машкова довезли без особых приключений, хотя периодиче-ски приходилось подключать к капельнице. Сам же Адам Альбертович смог вернуться тем же самолетом из Москвы только сегодня. Степанов его еще не видел. Поэтому радостно поздоровались. Сергей сел рядом с коллегой.
- Слышал, что довезли Машкова нормально… Встретили вас на аэродроме в Москве?
- Да, встретил реанимобиль из НИИ гепатологии. Думаю, что Иван Иванович попал в надежные руки, все обойдется… Что нового тут у вас? Я не заходил еще в больницу, - расска-зывал Адам Альбертович.
- Все по-старому. В среднем умирает не более одного ре-бенка в сутки. После вашего отъезда вообще два дня никто не умирал… От этого весь персонал, у меня было такое ощуще-ние, с непривычки даже испытывал какой-то дискомфорт…
- А вы смотрели последние известия по местному телеви-дению сегодня? О трагедии в городе Каракыз? - спросил Сте-панова Адам Альбертович.
- В каком-каком, городе, вы сказали? - насторожился Сер-гей.
- Каракыз… Есть такой городок на границе Узбекистана и Киргизии, где проживает смешанное киргизское и узбекское население… Так вот, час тому назад показали, что там про-изошли межнациональные столкновения. Масса убитых и ра-неных, множество сожженных домов, беженцы… Введены воинские подразделения для поддержания порядка. В общем, похоже на второй Карабах…, - пояснил Адам Альбертович.
''Каракыз…'', - Сергей четко вспомнил, что Фирюза назва-ла именно этим словом место своей неожиданной команди-ровки. У Степанова все похолодело внутри. Страшное пред-чувствие обреченно сдавило сердце. ''Как она поспешно со-бралась, ничего не объяснила… Наверное, не хотела меня волновать… Черт возьми, не попала ли она в беду?'' - тяжело размышлял Сергей.
- Показали разгромленную и сожженную районную боль-ницу. Погибли в огне медики и больные, в том числе дети…, - продолжал рассказывать Адам Альбертович. - …Вот и сюда докатилась горбачевская оттепель… А вы не обратили внима-ния, что на улицах Коша сегодня безлюдно и появились воен-ные патрули?
- Обратил, но я думал, может, учения идут какие… А ско-ро будут повторять выпуск этих новостей?
- Так, сейчас без пяти одиннадцать… Значит, как обычно, через пять минут, - разъяснил Войтович, взглянув на свои ручные часы.
По телевизору шло выступление вульгарной стареющей эстрадной певицы. Безвкусно одетая в коротковатое платьице, сидевшее на ней, словно седло на корове, обрюзгшая и рано разжиревшая, что-то хрипя в микрофон, женщина неумело и безобразно дрыгала своими голыми, бесформенными колен-ками. Сергей в оцепенении, с досадой наблюдал очередной пример деградации советской эстрады, постепенно захваты-ваемой, как и все остальные ниши жизни, дилетантами и блатными.
Наконец, безобразное зрелище прервалось заставкой но-востей Кошского телевидения. Замелькали жуткие картинки разрушений на улицах Каракыза. Толпы перепуганных, мечу-щихся людей, женщин и детей, обугленное здание городской больницы… Голос диктора перечислял количество погибших и раненых…
Сергей, не зная, что делать, молча встал и покинул комна-ту отдыха. В фойе общежития снял трубку телефона-автомата, позвонил в гостиницу, где жила Фирюза.
- Нет, Фирюза Байрамовна еще не вернулась из команди-ровки…, - ответил Степанову сонный голос дежурного адми-нистратора. Тогда Сергей позвонил в больницу, у дежуривше-го сегодня Игоря Кима узнал номер домашнего телефона По-лины Карповны.
Позвонил главврачу домой. Та сразу сняла трубку теле-фона, словно ждала этого.
- Алло, Полина Карповна? Это Степанов вас беспокоит так поздно… Вы в курсе, что произошло в Каракызе?…
Полина Карповна прервала его:
- Сергей Владимирович? Я – в курсе. Вы откуда звоните?
- Из общежития…
- Ждите меня там, я сейчас заеду за вами, - главврач по-ложила трубку.
Голос Полины Карповны звучал тревожно и сурово. От ожидания, предчувствия большой беды Степанову стало не по себе.
Когда машина главврача подъехала к крыльцу общежи-тия, Степанов подбежал к ней в нетерпении. Из ''Волги'' вы-шла Полина Карповна и… Керим Дурдоевич из горздравотде-ла. Оба выглядели встревоженными, и почему-то отводили глаза в сторону.
- Что-то случилось? - охрипшим голосом спросил Степа-нов. - Что-то с Фирюзой неладное?
Керим Дурдоевич взял Степанова под руку, отвел в сто-ронку, к скамейке у крыльца под развесистой акацией.
- Сначала давайте сядем, Сергей Владимирович… Только возьмите себя в руки… В жизни всякое бывает…, - и тут Ке-рим Дурдоевич оторвал, наконец, взор от земли, посмотрел прямо в глаза Степанову. В них Сергей прочитал страшный приговор. - Мужайтесь… Мы знаем ваше отношение к Фирю-зе Байрамовне… Случилось непоправимое… Сегодня, около часа дня, в Каракызе, пытаясь спасти из подожженной боль-ницы детей, Фирюза Байрамовна погибла вместе с ними… Мужайтесь…
Сергей отупел, оцепенел от боли, пронзившей его серд-це…
- Не может быть… Как это случилось? Почему? Фирюза – и погибла?! – зашептали его ставшие сухими губы. Ладонь Полины Карповны легла ему на руку:
- Горько… Жестоко… Но, это так…Фирюзы больше нет. Она метнулась в горящую больницу на крик детей, ее не пус-кали, но она прорвала оцепление, пробежала в дверь… Через несколько секунд рухнула крыша и потолок… Все и Фирюза сгорели…
Непослушным языком, уставившись в одну точку в ноч-ной тьме, Степанов спросил:
- Когда ее будут хоронить? Я хочу проститься…
- Останки всех погибших по-мусульманскому обычаю уже преданы земле. В том числе и останки Фирюзы Байра-мовны… Она похоронена в братской могиле, так как иденти-фицировать трупы было очень сложно, а волнения в городе продолжаются…, - объяснил Керим Дурдоевич. - На могилу мы вас свозим через несколько дней, когда армия наведет в Каракызе порядок, остановит резню…
Самолет уверенно набирал высоту, оставляя за стеклом иллюминатора, где-то далеко внизу, кажущийся маленьким Кош, его дома, ручейки улиц, точечные фигурки людей… За бортом показались глубокие ущелья, горные хребты. Далекой тоненькой изогнутой ниточкой мелькнула прощально Акбу-ра…
Сергей в некотором оцепенении, не покидающем его все дни, прошедшие после гибели Фирюзы, сидел, забыв пристег-нуться ремнем в кресле салона авиалайнера, разглядывая пан-но с цветной чеканкой, которое все-таки подарила пришедшая попрощаться в аэропорт Тамара – мать голубоглазого Рафика. Рафик сидел у нее на руках, хрустел шербетом, что-то весело болтал, изредка хитро поглядывая на грустного дядю, которо-го они с мамой провожали на самолет.
- Я знаю о вашем горе, Сергей Владимирович… Спасибо вам за все… Пусть это панно напоминает вам о Средней Азии. На нем изображена национальная киргизская игра, называет-ся: ''Догони девушку''…, - разъяснила ему Тамара, чмокнув на прощание в щеку. - Будьте счастливы… Мы с Рафиком вас не забудем…
На панно, лежавшем на коленях у Степанова, была на го-лубом фоне изображена такая сцена: юноша в национальной киргизской одежде на красивой, стройной, гнедой лошади до-гоняет девушку на белой лошади с развивающейся на ветру длинной гривой. Девушка обернулась к догоняющему, смот-рит на него блестящими на солнце глазами, взмахнула рукой, свободной от поводьев… Сергей понял, кого ему напоминает изображенная на картине девушка – она удивительно похожа на Фирюзу, только одета почему-то в киргизские одежды…
От набираемой высоты заложило уши. Самолет уходил все выше и выше, покидая красивый горный край. Степанов откинулся на спинку кресла, он почти не спал эти последние дни перед отъездом. Веки глаз стали тяжелыми, и Сергей за-дремал.
Ему снилось горное ущелье в верховьях Акбуры. Глыбы ледяной зеленой воды, прорываясь через многочисленные ка-менные пороги, разбрасывая брызги, закручивая многочис-ленные омуты, неудержимо катятся вниз. В небольшой лагуне возле берега, под отвесной скалой они купаются вдвоем с Фи-рюзой. Мокрые, длинные, иссиня-черные волосы Фирюзы распущены по плечам, спадают на нежную кожу ее грудей. Она улыбается Сергею, смеется, брызгает в него ладонью с зеленой водой:
- Сереженька, мне хорошо с тобой… Ты навсегда оста-нешься со мной…
- Ты тоже… Я тебя не оставлю, не забуду никогда…
Прощай, Фирюза. Прощай, Акбура. Прощай, загадочная горная страна…
Самолет набрал нужную высоту, с которой под плотным слоем облаков ничего не видно внизу, как будто и вовсе нет ее земной поверхности. Есть только обжигающие глаза, слепя-щие лучи щедрого и беспощадного солнца, и иллюзорная меч-та о человеческом счастье…
Русский доктор
© Copyright: Владимир Сапожников 13, 2025
Свидетельство о публикации №225042801181
Свидетельство о публикации №225042801181
Рецензии