Софья Салтыкова и жизнь по пушкинским стихам

ПЁТР КАХОВСКИЙ

Свою жизнь, свои романы юная Софья Салтыкова фанатично выстраивала по пушкинским стихам.

Первое серьёзное чувство влюблённости у Софьи Михайловны вспыхнуло в 18 лет к дворянину Пётру Каховскому. Молодой человек только получил отставку и вернулся с Кавказа, куда был направлен в 1816 году
«за неблагопристойности, неплатеж денег в кондитерской лавке и лень в службе». Теперь он высматривал для себя выгодную партию. Но Софья, конечно, ни о чём не догадываясь, так описывала своей подруге Семёновой первую встречу с Петром Григорьевичем Каховским в 1824 году:

«Ах, дорогой друг, что это за человек! Сколько ума, сколько воображения в этой молодой голове! Сколько чувства, какое величие души, какая правдивость! Сердце его чисто, как кристалл…сколько стихов он мне продекламировал! и с каким изяществом, с каким чувством он их говорит! …

Он также очень образован, очень хорошо воспитан, и хотя никогда не говорит по-французски, однако знает этот язык, читает на нем, но не любит его в такой мере, как русский; это меня восхитило, когда он мне сказал об этом...». 

Но сказав это Софье, Пётр Каховский утаил  то, что во время вторжения наполеоновской армии в Москву, остался в древней столице и, прекрасно поладив с французами, общался с ними на чистом французском. В то время он, должно быть, полагал, что больше никогда не захочет вернуться к русской речи.

«Русская литература составляет его отраду;- продолжает делиться с подругой Салтыкова, - у него редкая память,  я не могу сказать тебе, сколько стихов он мне продекламировал! и с каким изяществом, с каким чувством он их говорит! Пушкин, и в особенности его "Кавказский пленник" нравятся ему невыразимо; он знает его лично и декламировал мне много стихов, которые не напечатаны и которые тот сообщал только своим друзьям».

Строками «Кавказского пленника» они объяснялись друг другу в любви:
«…я едва не сделала величайшего неблагоразумия; если бы я не вышла из рассеянности и сказала бы то, что думала в тот момент, я погибла бы, – вот что это было:

Люблю тебя, Каховский милый,
Душа тобой упоена...

К счастию, я выговорила "пленник"; но… произнесла эти слова с такой выразительностью (чего я сама не заметила), что я не удивляюсь тому, что он тотчас ответил с сияющим видом и радостным голосом:

Надежда, ты моя богиня,
Надежда, луч души моей!

Затем он начал говорить о чувствах, но, видя, что я боюсь этого разговора, искусно перевел его на другой предмет, потом спросил, что я думаю о молодой особе, которая отдает свою руку мужчине, которого она не знает…»

После нескольких дней знакомства Каховский сделал предложение Софье и… получил отказ от ее отца Михаила Александровича. Каховский, казалось, был в отчаянии, он предлагал Софье совершить побег и венчаться тайно, шантажируя самоубийством. Но Софья поддаться на уговоры любимого не решилась.

Спустя два года Пётр Каховский окончит жизнь на виселице в Петропавловской крепости. Его казнят в числе пятерых декабристов. Но четверо из них, обнявшись перед смертью, Каховскому не подадут даже руки.

Его преступлением было убийство санкт-петербургского военного генерал-губернатора Михаила Милорадовича выстрелом в спину. Генерал, который знал и уважал многих декабристов (Фёдор Глинка был его адъютантом), призывал возмущённых солдат на Сенатской площади 14(26) декабря 1825 года остановиться. Увлекаемые офицерами-декабристами, они думая, что воюют за присягу  Константину Павловичу, кричали: «за Конституцию», считая её женой Константина.

Пуля настигла генерала, когда он, въехав на площадь на коне, пытался донести до солдат, что и сам сторонник Константина, но тот письменно отрёкся от пустующего уже 25 дней трона в пользу Николая, и потому ничего уже не поделаешь. Он убеждал солдат вернуться в казармы…Если бы не выстрел Петра Каховского, всё в истории произошло бы иначе…Иначе сложилась бы и жизнь большого русского поэта Антона Дельвига, если бы отец Софьи благословил тогда их брак с Каховским…

Но всё пошло известным историческим путём, а во время казни декабристов, Софья и Антон Дельвиг уже были мужем и женой.


*
Отдавая долг исторической памяти генерал - губернатору, графу Михаилу Андреевичу Милорадовичу, одному из храбрых военноначальников русской армии во время Отечественной войны 1812 года, участнику 52 сражений, члену Государственного совета, следует вспомнить и о том вкладе, который он внёс в русскую литературу. Когда в 1820 году обе столицы читали и обсуждали «возмутительные стихи» Александра Пушкина, разжигающие революционные настроения у молодёжи, Александр I решил отправить смутьяна в Сибирь. Милорадович, которому было поручено это дело, читая обличительные стихи Пушкина, посмеялся над ними от души. Разделявший многие прогрессивные взгляды будущих декабристов и готовивший свой проект отмены крепостного права, Михаил Андреевич вступился за поэта перед императором, и ссылку в Сибирь Пушкину заменили служебной поездкой на Кавказ.
 
Когда у смертельно раненого генерала врач вытащил пулю и тот убедился, что она была выпущена из офицерского пистолета, а не из ружья, Миорадович произнёс: «О, слава Богу! Это пуля не солдатская. Теперь я совершенно счастлив…». Михаил Андреевич перед смертью ещё успел исповедоваться, продиктовать свою последнюю волю и попросить государя отпустить на волю 1500 своих крепостных крестьян, чего никто из декабристов этого не сделал.


АНТОН ДЕЛЬВИГ И СОФЬЯ САЛТЫКОВА


Софья Салтыкова была из тех восторженных девушек, которая жила поэзией и грезила поэтами. Она любила Дельвига, Баратынского, Рылеева, знала наизусть все напечатанные произведения своего кумира Пушкина.

За это, П.А. Плетнёв (1) - преподаватель Петербургского женского пансиона Е.Д. Шретер, где воспитывалась и училась Софья Михайловна, дал ей шутливое прозвище «Александра Сергеевна».

Кроме того, Софья Михайловна Салтыкова интересовалась литературой на французском и немецком языках, прекрасно играла на фортепиано и пела. Пётр Александрович Плетнев  – друг Пушкина и Дельвига, впоследствии профессор Петербургского университета и академик. прививал Софье Салтыковой любовь к русской словесности они часто писали друг другу и встречались  у общих друзей. И вот, учитель, которого воспитанницы между собой называли «Плетенька», как-то решил познакомить свою подругу с холостым Антоном Дельвигом.
 
Вскоре Дельвиг и Салтыкова были представлены друг другу. Антон Дельвиг, с романтической поэзией которого Софья Михайловна была уже хорошо знакома, ей понравился, а сам поэт сразу влюбился до умопомрачения.
Весь роман Антона Дельвига и Софьи Салтыковой можно проследить по письмам последней к своей подруге Александре Семёновой в Оренбург:

14 мая 1825 г. «…я познакомилась с Дельвигом у нее (у сестры, г-жи Рахмановой); он привез от Пушкина продолжение «Евгения Онегина» и читал нам его; это очаровательно; там есть детали еще более верные и более комические, чем в первой части; каждый стих достоин того, чтобы быть удержанным в памяти, это поистине восхитительно…

Невозможно иметь больше ума, чем у Пушкина, – я с ума схожу от этого.
Дельвиг – очаровательный молодой человек, очень скромный, но не отличающийся красотой мальчик; что мне нравится, – это то, что он носит очки, – это и тебе должно также нравиться.
 
Так как он часто ездит в Царское Село, m-m Рахманова поручает ему свои письма ко мне, а я передаю ему мои ответы, которые он относит в точности.
 
Он был у нас уже три раза и познакомился с моим отцом, который им очарован. Представь себе, что Плетнев рассказывает ему решительно всё…»

«Мы с Дельвигом очень коротко познакомились,  он очень часто у нас бывает: вчера был и завтра будет. Папа очарован им, — и есть от чего: это чудный человек, солидный, добрый; что касается его ума и познаний, — я не говорю уж о них, ты не должна в них сомневаться; его характер — такой же, как у Плетнёва: у него та же весёлость, те же очаровательные шутки.

Пётр Александрович очень завидует чему-то, — ты отлично знаешь, чему, — Рахмановы также только и делают, что говорят мне об этом; но я питаю только дружбу к нему [Дельвигу], и думаю, что скоро буду связана с ним так же, как с г. Плетнёвым».
И уже летом1825 года:

«Нас помолвили в понедельник, — и так я на другой же день могла видеть Петра Александровича; он уж всё знал; надобно было видеть его радость: он всегда желал, чтоб я вышла за Дельвига».

«С Дельвигом я забываю все мои горести, мы даже часто смеемся с ним. Как я люблю его, Саша! Это не та пылкая страсть, какую я чувствовала к Каховскому, что привязывает меня к Дельвигу, – это чистая привязанность, спокойная, восхитительная, – что-то неземное, и любовь моя увеличивается с каждым днем благодаря добрым качествам и добродетелям, которые я открываю в нем... Свадьба наша будет, я думаю, в августе, а может быть, и в сентябре, – что более вероятно..

Боратынский здесь, Антон Антонович с ним очень дружен и привез его к нам; это очаровательный молодой человек, мы очень скоро познакомились, он был три раза у нас, и можно было бы сказать, что я его знаю уже годы. Он и Жуковский будут шаферами у моего Антоши».

Что же больше всего предвосхищало это событие для Софьи: радость встреч с Дельвигом? Пушкиным? Плетнёвым? Боратынским?

Софья уже видит себя хозяйкой поэтического салона, в окружении самых известных, восхищающихся ею  поэтов, она уже мысленно представляет себя рядом с Пушкиным, который тихо читает посвящённые ей стихи, такие же гениальные, как для Анны Керн.
 «...Общество, которое я буду посещать, будет состоять из писателей; это восхищает меня: это именно тот круг, который я всегда желала иметь у себя, – и вот мое желание исполнилось»,- пишет Салтыкова в очередном письме к Александре Семёновой.

А несколько неуклюжий поэт-романтик Антон Дельвиг летает от счастья: «Я отдался тебе на жизнь и на смерть. Береги меня твоею любовью, употреби все, чтобы сделать меня высочайшим счастливцем, или скорее скажи: «умри, друг», – и я приму это слово, как благословение».
 
Он письменно просит благословение на брак у своих родителей:
«Любезнейшие родители.

Благословите вашего сына на величайшую перемену его жизни. Я люблю и любим девушкою, достойною называться вашей дочерью: Софьей Михайловной Салтыковой. Вам известно, я обязан знакомством с нею милой сестрице Анне Александровне, которая знает ее с раннего детства. Плетнев, друг мой, был участником ее воспитания.... Признаюсь вам, я так занят ею, что не знаю, что писать вам, как не об ней, об моем счастии. Я бы желал вам описать ее, но лучше вы сами ее увидите: вы верно полюбите ее... Будьте здоровы, любезнейшие родители, и обрадуйте вашим священным, родительским благословением покорного сына. Барон Дельвиг. 2-го июня 1825 года. Петербург».

Антон Антонович Дельвиг и Софья Михайловна повенчались 30 октября 1825 года. Евгений Боратынский писал тогда, обращаясь к другу:

Ты распрощался с братством шумным
Бесстыдных, бешеных, но добрых шалунов,
С бесчинством дружеским веселых их пиров
И с нашим счастьем вольнодумным...

Плетнёв же обращается к Софье, по случаю её замужества сонетом, в котором просит хранить «светлое о прошлом вспоминанье»:

Была пора: ты в безмятежной сени
Как лилия душистая цвела,
И твоего веселого чела
Не омрачал задумчивости гений.
Пора надежд и новых наслаждений
Невидимо под сень твою пришла
И в новый край невольно увлекла
Тебя от игр и снов невинной лени.
Но ясный взор и голос твой и вид, –
Все первых лет хранит очарованье,
Как светлое о прошлом вспоминанье,
Когда с душой оно заговорит,
И в нас опять внезапно пробудит
Минувших благ уснувшее желанье.

Оказавшись, наконец, в центре светской столичной жизни и, будучи хозяйкой литературного салона Дельвигов, Софья Михайловна становится, как и мечтала, самым активным участником вечеров с поэтами «золотого века»: Пушкиным, Боратынским, Плетнёвым, Одоевским, Мицкевичем, Гнедичем. Сомов, Илличевский, Деларю посвящают ей свои стихи. Наконец, она имеет возможность высказать напрямую своё восхищение кумиру Александру Пушкину, беседовать с ним наедине…

Все в свете говорят о приёмах, которые устраивают в своей съёмной квартире супруги Дельвиг - две совершенно противоположные натуры: мягкий, флегматичный по своему темпераменту, очень талантливый поэт Антон Антонович,  и молодая, привлекательная, восторженная, вспыльчивая и подверженная чужому влиянию Софья Михайловна. Они живут в одном доме с Анной Керн, и Софья Дельвиг становится её подругой, подражая которой, флиртует с мужчинами, заводит лёгкие романы.
Дельвиг страдает, но очень любит свою жену и старается её не огорчать.


АЛЕКСЕЙ ВУЛЬФ

К концу 1826 года, когда Алексей Вульф завершает своё образование в Дерпте и поступает на службу в налоговый департамент Санкт Петербурга, относится первые записи его дневника. Из этого дневника  мы теперь узнаём о светских нравах, о светлых чувствах, интригах и предательствах, словом, об общении мужчин и женщин в дворянской среде пушкинской эпохи. Именно такой заголовок: «Любовный быт пушкинской эпохи» дал издатель дневника Щёголев. В предисловии он написал:

«Вульф, девятнадцатилетний студент, только что вступивший в жизнь, не мог не покориться обаянию личности Пушкина. Поэт для студента стал образцом во многих отношениях и прежде всего оказался его учителем и наставником в науке страсти нежной, в привычках и нравах любовного обхождения. Изучение любовной науки не было только теоретическим, тут же происходили и практические упражнения при участии всей женской молодёжи Тригорского. Ученик не отставал от учителя и даже выступал с решительным успехом в роли конкурента поэта».

В своём дневнике Вульф позиционирует себя, как холодного обожателя женщин:

«Я был в 20 лет хватом, слыл забиякою … пил также в своё время из удальства, потом волочился за женщинами, как франт». С  нескрываемыми подробностями он повествует о романах с Анной Керн, Лизой Полторацкой, Екатериной Гладковой, Александрой Осиповой и… Софьей Дельвиг.

Навестив чету Дельвигов в 1826 году, Алексей Вульф, вскоре, записывает в дневнике:

«Любовные дела мои шли успешно. Софья становилась с каждым днем нежнее, пламенней, и ревность мужа, казалось, усиливала ее чувства. Совершенно от меня зависело увенчать его чело, но его самого я слишком много любил, чтобы так поступить с ним. Я ограничился наслаждением проводить с ней вечера в разговоре пламенным языком сладострастных осязаний».
Загородная прогулка на тройке с бубенцами упрочила их отношения. «С этого гуляния Софья совершенно предалась своей временной страсти и, почти забывая приличия, давала волю своим чувствам, которыми никогда, к несчастию, не училась она управлять. Мы не упускали ни одной удобной минуты для наслаждений, – с женщиной труден только первый шаг, а потом она сама почти предупреждает роскошное воображение, всегда жаждущее нового сладострастия. Я не имел ее совершенно, потому что не хотел, но несколько вечеров провел я с нею, где истощил мое воображение, придумывая новые сладострастия».

 Они говорят о Пушкине, и Вульф пишет: «… Странное было для меня положение быть наедине с женщиною, в которую я должен быть влюблен, плачущею об прежних своих грехах».


ПРИЛОЖЕНИЕ:


(1) Публикация, массовое распространение и популяризация литературных произведений никогда не обходились без помощи издателя.

Чтобы произведения Пушкина читал и знал в стране не только узкий круг посетителей литературных салонов, ПЛЕТНЁВ ПЁТР АЛЕКСАНДРОВИЧ издаёт более 20 книг А.С. Пушкина, беря на себя все вопросы финансирования и распространения, при этом, не получая никакого материального вознаграждения.

Александр Сергеевич Пушкин, благодарный своему другу и издателю, называет Петра Александровича "кормильцем" и "благодетелем".

Именно ему, профессору словесности, критику, по достоинству ценившему гениальность поэта, А.С. Пушкин посвящает свой роман в стихах «Евгений Онегин»:

ПОСВЯЩЕНИЕ

Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть — рукой пристрастной
Прими собранье пёстрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Безсониц, лёгких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.


Далее:http://proza.ru/2025/04/27/1416