Война и жизнь разведчика Шарапова

Н.В. Тюрин


ВОЙНА И ЖИЗНЬ
РАЗВЕДЧИКА ШАРАПОВА


Повесть


75 лет назад завершилась страшная Великая Отечественная война, унёсшая миллионы жизней наших со-граждан и доставившая неизмеримое множество мучений и страданий жителям нашей страны. Советский Союз ценой неимоверных усилий разгромил фашист-скую Германию и отстоял мир на Земле. За долгожданной Победой стоят имена и моих земляков, которые, не щадя здоровья и жизни своей, грудью встали перед врагом и сломили его сопротивление. Помнить подвиг своих предков – одна из главных обязанностей следующих поколений. 
Не нужно громких слов. Просто склоним голову
и помолчим…

;
1

На берегах речушки Сырая Панда в Инжавинском районе Тамбовской области расположено село Курдюки. Когда-то, ещё до революции, село было большим и являлось волостным центром с населением около двух тысяч человек.
За время своего существования, а первое упоминание
о нём было в восемнадцатом веке, село Курдюки дало стране немало достойных людей, доблестно послуживших своей большой Родине. Особой строкой в историю села вписаны годы Великой Отечественной войны. Более двух-сот тридцати человек ушло из села на фронт сражаться
с немецкими захватчиками. Не все пришли с войны.
А многие вернулись израненными и больными и прожили после Победы совсем не долго. Об одном из таких героев, Шарапове Владимире Фёдоровиче, и будет моя повесть.

В большой крестьянской семье Шараповых друг за другом родилось двенадцать детей, но трое умерли в ран-нем возрасте. Последним в 1925 году родился Владимир. Несмотря на многодетность, Шараповы не бедствовали. Умелые руки Фёдора Максимовича, главы семейства, при-носили в дом достаточно денег, чтобы и кусок хлеба у каж-дого был, и все одеты-обуты были. А уж плотницкая слава о Шарапове гремела на всю округу. Умел он и баньку ладную смастерить, и избу тёплую поставить. В молодости довелось ему в Курдюках  Казанскую церковь возводить
в 1897 году. А на постройку такого культового сооруже-ния, известное дело, абы кого не позовут.  Храм-то – он на века нужен!
К тридцатому году Фёдор Максимович скопил немного деньжонок и решил, наконец-то, и себе новый дом построить.
– Хватит нам, Маша, в тесноте ютиться, – сказал он как-то по весне жене, попыхивая самокруткой с ядрёной махоркой, выращенной на своём огороде. – Деньжат подкопили.  Да и детям простор нужен. Не хуже людей заживём.
– С богом, Фёдор Максимович, – перекрестилась на-божная Мария Ивановна, взглянув строгими глазами из-под чёрного платка на иконы. – Пора начинать.
Жена Шарапова была на двенадцать лет младше мужа, поэтому часто обращалась к нему уважительно по имени-отчеству. Дитём росла она в бедной крестьянской семье. Ей было всего шестнадцать лет, когда Фёдор Максимович пришёл в их низенький домик свататься. Густая русая бо-рода добавляла ему лет, и Марии Фёдор казался безнадёж-но старым. Она очень не хотела выходить за него замуж, но, как говорится, нужда заставила. Это уже потом, когда Мария Ивановна лучше узнала своего мужа, она только благодарила судьбу за то, что послала ей такого человека. Недаром у них в любви родилось столько детей. Фёдор Максимович хотя и суров был на людях, однако справед-лив и честен, а дома с Марией заботлив и внимателен. Лишнего ведра с водой поднять не даст, если сам рядом находится. Да ей и с ребятнёй возни хватало. Хорошо хоть, что старшая дочь Наталия подросла и стала матери верной помощницей. Она нянчила по очереди младших братьев
и сестёр, так и называвших её няней.
Закипела работа на стройке у Фёдора Максимовича. Избу новую ставил недалеко от старой на небольшом при-горке. В Инжавино прикупил несколько возов леса, и ско-ро задорно застучал его топор, подготавливая брёвна на сруб. Когда просил – и односельчане помогали. А крышу
и вовсе целая бригада поднимала под шутки и хохот. Ве-чером, как водится, и угощение было.
– Ну, Максимыч, в новой-то избе ещё с десяток наро-жаешь, – гоготали мужики, угостившись водкой.
– Пейте, мужики, за здравие. Большое дело скинули. Спасибо вам огромное, – приговаривал хозяин, поглядывая на ладненький дом и посмеиваясь в бороду.
В тридцать первом году Фёдор и недоделки поустра-нял. Близилось новоселье, поэтому в семье все ходили
в приподнятом настроении. Готовились. Помнил Володька, как мать уже и сундуки перетряхивать начала, чтобы лишнее барахло, как она выражалась, в новый дом не тащить.
И ещё Володька запомнил, словно на сердце записал, как однажды дождливой ночью проснулся он от истошно-го материнского крика.
– Пожар! Горим! – мать в свете отблесков пламени, проникавших через проём окна, металась по комнате, на-кидывая на себя одежду. – Вставайте все быстрей.
Ужас! Горел их новый ещё не заселённый дом. В него ударила молния и подожгла в одно мгновение. Несильный дождь не смог помешать пламени разгореться. Сухие опилки, насыпанные на потолке для сохранения тепла, го-рели скоро и весело, и огонь быстро распространился по всему дому. Фёдор Максимович, ошалевший от нежданно-го горя, бегал с ведром от колодца и лил воду в окна, будто мог такой малостью потушить пламя. Звонко загукал церковный колокол, оповещая курдюковцев о пожаре. Бежали люди на помощь и, кто чем мог, пытались сбить веселящийся огонь. Шестилетний  Володька стоял с другими детьми поодаль прямо под дождём и плакал. Рыдала его мать, не зная, как и чем унять такое горе.
– Господи, помоги! – причитала она в бессилии, обра-тившись к церкви лицом, по которому катились слёзы
и капли дождя.
То ли на её мольбу, то ли таково естество природы, случилось чудо. Чуть поодаль несколько раз ослепительно сверкнула молния, раздались оглушительные раскаты гро-ма и дождь полил с утроенной силой. Это и спасло дом от полного выгорания. Огонь забился в злобном сопротивле-нии, ядовито зашипел и утих, сменившись густым дымом. Утром бледный Фёдор Максимович сокрушённо ходил по пожарищу и отбирал то, что уцелело.
А Мария Ивановна после этого случая слегла. Она ведь и после рождения Володьки долго болела. Вроде бы и на поправку пошла, да надо же такому случиться!
Тяжело хворала мать. Всё лежала в жару на кровати, обводила усталыми глазами комнату и своих грустных притихших детей.
И ещё помнил Владимир, как прижимает мать к себе слабой рукой его голову и шепчет сухими губами:
– Ты Наташу слушай, сынок. Вместо мамки она теперь. И отца слушай.
– Мама, мама, – всхлипывал Володька, не зная, как ус-покоить мать.
– Помру я. Чует моё сердце, – чуть слышно сказала мать и откинулась на пуховые подушки.
Вовка, размазывая по лицу слёзы, выбежал на улицу,
а к матери подошли его сёстры, пытаясь ей помочь.
В начале тридцать второго года Мария Ивановна умер-ла, и большая семья Шараповых осиротела. После пожара Фёдор Максимович из уцелевшего материала всё же со-брал домик, и Шараповы в него перебрались. Только вот радости от новоселья никому не случилось.

;
2

В Курдюках жил паренёк, которого все в селе называ-ли Илюшка-провидец. Было ему в ту пору лет двенадцать-тринадцать. Ходил он всегда в длинной перелатанной ру-бахе и босой. Лишь зимой напяливал на ноги старые дыря-вые валенки размера на три больше. Волосы на голове Илюшки забавно топорщились, придавая ему какой-то сказочный вид. Отличали мальчугана разные глаза. Один был светлый, словно безоблачное январское небо, а другой карий. От такого поразительного различия казалось, что Илюшка обладает колдовским взглядом. Было в нём ещё одно недоразумение: на левой руке вместо пяти пальцев было шесть. Когда он родился, бабки местные крестились и отворачивались от мальца, видя в нём недоброе знаме-ние, а доктор сельский предлагал отнять лишний пальчик, чтобы народ понапрасну не волновался. Но мать Илюшки, женщина хоть и тёмная, но была упряма и наотрез отказа-лась, как она выразилась, уродовать мальчика.
– Бог его таким сотворил. Знать богу так угодно, – всё твердила она на каждом углу, попутно собирая милостыню на бедность. – Во искупление нам Илюша явился.
 В народе нашем есть такое свойство – наделять не-обычных людей чудодейственными качествами. А может Илюшка и впрямь что-то там мог узреть? Так или иначе, но про Илюшкину «чудодейственную» силу знали далеко за пределами Курдюков. Кто-то из жителей его сторонил-ся, не пускал на порог, боясь услышать страшное предска-зание. А другие, наоборот, привечали. Ведь если знаешь наперёд что-либо плохое, то можно попробовать этого из-бежать.
Илюшка часто заходил к Шараповым, у которых, не смотря на большое количество своих едоков, всегда нахо-дился лишний кусок хлеба для гостей.
Однажды Илюшка, как всегда без стука зайдя к ним
в избу, посмотрел долгим отрешённым взглядом на играв-шего в деревяшки Володю, потом повернулся к Наталии, месившей у печи тесто, выставил вперёд шестипалую ла-дошку и произнёс:
– Несчастным ваш малец будет.
– Что ты, Илюшка? Господь с тобой! – перекрестилась на иконы в углу опешившая Наталия. – Что мелешь-то?
– Вижу рубашку без рукавов, – загадочно ответил Илья, глядя на девушку затуманенным взором.
– Ишь, заговариваться начал, родимый, – страдальче-ски произнесла девушка. – Ты ступай, Илюша. В следую-щий раз придёшь.
Наталия проводила непонятно бормочущего Илюшку за порог и ещё долго не могла прогнать из сердца стран-ную тревогу, поглядывая на беспечно играющего брата.


3

В семилетней Курдюковской школе Володя учился хо-рошо, но особенно-то и не старался. Матери нет, отцу всё время некогда, а от сестёр и отговориться можно.
– Учись, Володька, – наставляла его сестра Наталия. – Ум у тебя есть, можешь в люди выбиться, в город уехать. С брата Василия пример бери. Этот уже в Москве что-то там конструирует.
– А чего я в том городе не видал? – отвечал ей безза-ботный мальчуган, собираясь опять убежать с ребятами на речку ловить рыбу. – Я вон, как папка, плотником буду. Отучусь и дом нам лучше всех срублю! На коньке петушка поставлю, чтоб издалека видно было, а на окна наличники вырежу с узором, как на той салфетке.
– Ну-ну, смастери, – успокаивалась Наталия, в очеред-ной раз перештопывавшая Вовкины штаны. – Только шко-лу чтоб закончил у меня!
– Это тебе не дом мастерить, – усмехнулся Володька. – Закончу я твою школу.
Семь классов Владимир закончил без троек, благо па-мять позволяла схватывать науку на лету. А потом отец на лошади отвёз его в Тамбов и определил в фабрично-заводское ученичество на плотника.
– Учись, Владимир, старательно, да семью не забывай, – сделал ему напоследок наказ Фёдор Максимович.
Прилежно учился Володька в ФЗУ. Там и школьным предметам дополнительно обучали, но основной упор де-лали на выработку профессиональных навыков. У Володи задатки были хорошие, да и отец успел многому его нау-чить. Так что топор в руках он держал умело, а ножом мог вырезать фигурки из дерева не хуже иного скульптора.

Известие о нападении фашистов на СССР застало Во-лодю в Тамбове. Загудел город от такой страшной новости. Эшелон за эшелоном уезжали призывники и добровольцы на фронт бить врага. Рвался и Володя, но слишком юный возраст мешал этому.
– Иди, малец, подрасти немного, – в третий раз уже развернул его от военкомата офицер, осуществлявший за-пись, – Не мешай работать. Ишь, герой какой!
– Ничего, всё равно уйду, – сказал на улице раздосадо-ванный Володька своему другу Петьке Ильину.
– Вместе уйдём. Так веселее будет воевать, – ответил ему Ильин. – Мастер сказал, надо сперва обучение закон-чить. А тогда и по возрасту подойдём.
Петька был старше Володьки на целый год. На его ли-це уже пробивались усики, а говорил он ломающимся бас-ком. Глаза с прищуром выдавали в нём задорный характер.
– Пока мы ФЗУ закончим, может и война закончиться. А мне надо фашистов бить.
Володька в сердцах пнул ботинком уличную урну. Да так это звонко получилось, что стоявший вдалеке мили-ционер громко свистнул в свисток и погрозил ребятам пальцем.
В общем, ФЗУ Володька и Петька закончили, а война всё продолжалась. Шёл 1943 год. Отогнала наша армия немцев от Москвы, и немного легче стало Родине в борьбе с жестоким врагом, но горя и смертей по-прежнему было с лихвой. Весь Володькин класс сразу после выпуска напра-вился прямиком в военкомат записываться в добровольцы. Там ребят осматривал пожилой доктор в старомодном пенсне, а сидевший за столом капитан вносил их данные в толстую конторскую книгу. Левая рука капитана висела на подвязанной за шею косынке и, видимо, побаливала, так как он время от времени поглаживал её здоровой рукой.
– Фамилия, имя, отчество? – монотонным голосом спросил он подошедшего к столу Володьку.
– Шарапов Владимир Фёдорович, – чётко ответил па-рень, вытянувшись в струнку.
– Молодец! – похвалил его капитан, оторвавшись от бумаг. – Место рождения?
– Село Курдюки Инжавинского района.
– Возраст?
– Восемнадцать лет, – уверенно соврал Володька, хотя ему было только семнадцать.
Но в семнадцать в Красную армию не брали, а Володь-ка дальше оставаться дома никак не мог.
– Точно? – засомневался капитан. – Документ у тебя есть?
– Документ дома в селе остался, – опять слукавил Шарапов, делая умоляющие глаза. – Не вру я, товарищ капитан.
– Да наш это одногодок, – поддержал Володьку Ильин, стоявший за ним в очереди. – Ровесники мы. У меня вот
и метрика есть.
– Ладно, Шарапов, – устало выдохнув, согласился ка-питан. – Вижу – парень ты бравый. Иди, воюй.
– Слушаюсь, товарищ капитан, – радостно вскрикнул Володька и даже попытался щёлкнуть босыми пятками, как это делали офицеры в давно увиденном им фильме.
– Берегите себя, ребятки, – напутствовал добровольцев уже немало повидавший офицер.
Ребят распустили по домам, дав им пять дней на сбо-ры, которые в суете пролетели незаметно.  Жарким июль-ским днём на вокзал провожать Володьку  приехали Фёдор Максимович и сестра Наталия. Нелегко давались старику (ему было семьдесят лет) эти проводы. У него на этой проклятой войне уже воевали двое сыновей и дочь. Теперь вот и до меньшого очередь дошла.
На перроне было многолюдно. В Тамбов и с ранеными эшелоны прибывали, и с пленными врагами. Да и на фронт техника потоком шла. Сновали патрули, бдительно проверяющие документы у проезжающих. В сторонке весело играла гармошка, и несколько задорных молодых людей лихо отплясывали под свист и частушки. А рядом, плакали навзрыд матери, боясь потерять в пасти войны своё родное чадо. Толпились у вокзала новобранцы, нерешительно переминались с ноги на ногу и ждали команды на погрузку.
– Ты вот что, сынок, – стараясь сдержать волнение, об-ратился к Володьке отец. – Бей врага достойно, но по ду-рости в пекло не лезь. В любом деле осмотрительность нужна, а на войне – тем более. Тогда и живой будешь.
– Понял я, отец, – также взволнованным голосом отве-тил Володя, стараясь держаться браво. – Не подведу.
– Я вот тебе пышек в дорогу напекла, – сказала Ната-лия, протягивая брату узелок. – Сунь себе в мешок. Там хлеб ещё и сала кусочек. Где вас теперь накормят?
– Спасибо, няня, – по-детски назвал её Володька, пряча подарки. – Съедим с ребятами.
– По вагонам! – раздалась зычная команда старшего по эшелону.
– По вагонам! – откликнулись в нескольких местах со-провождавшие поезд офицеры.
Володька быстро обнял сначала отца, потом заплакав-шую Наталию и, не оборачиваясь, чтобы родные не видели набежавших слёз, быстро пошёл к старому дощатому вагону. Через десять минут солдаты были на своих местах. Паровоз три раза пронзительно свистнул и медленно сдёрнул вагоны с места. Толпа провожающих, подчиняясь неведомой силе, тронулась ему вслед. В открытое окно вагона Володька ещё какое-то время видел вдруг ставшего маленьким отца, махавшего ему фуражкой. Рядом с ним, подавшись вперёд, ситцевым платочком махала поезду Наталия, провожала брата в неизвестность. Затем поезд сделал плавный поворот, и вокзал  с провожающими скрылся из глаз.
Впереди Володю Шарапова ждала война.


4

Эшелон всё дальше и дальше увозил Владимира и его товарищей на запад в сторону боевых действий, в сторону войны, которую наша страна третий год вела с веролом-ным врагом. Всего три недели проучились новобранцы
в полевых лагерях под Волоколамском, постигая азы бое-вого искусства. Мало, конечно, но война настойчиво звала их к себе. И вот за окнами вагонов мелькают разрушенные населённые пункты с торчащими в небо печными трубами сгоревших домов. Наконец на станции Мохначи Харьков-ской области скомандовали выгружаться. Там новобранцев построили в колонну и отвели в расположение 514 стрелкового полка 172 стрелковой Павлоградской ордена Суворова дивизии, воевавшей в составе 1 Украинского фронта. Свой боевой путь полк начал ещё в июле 1941 года, с кровопролитными боями отступая из-под Могилёва Белорусской ССР.
Новоприбывшие бойцы были молодые, плохо обучен-ные, ранее не державшие оружия в руках. Весь июль и на-чало августа  личный состав под руководством опытных офицеров занимался боевой подготовкой. Старослужащие бойцы, успевшие понюхать пороха, с дружеской снисхо-дительностью подсказывали молодым приёмы военного дела. Ведь всего через несколько дней им предстояло бок
о бок идти в атаку на яростного врага, и от товарищей во многом будет зависеть и твоя собственная жизнь. Не жалея сил, солдаты рыли ростовые и грудные окопы, оборудова-ли боевые точки, учились стрелять, атаковать днём и но-чью, захватывать с ходу траншеи врага и прочим премуд-ростям войны.
Ротный командир приметил усердие и сообразитель-ность Шарапова и однажды подозвал его к себе.
– Как зовут, боец? – внимательно оглядывая молодце-ватого паренька, стоявшего перед ним по стойке смирно, спросил старший лейтенант Крюков.
– Рядовой Шарапов, товарищ старший лейтенант, – ве-село отрапортовал Владимир.
– Вольно, – скомандовал ему Крюков. – Откуда будешь?
– Тамбовский.
– Хорошо. Не страшно тебе, Шарапов?
– Это только дуракам не страшно, – рассудительно произнёс солдат. – Опасаюсь, конечно.
– Хорошо, – повторил ротный, удовлетворённый отве-том бойца. – Из деревни сам-то?
– Так точно, деревенский, – подтвердил Владимир, по-ка не понимая, чего от него хочет командир.
– Мне разведчики нужны, Шарапов, – развеял его до-гадки старший лейтенант, у которого в последних боях выбыло половина разведвзвода. – Пойдёшь в разведку?
– Пойду, – не раздумывая, ответил солдат.
– Тогда ступай во второй взвод к лейтенанту Платоно-ву. Они на хуторе стоят. Скажешь, что от меня. Будешь
у него науке учиться.
– Есть, товарищ старший лейтенант. Только разрешите с собой рядового Ильина взять, – попросил Шарапов, не желая расставаться с другом.
– Кто это? – спросил Крюков, которому всё равно нужно было набрать ещё несколько человек в разведку.
– Дружок мой старый. Вон он, окопчик мастерит, – махнул рукой в сторону работавших солдат Володька. – Этот не подведёт. Ручаюсь.
Командир внимательно всмотрелся в мускулистого Ильина, без устали кидавшего землю за бруствер, и произнёс:
– Ну, раз ручаешься, то пусть будет так.
Вот с этого дня Шарапов и Ильин стали разведчиками 514 стрелкового полка. Шестого августа полк вышел на марш, по окончании которого с ходу вступил в бой, пере-крывая наметившийся прорыв противника.
Свой первый бой Шарапов помнил плохо. Слишком сильно всё вокруг свистело, грохотало, рвалось, дымилось и кипело. Солдаты бежали вперёд, беспорядочно стреляя
в направлении немецких окопов, падали и вновь вставали, с перекошенными лицами устремляясь на врага. До боли
в горле орали «ура», пытаясь перекричать шум боя. От этого «ура» было легче бежать на пули и не думать о смер-ти. Потом, после того, как в короткой схватке выбили немцев из первых траншей, Шарапов с товарищами сидел на земле, пытаясь отдышаться и переварить случившееся.
В этот день Володя первый раз в жизни убил врага. Не че-ловека, а просто врага, который так хотел убить его само-го. Шарапову повезло, и он успел выстрелить первым, внезапно наткнувшись за поворотом траншеи  на немолодого немца с испуганными широкими глазами, пытавшегося перезарядить автомат. Володька не испытал к нему никакой жалости, а ведь до войны он со двора уходил, когда отец резал скотину на мясо. Даже удовлетворение испытал
Шарапов от того, что теперь и он приближает победу. По-том, с новыми боями, счёт убитых немцев пошёл у него на десятки.
Много лишений выпало на долю Владимира, как, впрочем, и на всех, кто бил врага на фронте. И голодать приходилось, когда отставали наши тылы от бодро насту-павших частей. Приходилось часами лежать на холодной земле или снегу, находясь в разведке. Солдаты простыва-ли, болели, но выполняли свой долг. А потом лечились
в санбатах, наслаждаясь короткими передышками.

5

Служила в первом батальоне медсестричка молодень-кая лет двадцати по имени Татьяна. Очень она понравилась Володе. Девушка была невысокого роста с коротко подстриженными чёрными волосами. Тане удивительно шла военная форма, придавая ей задорный вид. На лице Тани выделялись глубокие карие глаза, светившие добротой
и ещё каким-то чарующим светом. Девушка была строга
к себе и бойцам и не подавала поводов для кривотолков.
А ухажёров, понятное дело, хватало. Шарапов неумело оказывал ей знаки внимания: то за водой для санчасти сбе-гает, то дров насобирает для буржуйки, то носилки почи-нит. Однажды ей ложку вырезал с надписью «Таня». Она его тоже выделяла из общей солдатской массы. В мирное время эта дружба легко бы переросла в большое чувство, но война есть война. Хотя и на войне встречается масса любовных историй.
Как-то Володя присмотрел метрах в двухстах за око-пами на нейтральной полосе цветы люпина. Уж очень они притягивали своей яркой синевой. В начале лета 1944 года наступление наших войск на участке дивизии Шарапова выдохлось, и батальоны перешли к позиционной обороне. Немцы тоже не атаковали, решая свои тактические задачи. Каждый день случались перестрелки, наносившие лёгкий урон личному составу. И вот Шарапов однажды ночью решился на смелый шаг.
– Петька, покарауль тут меня, а я мигом сползаю, цве-тов нарву, – попросил он Ильина, стоявшего с ним в бое-вом охранении.
– Нельзя. От командира попадёт, – предостерёг това-рищ Володьку. – Предупреждали ведь уже, чтобы не шу-меть лишний раз.
– Да знаю я, – отмахнулся Шарапов, которому очень хотелось порадовать Таню. – Я тихо. Ужом проползу.
– Ну, давай, – согласился Петька и, поудобнее распо-ложив автомат на бруствере в земляной щели, приготовил-ся ждать.
Володька взял свой ППШ в правую руку и, дождав-шись, когда очередная осветительная ракета немцев погас-нет, резко перекатился через насыпь, заскользил в невысо-кой траве. Коварная луна то выходила из облаков, освещая тусклым светом безлесную низину, то опять пряталась, скрывая от глаз затихавшего на время  Володьку. Вскоре Петька уже не мог видеть друга и только напряжённо вслушивался в темноту.
Володя без труда нашёл присмотренную ранее куртин-ку с люпином, который чуть возвышался на фоне травы. Быстро сорвав несколько растений и осторожно засунув их под гимнастёрку, он уже хотел ползти назад, как вдруг совсем рядом услышал немецкую речь. Володька замер. Приглушённый говор снова повторился, и Шарапов решил проверить, откуда здесь так близко взялись немцы. Ещё днём в бинокль он сам обследовал эту местность и ничего подозрительного не заметил. Вжимаясь в землю, Володька неслышно прополз ещё несколько метров чуть в сторону
и осторожно приподнял голову. Оказалось, что, пользуясь небольшим овражком, плохо просматриваемым с совет-ской стороны, немцы под покровом ночи выдвинули сюда опорный пункт и теперь оборудовали его. Это могло озна-чать только одно – противник делал приготовление к ата-ке. Шарапов быстро развернулся и пополз назад. Видимо, он излишне засуетился, чем и выдал себя. До своей тран-шеи оставалось всего метров двадцать, но тут немцы вы-пустили сразу несколько осветительных ракет, и Володька оказался как на ладони.
– Скорей! Скорей давай! – громким шёпотом подстег-нул его Ильин.
Тишину ночи неожиданно разорвал пулемёт, ударив-ший со стороны немцев длинной очередью, и трассирую-щие пули прочертили огненные  пунктиры к нашим окопам.
Медлить было нельзя, поэтому Володька, улучшив момент, резко поднялся на ноги и рывком бросился в свою траншею.
– Ух, пронесло, – выдохнул он с облегчением уже на дне окопа, успокаивая бешено стучавшее сердце.
Ильин хотел ответить немцам из автомата, но Шарапов его остановил:
– Не надо. Пусть успокоятся. Я там кое-что приметил.
На шум из блиндажа прибежал ротный лейтенант
и сердитым полушепотом закричал на солдат:
– Вы что тут устроили? Приказ нарушать изволите? Под суд пойдёте за неповиновение!
Он был из интеллигентов и даже в критичной обста-новке старался говорить культурно, поправляя рукой спол-зающие на нос очки.
– Товарищ лейтенант, не преступление это, – встав пе-ред командиром и застегнув гимнастёрку, чтобы его не выдали цветы, ответил Шарапов. За месяцы совместной службы он довольно хорошо изучил характер ротного
и знал к нему подход. – Я там разведал немецкий опорный пункт. Фрицы к атаке готовятся.
– Хитрец ты, Шарапов, – покачав головой, произнёс лейтенант уже спокойным тоном. – Но это меняет дело. Пошли, на карте отметишь.
Володька в блиндаже при мерцающей керосиновой лампе, подвешенной к низкому бревенчатому потолку, сразу нашёл нужную точку на карте, разложенной на не-большом самодельном столе.
– Вот здесь, товарищ старший лейтенант. Окопчик от их траншей идёт, – Шарапов поставил крестик карандашом на карту.
В это время затрещал телефон. Это могли звонить из батальона, озабоченные внезапной стрельбой.
– Иди, Шарапов, – строго сказал командир роты.–
И чтобы больше никакого шума!
– Слушаюсь! – ответил Володя, радуясь, что так легко отделался, и вышел на улицу, отодвинув полог плащ-палатки, висевшей на входе вместо двери.
Он направился к медчасти, так как на посту их с Ильи-ным уже сменили по указанию ротного. Володя надеялся увидеть Таню. А если и не встретит – не беда. Положит цветы на порог. Она поймёт. Но Таня, разбуженная ночной стрельбой, стояла около своей землянки под кроной раскидистой ивы.
– Вот, это тебе, – вместо приветствия выпалил засму-щавшийся боец.
– Спасибо, Володя, – девушка взяла цветы и поднесла их к лицу. – Как же они домом пахнут!
– Родиной пахнут, – повторил за ней Шарапов, доволь-ный сделанным подарком.
– Это не ты там шумел? – обеспокоенно спросила Та-ня, стараясь в сумраке ночи различить лицо солдата.
– Нет, что ты, – солгал Володька и заторопился. – Пой-ду. На пост надо.
– Володя, – придержала его Таня за рукав гимнастёрки, – я хочу тебя попросить. Не надо рисковать по таким пустякам. Я всё чувствую. Ты береги себя.
– Хорошо, Таня. Я буду себя беречь, – просто ответил Шарапов, ласково смотря на девушку. – Я хотел сделать тебе приятное.
– Я это ценю. Спасибо, – ещё раз поблагодарила Таня
и тихонько пожала Володькину руку.
И от этого прикосновения так тепло сделалось на душе у солдата, как никогда не было в жизни. Он ведь ещё и по-любить никого не успел до своей войны, а теперь вот на-крыло с головой странное чувство, неподдающееся ника-ким законам.
– Ничего, прорвёмся! – весело сказал Володька и лёг-кой походкой направился в расположение роты.
А Таня долго стояла под ивой и смотрела на звёзды, прижимая дорогие цветы к груди.
Утром немцы попробовали организовать атаку, но ро-та, усиленная миномётной батареей и двумя станковыми пулемётами, срочно переброшенными ночью на этот уча-сток, легко её отбила. Потеряв до десяти человек убитыми, немцы отступили на исходную позицию и на этом участке атаки больше не возобновляли.

В жестоких схватках с неприятелем полк Шарапова дошёл до Львовской области, где в июле 1944 года прини-мал участие в уничтожении окружённой группировки немцев у города Броды. Несколько раз Шарапов с отделением ходил в разведку и приносил ценные сведения о противнике, что способствовало успеху полка в наступлении. В этих боях отделение Шарапова уничтожило 45 гитлеровцев,
а сам он был представлен к первой своей награде – медали «За Отвагу». Владимир гордился этой медалью, гордился тем, что, несмотря на ранение в левую руку, остался
в строю и продолжил бить врага. А ещё он был рад, что те-перь его Танюшка (так он про себя называл девушку), мо-жет гордиться им. А она и гордилась. Этот русоволосый сильный и ловкий паренёк запал в её сердечко.
– Надо, герой, перебинтовать тебя, – нарочито строго говорила она Володьке, усаживаясь с ним на поваленный ствол дерева.– Давай сюда руку. Бинт грязный совсем. По-меняю.
– Ничего, Таня, на мне как на собаке всё заживает.
А твоя забота любую хворь снимет, получше всяких док-торов, – отвечал ей Володька, не сводя с девушки влюб-лённых карих глаз.
Таня тщательно бинтовала, нежными пальцами прика-саясь к сильной руке Шарапова. А он, несмотря на досад-ную боль, наслаждался редкой возможностью побыть ря-дом с девушкой. Хотелось обнять её, но Володька  не знал, как Таня на это отреагирует. Тем более, что около них всё время крутились люди.
В августе 1944 года 514 полк принял участие в Львов-ско-Сандомирской операции. Неожиданно легко форсиро-вав реку Висла на своём участке, подразделения полка устремились на запад, но вскоре были остановлены ожес-точённым огнём опомнившегося противника. Тогда ко-мандир полка полковник Митропольский отдал команду занять оборону и окапываться до подхода наших основных сил. Всю ночь под миномётным обстрелом солдаты и офи-церы наспех сооружали укрепления, а утром 12 августа немцы предприняли несколько яростных контратак при поддержке орудий и миномётов разного калибра. Пользу-ясь большим преимуществом в личном составе и огневой мощи, им удалось потеснить правого соседа 172 дивизии,
в результате чего создалась угроза охвата с фланга и даль-нейшего окружения. Если противник отрежет их от Вислы, то невозможно будет подвозить боеприпасы с правого берега, а на левом запасов не было. Тогда командир дивизии генерал-майор Краснов приказал полку Митропольского развернуться уступом вправо и не допустить прорыва немцев. В смерче рвущихся мин и снарядов, батальон Шарапова в который раз за последние дни лихорадочно вгрызался в землю, надеясь в ней найти защиту. Снарядами неоднократно перебивало телефонный провод, связывавший их с полком. Связной Александр Андриевский средь бела дня под сильным обстрелом, ежесекундно рискуя жизнью, четырнадцать раз исправлял порывы телефонного кабеля.
– Орёл, орёл, я коршун, – то и дело хрипло кричал
в трубку командир батальона, крепко прижимая её к уху. – Плохо слышу. Повторяю! У нас кончаются снаряды. Большие потери. Прошу ударить по противнику из тяжё-лых орудий.
Трубка предательски молчала, а положение на участке батальона создавалось угрожающим. Смерть одного за другим забирала лучших сынов Родины. Ещё несколько атак немцев, и они сомнут батальон Крюкова, заменившего к тому времени тяжелораненого комбата. Крюкова успели повысить в звании, и теперь на его кителе сверкали новенькие капитанские погоны.
– Чёрт, опять связи нет, – выругался командир, в го-рячке боя забыв всю свою интеллигентность. – Андриев-ский, быстро исправлять!
В который раз Крюков отправил связиста на задание,
и тот, змеёй извиваясь в пониклой скукожившейся траве, заскользил в тыл.
В траншею, споткнувшись о пригорок, кубарем вва-лился связной 1 роты рядовой Константин Беспалько, ко-торый ещё десять минут назад вместе со взводом отражал атаку врага. Неторопливо целясь в бегущие фигурки, он метко стрелял из трёхлинейки и удовлетворительно кря-кал, когда выбранная им фигурка внезапно падала в траву.
– Ещё один гадёныш, – шептал он в рыжие усы.
Комбат хорошо знал этого паренька с огненными куд-ряшками на маленькой голове. Уже полгода они воевали вместе и не раз выходили из всевозможных передряг.
– От командира роты Платонова записка, товарищ комбат, – протянул связист командиру скомканный листок.
Ординарец Крюкова подал Беспалько фляжку с водой, и тот с жадностью припал губами к горлышку.
Комбат быстро пробежал записку глазами. Платонов писал: «В роте большие потери. В третьем взводе осталось в строю 11 человек. Убит командир второго взвода Редь-кин. Связи нет. С высоты 214 противник бьёт прицельным огнём из пулемёта. Нужно срочно накрыть высоту огнём из 122 мм пушек. Мало боеприпасов. Срочно нужны па-троны к пулемётам».
– Та-ак, – нараспев произнёс комбат и кивнул головой, словно соглашаясь с написанным. – Связной, гони быстро назад. Передашь комроты на словах, сделаю, что возмож-но. И мой приказ: стоять на смерть! Ты понял?
– Понял, товарищ капитан, – выпалил Беспалько, сунул фляжку в руки ординарцу и приготовился выпрыгнуть из окопа.
– Стой, дурак! – зычно закричал на него комбат. – Мне люди нужны, а не твоя геройская смерть. Ползи справа ложбинкой. На тот свет ещё успеешь.
– Слушаюсь, – с благодарностью взглянул на него свя-зист, перебежал в дальний конец окопа и, осторожно вы-бравшись наверх, углубился в невысокий кустарник. Так было значительно дальше, но надёжнее.
– Главное, доползи, – вслед ему прошептал капитан, потом повернулся к начштаба и приказал: – срочно ещё связного к Митропольскому. Пусть накроют 214 высо-
ту артиллерией. И танки проси. Без танков немца нам не
выбить.
В это время в первой роте была передышка, и бойцы приходили в себя после очередной отбитой атаки немцев.
– Да, долго так мы не продержимся. Где, чёрт возьми, подкрепление? И связной пропал. Дошёл ли? – лейтенант Платонов привычными движениями набивал патронами опустевшие магазины ППШ.
– Может, ещё послать? – предложил взводный Вали-тов. – Эти шайтаны скоро снова полезут.
Валитов был татарином, попавшим в батальон из гос-питаля после излечения. Он сразу пришёлся по душе ко-мандиру роты. Было ему чуть за двадцать, но боевой опыт он имел ещё с сорок первого года. Рассудительность
и взвешенность много раз выручали его в самых безнадёж-ных ситуациях.
– Подождём, – ответил Платонов. – Сколько у тебя действующих противотанковых ружей?
– Три осталось. Боекомплект пока есть, – Валитов опо-лоснул руки из бачка с водой и вытер их чистым платком, извлечённым из вещмешка. – Я их вперёд выдвинул и за-маскировал. Шайтаны танки пустят, сердцем чую.
– Молодец! – похвалил ротный подчинённого и отпра-вился проведать поредевший 3 взвод, зная, что сейчас Ва-литов будет просить своего бога в коленопреклонённой молитве. Сам Платонов в бога не верил, но бойцам своим, которые жили с богом, никогда не мешал молиться. Смерть ведь не выбирает, верующий ты или атеист, но
в спокойствии воевать всё же легче.
Над позициями полка, ощетинившегося всем своим оружием, пронеслись три мессершмитта и сбросили бомбы на расположение второго батальона. Из строя прямым по-паданием была выведена одна 76 мм пушка и убито пять артиллеристов. Пользуясь ослабевшим огнём наших час-тей, гитлеровцы вновь бросились в атаку при поддержке трёх танков Тигр и двух самоходок. И хотя огнём во фланг из противотанковых ружей бойцам Валитова удалось под-бить один танк и самоходку, противник навалом выбил второй батальон с занимаемых позиций. Паники удалось избежать, так как сам Митропольский с пистолетом в руке, видя отход батальона, выдвинулся вперёд с группой ре-зерва и сумел остановить отступление на второй линии обороны.
Комполка приказал Крюкову срочно ударить первым батальонам во фланг прорвавшимся немцам и восстано-вить положение войск. Когда Платонов получил приказ комбата, то сердце у него сжалось от тревоги. Он прекрас-но понимал, что как только рота поднимется в атаку,
с 214 высотки ударит немецкий пулемёт и положит его бойцов, оказавшихся в чистом поле. Но приказ обсуждать нельзя, приказ надо выполнять. Пять минут оставалось до атаки, как вдруг над их головами раздался звук летящих снарядов, а на злополучной высотке они увидели земляные фонтаны разрывов.
– Дошёл связной. Дошёл Беспалько, – облегчённо вы-дохнул  ротный и зычно закричал: – В атаку! Вперёд!
– Ура! Ура-а!! – понёсся над равниной грозный клич советских солдат.
Шарапов и Ильин, ободряюще переглянувшись, вы-скочили из окопа и бросились на противника. Немцы явно не ожидали такого поворота событий. Их пехота попяти-лась, но на выручку им пришли танки. Один из Тигров развернулся на роту Платонова и, на ходу стреляя из пуш-ки, грозно надвигался своей громадой на уже залёгших бойцов. Тогда сержант Потапов, притаившийся в воронке от бомбы, пропустил танк через себя и бросил в него про-тивотанковую гранату. Раздался взрыв, и танк объяло пла-менем. Танкисты попытались выбраться через люки, и бы-ли тут же убиты советскими стрелками. И вновь воздух всколыхнуло богатырское «ура». Шарапов метрах в пяти-десяти от себя внезапно увидел бегущего на него немца
и всё внимание сосредоточил на нём. Казалось, что в этом кромешном аду только этот конкретный немец и есть его личный враг, и от того, кто выйдет победителем в этой схватке, зависит и сама жизнь на земле. Когда между ними оставалось всего метров двадцать, немец выстрелил из шмайсера первым, но на бегу не смог прицелиться, и оче-редь прошла над головой Владимира. Лишь одна пуля обожгла щёку, но не остановила его.
– А-а-а! – дико закричал Шарапов. – На, сволочь!
Он выпустил весь диск в этого здорового ненавистного немца, который только что хотел убить его. Немец споткнулся и всем телом грохнулся на землю, сражённый наповал. Володька тоже упал, чтобы сменить опустевший магазин ППШ. Он успел оглядеться и увидеть, что Ильин
и ещё два бойца отделения залегли неподалёку под плот-ным огнём немцев, укрывшихся за подбитым ещё утром танком. Тогда Шарапов заполз сбоку и бросил в немцев гранату, уничтожив противника. Рота стремительной ата-кой выбила гитлеровцев из занятой ими ранее траншеи второго батальона. Это помогло ликвидировать немецкий прорыв и восстановить линию обороны.
– Крюков, кто у тебя так лихо на танки шёл? Я с НП видел – спросил в трубку комполка.
– Рота лейтенанта Платонова, товарищ полковник, – отрапортовал комбат, не успевший ещё отойти от горячки боя, в котором и ему самому пришлось атаковать с автома-том в руках.
– Всех отличившихся представить к наградам, – распо-рядился Митропольский.
В окопах бойцы помогали друг другу перевязать раны, готовились к новому бою. У Шарапова кровянила пора-ненная щека, и Ильин надёжно перемотал его бинтом через голову.
– Вылитый Чапаев, – засмеялся Петька, любуясь своей работой.
– Молодец, Шарапов! – похвалил Володьку подошед-ший ротный. – И все молодцы. А теперь занять оборону
и смотреть в оба!
– Ловко ты их накрыл, – похвалил друга Ильин. – Прижали нас фрицы, а за танком нам их никак не взять было.
– Двое ваших там. Я видел. А ещё Потап хорошо сра-ботал. Тигрёнку хвост прищемил, – ответил Шарапов, от-мечая боевые заслуги товарищей.
– Может в санчасть тебе? – показал ему пальцем Пётр на забинтованную щёку.
– Брось. Это всего лишь царапина, – поморщился Во-лодька, не хотевший огорчать Таню, у которой в этом огне хватало других забот.
Немцы вновь попытались выбить окрылённые баталь-оны с занимаемых рубежей, бросив в прорыв четыре тяжё-лых танка Тигр и более роты автоматчиков. Однако полк был к этому готов. Расчёты противотанковых ружей, пре-дусмотрительно выдвинутые вперёд, метким огнём подби-ли ещё два вражеских танка. С нашего тыла ударили сто-двадцатидвухмиллиметровые гаубицы и накрыли насту-пающего противника. Немцы сначала остановились и за-легли, а затем попятились и в боевом порядке отступили. Преследовать их не представлялось возможным, так как батальоны потеряли много людей и остро ощущался не-достаток боеприпасов. Но даже во время боя, не обращая внимания на огонь врага, рядовые Савчук, Гоцул и Спас-ский, доставляли на передовую патроны и гранаты. Каж-дый человек в этом едином воинском организме делал об-щее дело и работал на одну победу. Доблестно трудился медперсонал, спасая бойцов полка. В пылу боя Шарапов несколько раз видел Таню и в душе отмечал удовлетворе-ние, что девушка жива и делает свою тяжёлую работу. Весь день она, не жалея себя, бросалась в гущу боя, пере-вязывала  и выносила раненых. В этой с виду хрупкой де-вушке находились силы, чтобы тащить на себе тяжёлых бойцов с их оружием, которое не должно было доставаться немцам. Таня совсем не думала о себе, спасая под пулями очередного упавшего солдата.
Когда стало смеркаться и бой потерял накал, комбат вызвал Шарапова к себе.
– Слушай, Шарапов, знаю, что устали. Видел, как вое-вал сегодня. От командования выношу благодарность! – искренно похвалил он Владимира.
– Служу Советскому Союзу! – произнёс Шарапов, по-нимая, что вызвали его не за этим и сейчас последуют но-вые указания. Что ж, он был к этому готов.
– Погоди. Я не всё сказал, – подтвердил его догадку Крюков. – Смотри на карту.  Видишь 214 высотку?
Это была та самая высота, с которой весь день по роте Шарапова бил пулемёт, умолкнувший только после артоб-стрела.
– Так точно, товарищ капитан, – ответил разведчик, хорошо умевший читать не только наши, но и немецкие карты.
–Так вот, получен приказ утром её взять. Иначе они нас тут прижмут надолго, – продолжил командир.
– Взять трудно будет. Судя по огню, там хорошие ук-репления у фрицев.
– Вот за этим и позвал тебя, Шарапов. В два часа ночи возьми пять человек из отделения и разведай подступы. На карту нанесёшь их огневые точки.
– Понял я, товарищ командир. Сделаем в лучшем виде, – без лишних вопросов ответил Владимир и собрался уходить.
– Ты постарайся там не шуметь, – попросил его ком-бат. – Мне сведения позарез нужны.
Однако не шуметь не получилось. На небе висел полу-месяц, то и дело скрадываемый низкими облаками. Немцы изредка запускали в небо осветительные ракеты, от кото-рых становилось так светло, хоть газету читай. В такие се-кунды  разведчики замирали, сливаясь с землёй. Мин здесь не было, так как весь день противник сам ходил в атаки. Преодолев проволочное заграждение, Шарапов с бойцами незаметно подполз к траншее отдыхавшего после боя про-тивника, где Ильин снял придремавшего часового сильным ударом тяжёлого молотка, который он специально брал
с собой для таких целей. Обогнув высотку, разведчики увидели неподалёку несколько немецких танков, около которых суетились солдаты. Видимо, ремонтировали и об-служивали. Чуть поодаль виднелись позиции артиллерий-ской батареи.
– Всё, поворачиваем назад, – зафиксировав в памяти нужные координаты, скомандовал солдатам Шарапов.
Разведчики почти ушли, но, по-видимому, у немцев подошла смена караула, и они хватились пропавшего часо-вого, тело которого было спрятано неподалёку в кустах. Раздались всполошные немецкие голоса, замельтешили фонарики, и тогда Шарапов решил пойти на прорыв.
– Ребята, пока они не опомнились и не ждут нас с тыла, у нас есть шанс, – шёпотом он передал свою мысль залёгшим рядом товарищам. – Вскакиваем и бегом вперёд. Двое влево огонь, двое вправо, а я с Ильиным по фронту.
В траншею гранаты кидайте. Понятно?
– Понятно, – за всех ответил Ильин.
– Тогда пошли.
Шарапов встал и устремился к немецкой траншее. За ним, не отставая, бежали его бойцы. И как только немцы их обнаружили, разведчики ударили по ним из автоматов. Владимир видел, как падали сражённые внезапным огнём фашисты, как справа и слева рвались гранаты, взрывами гулко отдаваясь в мозгу. Внезапность спасла разведчиков, и они вырвались живыми. Лишь одного бойца ранило в ногу, и его под руки доставили к своим окопам. Опомнив-шиеся немцы ударили по позициям батальона из миномё-тов и пулемётов, но было уже поздно.
Шарапов сразу отправился в землянку комбата, где над картой уже колдовали начштаба и ротные командиры.
– Что так расшумелся, Шарапов? – недовольным тоном спросил Владимира Крюков. – Я же просил тебя.
– Виноват, товарищ капитан, – не особенно-то чувст-вуя за собой вину, смело ответил усталый разведчик, тре-тьи сутки страдавший от недосыпа. – На отходе уже фри-цы шум подняли. Пришлось дать им прикурить.
– Доложи по порядку, – попросил командир, подзывая Шарапова к столу. – Что удалось узнать?
Разведчик подошёл, посмотрел на уже знакомую карту, взял карандаш и уверенно поставил на ней несколько
крестиков.
– Вот здесь первая и вторая траншеи пехоты, здесь ми-номётная батарея и пушки лёгкие, а за высоткой в редкой рощице скопление танков. Точное количество не рассмот-рели в темноте, но с десяток будет.
– Вот это другой разговор, – обрадовался капитан
и похлопал Шарапова по плечу. – Молодец! Твои все целы?
– Целы. Один раненый. В санбат отправили.
– Отдыхайте. Утром в бой идти. Бойцам благодарность передай. Будете представлены к наградам.
В шесть часов утра по позициям противника сработала наша полковая артиллерия, накрыла точным огнём те са-мые крестики, отмеченные Шараповым. Последующей стремительной атакой полк выбил  немцев с господствую-щей высоты и перешёл к его преследованию, занимая близлежащие сёла и расширяя плацдарм. С этого плацдар-ма зимой сорок пятого года началась Висло-Одерская опе-рация по окончательному освобождению Польши от не-мецких захватчиков.
Шарапов Владимир Фёдорович за бои по расширению плацдарма на левом берегу реки Висла, за то, что провёл точную разведку и уничтожил девять немцев, был удосто-ен второй медали «За Отвагу».


6

Когда вокруг постоянная стрельба и умирают люди, когда видишь только ужас, страх и грязь, человек живёт воспоминаниями, пытаясь хотя бы на короткое время уйти от удушливой действительности. Куда ни глянь – всё чу-жое: деревни, дома, люди. Да и природа совсем не такая, что дома. А так хочется прикоснуться к родимым местам! В минуты редкого отдыха Владимир Шарапов иногда, не удаляясь далеко от позиций, уходил в сторону, кидал на землю свой вещмешок, ложился на спину, смотрел в ши-роко распахнутое притягивающее небо и вспоминал, вспо-минал, вспоминал…
Чаще всего на ум приходил отец, Фёдор Максимович, который многому научил его в жизни. Первые деревянные фигурки, неуверенно вырезанные детской рукой, хранил Володька в узелке на русской печке в отцовском доме. Отец и нож научил держать, и резать правильно, чтобы не пораниться. Когда Володя подрос, отец смастерил ему ма-ленькую косу и впервые повёл на сенокос. По-взрослому вышагивал Володька с косой на плече, поглядывая по сто-ронам – видят ли его односельчане. Ему было в ту пору только десять лет, но уж очень он хотел помочь семье.
В первый раз он так смешно сплеча размахнулся и вон-зил косу в землю! Рассмеялся добродушно отец, подошёл, встал позади сына, положил свои большие шершавые руки поверх Володькиных и медленно отвёл косу в сторону.
– Шуух, – упал первый рядок невысокой травы, чисто срезанный металлом.
Потом ещё и ещё взмах. Отец показал, как нужно мед-ленно переступать ногами, как плавно замахиваться и рез-ко опускать косу.
– Пятку, пятку прижимай, – командовал Фёдор Мак-симович, опуская основание косы. – Вот, молодец!
Потом отец отошёл в сторону, и Вовка попробовал сам, радуясь, что у него получается. А косу точить – вооб-ще целое искусство. Ставишь носик на ботинок или каме-шек, и бруском с обеих сторон резкими движениями оха-живаешь металл.
– Вжик-вжик, вжик-вжик, – с эхом далеко раздаётся ранним утром над лугами.
В другой раз Шараповы отправились ловить рыбу на меленькую речку у села. Отец был большой мастер плести из ивовых прутьев корзинки для переноски сена. Нарежет в половодье прутьев, когда ива особенно гибкая и подат-ливая, и плетёт у печки в тепле. Вовка тоже однажды ма-ленькую сплёл, словно сувенирную, и спрятал её в свой тайничок. Вот с ивовой корзинкой и отправились они на рыбалку, ведь речка просто кишела тогда плотвой и песка-рями. Зашли на течение чуть ниже стойла, где коровы пили воду и стояли по брюхо в воде, спасаясь от жары и оводьёв. Вода здесь текла мутная, и ослепшая рыба не выбирала пути. Отец зашёл по пояс в воду, опустил корзинку и, напрягая силы, ускоренным шагом побрёл вдоль берега. Вода проходила сквозь прутья, а рыбёшка задерживалась внутри. Рывком Фёдор Максимович поднимал корзинку, выставлял её на берег, и Володька с радостными возгласами вытрясал улов. А рыбки было столько, что хватало семье на уху и жарку…
Близкие разрывы вражеских мин выдёргивали Шара-пова из дорогих воспоминаний  и возвращали к реально-сти. Он хватал автомат и бежал в траншею, готовый вы-полнить любой приказ командиров.


7

С августа 1944 года Красная армия и войска Вермахта перешли к позиционной обороне. Воинские части вновь пополняли людской состав и боеприпасы, совершенство-вали свои огневые рубежи и готовились к активным действиям. 172 стрелковая дивизия тоже значительно обновила личный состав. Пришло много призывников с Западной Украины, которые долгое время находились под немцами. Часть из них вообще не хотела воевать. Западные области были присоединены к СССР только в 1939 году, и в них были очень сильны антисоветские течения. Конечно, лиц, находившихся на оккупированных территориях, НКВД проверял на предмет сотрудничества с немцами. Но, всё же, на сто процентов гарантировать лояльность новобранцев было нельзя. К ним в части присматривались, поначалу не доверяя ответственных заданий. Комиссары, пользуясь наличием свободного времени, часто вызывали пополнение на откровенные разговоры, пытаясь прощупать их настроение.
– Скажи, Мартынюк, – обращался батальонный комис-сар Сычёв к рядовому первого батальона, который меньше месяца находился в рядах Красной армии, – как тебе жи-лось под немцем? Не обижали вас?
Мартынюк, высокий худой украинец лет тридцати, по-нимал суть вопроса и отвечал как надо:
– Какая ж это жизнь? Я на хуторе хлеб ростил. Немец пришёл – хлеба нема, поросят тоже нема. Всё забрали.
– А тебя почему не тронули? – всё пытал комиссар не-поддающегося Мартынюка.
– А что меня трогать? Я не баба на сеновале. Им харчи нужны, а не я. Хлиб, бывало, возьмут и уходят с хутора.
А наше дило крестьянское – хлиб ростити.
– Значит, ты для немцев сеял? – наступал на украинца Сычёв.
– Для себе, товарищ комиссар, – твёрдо отвечал солдат. – Исти все хотят.
– Тоже верно, – соглашался комиссар. – Куда ж без еды. Ступай, Мартынюк, а ко мне Савицкого позови. Да ни слова о нашем разговоре!
Так одного за другим проверял комиссар пополнение. И то ли были за некоторыми грешки, то ли ещё какая при-чина имелась, но в декабре из первого батальона, находясь в ночном дежурстве, дезертировали с оружием пять чело-век, среди которых оказались и Мартынюк, и Савицкий, так тщательно проверяемые комиссаром.
– Чуял я эту сволочь, да раскусить не сумел, – сокру-шался комиссар на докладе у командира дивизии.
– Ладно, не твоя вина, – успокоил его комдив Краснов. – Во втором и третьем батальонах вашего полка ещё четверо убежали. Ничего, скоро их догоним.
– И на что они только рассчитывают, товарищ генерал-майор? Ведь конец Гитлеру скоро.
– Эти не за Гитлера. Они за себя. Такие пострашнее немцев будут. Они под своих маскируются, но в любой момент нож в спину воткнут. Ты старым бойцам потихоньку шепни, чтобы присматривали за новенькими, подмечали.
А я комбатам команду дам, чтобы перемешали состав.


8

Стоял тёплый безветренный летний день. На безоблач-ном небе высоко висело ослепительное солнце, согревая лучами землю. Стадо сельских коров, охраняемых Володь-кой и его отцом, совершило утренний длинный перегон вдоль полей с колосящейся рожью и растеклось по берегу узкого пруда, пощипывая сочную зелёную траву. Отец за-шёл спереди стада, чтобы не пускать коров на посевы,
а Володька стерёг позади, весело сбивая кнутом зонтики тысячелистника, в изобилии росшего на лугу. Наконец не-насытные животные наелись, напились воды из пруда
и устроились на отдых, отгоняя хвостами назойливых мух. Прилёг поодаль на изумительно ароматную траву и Во-лодька, уставший от долгой ходьбы. Ах, как сладко пахнет земля разнотравьем! Стрекозы да жучки потрескивают, попискивают на стебельках, нагоняя на Володьку моло-децкий сон. Он и не заметил, как клюнув несколько раз носом, провалился в забытьё. Вдруг откуда-то издалека до него донёсся грозный голос отца:
– Володька, вставай!
А Володька только промычал «сейчас» и на другой бок повернулся.
– Всех коров растерял! – закричал отец настойчивее. – Вставай, стервец!
Шарапов встрепенулся и открыл глаза, с трудом воз-вращаясь к действительности. И вовремя! Из ложбинки
к их наблюдательному пункту медленно двигались немцы. В свете луны отчётливо виднелись их согнутые фигуры, крадущиеся в сторону Володьки.
– Чуть не проспал! – молнией пронеслась в его голове пугающая мысль. – Ну, отец!
Он быстро повернулся к тихо посапывавшему рядом Ильину, с которым с вечера заступил в дозор, и  потряс его за плечо, прикрыв ему рот рукой.
– Что? Что такое? – прошептал проснувшийся Ильин.
Они двое суток с батальоном были на марше и вот не выдержали, уснули и чуть не наделали беды.
– Немцы, Петька! – ответил другу Шарапов, взял в ру-ки автомат и повернулся в сторону противника. – Ты бери правых от того куста, а я по левым пальну. Огонь по ко-манде. Готов?
– Готов, – отозвался Ильин.
– Тогда – огонь!
Две длинные очереди из ППШ разорвали умиротво-ряющую ночную тишину. Немцы сразу остановились
и попадали на землю.
– Кажется, попали, – возбуждённо прокричал Ильин Шарапову.
– Бей ещё, – приказал Владимир, быстро меняя опус-тевший диск автомата.
Очнулись и немцы, ответным огнём заставив дозорных спрятаться за бруствер. Близкая очередь взрыхлила землю над Вовкиной головой, хлёстко ударив комьями по щекам.
– Ничё, зато отца не подвёл, – весело прокричал Шара-пов, вспоминая сон, и вновь дал очередь по немцам.
Со стороны наших позиций с резким свистом полетели мины, заставившие немецкую разведку отступить. Следом и немцы вдарили с ответкой, вплели свои залпы в гул ночного боя. Стрельба продолжалась ещё долго, но главное было сделано – противник не смог воспользоваться неожиданностью и выполнить боевую задачу.
Потом, уже после боя, Шарапов рассказал Ильину
о своём сне и о том, как их спас его отец.
– Да-а, – нараспев произнёс Петька, удивлённый таким спасительным сном. – Бывает же такое! Выручил Фёдор Максимович. Бережёт нас.


9

К началу января сорок пятого года обеспеченность ди-визии продовольствием и боеприпасами достигла ста про-центов. В войсках всё яснее ощущалось приготовление
к скорому наступлению, и оно не заставило себя долго ждать. По приказу Ставки Верховного Главнокомандова-ния Красная армия силами первого Белорусского фронта под командованием маршала Жукова и Первого Украин-ского фронта под командованием маршала Конева начала Висло-Одерскую наступательную операцию. Двенадцатого января в пять часов утра с Сандомирского плацдарма по немцам из всех калибров ударила наша артиллерия. Сотни советских самолётов устремились в тылы противника, где бомбили мосты, дороги, склады с боеприпасами и разведанные места дислокаций воинских частей.
Отделение сержанта Шарапова находилось в первой траншее, ожидая команды ротного на атаку.
– Во, Петька, как садят наши, – прокричал он Ильину, стараясь пересилить грохот орудий.
Петька понял и радостно закивал головой, показывая большой палец. Из блиндажа, пригибаясь, пришёл коман-дир роты и велел не отвлекаться и наблюдать за противни-ком. Полоса грязного снега, тут и там порванная воронка-ми снарядов, отделяла позиции противоборствующих сто-рон. И эту открытую  полосу под пулями немцев предстоя-ло преодолеть Шарапову и его товарищам.
– Скоро пойдём. Всем приготовиться, – приказал рот-ный по цепочке.
Однако команды на атаку не последовало. Через сорок пять минут артподготовка внезапно оборвалась и наступи-ла давящая тишина.
– Что ж мы сидим? – спросил Шарапов ротного, кото-рый и сам не знал задумки командования. Связь работала исправно, следовательно, у начальства были свои сообра-жения.
– Был приказ – ждать. Значит, будем ждать, – ответил ротный, присаживаясь в траншее на ящик из-под патронов, и достал из кармана портсигар. – Закуривайте пока.
Задымили бойцы папиросками, довольные щедростью командира. Когда в любой момент можешь пойти на смерть, то такие минуты спокойствия кажутся бесценными.
В десять часов с удвоенной силой возобновилась наша артподготовка, круша передовые позиции и ближайшие тылы немцев, только пришедших в себя после первого шквала. Целый час длилась эта смертельная свистопляска, а потом наши батальоны поднялись за артогнём, перемес-тившимся  вглубь обороны врага. Шли сначала медленно, потом всё более ускоряясь, словно разжимающаяся пру-жина. Преодолев разделительную полосу по проходам
в минных полях, сделанных ночью сапёрами, отделение Шарапова достигло проволочных заграждений. Чтобы не тратить время на перекусывание колючей проволоки, бой-цы просто набрасывали на неё свои шинели, перекатыва-лись и бежали дальше. Вот уже и первая траншея против-ника. Старые солдаты к сорок пятому году хорошо научи-лись бить врага в окопах. Шарапов сверху полоснул из ав-томата по убегавшим в панике немцам и увидел, как на спине бегущего последним строчкой порвалась шинель
и он ничком ткнулся в землю. Володька спрыгнул с насы-пи и споткнулся о брошенный немецкий автомат, что
и спасло ему жизнь. Потеряв равновесие, он припал на од-но колено, а над головой у него взвизгнули пули, задев каску. Немец из-за угла траншеи вёл по нему прицельный огонь. Наступавший справа сержант Волошин поспешил Шарапову на выручку и метнул в немца гранату. Раздался взрыв, и немец сполз по стенке окопа, неестественно за-прокинув голову с открытыми потускневшими глазами.
– Спасибо, Семён! Сочтёмся! – крикнул спасителю Шарапов и бросился догонять отделение.
Не все немцы успели убежать во вторую траншею. Не-которые от отчаяния поднимались в полный рост и сходи-лись с советскими бойцами врукопашную. Мелькали ножи, сапёрные лопатки, вспарывающие податливые человеческие тела. Ручьями лилась солдатская кровушка за безумные идеи вершителей судеб. В рукопашной схватке думать некогда. Не успеешь первым ударить, так тотчас погибнешь сам. И Володька бил что есть силы, с остервенением бросаясь на немцев, и ощущая вкус борьбы и победы.
Несколько немцев, спасаясь от смерти, забежали
в блиндаж. Ильин и ещё два бойца закидали его гранатами. Когда Шарапов подбежал к ним, Ильин сидел на земле
и зажимал рукой левое плечо.
– Зацепило меня, командир, – Ильин, болезненно мор-щась, с досадой сплюнул на землю чёрную от копоти слю-ну. – Не помогу вам.
– Ничего, Петруха, отдыхай теперь, – поддержал друга Владимир. – Мы тут сами управимся. Вот и Таня бежит. Проводит тебя.
– Что тут у вас, мальчики? Целы? – как-то по-детски спросила медсестра, глядя на Шарапова. – А во втором взводе двоих убило.
– Петьку вот ранило, – ответил ей Шарапов, беспоко-ясь не столько за Ильина, сколько за рисковавшую Татья-ну. – Ты перевяжи и проводи его в тыл.
– Да-да, я сейчас, – ответила девушка, одарив Володь-ку ласковым взглядом из-под длинных ресниц. – Давай, Петя, я посмотрю.
Петька сбросил ватник, неловко расстегнул правой ру-кой пуговицы гимнастёрки и высвободил окровавленную руку. Таня большими ножницами разрезала на нём рукав нательного белья и быстро наложила бинт на рану, остано-вив кровь.
– Пустяки. Пуля на вылет прошла, – оповестила она бойцов. – В медсанбат надо. Доктор зашьёт.
Шарапов выглянул из окопа и дал длинную очередь
в сторону второй траншеи немцев.
– Так идите быстрей, – поторопил он.
Ильин неуверенно встал и пошатнулся. Оказалось, что он потерял много крови и отправлять в тыл его одного бы-ло нельзя. Оставаться в траншее тоже нельзя, так как нем-цы в любой момент могли пойти в контратаку. Подбежал ротный, который в пылу боя сбросил ватник и был в одной гимнастёрке.
– Что тут у вас? Сейчас наши танки пойдут. По коман-де за ними вперёд, – распорядился Платонов и, увидев пе-ревязанного Ильина, спросил:  – ранен, Ильин? В тыл да-вай, пока мы по второй траншее вдарим. Сестра, до наших его проводи и назад. Сегодня у тебя много работы будет.
С востока от наших позиций по команде комбата Крю-кова вновь ударили пушки, а чуть позже показались наши танки Т-34. Шесть штук подошло их к роте Платонова. Не останавливаясь, они перевалили через первую траншею
и грозно покатили на фашистов. За ними, стараясь не от-ставать и прикрываться их бронёй, устремились бойцы Платонова. Смелой атакой противник был выбит из второй траншеи и в беспорядке отступил.
Таня, огибая воронки, вела в тыл Ильина, тяжело опи-равшегося на девушку здоровой рукой. И когда до нашего окопа оставался всего какой-то десяток метров, Таня вдруг слабо вскрикнула и завалилась на бок, увлекая за собой Петра. Неловко упав и застонав от боли, Ильин повернулся к Тане и обомлел. Девушка лежала на спине, жадно глотала ртом воздух, а из уголка её бледных губ стекала тоненькая струйка крови.
– Таня, Таня, – встал перед ней на колени Ильин. – Что с тобой?   
– Кажется, убили меня, – слабо ответила девушка.
Петька одной рукой приподнял её за спину и почувст-вовал липкую кровь на ладони.
– Не на-до, – еле слышно попросила его девушка. – Это… всё… Володе… передай… пусть… живёт…
Таня ещё раз уже беззвучно шевельнула губами и за-тихла, безжизненными глазами пронзая мутное дрожащее небо.
Ильин, рукавом смахнув набежавшие слёзы, провёл ладонью по лицу Тани и навсегда закрыл её чистые глаза. Он взял девушку за ремень и, собрав все свои силы, рыв-ками перетащил в окоп.
Батальон ещё километров двадцать преследовал отсту-павшего противника, пока не наступила ночь. Пришлось спешно окапываться на опушке небольшого заснеженного леса. В первой роте было ещё трое раненых, и Шарапов, отбрасывая мёрзлую землю, всё посматривал назад, под-жидая отставшую Татьяну. Однако уже в темноте в распо-ложение роты пришёл немолодой усатый санитар Лапенко.
– Хлопцы, иде тут раненые? – густым баском спросил он у бойцов, приостановивших работу.
– Во, медицина пожаловала. Теперь не помрём, – не-громко пошутил кто-то в стороне.
– Лапенко, а Таня где? – забеспокоился Володя. – Должна была придти.
– Не придёт она, – грустно ответил санитар. – Убили нашу Танюшу.
– Как убили? – оторопел Шарапов. – Почему?
Он не мог поверить, что этой нежной, доброй и забот-ливой девочки больше нет на свете. Больше не услышит он её голосок, журчащий словно ручеёк, не сожмёт в своих руках её тёплые ладошки и не посмотрит в её карие глубокие доверчивые глаза.
– Не уберегли вот, – растерянно развёл руками Лапен-ко, не зная, что ещё добавить.
Володька отошёл на несколько метров и сел на кучу снега, обхватил колени руками, стараясь унять внезапно заколотившую его дрожь. По щекам его катились крупные слёзы и падали на снег. Он не вытирал их, поглощённый своим горем. Володя долго сидел и молчал, вспоминая своё короткое счастье. Счастье, которого больше никогда не будет. И если раньше он бил фашистов с трезвой рас-чётливостью, то сейчас в нём проснулась ненависть. Враг отнял у него дорогого человека, и он, Шарапов, будет мстить этому врагу.
Володя на похороны Тани не попал. Её схоронили воз-ле неизвестной ему польской деревушки. Одно из десятков тысяч советских захоронений, в которых остались лежать настоящие герои, освобождавшие мир от фашизма.
На следующее утро к позициям роты Платонова подо-шёл дивизион Катюш. Немцы уже разворачивались
в контратаку, когда их накрыл огненный вихрь. Казалось, что в этом аду невозможно выжить. Огонь был такой силы, что даже снег в полосе разрывов растаял, обнажив беззащитную израненную землю. Однако, когда залпы утихли
и наши батальоны поднялись в атаку, немцы оказали силь-ное сопротивление. Батальонам пришлось залечь, чтобы минимизировать потери, а Катюши снова ударили по вра-гу. В жесточайшей схватке 172 дивизия метр за метром продвигалась вперёд, ломая оборону противника. Пятна-дцатого января, не давая немцам опомниться, красноар-мейцы ворвались в польский город Кёльце. Шарапов с от-делением одним из первых достиг восточной окраины го-рода и атаковал противника на узких улочках. Каждый дом приходилось брать с боем, гранатами прокладывая себе дорогу. Володя лез в самое пекло, с неистовством стреляя по врагу из трофейного автомата. В его ППШ попала немецкая пуля, и его пришлось оставить. Он не думал о своей жизни, он мстил им за Таню и за свою убитую любовь.
В самом разгаре боя Шарапова осколком мины ранило в ногу. Он сам ремнём наложил себе жгут и кое-как пере-бинтовал рану, вспоров ножом штанину. Батальон с боем пошёл дальше, а Шарапова под стеной полуразрушенного дома подобрали санитары.
Месяц провалялся он в госпитале, пока рана не затяну-лась. Тем временем его дивизия добила мелкие окружён-ные группировки противника и форсировала Одер. 
За проявленные доблесть и героизм командир отделе-ния 514 стрелкового полка 172 стрелковой Павлоградской ордена Суворова дивизии сержант Шарапов Владимир Фёдорович был награждён орденом Славы третьей степени.
В наградном листке указано, что двенадцатого января
1945 года при прорыве позиционной обороны противника в районе местечка Ракув товарищ Шарапов со своим отде-лением первым ворвался в траншеи противника и уничто-жил до пятнадцати немецких солдат. В боях за город Кёльце 15 января первым со своим отделением ворвался на северо-восточную окраину города, уничтожил до тринадцати немецких солдат и одного взял в плен.
Награду в госпитале ему лично вручил комполка пол-ковник Митропольский, тепло поблагодарив за службу.
С полковником приехал батальонный комиссар Сычёв, доставивший Шарапову ещё одну тяжёлую весть: неделю назад трагически погиб его лучший друг Петя Ильин.
– Досадно так погиб, – начал свой рассказ Сычёв, при-сев на табуретку, рядом с койкой Шарапова. – Рана у него опасная была, гноиться начала, и врач принял решение об эвакуации в госпиталь. Его и ещё двух раненых посадили
в кузов Студебеккера и направили в тыл. Армейский гос-питаль в Сандомире стоял, в пятидесяти километрах от наших позиций. Выехали они рано утром. Машину сопро-вождали два стрелка, которые в Сандомире должны были загрузить кое-какое оборудование в обратный путь. Так вот, на полпути в местечке, где лес вплотную подходил
к дороге, по Студебеккеру неожиданно ударила очередь из пулемёта. Водитель сразу же был убит и так и остался ле-жать ничком на руле. Машина, съехав в кювет, задыми-лась. Бойцы залегли рядом и пробовали отстреливаться, но силы были неравны. Трое после непродолжительной пере-стрелки были убиты, а двое, в том числе и Ильин, попали
в плен. Их растерзанные трупы спустя день были найдены в лесу прибывшей частью НКВД. Перед смертью пленных пытали, резали кожу и сильно били.
Сычёв подробно рассказывал о трагедии, а Шарапов, слушая этот долгий рассказ, всё больше мрачнел.
– Кто же это сделал, товарищ комиссар? – хриплым от волнения голосом спросил Владимир. – Немцы недобитые бродят?
– Нет. Это не немцы, – ответил комиссар. – Это поля-ки. Есть у них так называемая Армия Крайова. Они снача-ла вроде бы против немцев шли, а теперь вот и против нас оружие направляют.
– Но как же так? – Владимир непонимающе поднял грустные глаза на комиссара. – Мы же их освободили от немцев. На станциях я видел сам, как поляки нас с радо-стью встречали.
– Поляки, они тоже разные. Не все, выходит, нам тут рады. По хуторам кулачьё сплошное. В продукты для на-ших бойцов отраву подсыпают.
– Эх, отблагодарили друга Петьку, – тяжело вздохнул Шарапов. – Жизнью рисковал, освобождая Польшу от немцев, а погиб от рук поляков. Нашли, кто ребят побил?
– Энкаведешники весь лес прочесали. Отряд аковцев  скрывался там. На их совести это не единственное престу-пление. В общем, часть из них убили при задержании,
а остальных арестовали.
– Отомстили за Петьку, – удовлетворённо произнёс Шарапов. – И я ещё добавлю. Надо нам фрицев поскорей добить.
– Успеешь ещё, – похлопал Володьку по плечу Сычёв. – Выздоравливай, давай. Ждём тебя в батальоне.
Комиссар наскоро попрощался, так как его уже торо-пили от двери палаты.

Армия Крайова в основном была сформирована из бывших военнослужащих старой польской армии и стави-ла своей целью освобождение Польши от немцев. Подчи-нялись они польскому правительству в изгнании, которое
в то время базировалось в Лондоне. Когда Красная армия начала освобождение Польши от фашистов, то часть аков-цев повернула оружие против освободителей, так как они не желали контроля Польши Советским Союзом. Они со-противлялись мероприятиям Красной армии по изъятию
у населения оружия и радиоаппаратуры, по заготовкам продовольствия и фуража и другим. С 1944 года аковцы приступили к практике нападения на воинские части Красной Армии и террористическим актам над офицерским
и рядовым составом. От рук членов Армии Крайовой
в 1944-1945 годах погибли более шестисот солдат и офи-церов Красной армии.


10

Владимир Шарапов и на этот раз недолго залечивал раны. Уже в начале марта он вернулся в строй. К тому времени 514 полк занимал оборону на реке Нейсе в вос-точной Германии. Противник на левом берегу сосредото-чил крупные силы и постоянно пытался контратаковать. Отделение Шарапова в составе боевой группы двадцать седьмого марта участвовало в разведке боем. На рассвете комбат приказал двум взводам первой роты ударить в стык немецких частей, чтобы прощупать огневые средства врага. Не будучи замеченными, разведчики переправились через реку на лодках и с ходу бросились на вражеские укрепления. Но в этот раз фактор внезапности не сработал. Немцы открыли по наступавшим шквальный пулемётный огонь. На родной территории у них был пристрелян каж-дый кустик, каждый холмик, и разведчикам негде было укрыться. В сером мареве зарождавшегося утра свистели пули, вырывая из строя советских бойцов.
Шарапов видел, как одним из первых упал лейтенант Платонов, возглавлявший их смелый поход. Перед смер-тью он успел дать команду на отход, и бойцы, огрызаясь  из автоматов, попятились к реке, где в камышах их ждали оставленные лодки.  Командование принял комвзвода Ва-литов.
– Быстро, быстро, ребята! – покрикивал он, стреляя ко-роткими очередями по немцам, пытавшимся перейти
в контратаку и захватить пленных. Рядом отстреливались другие разведчики, попеременно отступая к реке.
Шарапов и стрелок Ищенко подхватили мёртвого ко-мандира роты под руки  и понесли к лодкам. Уже в камы-шах Шарапов был ранен. Он выпустил тело лейтенанта
и сам упал в мутную воду. Товарищи быстро помогли ему подняться и забраться в лодку. Туда же положили тело ко-мандира роты. Одна за другой лодки заскользили к своему берегу. В этом месте Нейсе в ширину была всего метров шестьдесят, но на открытом пространстве немцы могли всех легко перестрелять. Выручила наша артиллерия,
открывшая ответный плотный огонь по вражеским огне-вым точкам. Спустя несколько минут лодки причалили
к своему берегу в густые заросли кустов, укрывших их от глаз противника. Потери у разведчиков были велики.
В ходе неудавшейся вылазки они потеряли 4 человека уби-тыми и семь ранеными. У Шарапова правая рука повисла как плеть, а из рукава по кисти на землю струйкой стекала ярко-красная кровь.  На берегу под деревом санитар Ла-пенко живо перетянул Владимиру руку жгутом и наложил повязку.
– Трошки подлатал, но срочно в санбат, надо, Володя. Эк тебя угораздило, – с сожалением произнёс Лапенко.
Шарапов попробовал подняться с земли и зашатался, схватился за ствол небольшого клёна. Он виновато улыб-нулся и вымолвил:
– Не дойду я, Кузьмич. Мутит меня.
Санитар проводил Шарапова в медсанбат. А там воен-врач, усталая женщина со строгим выражением лица, по-сле осмотра раны сказала Шарапову:
– Всё. Отвоевался, боец. У тебя задета кость и требует-ся длительное восстановление. Будем тебя эвакуировать.
– Это серьёзно? Руку, руку мне сохраните. Плотник я, – попросил её слабый от кровопотери солдат.
– Рану я тебе почистила. Будем бороться за твою руку. Ты не волнуйся, – успокоила Владимира врач, торопящая-ся к другому тяжелораненому.
На следующий день Шарапова погрузили в набитый ранеными санитарный поезд, который медленно, пропус-кая срочные воинские эшелоны, двинулся на восток, на родину, которую Шарапов не видел более полутора лет.
Ещё на вокзале Владимир почувствовал тяжёлую пуль-сирующую боль в руке и жар во всём теле. В тесном ваго-не, пахнувшем потом, кровью, хлоркой и всякими лекарст-вами, Шарапов лежал на жёсткой полке, застеленной ста-рой шинелью, и то проваливался в забытьё и тогда кричал что-то бессвязное, то ненадолго приходил в себя, обводя мутным взглядом таких же страдальцев, как и он.
В забытье Володе всё виделось, как их деревенский шестипалый Илюшка-провидец тянет его что есть силы за больную руку и кричит:
– Отдай, Володька! Не нужна она тебе. Ты и одной управишься.
Метался Шарапов в поту на полке и едва различимо мычал:
– Нет. Не отдам. Пошёл!
– Ох, совсем плохи дела, – сказал дежурный врач поез-да медсестре, осматривая распухшую и посиневшую руку Владимира. – Гангрена начинается. Надо срочно ампути-ровать. Готовьте операционную.
Старый, давно поседевший доктор, который ещё в пер-вую мировую латал солдат на фронте, безошибочно ставил диагноз. Он понимал, что задержка может привести к ги-бели бойца.
– Не дам! – вдруг схватил его здоровой рукой за полу халата очнувшийся Шарапов.
– Ну-ну, голубчик, ваша жизнь дороже, – врач взял
в свои руки руку Владимира и твёрдо посмотрел в его го-рячечные глаза. – Будем вам жизнь спасать.
А Шарапов снова провалился в бредовое состояние, разжал руку и глухо застонал.
– Несите в операционную, – скомандовал врач санитарам.
Два санитара осторожно переложили Шарапова с пол-ки на носилки и понесли в операционный вагон.
Срочные операции приходилось делать на ходу поезда, но медицинский персонал за войну привык ко всему и де-лал свою работу хорошо. Сестра вколола Володе дозу но-вокаина, а врач умело провёл которую уже по счёту ампу-тацию.
Вечером другого дня, когда поезд остановился на ка-ком-то полустанке, Шарапов очнулся. Нестерпимо болела правая рука, и Володя инстинктивно потянулся к ней ле-вой, чтобы переложить поудобнее. Он испытал жесточай-ший шок, когда понял, что руки нет, а на её месте лишь за-бинтованная культя. Слёзы отчаяния потекли по его ще-кам, заросшим щетиной, а тело сотряслось от рыданий.
– Ка-а-ак? Рука! Где? А-а-а, – приговаривал он и бился головой о доски полки.
Раненые рядом закричали, на шум прибежала медсест-ра и сделала Шарапову успокоительный укол.
К полке подошёл врач, взял Владимира за единственную теперь руку и произнёс тихим проникновенным голосом:
– Не плачь, сынок. Ты должен не плакать, а радоваться, что остался жив. У тебя впереди целая жизнь, а многие твои товарищи в земле и их уже не вернуть.
Володя успокоился и уснул. С тех пор никто и никогда не видел его слёз, хотя не раз ещё у него было горько на душе.


11

Рана у Шарапова заживала долго, и только осенью со-рок пятого года он вернулся домой. На груди его гордо сияли две медали За Отвагу и орден Славы. Владимир так никогда и не узнал, что приказом по 172 стрелковой диви-зии за образцовое выполнение боевых заданий командова-ния на фронте борьбы с немецкими захватчиками и прояв-ленные при этом доблесть и мужество, он был представлен к ордену Красной Звезды. Но так как Шарапову пришлось сменить несколько госпиталей, то награда не нашла героя.
Володя на тепловозе доехал до Инжавино, а потом
с попутной подводой добрался до села. Знакомый дед, всю дорогу подгонявший упрямую лошадь, рассказал, что
в большой семье Шараповых все живы и только его зажда-лись с войны.
– Ух, и рад будет Фёдор Максимыч! – намахиваясь на лошадь кнутом, радостно произнёс возница. – Он все глаза проглядел. Говорит, вот дождусь Володьку, тогда и поми-рать можно. А когда ж теперь помирать? Теперь жить на-до. Хоть с одной рукой, а надо. Главное, голова на месте.
Владимир почти не слушал неугомонного односельча-нина, с удовольствием оглядывая непозабытые родные места.
На окраине села он поблагодарил подвёзшего его деда и неторопливой походкой по недлинной улочке направил-ся к отеческому дому. Под окном на завалинке он увидел отца и ускорил шаги.
– Никак Володька! Вернулся, сынок! – обрадовался Фёдор Максимович, роняя скупую слезу в седую бороду. – Живой! Живой!!
– Вот, отец, калека я теперь, – грустно произнёс Вла-димир, показывая на пустой рукав гимнастёрки.
– Эк, тебя! – засокрушался Фёдор Максимович, знав-ший из писем о горе сына, – Ну, ничего. И с одной рукой люди живут. У Распоповых Ванька без ноги пришёл. Так он теперь и на одной в клубе пляшет. Живой ты, а осталь-ное ерунда. В избу пойдём, девок обрадуем.
В доме Володю заключили в свои объятия старшие сё-стры, заждавшиеся его с войны. Сестра Рая, которая не так давно и сама вернулась с фронта, где с августа 1942 года служила радисткой взвода управления полка, всё качала головой и приговаривала:
– Близко воевали, а увидеться вот не довелось. Я ведь тоже в Бродах была, да нас быстро перебросили. Вовка! Ишь, на груди целый иконостас! Герой!
– Потише ты! – незлобно ругнул довоенную ещё ком-сомолку Фёдор Максимович и перекрестился. – Лучше еду на стол подавайте. Праздник у нас сегодня большой!
К вечеру из Калугино, извещённая с оказией, приехала сестра Наталия с мужем Василием и тремя маленькими дочерьми. В отцовой избе Наталия угощала любимого бра-та нехитрыми домашними припасами, украдкой с состра-данием поглядывая на пустой рукав гимнастёрки. А девочки, которые по малолетству были ещё бесхитростными, всё лезли к нему на колени и наперебой спрашивали:
– Дядя Володя, а где твоя рука?
– Брысь отсюда! – прикрикнула на них Наталия, мах-нув кухонным полотенцем. – Идите на улицу.
– Пусть, Наташа. Не гони их, – попросил брат. – Отвык я от радости. И от мира отвык.
Володька обвёл ласкающим взглядом отца, сестёр, брата Николая, Василия, детей и соседей, пришедших по-радоваться счастью деда Фёдора.
– Хорошо-то как! – нараспев произнёс Владимир, под-чиняясь вползавшему в сердце домашнему уюту.


12

Действительно, мало радости на войне. Но и после войны у Шарапова было её не так уж и много. Через всю свою небольшую жизнь в израненной душе он пронёс чувство горечи о своей несбывшейся мечте «стать мастером по дереву». Конечно, нужда заставила его трудиться и одной рукой. В то время, чтобы  не умереть с голоду и прокормить семью, даже инвалидам приходилось как-то приспосабливаться к жизни
и работать. Володя умудрялся одной рукой смастерить хо-роший прочный табурет или вырезать удобную красивую ложку, сено косил и сгребал, придумывая всякие подвязки
к инвентарю. А ещё он делал забавных деревянных болванчиков и дарил их Натальиным дочерям, когда изредка приезжал к ним в гости в Калугино.
Своих детей у Владимира так и не родилось. Может оттого, что в войну много раз при форсировании рек про-стужался, или оттого, что в разведке приходилось подолгу лежать на снегу и стылой земле без возможности лишний раз пошевелиться. Да мало ли от чего. Он и жениться-то долго не мог, всё стеснялся своей инвалидности. Ведь за безрукого не каждая пойдёт. Но нашлась в их селе молодая женщина Анна, которой он пришёлся по душе. Мужа у неё убили в 1943 году под Сталинградом, и она жила в Курдюках с маленькой дочкой Таней. Володя детей любил, мог
с ними разговаривать на равных, и девочка тянулась
к нему.
Однажды Шарапов пересилил свою стеснительность
и зашёл в низенький дом к Анне. Танюшка, имя которой напоминало Володе о его фронтовой любви, с радостным визгом бросилась к нему.
– Мама, дядя Володя пришёл!
Шарапов протянул ей  вырезанную из дерева игрушку, и девочка отправилась в свой уголок, занялась выдуманной игрой.
Анна встретила Владимира как уже родного человека, к которому привыкла и которому была рада.
– Проходи, Володя. Сейчас  есть будем. Я с фермы мо-лока принесла, – просто сказала она, тепло улыбаясь Ша-рапову.
Он прошёл за стол и подозвал Анну к себе.
– Ты присядь, Аня. Я серьёзно поговорить хочу.
Анна поставила на стол глиняный горшок с молоком
и села на лавку, глядя на Шарапова доверчивым взглядом.
– О чём же? – будто не догадываясь, спросила женщина.
– Видишь ли, я всё понимаю. Ты молодая. У меня, вон, руки нету, – не зная, с чего начать, заговорил Владимир. – Опять же дочка у тебя. Это хорошо. Ты знаешь, я детей люблю.
– Я тебя тоже люблю, – отозвалась из детского угла Танюша.
Анна засмеялась, а Володька продолжил:
– Я вот на немца ходил и не боялся, а сейчас оробел.
В общем, будь моей женой, – решительно рубанул он воз-дух рукой и облегчённо выдохнул.
– Я, Володя, согласна, – ответила Анна, которую тяну-ло к этому доброму человеку.
– Ура! – радостно закричала Танюшка, подбежала
к Шарапову и крепко его обняла. Она очень хотела, чтобы и у неё был живой папа.
Конечно, Шарапов однажды рассказал молодой жене
о своей мимолётной фронтовой любви, память о которой навсегда поселилась в укромном уголке его большого сердца.


13

Бедно жили после войны. Страна восстанавливалась из руин и залечивала раны. Понимали люди, что нужно потерпеть, и надеялись искренне, что теперь, после долго-жданной выстраданной победы, уж точно заживут лучше.
Ничего лишнего не просил для себя и Владимир. Лёг-кой работы для героя-инвалида не нашлось и пришлось ему идти в пастухи, чтобы в жару и холод, в любую непо-году добывать своей семье пропитание. В родном колхозе «Память Ильича» Шарапову так и сказали: «Героев у нас много, а работы на всех нет». Владимир не обиделся. Дей-ствительно, много фронтовиков вернулось с войны раньше него, так что – не до выбора. Вот и пошёл бравый орденоносец в поля.
Это со стороны кажется, что пастух ничего не делает,
а только гуляет на природе за стадом да песни птичек слу-шает. А вот попробуй-ка, походи, когда вставать надо до восхода солнца и ложиться сильно затемно! За нескончае-мый день так набегаешься, что без ног на кровать падаешь, а с утра то же самое. А ведь и по дому надо что-то сделать, и с женой да ребёнком пообщаться.
– Ничего, Нюра, проживём, – говорил он жене, обни-мая её единственной рукой. – На войне тяжелей бывало.
И жили как могли. Но рука-то всё же – одна. Вот
и случилась у Шараповых нужда – потекла в доме старая жестяная крыша, которую  перекрывали ещё до войны. Эх, кабы две руки! Владимир из той избёнки терем бы сделал с его-то умением. А тут…
Пришлось идти на поклон в сельский совет. А в том сельсовете баба одна работала, Верка Лукина, которая фронтовиков не больно жаловала. Те всё просить шли
и требовать, будто у Верки других забот нет. Скоро парт-конференция, отчёт надо  готовить, хорошими цифрами районное начальство радовать.
Зашёл Владимир Фёдорович в сельсовет, а там на него и не глядят вовсе. Всё бумажки перебирают, вид делают, что важной работой заняты. Постоял боевой разведчик
у входа, помялся, не зная, с чего начать разговор. Он хоть и герой, а довоенного опыта – никакого. Пацаном на фронт уходил, да и вернулся нестарым, просто повидавшим там такое, чего не дай бог каждому.
– Ну, чего тебе, Шарапов? – вместо приветствия обра-тилась к нему Верка. – Видишь, работа у меня. Говори скорей.
– Да вот… Беда привела, Вера Павловна,– неторопливо начал Владимир, теребя в руке снятую фуражку. – Дожди начались, а у меня крыша течёт. Как решето стала.
– Так. А сельсовет тут причём? – уставилась на него округлившимися глазами председательша. – В колхоз иди, там помогут.
– Был я в колхозе, – ответил Шарапов. – Говорят, дом тебе сельсовет выделял, вот у них и проси.
– А у сельсовета средств на это нет, – отрезала Лукина. – Вас много ходит и все просят.
От досады у Владимира перехватило дыхание, и он ка-кое-то время не мог вымолвить ни слова. Это за неё он страдал в окопах, это за неё мёрз и недоедал, приближая победу. И это ему, прославленному разведчику, бросает обиду в лицо не женщина, а тыловой червь.
– Ты… – гневно вымолвил он, подавшись вперёд. –
Я за тебя кровь проливал! Я Родину защищал, пока ты здесь…
– Но-но! – грозно одёрнула его Верка. – Ты полегче!
Я тебя туда не посылала. Кто посылал, у того и проси.
Тут Владимир обиделся конкретно. Даже слёзы отчая-ния подступили к горлу, но он их волевым усилием сдер-жал, чтобы перед этой стервой не показать слабости.
– Дура ты, Верка, – выругался Шарапов. – Бессовест-ная дура!
Он пинком отворил дверь и, продолжая ругаться, вы-скочил из сельсовета. У деревенского колодца стояли не-сколько женщин, судачили о местных новостях. Когда раз-горячённый Шарапов, широко размахивая рукой, быстрым шагом проходил мимо них, его окликнули.
– Володя, куда так спешишь?
Он резко остановился, зло обернулся на пустые окна сельсовета, а потом в сердцах сказал, словно простонал:
– За что все раны мои? Медали-ордена  мои за что? – он взял висевшие на груди награды в горсть. – За эту пас-куду?
Шарапов с треском сдёрнул награды с пиджака и с раз-маху бросил их на дорогу, ещё не просохшую после ноч-ного дождя.
– Лучше бы я на фронте погиб, чем теперь здесь уни-жаться, – с горечью в голосе сказал он и зашагал прочь.
– Володя, Володя! – окликнули его бабы. – Нельзя так!
Шарапов не оглянулся, твёрдым решительным шагом направляясь за околицу к пруду. На пологом берегу он опустился на землю, скрытый кустарником от посторонних глаз, сжал голову единственной рукой и долго сидел неподвижно, погружённый в свои тяжёлые мысли. Нет, не так он представлял свою послевоенную жизнь, но что же тут поделаешь. Горько было на душе у Шарапова. Он даже, скрипнув зубами, простонал пару раз, но тотчас взял себя в руки и отправился домой.
А дома Анна обмерла, увидев его в таком состоянии.
– Никогда! Слышишь? Никогда больше я у этой крысы ничего просить и унижаться не буду, – только и сказал он обеспокоенной жене.
Ночью у Владимира начался жар. Сказалось сидение на холодной сырой земле, прибавленное к старым фронтовым болячкам на фоне сильнейшего стресса. Утром температура поднялась настолько, что Шарапов стал периодически проваливаться в мутное состояние и тогда метался по кровати, оглашая стонами низенькую белёную комнату и пугая этим Танюшку, забившуюся на полати и поглядывавшую из-за занавески круглыми глазёнками. У Володи нещадно болела рука, и культя подёргивалась, откликаясь на страдания.
– За мной! Вперёд! – в бреду командовал своим отде-лением Шарапов и шёл в атаку на неумирающих от его стрельбы немцев, лица у которых были как у Верки. Они смеялись над ним и били и били по больной руке.
Анна сбегала в больницу за доктором, и тот, осмотрев и послушав уставшего Владимира, диагностировал воспа-ление лёгких. Три недели проболел Шарапов после того случая, преодолевая в себе обиды и злость на целый мир. Но он был отходчив, да и Танюшка не давала замкнуться
в себе, донимая его бесконечными детскими расспросами.
Крышу Шараповым потом подлатали двое фронтови-ков и даже материалом подсобили. А награды Владимира, который и сам уже жалел о своей несдержанности, бабы подобрали и отдали Анне в тот же день.


14

Года через два был ещё один интересный момент
в жизни Шарапова. Накануне самого большого для него праздника, дня Победы,  занимался он домашними делами, мастерил клетку  для недавно отелившегося бычка. Непро-сто это с одной рукой-то, но подросшая Танюшка помогала папке, ничуть не смущаясь его однорукости.
– Я ловкая. Щас придержу тебе палку-то, – дочка (он всегда её так называл) подхватила с пола ветловую жерди-ну и приставила её к столбику.
– Осторожней, ловкачка, – улыбнулся Владимир, до-вольный своей помощницей. – Голову подальше отстрани, чтобы я не задел. Хорошая у меня напарница!
– Мы с тобой – бригада! – весело щебетала Танюшка, обрадованная похвалой отца. – Быстро Борьке клетушку сделаем.
На улице залаял привязанный к будке дворовый пёс Дружок, раздались женские голоса. Шарапов, не ожидав-ший сегодня гостей, остановил работу и прислушался.
– Мамка с кем-то пришла, – угадала Татьяна.
– Кто там, Нюра? – громко крикнул из сарая Владимир.
– Из сельсовета Тоська прибежала, – в ответ от дома прокричала Анна. – Зовут тебя на праздник.
Шарапов отложил топор в  сторону и вышел из сарая на воздух.
Тоська, боевая сельсоветская секретарша, решительно шагнула к нему и скоренько проговорила:
– Вера Пална велела наказать, что завтра в двенадцать часов митинг будет у школы по случаю Дня Победы. Про-сила тебя, Владимир Фёдорович, придти. Детям рассказать нужно о войне и напутствие дать.
Владимир посмотрел на неё внимательно, обдумывая услышанное, а потом, после небольшой паузы, произнёс:
– Что же… Митинг – дело нужное. И помянуть всех непришедших с войны надо, словом добрым вспомнить.
И молодым наказ дать. Только я этого сделать не смогу. Некогда мне. Потому, рука одна, а дел по дому много,
и помочь мне некому. Так и передай мои слова Верке. Про войну она лучше моего знает. Пусть рассказывает. А сол-дат павших я и дома помяну. Иди, Тоська.
Владимир повернулся и твёрдым шагом отправился
в сарай, застучал там топором. Анна молча проводила рас-терянную секретаршу, в душе согласная с мужем.
Никогда, до самой своей смерти, не ходил Шарапов на официальные мероприятия, организуемые в селе в честь Дня Победы. Таков характер! Слова лишнего без обдумы-вания не скажет. Но если сказал – то это навсегда! Не из-менит. Кремень, а не мужик!
День Победы Шарапов отмечал по-своему. 9 мая с утра он гладко выбривался, надевал чистую, выглаженную же-ной, гимнастёрку с сияющими наградами и отправлялся
к сестре своей Наталии.
Владимир гордился своими «окопными», как он их на-зывал, наградами, которые давались солдатам за бои ли-цом к лицу с врагом, когда иной раз можно было даже ды-хание противника ощутить, выживая в кровавой схватке. 
В Калугино его встречал Василий Николаевич, муж Наталии, который всю войну работал бригадиром машин-но-тракторной станции (МТС), выращивал зерно для фронта. В военное время в бригаде преимущественно были девчонки и мальчишки, и Василий Николаевич учил их работать на тракторах и комбайнах, приближая своим нелёгким трудом долгожданную победу.
Василий Николаевич усаживал гостя за стол, ставил бутылку водки, а Наталия подавала закуску. Приходили соседи-ветераны Кокорев Николай Фёдорович и Конов Филипп Алексеевич. Пили мало, больше для порядка, как называл это Шарапов. После того, как стоя выпивалось за Победу и погибших друзей, начинались неспешные разго-воры о войне. Они вспоминали своих однополчан и жестокие бои, в которых им пришлось участвовать. Кокорев рассказывал о Сталинградской битве, а Конов о форсировании Днепра. Володя часто вспоминал свой последний бой, так резко перевернувший его жизнь. Много расспрашивали фронтовики и Василия Николаевича о том, как жилось землякам в суровые военные годы.
Наталия рассказывала ветеранам, что и бабы не стояли в стороне от победы. Приходилось и в поле работать,
и в уборочную страду на току. А длинными зимними вече-рами при свете керосиновой лампы они вязали носки и ва-режки из овечьей шерсти бойцам на фронт.
15

Недолгую жизнь прожил Владимир Фёдорович Шара-пов, всего пятьдесят четыре года. Но это была такая жизнь, за которую не бывает стыдно и можно с полной уверенно-стью сказать: «Не напрасно жил Человек на земле!».
В 1979 году он после обострившейся фронтовой болезни лёгких ушёл из жизни, не доставив никому больших хло-пот. Похоронен герой на кладбище села Калугино, где проживал последние годы своей жизни. Жизни непростой, полной страданий и лишений, но озарённой мужеством
и доблестью.
В наше время практически в каждом населённом пунк-те есть памятники погибшим на войне с высеченными фа-милиями павших бойцов. Но на этих мемориалах не напи-саны имена вернувшихся героев, честным трудом восста-навливавших разрушенную страну, несмотря на раны
и болезни. Разве они менее достойны наглядного и по-имённого увековечивания? Это несправедливо. Мы, по-томки великих победителей, не на показ почитающие на-родный подвиг в священной войне, просто обязаны сде-лать так, чтобы имя каждого героя нашло своё отражение на мемориалах.
И в этих дорогих нам списках достойное место займёт имя Владимира Фёдоровича Шарапова, героя-разведчика, отстоявшего нашу великую Родину от немецких захватчиков!