Гномы. Война пепла. Глава 1. Наследница в снегах

Гномланд. Высокие Кряжи. 2307г

Холодный ветер гулял между скал, срывая с вершин рыхлый снег и швыряя его в лицо путникам. Тропа, едва заметная под слоем наста, вилась вдоль обрыва, где-то пропадая под каменными сводами, где-то вновь выныривая на свет. Здесь, в Высоких Кряжах, даже летом лежал снег, а теперь, на стыке осени и зимы, каждый шаг давался с трудом.
Старая няня Марта шла первой, пробивая путь сквозь сугробы, её верная винтовка покачивалась за плечом в самодельном чехле из волчьей шкуры. За ней, укутанная в потертый волчий тулуп, брела девочка — низкорослая, как и все гномы, но слишком худая для своих двенадцати лет. Длинная, почти в её рост, гвардейская винтовка болталась за спиной, притороченная к походному рюкзаку ремнями. Лишь пепельные волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, выдавали в ней благородное происхождение: такой цвет был только у рода Дарнкров.
— Ещё немного, принцесса, — прошептала няня, оборачиваясь. — Пещера уже близко.
Девочка молча кивнула. Она не помнила, сколько лет они скитались по этим горам — с тех пор, как в ту ночь няня выхватила её из колыбели, а за стенами дворца гремели взрывы. Она не помнила отца-короля, но помнила рассказы: как узурпатор Гаррук нанял гремлинские орды, как пал последний оплот Дарнкров — крепость Громовой Утёс, как народ сначала ликовал, что "тиран свергнут", а потом узнал, что новый король в десять раз хуже.
Няня шла, пробивая путь сквозь сугробы, и в её памяти всплывали образы прошлого. Она помнила Гаррука — не узурпатора, не Железного Короля, а просто Франца, рыжеволосого мальчишку с веснушками и озорным блеском в глазах.
Она воспитывала его вместе со старшим братом, будущим королём Гномланда. Они были такими разными: старший — серьёзный, ответственный, с печатью будущей власти на челе; Франц — шумный, непоседливый, вечно норовящий улизнуть от уроков фехтования, чтобы погонять голубей по дворцовому саду.
Да, братья ссорились. Старший дразнил Франца за его рыжие вихры и нежелание учиться, Франц в ответ подстраивал мелкие пакости — подменял чернила на воду, подкладывал лягушек в постель. Но это были просто детские шалости. Никто тогда не мог представить, что однажды эти мальчишки станут врагами, что их соперничество перерастёт в кровавую вражду.
Особенно запомнился один вечер. Франц, тогда ещё пятилетний, прибежал к ней в слезах — старший брат снова его обидел. Она утешила его, как могла, испекла его любимые пряники с мёдом. А потом... потом он уснул у неё на коленях, доверчиво прижавшись щекой к её фартуку.
Как этот мальчик стал тем, кто теперь вешал неугодных на стенах ратуш?
Няня вздохнула, и её дыхание превратилось в белое облачко на морозном воздухе.
Власть меняет, — подумала она. Но не до такой же степени…
И в памяти няни всплыл тот злополучный день в королевском саду — ясный, солнечный, наполненный детскими голосами. Дети знати резвились среди подстриженных кустов, их смех звенел в воздухе. А потом появился тот шлем — блестящий, позолоченный, снятый кем-то с музейной стойки во дворце.
Один за другим дети примеряли его, корча рожи и изображая великих воинов. Когда очередь дошла до маленького Франца, его глаза загорелись — он так гордо вскинул подбородок, когда тяжёлый шлем опустился на его рыжие кудри.
"Давай проверим, выдержит ли он удар!" — крикнул кто-то из мальчишек.
Няня видела, как старший брат, Фридрих, заколебался. Но в тот роковой момент он промолчал — может, не хотел выглядеть слабаком перед другими детьми, может, просто не успел остановить того долговязого сына маркиза, который уже занёс игрушечный деревянный меч.
Удар.
Глухой звон металла.
Маленький Франц рухнул на траву, как подкошенный. Шлем действительно защитил его — не было ни крови, ни синяка, но мальчик лежал, широко раскрыв глаза, словно не понимая, что произошло. А потом заревел — не от боли, а от неожиданности, от предательства, от того, что мир внезапно стал жестоким и несправедливым.
"Это всё Фридрих! — рыдал он позже, в её комнате, сжимая кулачки. — Он позволил! И ты... ты тоже виновата!"
Няня тогда пыталась утешить его, как всегда — пряниками с мёдом и тёплым молоком. Но в тот день впервые её ласки не помогли. Франц отстранился, его глаза, обычно такие живые, стали холодными и подозрительными. Возможно, именно тогда в нём что-то сломалось. Не просто доверие к брату или к ней. А вера в то, что кто-то может его защитить. Теперь, спустя годы, няня шла по снегу с его племянницей — последней наследницей Дарнкров, которую он жаждал уничтожить. И думала: Если бы я тогда… Но "тогда" уже не вернуть.
Годы шли. Мальчишки выросли. Когда умер их отец и престол по праву перешёл к Фридриху, Франц словно снова получил тот детский удар по шлему. Только теперь звон стоял не в ушах - в самой душе.
Няня видела, как он метался по дворцу в те дни - бледный, с трясущимися руками, то впадая в ярость, то в апатию. Он не спал ночами, оставляя на бумаге беспорядочные каракули, которые потом в ярости рвал. "Это неправильно!" - кричал он пустым коридорам. Но чего он на самом деле хотел? Власти? Или просто не мог примириться с тем, что мир продолжает существовать без отца?
И тогда случилось то, что няня предчувствовала, но боялась признать.
Тёмной ночью Франц собрал своих друзей - молодых офицеров королевской гвардии, тех самых, с кем когда-то пил в тавернах и ходил по публичным домам. С оружием и фонарями они вошли во дворец, решив одним ударом переписать историю.
Няня никогда не забудет, как на рассвете Фридрих сидел в тронном зале, а перед ним на коленях стоял связанный Франц. Его роскошный камзол был порван, в волосах засохшая грязь, но в глазах всё ещё горел тот же огонь, что и у обиженного мальчишки в саду.
И тогда Фридрих сделал то, чего Франц никогда бы не сделал на его месте - помиловал. Не только брата, но и всех его сообщников. "Кровь за кровь - это не наш путь", - сказал новый король.
Няня тогда думала - вот он, момент, когда всё может измениться. Когда Франц, потрясённый милосердием брата, пересмотрит свою жизнь. Но когда стражи развязали верёвки, Франц лишь молча поднялся, выпрямился... и плюнул к ногам брата. Это был не жест отчаяния. Это была первая искра той ненависти, что через годы сожрёт королевство.
Это милосердие стало последней каплей. Франц исчез из дворца той же ночью - с тремя верными дружками и половиной королевской казны в дорожных мешках. Долгие годы о нём не было вестей. Пока однажды не пришли донесения с западных границ, с гремлинских пустошей - какой-то самозванец, называющий себя Гарруком ("Сокрушителем" на грубом гремлинском наречии), собирает армию в Пустошах. Няня сразу поняла - это он.
Шесть лет. Шесть лет он превращался в монстра. Когда вести о приближении его орды достигли столицы, Фридрих до последнего отказывался верить. "Это просто братские шутки", - говорил он, отказываясь стягивать войска к границам. Даже когда дозоры доложили, что осадные орудия уже у стен Громового Утёса, он приказал открыть ворота для переговоров. Няня видела, как король Фридрих вышел на парапет в парадном одеянии, без оружия, с распростёртыми руками и убеждал брата одуматься. Но тот был глух к этим словам.
То, что случилось потом, не поддавалось описанию. Гаррук ворвался в замок не как завоеватель - как мясник. Его гремлинские орды резали всех подряд - слуг, стражников, женщин, детей. Казалось, сам воздух наполнился медным вкусом крови.
Няня схватила маленькую Агату из колыбели, едва успев увернуться от меча безумия Гаррука. Последнее, что она увидела, выбегая по потайной лестнице - как Гаррук, весь в крови, поднимает окровавленную корону брата над своей головой. И улыбается.
С тех пор прошло восемь лет, но тень Гаррука всё ещё преследовала их.
Няня и принцесса осторожно пробирались сквозь заснеженный лес. Каждый шаг давался с трудом — снег был рыхлым и глубоким, ноги проваливались по колено. Ветер сбрасывал с еловых ветвей охапки снежинок, которые тут же кружились в воздухе, словно пытаясь замести следы беглецов.
Внезапно тишину разрезал протяжный вой. За ним — второй. Третий. Со всех сторон. Няня резко остановилась, её опытные глаза мгновенно оценили ситуацию.
— Волки, — коротко бросила она, сбрасывая с плеча старую, но верную винтовку.
Принцесса инстинктивно прижалась к ней.
— Их много?
— Достаточно, — няня щёлкнула затвором, проверяя патрон. — Окружают.
Серые тени уже мелькали между деревьями — то там, то здесь, всегда на расстоянии, но с каждой минутой ближе. Глаза хищников светились в сумерках жёлтыми точками, как звёзды преисподней.
Принцесса резким движением сбросила с плеча свою винтовку и уверенно прижала приклад к плечу. Её пальцы, несмотря на холод, не дрожали, когда она навела прицел на ближайшего волка. Выстрел грянул, как удар грома. Одна из серых теней дёрнулась и рухнула в снег. Но волков было слишком много. Няня, не отрываясь, вела огонь — каждый её выстрел находил цель. Однако патроны быстро закончились.
— Штык! — крикнула она, отбрасывая винтовку и выхватывая длинный клинок.
Принцесса уже примкнула штык к своему оружию, превратив его в смертоносную пику. В тот же миг самый крупный волк бросился на неё. Девочка не дрогнула. Она встретила зверя остриём — штык вошёл в грудь хищника, и тёплая кровь брызнула на снег. Волк захрипел, но инерция броска прижала принцессу к земле.
Няня в это время кружила, как тень, её клинок сверкал в холодном воздухе. Два взмаха — два волка рухнули, с перерезанными глотками. Третьего, подкравшегося сбоку, принцесса добила выстрелом в упор — последним патроном.
Тишина.
Только тяжёлое дыхание и пар, клубящийся над окровавленным снегом. Принцесса встала, вытирая лицо рукавом.
— Мы... мы справились...
Но няня уже подняла руку со страшным шрамом, прислушиваясь. Где-то вдали, за деревьями, слышалось нечто большее, чем волчий вой. Шаги. Шепчущие голоса. Опасность ближе, чем они думали.
— Тсс! — Няня резко сжала плечо принцессы, пригнувшись за стволом старой ели.
Из-за поворота тропы, сквозь кружащийся снег, показались три массивные фигуры. Дверги в грубых тулупах из горных козлов, с винтовками наготове. Они двигались бесшумно, переговариваясь лишь жестами — поднятый палец, кивок головы, поворот ладони.
Высокий, с седой бородой и шрамом через левый глаз, явно вёл группу. Его голубые глаза методично сканировали местность, останавливаясь на каждом подозрительном бугорке снега.
“Егеря? Или наёмники?”
Няня сжала рукоять штык-ножа. Патронов нет. Два против трёх — плохие шансы, особенно когда противники вооружены дальнобойными винтовками.
Принцесса затаила дыхание.
Няня отступила в тень громадной ели, толкнув принцессу за собой. Но девочка оступилась — низкая еловая ветка попалась под ноги и принцесса шумно упала в снег.
Высокий дверг замер.
— Кто здесь?
Няня сжала в руках нож ещё сильнее.
— Выходите! — Громовой голос раскатился между скал. — Мы не слуги узурпатора!
В его интонации было что-то, заставившее няню замешкаться. Неужели... свой?
— Ваше Высочество. Я слуга герцогини Ортрум, Ансвард.
Высокий дверг опустился на одно колено, уткнувшись взглядом в снег. Его спутники последовали примеру.
— Герцогиня Ортрум три года искала вас. Народ ропщет. Гаррук обложил города непосильными налогами, забрал у гильдий последние припасы для войны на севере, а тех, кто протестует, вешают на стенах ратуш. Мы готовы восстать — но нам нужен законный правитель.
Девочка сжала кулаки. Она не помнила дворцовых церемоний, но инстинкт заставил её выпрямиться.
— Почему сейчас? — спросила няня, всё ещё сжимая нож.
— Потому что армия узурпатора увязла в боях с северными графствами. Потому что герцогиня заручилась поддержкой нибелунгов и фей. И потому... — Дверг достал из-за пазухи свёрток и развернул его.
На ладони лежала крошечная корона — детская, та самая, что когда-то украшала колыбель наследницы.
— ...потому что пришло время вернуть вам то, что отняли.
Девочка медленно протянула руку и коснулась металла.
— Я пойду с вами.