В домашнем зоопарке

Каждый ребёнок одинок.
Ребенок – это человек, коего человеком не считает никто, даже его родители.

Одиночество и беспомощность ребёнка, особенно когда он уже понимает, куда попал, просто непереносимы. Его родные, не способные к общению, потому что в свою очередь и сами были одинокими и беспомощными, и так – до Адама и Евы, стараются найти своему дитяти  суррогаты, замену общению.

Так появляются в доме собаки, кошки, кролики, рыбки и прочие мягкие и жёсткие, теплые и не очень, пушистые и гладкие подкидыши ребёнку.
Вначале – игрушки, потом – живые существа.

Если дитя с ними занимается, равно как и не занимается, а просто рисует или играет с кубиками, родители могут выдохнуть и даже вдохнуть.
Если успеют.

Однако одинокий ребёнок, наблюдая за отношениями в собственной семье, делает очевидные выводы.
Папа пьяный кричит – плохой, страшно; мама не пьяная кричит, сердится – плохая, меня никто не ценит и не любит. При этом говорят-то они, что любят и заботятся…
Это на поверхности.

А вот наблюдения за животными обогащают ребёнка неочевидными выводами, дают шанс постичь жизнь во всей красе, такой, какова она есть, и посредством метафор, побасёнок, сказок проникнуть в кладовые человеческих отношений. Ничто нас не учит так, как простые неназидательные наблюдения, позволяющие самостоятельно мыслить и делать выводы.

Вкратце о моём домашнем зоопарке, в разное время жизни менявшем размер и наполнение.

Гиперактивного младенца надо было хоть чем-то занять и заткнуть, вот и появился у нас аквариум с рыбками.
Наблюдая за ними, я поняла, что смерть – часть жизни, они идут рука об руку, и когда рыбка всплывала брюхом кверху, её выкидывали в помойку. Может, и меня так же…
Ещё я видела, как рыбки пожирали своих мальков и постоянно гоняли меньших по размеру. Позже жизнь подтвердила это в наблюдениях за людьми.

Потом у нас появились два волнистых попугайчика – Симка и Фомка. В одной клетке, откуда им сбежать никак не удастся, но без книг и телевизора, они занялись единственным развлечением – производством себе подобных.

Так я поняла, что часто детей рожают от скуки, а не от великой любви, о которой в социуме принято было трещать на каждом углу.
И – клетка обрекает на это.

Чуть позже, когда в той же относительно небольшой клетке уже находилось больше двадцати попугайчиков, я видела, как Симка яростно клевала Фомку и выщипывала его перья за то, что он подкатывал к собственным дочкам, и в этом союзе на свет появлялись Симкины дети-внуки…
Симка была беспощадна, и я её понимаю. Хороший урок.

Орала и гадила попугайная орда знатно, так что, когда однажды они все разом исчезли, я не стала задавать лишних вопросов, но поняла, что нет ничего дороже тишины и личного пространства.

Был у нас и приблудный ёжик, которого, несмотря на колючки, человеки пытались любить или изображать, что он забавный. Ночью топал, сопел и хрюкал, а в моменты страха, когда кто-либо вдруг хватал его на руки…
– Не трогай! – заорала я во дворе на Вовку. – Ща кааак сиранёт!

И ёжик не мог посрамить свою марку – делал обещанное прямо в руки каждого Большого Брата.
Ёжик научил меня, что, если к тебе лезут и пристают, надо сделать нечто, что оттолкнёт противных приставал.

Однажды, чтобы спокойно поспать, его заперли на балконе, и он, протиснувшись сквозь прутья, спрыгнул со второго этажа. Поскольку тело под балконом не обнаружилось, было принято считать, что ёж убежал.
Так мне показали, что ничего ценнее свободы нет.

Двум хомякам – Хоме и Хомке – я сама построила небольшой загончик из картона, набросала ваты для гнезда, кормила, поила, убирала с пола катышки.
Хомяки радовали ощущением того, что ты сам – великан, а они в твоей ладошке маленькие, тёплые, смешные, с глазами-бусинками и постоянно вибрирующими усами. 
Вывод: будешь милым – как это и делают человеческие младенцы – тебе обеспечен постоянный уход и добротный харч.

Ах, жизнь!
Как ты многозначна, но тривиальна!
Если тебя любит и бережёт Некто более сильный, возвышающийся над твоим миром, это далеко не всегда означает, что и ты умеешь и будешь делать то же самое.
Когда у хомяков появился приплод, несмотря на достаток еды и воды, они сожрали детёнышей.

Зверское зрелище…
Но – весьма жизненное.
Подпортив каннибализмом свою карму, Хома однажды ночью прогрыз дыру в картоне и сбежал поближе к макаронам, на кухню. Тут незадачливого папашу и настигла кара: он упал в стоявший перед столом таз с водой (отец накануне глянцевал фотографии и не убрал его) и утонул.
На выброс!

А Хомку я отнесла на большой луг около леса и выпустила.
Может, она нашла себе другого.
А, может, подумала-подумала и решила, что одной проще.