Пишите письма
«Письмо - самая свободная и
таинственная форма…
общения людей, - и самая целомудренная.»
- Вы любите читать чужие письма? И я не люблю. Но так вышло… случайно. Поверьте мне, совершенно случайно. Вы ведь знаете, уже два года как не стало моего ненаглядного Сашеньки, Александра Ивановича. Он умер молодым… Шестьдесят восемь лет - это разве возраст?! Прошло немало времени и сейчас это... я бы сказала, странное событие.
Повисла красноречивая пауза.
- Мне передали книгу для Александра Ивановича. Брали, по-видимому, почитать при жизни. Книга старая. Я даже не помню, откуда она у нас. И после похорон не помню, кто принес. Вы же знаете, Нина, умер он неожиданно. Я, конечно, решила полистать… и вот:
- Нашла письмо между страницами, в этой самой книге.
Женщина напряглась, заволновалась и развернула перед Ниной аккуратно сложенный пополам, затёртый на сгибе листок в клеточку. Заметив Нинино замешательство, добавила:
- Читайте! Что уж там…
- Может. Все же, не стоит?
- Пожалейте меня, Ниночка! - воскликнула она, кивнув в сторону письма:
- Я не смогу с этим жить.
«Вот мы и встретились! Ты сидишь напротив и смотришь на меня глазами незнакомого мне человека. Но это ты! Я все твое узнаю в нем. Та же округлость спины, два метра роста, седые волосы. Борода, на ощупь мягкая, при поцелуе колется. Тот же строгий профиль. Смешное подергивание кончиком носа время от времени. Старая тонкая оправа вечно сползающих очков. Только руки другие. Они у тебя были с широкими твердыми ладонями и длинными пальцами. А у того, другого, так явно на тебя похожего, руки проповедника. Да и фигурой ты был стройнее. Но та же манера не смеяться над смешным, говорить, будто мыслишь вслух. Этакий философ или мудрец, познавший все земное …
Тот же голос, жевание слов при монологе. Легкий запах коньяка, что было причиной наших частых и долгих размолвок.
Мне видится - положи я сейчас голову тебе на грудь и услышу, как всегда было, звучание твоего голоса внутри тебя. Или как бьётся твое сердце, при этом ты рассказывал анатомическое строение этого самого органа. Из каких отделов оно, несчастное, состоит.
Запах спиртного и табака. Твоя неизменная трубка! Сколько раз мы ее теряли! Сколько раз ты ее терял! Раскачивание на стуле, на задних ножках, сползшие носки, крошки хлеба и пепла на бороде, постоянное неторопливо-рассеянное состояние.
Здравствуй, Санечка! Я так по тебе соскучилась. До твоей смерти мы не виделись года три, но все друг про друга знали. Я не пришла проститься с тобой, моя мама уже лежала в коме. Вы умерли в один год и месяц. Ты ушел на неделю раньше.
Сейчас ты пришел ко мне в образе этого нежданного гостя. За время нашей любви и дружбы произошло много событий. Ты стал большой знаменитостью международного масштаба. Столько всего достигнуто!
А я … я все бегу по кругу, мною же очерченному. И ни о чем не жалею.
Смеясь, я называла тебя ретро-друг. И никак не могла закрыть «дверь» в эту часть моей жизни. Ты появлялся вновь, и мы снова «читали и перечитывали наш роман», добавляли туда новые открытия, впечатления, эмоции. Теперь напротив меня сидит до боли знакомый …чужой человек, и я не знаю, что мне с этим делать?!»
- Нина, дорогая, что мне с этим делать? Мы ведь с Александром Ивановичем прожили тридцать пять лет душа в душу, как один день. Всю жизнь вроде секретаря и няньки при нем. Уверена была, что знаю его как себя, а теперь вот это письмо. Я прошу вас,… заберите его! Да-да! Заберите, унесите, порвите, сожгите!
Нина никак не могла собраться мыслями. Все походило, на какую-то киношную мелодраму.
- А сами?! У меня вот … и зажигалка имеется.
- Ну как я могу, голубушка! Ведь это про него… к нему - небольшая пауза - А я постараюсь забыть... Как будто ничего и не было. Вы молоды, вам легче относится ко всему этому. Выручите меня, пожалейте,…прошу! – Снова пауза - И потом, если без эмоций, я его так никогда не звала, что это – Санечка?! – глубокий вдох - выдох. Вновь пауза и уже совсем спокойно:
- Обратите внимание, голубчик мой, Нина, как написано! В наш-то деловой век… просто какой –то роман в письмах! Это, если хотите, ценно… по-человечески!
Мирно тикали старые часы на стене, пыльные портьеры давали длинные тени на выцветшие обои стен, на высоком потолке замерли солнечные блики. Было тихо, торжественно и грустно. Две женщины: молодая и старая сидели друг против друга, каждая вероятно думала о своем….
Наконец Нине удалось распрощаться. Она немного постояла в ожидании лифта, прислушиваясь к звукам закрывающейся тяжелой двери.
Натянув перчатки и потуже завязав шарф, вышла из подъезда на улицу, подставив лицо летящему снегу. В ушах еще звенел голос Марии Всеволодовны:
- Что мне с этим делать?
Был бы живой Александр Иванович, был бы скандал. Хотя с Марией Всеволодовной это трудно представить. Пожалуй, ничего бы не было. А были бы у Машеньки ночные слезы и тяжелые вздохи. Машенька, только Машенькой звал ее ненаглядный Сашенька. Машенька да Сашенька.… Как же она теперь с этим жить будет? Надо к ней чаще заглядывать – подумала Нина и вздохнула. Немного постояла, щуря ослепленные зимним солнцем глаза, и медленно побрела по очищенному тротуару, поправляя на ходу тяжелую сумку на плече.
В юности Нина снимала у них комнату. Повезло и пожилой паре, и Нине. Она спокойно могла пережить обиды и залечить раны, нанесенные отцом и его молодой женой. А хозяева не могли нарадоваться молодой воспитанной, доброй по характеру, квартирантке.
Эти частые совместные чаепития на кухне и субботние посиделки с немногочисленными гостями. Долгие разговоры, веселые байки, анекдоты всё больше интеллигентные. Как многого было хорошего! Между супругами всегда только трогательно-внимательное отношение друг к другу. Как многому она у них научилась, как много взяла с собой во взрослую жизнь! Доброта и чуткость, любовь и забота друг о друге.
Не верю этому письму. Не верю этим красивым словам и фразам. Как театральный монолог, как из книжки списано. Почему?
Ну, встретились двое. Он взрослый, успешный и женатый, но жена это все уже давно изведанное, до оскомины предсказуемое.
Она молодая, разочарованная семейной жизнью, но не потерявшая надежду.
Встретились случайно. Так получилось! Командировка, чужой город, короткая встреча в надежде на быстрое расставание. Потом, выяснилось , что из одного города….
Интерес, желание, страсть, влюбленность. А затем еще раз, и еще раз, и … закрутилось.
Он умер. Она замерла. Рефлекс остался, а его нет. Письмо написано. Адресата нет. Вот и отправила … в никуда.
Все правильно, все как в жизни. Но почему не верю?!
***
Несколько лет назад у подруги Нины Серебряковой, Маринки, веселой жгучей брюнетки с пышной грудью, обнаружилась влюбленная приятельница. Приятельнице было, примерно, под пятьдесят годочков. Взрослая девочка.
Эта рослая, широкая в плечах и бедрах, громкоголосая, взрослая тетка, к тому же еще и кандидат наук, врач высшей категории – гинеколог, вдруг влюбилась как девчонка.
С Марининых слов, женщина мучилась страшно. Пережив и перечувствовав немало жизненных ситуаций, злилась на себя нещадно, стыдилась своего неожиданного чувства в таком зрелом возрасте к такому же, как она сама, немолодому коллеге.
Смущали ее и его многочисленные регалии, почетные звания и тому подобное. Имя мужчины своей мечты она тщательно скрывала. Хотя, по словам красотки - Марины, он один такой на всю округу. Маринкины глаза при этом закатывались, как при обмороке. Надо полагать, от восторга.
Подруга по природе своей человек чувствительный. И, как водится у сердобольных, решила даме помочь ... с помощью Нины.
- ….Я ей говорю: в конце концов, да напиши ты ему, что любишь!А она мне: ты что?! Я больше чем рецепт выписать…, ну еще историю болезни нацарапать. Ах да! …еще в детстве на заборе любила на русском непечатном … практиковаться!…а высокохудожественно… это не мое ...не умею, понимаешь! Я ей: зачем художественно? Искренно…искренне пиши! Он поверит! Она мне: искренне я могу только возле своего гинекологического «станка», да и то чаще всего получается… не очень пристойно.
Нина слушала эту историю на протяжении многих встреч, не вникая и не вдаваясь в подробности. Но как говориться…звезды сошлись не в ее пользу.
В одной из встреч Маринка созрела для предложения и внесла его как приговор вместе с дымящим пирогом на подносе:
- Давай ей поможем! Осторожно, горячий! Нож в правом шкафчике. Варенье доставай из холодильника.
- Кому помочь? И как?- Нина насторожилась.
- Страдалице нашей. Ты же у нас …писатель!
- Так, осторожней, пожалуйста, и с ножом, и с определениями. Ты знаешь, по вопросам любви - не ко мне. К тому же и с писателем…. мимо. Я, как ты помнишь, журналист по образованию, работаю редактором. Редактор я! А ты, кстати, так же можешь попробовать себя в этом качестве Ты ведь тоже у нас рыцарь пера и бумаги - профессиональный переводчик. Да, к тому же и знакомишься по интернету с кем ни попадя. Пишешь всем этим соискателям счастья регулярно. Уже и роман бы написала или руководство какое, например: «Как грамотно заморочить голову иностранному мужчине!»
- Давай поможем, ну давай, а?! Жалко бабу! - канючила подруга, заглядывая Нине в глаза и одновременно хлопоча возле вкусно пахнущего пирога и горячего чайника.
- Ты бы послушала, как эта страдалица в своей поликлинике «страдает», - надкусывая пирог и слизывая с пальцев капающую сладкую начинку, от души смаковала Нина. - Её слышно возле регистратуры. Эта ее коронная фраза: «Девушка, пройдите на кресло, да не забудьте снять колготы»! Трудно, знаешь ли, представить, что ей свойственно такое состояние как любовь! Это же …«медный всадник» какой-то, «хозяйка медной горы» с «козьей ножкой» во рту. Интересно она и аборты делает, не выпуская сигарету? Почему ты ей веришь? Может это она так развлекается? Может, гормональное нарушение, какое перед пенсией? А? Почему я должна верить в искренность ее чувств?
После долгих препирательств подруженька, в конце концов, притащила приятельницу к Серебряковой прямо к рабочему столу, в редакцию, и они принялись ее уговаривать уже вдвоем.
- Ну, хорошо, хорошо! Уговорили! Но имейте виду, для создания шедевра нужен объект. Об-объект! И ни какой-нибудь, … а достойный объект! - Нина развела руками, показывая размеры объекта, -…мужчина нужен. Настоящий! Конечно, я верю вашим рассказам и описаниям, но … как вам объяснить… мне на время самой нужно влюбиться. А иначе как я опишу состояние влюбленности? К тому же мне необходимо, образно говоря, залезть в вашу шкуру, - кивок в сторону приятельницы - потому как буду описывать свою любовь, а не вашу - ломалась Нина.
- Да, чью угодно… сил моих больше нет! – докторша приуныла. Девушки тоже примолкли, задумавшись.
- Ох, и надоели же вы мне! – редакторша махнула рукой. - Идите-ка вы… домой и наберитесь терпения, а я тем временем … задумаюсь.
***
«…Мне очень нравятся твои руки, они красивые и уверенные. Голос спокойный и глубокий. Я слушаю его, наслаждаясь, словно погружаюсь в звуки музыки…
А глаза ... совершенно погибельные – зеленые. Ты их всегда отводишь, словно стыдишься, поворачиваясь ко мне вполоборота – это так трогательно! Защищаешься, я понимаю! Мне больше нравится смотреть в твой правый глаз. Я умудряюсь поместиться в нем от челки до кончиков моих, все еще острых, коленок.
А этот твой запах! Больнично-гастрономический! Больничный – ты врач, хотя некоторые твои коллеги пахнут как парфюмерная полка в супермаркете, а гастрономический … сдается мне, ты все время жуешь губительные для здоровья бутерброды.
Ты меня уважаешь и жалеешь, как всех. Конечно, врач и профессор должен быть снисходительным к своим больным и коллегам. Кто я в данный момент для тебя? Я не знаю.
Всегда торопишься уйти. Когда я вижу твою спину, кажется, что захлопнулась крепкая дверь. Оно и понятно: у тебя … планы, проекты … много работы. Надо быть объективным: есть наука, больные, коллеги и …. ничего лишнего. И ты объективен как барометр!
И нет надежды! Нас много, вокруг тебя … все молоды и красивы, а ты один. К тому же за эти годы ты успел привыкнуть к этим ... лицам, глазам, ногам, голосам. Все и всё успело изрядно тебе надоесть.
Но, что же делать мне?! Что назрело, то созрело - люблю!
Каждый раз, становясь с тобой к операционному столу или слушая тебя на совещаниях, или находясь с тобой в палате с больными, начинаю любить еще сильней, оттого что ты рядом!
Прочитав это послание, ты постараешься быстренько уничтожить его, помянув всех нас, «девочек» «добрым» словом.
Допьешь чай из своей большой кружки, не загадывая, кто же эта сумасшедшая, поплюешь через правое плечо. И это тоже понятно……..»
- И это все? А как же, …а где же … про «любовь – морковь», про «…глаза как два тумана…» ну, и все такое … в подобном духе?!
- «Все такое» у поэтов, а я даже не прозаик, я - любитель.
Глядя на растерянное лицо врачихи, Нина почувствовала непонятную досаду. Видимо, следовало написать: «Возьмите меня замуж вследствие моей любви к вам! В противном случае - летальный исход»».
Вспомнилось такое же растерянное лицо Марии Всеволодовны с письмом в руках.
Черт бы побрал всех, влюбленных! Любят тайно и любят откровенно. С вашим неистовым желанием писать и быть услышанными!
Нина в сердцах даже сплюнула: – … эту Татьяну Ларину вместе с ее прародителем Александром Сергеевичем… пример всем бабам, не желающим молчать! Чёрт, чёрт, чёрт!
Состояние влюбленной было критичным. Виновница событий не ела, не пила. Плохо видела, слышала и соображала. Ей в спину недоумевало все отделение. Громогласность и словоблудство сменились равнодушными и односложными «да» - «нет», а то и просто киванием головой.
Наша героиня имела, на всё и всегда собственную точку зрения, часто совсем неожиданную. Говорила она решительно и живописно, выражаясь непринужденно и веско с терпким вкраплением матерка. С ней было весело и неуютно. Совещания и планерки без ее участия проходили неинтересно. Мириться с этим не было никаких сил! Коллектив был в замешательстве. Никто ничего не понимал.
Наконец, письмо было отправлено.
Через три дня профессор ворвался в отделение, где у нашей героини было дежурство в ночную смену, со словами: есть кто живой?
Все попрятались от страха, накануне был «наезд» из Горздрава. И только наша знакомая, оттянув влажными кулаками карманы белейшего медицинского халата, передернув плечами, для большей уверенности, неуверенно спросила: кого ищете?
В полу мрачной тишине опустевшего коридора голос прозвучал немного угрожающе. Автор научных статей, монографий, пары учебников, обладатель всяческих дипломов и наград резко развернувшись на голос и неожиданно обмякнув, тихо ответил:
- Вас!
Дальше события развивались стремительно.
Наш герой сделал предложение здесь же, не сходя с порога ординаторской. Как оказалось, он тоже думал о ней, но был уверен, что дама сердца замужем. Боясь даже намеком бросить тень на любимую женщину, долгое время тихо и отчаянно страдал в одиночестве.
Больница взорвалась и салютовала! Маринка приносила новости охапками. Выкладывая, а то и вываливая их прямо у порога.
На свадебную вечеринку Нина не пошла.
***
История малознакомой влюбленной врачихи постепенно затихла.
История с письмом, выпавшим из книги, из ниоткуда, не давала покоя. Еще бы, на повестке дня событие – измена, после столь счастливых совместно прожитых лет, свидетелем которых посчастливилось быть Нине.
Что делать с чужой тайной, чужой жизнью? Тут со своей собственной разобраться… Она ругала себя, что позволила Марии Всеволодовне уговорить забрать, это чертово письмо.
К сожалению, это письмо никому не принесет счастья или радостной мимолетной встречи. А я становлюсь экспертом эпистолярного жанра.
Это так называемый «скелет в шкафу». Не открыла бы престарелая женушка мужнину книгу на интересном месте, так и осталось бы всё это… в шкафу догнивать - подумалось Нине, - а теперь вот разбирайся, что с этим делать? - и улыбнулась, представляя, как вываливается из старого семейного шкафа, постукивая костяшками, ссохшийся скелетон.
В тот вечер был сумасшедший ливень. Дождь упругими струями стучал по крышам, прыгал по тротуарам, сбегал по обочинам, барабанил по крыше и стеклам просторных окон кафе, где они, наконец, встретились с Маринкой и подруга напомнила:
- Слушай, а письмо-то нашей врачицы оказалось счастливым! - потряхивая влажными кудрями и весело оглядываясь по сторонам, в поисках заинтересованного мужского взгляда проговорила Марина.
- Я бы сказала, судьбоносным... Письма разные бывают и истории по-разному складываются, - мудро заметила Серебрякова.
- Нет, Нинок, это письмо именно счастливое! Два человека нашли друг друга, благодаря ему. Это все, потому что у тебя рука легкая! Я поняла надо писать письма – произнесла подружка, явно на что- то намекая. Но Нина не поняла или не захотела принять намека, занятая своими мыслями.
Девушки долго сидели, вздыхая и вяло делясь впечатлениями протекающей мимо жизни.
Про посещение Марии Всеволодовны Нина не стала говорить. И всю дорогу домой решала, что же делать с этим письмом.
На полпути от станции метро к своему дому встретились соседи, милые старики - пенсионеры. Вечерний моцион и выгуливание собачки перед сном. Церемонно раскланявшись и пожелав друг другу приятных сновидений, Нина не спеша поднялась к себе на этаж. Сердито размышляя, что возможно, но не дай Бог, после смерти одного другой найдет подобного секретного посланника в платяном шкафу.
Через несколько дней в редакции раздался звонок:
- Нина, тебя! Возьми трубку, подружка любимая требует...
Она взяла трубку и, придерживая её плечом не отрываясь от текста, сдержано ответила на Маринино приветствие:
- Слушай, можно мне твое письмо на перевод взять?- торопливо продолжала подружка.
- Зачем это?- Нина никак не могла оторваться от работы и настроиться на Маринку.
- Ты же знаешь моего друга, Пауля из Нидерландов?
- м-м-м …тот самый?- задумчиво произнесла Нина - Это, у которого две жены, три дочери, и пять внучек?
- Да, тот самый! Я хочу ему отправить…твое…наше счастливое письмо, если ты, конечно, не возражаешь?- быстро проговорила Марина
- Чудо ждешь, да?! Надеешься, замуж позовет? - очнулась Нина.
- А тебе …какого - то письма жалко?- подружка заволновалась…
- Да ничего мне не жалко!- быстро согласилась она и раздраженно бросила телефонную трубку.
Их роман продолжался несколько лет. У Марины менялись мужчины, у Пауля рождались внучки. Но, не смотря на все эти незначительные жизненные перемены их, неизменно тянуло друг к другу.
Письмо было отправлено в Голландию без промедления. Друг по имени Пауль, советник по вопросам бизнеса при правительстве Нидерландов, «умница и настоящий мужчина» должен был по достоинству оценить чувства русской женщины по имени Марина, а также эпистолярные прелести письма и незамедлительно сделать предложение руки и сердца. Подруги с нетерпением ждали ответа от заморского «принца».
Прошла неделя. Вторая. Пробежала третья. Махнув рукой, Нина забыла про него, когда два месяца спустя, в дверях появилась запыхавшаяся и смеющаяся подруга.
- Вот, пришел ответ от Пауля!
- Давай, читай скорее!
« Дорогая Мари!»
- Это кто? Это ты?
- Не мешай!
«…я получил твое письмо, и оно опрокинуло меня…»
- Это как?
- Он в обмороке значит, читаю дальше …
«… долго думал и размышлял…»
- Надо сказать очень долго думал, я даже успела забыть …
« То, что ты прислала очень интересно! Я понял, ты тренируешь свой английский язык - это похвально! Текст удивительный! Сколько эмоций, чувств, переживаний, а юмор какой!»
- Ты уверена, что послала именно мое письмо? А не другое?- встревожилась Нина.
«Старался представить автора письма. Не смог! Это явно кто-то …? Или нет, это часть интересного сценария? Дело даже не в переводе… Уверен - так любить может только... мужчина! Верю твоей интерпретации перевода, что автор есть женщина. Но темперамент, характер, эмоции! Я не встречал в своей стране женщин, способных на такие чувства. Возможно, в вашей стране….»
- Что-о-о?! Ты, как и что ему переводила?
- Ну, добавила от себя немного. Совсем чуть - чуть! Видишь, как удачно!
- Я не понимаю, это что - долгожданный ответ?! - Нина наполнялась справедливым гневом, а Маринка хохотала, раскачиваясь на задних ножках стула
- Он, что этим хочет сказать? Что мы, женщины… того?! Не можем сказать…про любовь?! Где справедливость? Где, я вас спрашиваю? Не верит он! Он ещё советник…по вопросам…! – автор письма, размахивая руками, и расхаживая взад-вперед, разразилась длинным не совсем благозвучным монологом, давая волю накопившемуся раздражению. А автор перевода хохотала до слез без умолку, подтирая потекшую тушь под глазами.
Хлопнула входная дверь. В комнату заглянула пришедшая из гостей свекровь. Увидев подружку, нелюбезно прожевала:
- Здрасьте! - и следом: – Все смеешься! Веселишься, попрыгунья! Замуж бы лучше выходила!
- Где уж тут выйдешь, когда не верют мне!- послышался веселый ответ. - Вот, письма пишу, в любви признаюсь! И все равно… не верют!- и снова хохот и веселье.
***
Год назад синеглазый муж Нины ушёл к другой женщине. Она оказалась беременной. Припертый к стенке этим фактом Павел растерянно развел руками:
- Так получилось, Нинок!
Засуетился, начал объясняться, но… Нина словно оглохла и ослепла.
В прихожей молча нашарила руками куртку и кинулась из дома. Просидев без слез до ночи на скамейке в соседнем сквере, вернулась обратно. Идти было некуда. Родных у Нины не было. Мама умерла в юности, у отца давно своя семья, да он и не стремился к общению. Выскочив замуж еще на первом курсе и пережив вместе мыслимые и немыслимые сложности эпохи перестройки с мужем, она и представить себе другую жизнь не могла. Привыкла быть замужем. Сила привычки. Жизнь без него? Или даже без его мамы?
Вернувшись, домой, к своему великому удивлению, в прихожей встретила свекровь. Она коротко доложила, что он ушёл, и спокойно повела на кухню.
В отличие от своего веселого сына мать имела характер твердый, неласковый, но Нина принимала ее такой, какая она есть. Брито - брито, стрижено - стрижено. Если муж на день мог и петь, и горевать, и смеяться, то матушка его за сутки могла и вовсе рта не раскрыть.
Спокойно поставила на стол двадцатый раз разогретый ужин, и сев напротив, представила свой план жизни.
Жить они будут вместе с Ниной, а он пусть живет с той. Внука или внучку признает, ребенок за грехи взрослых не отвечает. Как родится, будет ходить помогать, по выходным будет уезжать к сестре, за город. А Нина пусть устраивает свою личную жизнь, замуж выходит, она, свекровь, не возражает.
Не складывается по-людски, будем жить, как получится.
Нина в ту ночь выплакала все слезы за прошлую и свою будущую жизнь. С приходом утра вошла в ванную, зажгла свет и увидела себя в большом зеркале. Не молоденькую, нет, но все еще привлекательную. Изящный овал, высокие скулы, выразительные глаза. Муж говорил «говорящие». Горе немного присмуглило, подсушило, чем-то наполнило. И вот он - осенний букет жизни! Увядающий, но букет! И еще поняла «завтра» для нее не наступило. Осталось сегодня, и она осталась в этом сегодня.
Так они и жили - одним днем. Без планов, без всплесков, без особых событий. Бабка ходила к той нянчить внучку. Приходила счастливо - усталая, с посветлевшими лицом. Нина ни о чем не спрашивала, а бывшая свекровь, не делилась ни сплетнями, ни впечатлениями, за что невестка была ей благодарна.
Полгода жила как парализованная, а потом…ничего…вернулись и звуки, и цвета, и запахи. Даже просила новоиспеченную бабку рассказывать про внучку и свекровь это делала не очень бережно по отношению к Нине.
Теперь эта череда событий с письмами. Что это? Человеческая жизнь в письмах. Существующая и желаемая? Почему Нина? Знаки судьбы? Называется: пишите письма и будете услышаны... Кем? Как работает, эта самая небесная канцелярия, что обещает простым смертным быть услышанными?!
- Скажи, Маринка, ты в письмах какая? Настоящая или желаемая?
- Не знаю, но лучше, это точно. Мы, люди, существа трусливые. В глаза сказать страшно, стыдно, некрасиво, неприлично, неудобно, в конец концов, а так …бумага все стерпит: и приличное, и не очень. Ты почему спрашиваешь? Небось, твой благоверный начал с бабкой слать приветы?
- Нет, не начал. Хотя я этому была бы очень рада. Я ведь стала забывать какого рода и пола.
- Так заведи себе кого-нибудь?
- Не хочу и не могу. Нет сил и желания.
Нина после долгих раздумий и недолгих угрызений совести вкратце рассказала про встречу с Марией Всеволодовной.
- Понимаешь, у них такая великая любовь была. А уничтожить это злополучное письмо рука не поднялась. Сама не знаю почему… - Нина примолкла задумавшись.
У Маринки загорелись глаза, как у кошки, увидевшей мышку.
- Неси скорей это письмо сюда, будем читать!
- Так оно чужое!
- Ну и что! Они тебе кто?
- Старые друзья. Я у них два года комнату снимала до замужества. Подружились с тех пор. Они мне как родные.
- Она же тебе его сама отдала?! Значит оно твое. А ты мой друг и доверяешь мне. Неси, неси, разберемся! Пишите письма, называется! Да здравствует эпистолярный жанр! Да здравствует роман в письмах!
«… это ты! Я все твое узнаю в нем. Та же округлость спины, два метра роста, седые...»
«А я … я все бегу по кругу, мною же очерченному. И ни о чем не жалею. Смеясь, я называла тебя ретро-друг. И никак не могла закрыть «дверь» в эту часть моей жизни»….
«Теперь напротив меня сидит до боли знакомый … чужой человек, и я не знаю, что мне с этим делать?!»
- Ага, а здесь что? - шорох переворачиваемой бумаги, - …действие третье, сцена пятая! Ты что, разыгрываешь меня? Это же чья-то роль, монолог героини, какой-то пьесы, вот и фамилия С-кая Ирина Вас…Неразборчиво написано…Вот возьми, посмотри сама!
Нина обомлела. На оборотной стороне. Нет, не вначале, где-то посередине. По косой, мелко, неразборчиво, истерто, но действительно были записаны инициалы.
- Боже мой, такая любовь и такая измена! А оказалось, нет никакой измены, только проверка на эту самую великую любовь…Правильно, что я не поверила письму… переживала столько… прямо извелась вся. Наша жизнь – обычней некуда. А так…пишу
или читаю и жизнь вроде ярче! Да, Маринка? Сама говорила, что в письмах мы лучше - Нина от волнения вся раскраснелась.
- А я скажу проще - подруга поёрзала на стуле - верить надо… мужьям, да и женам. Не хватает эмоций, и драматизма - топайте в театр! Правильно говорю, Нинуш? Ну, давай, что ли чай пить?!
***
«Нина, дорогая, прости! Насилу упросил маму передать тебе эту записку.
Я не знаю, как назвать мой поступок. Да какой там поступок!
Все суетимся, бегаем…в погоне за иллюзией. За этим самым, за счастьем! И я уподобился этому круговороту. Дурак!
Вот прибежал и понял - не могу без тебя. Везде всюду ты, ты и ты!
Вижу и слышу только тебя! Даже родная дочь похожа на тебя!
Нина, дай мне последний шанс! Разреши мне вернуться. Обещаю – до последних своих дней ты будешь самой счастливой женщиной!»
Нина читала и… верила своим глазам. Да, он и в жизни был такой …щедрый на слова. Она по натуре была больше молчунья, зато Павлик - муж - вечный романтик.
- Что пишет твой ненаглядный муженёк и мой сын?- свекровь, помешивая ложечкой, чай в глубокой белой чашке, показала глазами на записку.
Традиционный вечерний чай. Бывшая свекровь и бывшая невестка.
Традиционный обмен незначительными новостями в их одиноких незначительных жизнях. Был бы Павел, речи текли бы реками, прерываясь на телефонные звонки и открывание - закрывание входных дверей. Жизнь была бы полной, шумной, значимой.
Нина промолчала.
- Ничего, скоро вернется. Ребенок останется, а он вернется. Куда он от нас?! А то, что письма пишет…? Мы с его отцом, царство ему небесное, восемь лет в этом жанре упражнялись, вплоть до самой его смерти. Ну, что ты так на меня смотришь? Да, восемь лет не разговаривали. Нет, что ты, …и в гости ходили и к родителям - там разговаривали. Вежливо так! А вернемся домой - и молчок!
Старая женщина замолчала. Откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Заговорила глухо, глядя в сторону:
- Вышла я замуж, Нинок, по большой любви. Выбирала. Он, свёкр твой и Павлика отец, был самый достойный из всех.
Я студентка, он - молодой специалист на новом заводе. Квартиру снимали. Планировали ребенка года через два завести, а он родился через девять месяцев. Трудно было…
Отцом он был хорошим, и мне мужем внимательным. Прожили двенадцать лет, когда как гром среди ясного неба - отпусти меня, люблю другую.
Я к тому времени была уже директором школы, депутатом райкома партии, ударником социалистического труда - и вдруг развод?!
Да никогда, да ни за что! Не получишь,- говорю ему, развода- не надейся! Женился - живи!- бабка сверкнула глазами, маленькие сухие руки сложились в острые кулачки.
Нина поёжилась, в душе, сильно жалея никогда не виданного ею свекра.
- А он чего удумал! В партком пошёл… Ему там напомнили про партийный билет, про партийную совесть и про партийную честь, и про …ответственность, - свекровь устала перечислять.
- Тогда ринулся в профком! Позор- то какой! Павлика с собой взял и эту свою... В профкоме тогда работал интеллигентнейшая женщина, не помню, как её звали. Ну, она по - интеллигентному и растерялась. Он главный инженер завода, глава партийной ячейки, отец семейства пришёл спрашивать разрешения: можно ли ему из семьи уйти. У него, видите ли, любовь и серьезные отношения с другой женщиной. Женщина эта тут же в коридоре стоит, переживает! Конечно, ему опять напомнили, всё вышесказанное. Я твердо стояла на своём: никакого развода!
- И он что же?- тихо спросила Нина
- А куда ему деваться?- свекровь отпила остывший чай - домой вернулся, родимый. Уволился с этого завода, перешёл на другое предприятие. Правда, начальником цеха, но зарплата тоже хорошая была. И всё! Зажили по- прежнему.
- Как это по- прежнему?- Нина вытаращила глаза.
- А так! Я, конечно, постаралась, жизнь его превратила в ад, но без громких скандалов и битья посуды. Меня - директора, депутата, ударника он обидел, как женщину, и я мстила ему каждый день.
Во – первых, перестала разговаривать. Записки писали, иногда по пол тетради изводили за вечер.
Во- вторых, никакого отчёта: куда пошла, с кем, когда приду - тебе что за интерес? И денег своих не давала. Моя зарплата - это моя зарплата.
Свекровь замолчала, вспоминая и переживая вновь нахлынувшие чувства:
- Так и прожили восемь лет. До самой его смерти. Умер он тридцатого декабря, а меня найти не могут. Гуляла я, всё мстила - зло закончила она, явно раздражаясь теперь уже на себя.
- А он? – Нина словно вспомнила
- А что он?
- Как он всё это время жил?
- Он приходил с работы, ложился на диван и закрывал глаза.
- А разве так можно жить?!
- Можно!
Старуха тихо беззвучно заплакала. Мелкие злые слезы скатывались по морщинистым дорожкам лица, растекаясь в глубоких складках у рта. Губы всё время стянутые в надменном напряжении расслабились, уголки опустились. Глаза стали растерянными и беспомощными.
Все прожитые совместные годы Нина удивлялась, почему к ней свекровь относилась более и менее доброжелательно. Ни о ком старуха доброго слова не сказала в своей жизни, если не считать двух близких подружек. От чего такая благосклонность к ней?
Сейчас глядя на плачущую бабку Нина поняла: запал ненависти к мужу был настолько велик, что по инерции сила борьбы передалась и на сына - Павлика. Любимого сына, но всё же уже ставшим мужем. Следовательно, борьба продолжалась.
Старуха успокоилась. Вытерла глаза попавшейся под руку салфеткой. Вздохнула. Всё слабости закончились.
- Он всё посмеивался: мать, роман жизни пишем!- продолжала она.
Вечер казался бесконечным и холодным. Свекровь, помолчав, добавила:
- Лучше бы покричали, поскандалили, тарелки переколотили, а так …обида осталась, и он «ушёл» обиженный.
- А Павлик?
- А что Павлик? Сначала всё ногти грыз. Потом привык. Зато тебе какие письма пишет! Ты вон прочла и лицом посветлела!
Да, уж, вот это секрет так секрет, скелет так скелет! Сама этим ядом питалась и его, мужа своего, поила. Он напился и умер, не мог больше.
Клочок бумаги жёг руку и грел сердце. Прошло время, когда Нина вновь перечитала письмо и снова поверила.
Получается, верю этим лживо - правдивым словам, наспех набросанным на обрывке бумаги.
Другая семья тоже разочаровала героя. Потянуло к старому знакомому лежбищу. Где тепло, уютно, знакомо, и главное, ничего не требуют взамен. Устал от новизны чувств. Сил не хватило на новую жизнь.
А как же все это время ее не жизни? Что же получается? Хотя причем тут он? Просто страх одиночества и жажда любви. Страх и жажда. Он ни при чем. Он – просто гастролер. Поехал, выступил и вернулся домой
Так вернулся же! Долгожданный, желанный, любимый, хоть и гастролер!
Ей стало холодно. Субботний вечер зажег осенние звезды. В доме, напротив, в окнах шло настоящее веселье. День рождения или встреча друзей, было непонятно. Люди вдохновенно ели, пили, танцевали.
Женщины были прекрасны, а мужчины обходительны. Нина засмотрелась. Было странно, что за стеклами этих окон - совсем другая жизнь.
Она вздрогнула от резкого и продолжительного звонка входной двери. Повернула голову, прислушиваясь - к ней? А потом вдруг засуетилась, затопала и побежала к двери, все еще не веря, что к ней.
Свидетельство о публикации №225042801206