А вот у моего сотоварища, который каждый год по нескольку раз бывал на Ыттыгране, по поводу всех этих вкопанных предметов на Китовой аллее есть совершенно другое объяснение, и оно исключительно практическое. Он русский и много лет прожил в Сирениках, потому что там женился на старшей дочери Петра Тыпыхкака, Тамаре, ходил каждый день на охоту с её четырьмя братьями, которые научили его выходить в море и возвращаться на берег в любой накат. А потом, когда лучшие охотники совхоза «Ударник» отделились и создали свой кооператив морзверобоев «Прибой», то председатель Олег Исаков, поняв что не справляется с валом документов, пригласил этого моего друга стать директором кооператива. От Олега он научился, глядя в море, видеть без бинокля самые малозаметные признаки присутствия там, среди волн, морских зверей. Научился, охотясь на лодке, разговаривать с экипажем без слов, а только знаками. Научился в шторм, когда охотника на носу лодки подбрасывает волна, и в воздухе ему уже не мешает качающаяся палуба, в этот момент точно целиться и стрелять, да ещё понимая в какую именно часть надо в данной ситуации стрелять. Вместе с Олегом Исаковым они вдвоём собрали и снарядили старинное бронзовое гарпунное ружьё, с помощью которого сирениковцы добыли самого первого и через пять лет второго гренландского кита. В общем, я сейчас назову его эскимосское имя и перескажу мнение человека имевшего не только реальный опыт охоты на гренландского кита, но и понимающего как потом этого кита извлечь из моря на берег, разделать, сохранить и транспортировать очень большое количество мяса.
Макынґмит про Китовую аллею
Когда осенью, примерно в октябре – ноябре, пролив между островами Ыттыгран и Аракамчечен покрывается тонким льдом, сюда ненадолго приходят гренландские киты. К этому же времени на Ыттыгране собирались со всего побережья морские охотники. Когда лёд становился чуть крепче и уже мог держать человека, а киты продолжали дышать в сужающейся полынье, начиналась тихая охота. Люди, одетые в белые камлейки незаметно подходили к краю полыньи и двумя пиками с двух сторон кололи кита в сердце. Гренландский кит не тонет и вокруг его туши можно обернуть два длинных крепких ремня из лахтачьей кожи. Один конец ремня крепится за «мёртвый якорь» в виде закопанного на берегу черепа прошлогоднего кита, а второй конец ремня оборачивается один раз вокруг столба, роль которого играет рядом вкопанная челюсть (возможно, того же самого прошлогоднего кита). Теперь с дружным возгласом «уґу–уґук» десяток рук тянут ремень, а пара рук нужна чтобы перехватывать и стопорить ремень на столбе до следующего «уґука». Тянут синхронно две команды. Туша кита наваливается на тонкий лёд и ломает его, а потом выкатывается на кромку берега, частично оставаясь в воде. Полностью кита не вытаскивали, а обрезали мантак, жир и мясо, подтягивая по мере необходимости за ремни. Часть клали на нарты, чтобы свежее отвезти домой, а почти всю остальную нарезанную добычу складывали в мясные ямы и потом брали из них в течение зимы и весны.
Поэтому, так называемая Китовая аллея, чисто утилитарное сооружение.
А для сакральных действий охотники–эскимосы на этом месте ничего не строили, а просто бросали в море кусочки добытого, чем благодарили за удачную охоту духов моря, духов острова и Седну — мать–моржиху.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.