Вечная горько!

Юрий Бутунин
ВЕЧНАЯ | ГОРЬКО!
черная комедия в 2-х частях

Действующие лица первой части:
Инна Марковна.
Ирида Эдуардовна.
Капустян.
Аркадий Аркадьевич.
Аллочка.
Марья Филипповна.
Зиновий.
Борис Борисович.
Леночка.
Олег.
Наташа.
Нотариус.
Иван Иванович.

Часть первая. «ВЕЧНАЯ…»
Банкетный зал. Длинный стол покрыт клеёнкой, уставлен разнообразной едой. Над сценой висят два баннера: на одном «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ», на втором — «ГОРЬКО!» Баннеры наложились друг на друга, и получилось: «ВЕЧНАЯ | ГОРЬКО!» На сцене разложены какие-то музыкальные инструменты. В зале полумрак. Тихо звучит траурная музыка. Все участники поминок уже хорошо выпили, расслабились. Инна Марковна, в вуали, сидит в торце стола и изучает пирожки на свет.
Инна Марковна (шмыгая носом). Леночка, а с чем пирожки? Видите ли, я нечаянно один уронила...
Леночка (уставшая, продолжает раскладывать приборы, тарелки). Конвертики — с яблоками. Треугольнички — с капустой. Продолговатые — с мясом. Круглые — никто не знает. Они остались от прошлого мероприятия.
Инна Марковна. Ну, слава Богу, как будто кругленьким был…
Капустян. Мы с покойником сослуживцами были. В одной фирме работали. Семь лет.
А теперь вот и покурить не с кем... Хорошим, открытым человеком был. Рано ушел… Жаль. Мне тоскливо стало… Пошел в церковь, с батюшкой посоветоваться: как теперь быть?
Аллочка. И что он посоветовал?
Капустян. Сказал, надо друг на друга опираться.
Аллочка. Да вы что! (Крестится.) Не к месту это!
Капустян. Это батюшка сказал, не я. Я просто передаю духовную эстафету.
Борис Борисович (открывает блокнот, деловито). Позвольте узнать - а сколько сейчас берут за отпевание?
Капустян. Я не заказывал. Вам-то зачем?
Борис Борисович. Просто интересуюсь. Вдруг, знаете, потом потребуется…
Капустян. Что вас волнует — смерть, или цена?
Борис Борисович. Цена.
Капустян. Если что, у меня есть дисконт.
Борис Борисович (помечает в блокноте). Интересно…
Аллочка (напряжённо, обводя взглядом зал). И даже странно…
Капустян. Что для вас странного?
Аллочка. Тёщи усопшего нет. Не дай Бог, тоже...
Аркадий Аркадьевич. С ней все в порядке. Не пришла. Сказала, что уже была на его свадьбе, теперь больше видеть его не хочет.
Аллочка (Борису Борисовичу). А вы, простите, всё же со стороны кого?
Борис Борисович. Сложный вопрос. Покойника я знал. С его вдовой, мы тоже виделись.
Аллочка. Ах, вы… с той стороны.
Капустян. Или с этой. Тут все свои. У нас не делят. Главное — не мешать покойному покоиться.
Борис Борисович. Абсолютно согласен. Спросить хотел…
Капустян. Слушаю.
Борис Борисович. Кто организовывал поминальную трапезу? Вдова или коллеги?
Капустян. Всем миром. Кто что принёс. Кто деньгами помог.
Борис Борисович. Понятно…
Внезапно встаёт Ирида Эдуардовна. Раскидывает руки. Начинает читать с надрывом.
Ирида Эдуардовна.
Тяжелый туман повисает в душе,
И нет уже жизни, все смолкло уже.
Привычные вещи потеряны в нем,
Смывается память холодным дождем…
Капустян. Вы бы это… с чувством читали. А то — простите — как будто оглашаете начисления за ЖКХ. Сухо. И безжалостно.
Ирида Эдуардовна (резко). Это была метафора!
Аркадий Аркадьевич (мрачно). А я, грешным делом, подумал - на митинг зовете. Кричите тише душой, пожалуйста.
Ирида Эдуардовна. Вы — хам. Ноль эмоций. Одна уксусная кислота!
Аркадий Аркадьевич. За что вы меня так?! И собственно говоря, вы кто тут? Я вас не знаю.
Ирида Эдуардовна (взвинчено). Ах ты, Боже ты мой! Он меня не знает?! Но это ваша, а не моя проблема! Я — человек-проект! У меня двадцать два персональных проекта!
Капустян. А у меня гастрит от ваших проектов! Вы, как скорбная чайка над помойкой.
Ирида Эдуардовна. Хватит на меня кричать! Сколько я выступаю на поминках, так ни
один покойник не позволил мне замечания сделать, а вы отчего-то решили, что можете. Не позволю! Вы - калоша!
Капустян. Ну, знаете ли! Меня еще никто не смел обзывать калошей! (пересел на другой конец стола).
Аркадий Аркадьевич (в пространство). А я вчера зонтик в автобусе оставил. Красный, с утками… Тоже как смерть, только по-своему…
Аллочка (раздражённо). Какие утки?! Человек умер!
Аркадий Аркадьевич. Мой сосед, почти друг умер, а утки живы. Вот в чём вся несправедливость бытия...
Тишина. Все смотрят в одну точку.
Аллочка. (Олегу). А позвольте узнать: вы тут с какой стороны? Со стороны покойника или вдовы?
Олег (смущенно). Я… с обеих. Родственник по обоюдному согласию.
Аркадий Аркадьевич. Хорошо устроились, однако.
Капустян (миролюбиво). Послушайте… А может, тихонечко споём? В память. (Олегу.) Покойник песни любил?
Олег (растерянно). Не знаю. Спросите лучше у вдовы.
Аллочка. Как бы ни во вовремя петь. Поминки все же…
Капустян. Сейчас узнаю. Инна Марковна, покойник любил петь?
Инна Марковна. Любил. Особенно матерные частушки… (всхлипывает).
Капустян (Аллочке). Вот видите, а вы меня стыдили. (Идет на сцену. Берет балалайку. Затренькал. Нудно запел.)
Милка очень хороша,
Есть и тело, и душа.
Плохо только в ней одно.
Милка, замужем давно!
Эх, не сложилась хорошая песня в память… (возвращается на место).
Инна Марковна (в слезах). Что значит — в память?! Он же был мне как муж! Ну, почти. Ну, в общем, по прописке — да.
Аллочка (шёпотом). А гроба я, между прочим, не видела.
Капустян. Мы все гроба не видели. Полагаю, что пока не пришло время.
Ирида Эдуардовна. Ну хватит вам о бренном. Мы живы - и пусть весь мир подождет! Получайте от жизни все удовольствия! (Протягивает Капустяну на вилке кусок баклажана). Позвольте за вами поухаживать от всей души.
Капустян. От вашей души у меня отрыжка.
Ирида Эдуардовна. Ну вы – эстет! Возьмите все же баклажанчик маринованный. Вкусно!
Капустян. Не хочу!
Ирида Эдуардовна. Ну возьмите, возьмите! Не упрямьтесь.
Капустян (отмахивается). Отстаньте!
Ирида Эдуардовна. Вы зачем такой несговорчивый?
Капустян. Я же говорил - у меня гастрит.
Ирида Эдуардовна. Какие убогие пошли мужики! (С напускной деликатностью.) Скажите, Леночка, а рыбка скоро будет?
Леночка. Какая рыбка?! Это же вам не шведский стол, а поминки. Вы как себе это представляете?
Ирида Эдуардовна (с оскорблённым видом). Ну как же… На поминках всегда должна быть семужка! Это уважение к покойнику.
Леночка. Уважение к покойнику — молча плакать и компот наливать. А не устраивать гастрономический фестиваль.
Ирида Эдуардовна. Сколько я знаю похорон, там всегда была семга. С укропчиком. С лимончиком. Это вопрос памяти, Леночка. (Делает многозначительную паузу.) А у вас, простите, может, и водка по акции?
Леночка (саркастично). Нет, у нас – тоска по прейскуранту. Селёдка есть. Хотите — оформим под вид лосося, добавим свечку.
Капустян (встает, стучит вилкой по бутылке). Дорогие родственники, близкие и друзья покойника. Есть повод выпить за вечную память…
Внезапно из-под стола появляется рука. Шарит по столу. Крик. Визг.
Леночка (уставшая). Не балуй!
Молча наливает стакан водки, вкладывает в руку. Рука исчезает.
Аллочка (в ужасе). Кто это?
Леночка. Иван Иванович. Живёт под столом третий месяц. Пришел на чей-то юбилей, потом остался на чей-то банкет, потом на свадьбу, теперь вот… поминки.
Снова появляется рука, щёлкает пальцами. Леночка надевает огурец на вилку, подаёт. Рука исчезает. Затем швыряет вилку обратно на стол.
Аллочка. А как же жена?
Леночка. А что жена? Жена на третий день подала в полицию заявление — мол, пропал. Потом с ухажёром в Турцию укатила, праздновать утрату.
Наташа (тихо Олегу). Ты кто?
Олег (шепчет). Олег. А ты?
Наташа. Наташа. Я вообще-то на свадьбу пришла. Подружка замуж выходит. Правда, я время перепутала. Приперлась на два часа раньше.
Олег. А сегодня, что ли, здесь еще свадьба будет?
Наташа. Ну да. Зал в городе для таких мероприятий— один. Забит на месяц вперед.
Олег. О, это гениально! Вначале люди поздравляют, потом — прощаются. Все плачут — но каждый по-своему. Жених с невестой — от счастья, покойник — по обстоятельствам.
Наташа. Ну ты шутник!
Олег. А что мне делать? Сбежать?
Наташа. Пока посидим. Мне все равно подругу ждать.
Олег. Согласен. Тут компот вроде приличный. И пирожки неплохие.
Наташа. Слушай, а может, это, вообще, не ошибка. Может, оно так и задумано. Новый формат. Свадьба - поминки. Горько - память.
Олег. Ага. И в ЗАГС можно сразу с морга заехать. Типа: кто куда, а мы — в новую
жизнь.
Капустян замечает, как Ирина Эдуардовна незаметно складывает еду в пластиковый контейнер, прячет его в платяную сумку.
Капустян. Минуточку! А это что у вас? (Выхватывает сумку, достает контейнер, поднимает его высоко над головой, как улику.) Что это, по-вашему? А?! Молчите?! Вот оно — свидание с истиной, облаченную в пластике. Это вообще нормально — таскать пирожки с поминок?!
Аллочка (ударяет вилкой по столу). Стыд! Позор! Люди скорбят!
Аркадий Аркадьевич. Кто вы?
Борис Борисович (листает блокнот). Фамилия у вас какая? Вы есть в списке?
Ирида Эдуардовна (бормочет). Возможно, я там под девичьей фамилией…
Леночка (резко). Ага! Ваша девичья фамилия — «случайно мимо шла, шла… На пирожки
зашла»! Я вас с самого начала приметила. Я еще спросила: «Вы к кому?» А она мне говорит, что она: «бывшая будущая покойника».
Капустян. Бывшая будущая? Это как?
Инна Марковна (поднимается). Я, между прочим, эту «бывшую будущую» моего бывшего мужа тоже не знаю!
Капустян. Она самозванка! Она еду крадёт! Есть такая категория теток, которые ходят
на всяких мероприятиях, пользуясь неразберихой с приглашенными, и промышляют едой.
Вас как зовут?
Ирида Эдуардовна. Вам то что? Меня сам Андрюша Малахов знает. А вам не обязательно.
Голоса.
— Вон отсюда!
— Проверьте паспорт!
— Пусть сдаст анализы на родство с покойником!
Ирида Эдуардовна (вскипает). Что вы все ко мне прицепились?! Ну да, не знала я его!
Но я не воровка. (Голос задрожал.) Я заблудшая. Меня затянуло. Атмосфера, музыка, Пирожки — лучше, чем дома. Так все душевно!
Инна Марковна. А ведь у нас тут как раз один стул был лишний. Выходит, вы на него
сели?
Ирида Эдуардовна. Так и было. Я просто хотела посидеть среди людей. (Поднимает
взгляд. Голос дрожит, но не ломается.) Я очень одинокая. Всегда. С детства — как
будто живу с прицепом одиночества. С лишней тенью. В юности говорили: «странная, но
с душой». А душа, знаете ли, — не котлета. Её в контейнер не положишь… Когда-то я
думала — всё изменится. Что выйду замуж за физика. Или за лирика. Потом подумала,
что можно и за любого, кто посмотрит на меня не сквозь, а вглубь. Так и не посмотрели.
Чужая квартира. Чужая дача. Чужая собака. А я? Я — своя для всех, пока не надоем.
(Пауза.) Теперь я смотрю в холодильник, а он — на меня. Пустой. А дома — мать. Сто
килограммов нелюбви, сидящих в инвалидной коляске. Не ходит. Но слышит — как
котлета переворачивается на сковородке. А как я переворачиваюсь ночью в постели от
тоскливых дум - не слышит. Знаете, страшна не смерть. Страшно — если я первая… А она
останется. Без меня. Без котлет.
Внезапно раздаётся голос — глухой, будто из глубины могилы.
Голос матери. Ирида-а-а! Где котлеты?!
Ирида Эдуардовна (вздрагивает. Шепчет). Вот так всегда… До конца её жизни… Или до конца моей.
Пауза. Тишина.
Инна Марковна (мягко). Он бы, наверное, не возражал. Он вообще был человек без претензий. Пусть будет ещё одна скорбящая.
Капустян (подсаживается к Ириде Эдуардовне). Я извиняюсь… А баклажанчик-то у вас еще остался?
Ирида Эдуардовна. Вот еще!..
Аркадий Аркадьевич (в пространство). Однажды я кефир выпил просроченный.
Потом дня три все вспоминал старое…
Внезапно хлопает дверь. В зал вбегает бодрая женщина в форме, похожей
на почтальонскую, но с гербом в виде сердца с «галочкой».
Марья Филипповна (деловито). Так, извиняюсь, я по срочному делу. Кто ответственный
за тело?
Все замирают. Кто-то роняет ложку.
Инна Марковна. Э-э-э... Простите, а вы кто будете?
Марья Филипповна (достаёт планшет и начинает щёлкать по экрану). Федеральная служба донорства. Ваш покойный месяц назад в анкете на Госуслугах отметил, что «Согласен на посмертное донорство». Галочка стоит — галочка действует!
Аркадий Аркадьевич. Я же говорил — нельзя нигде эти галочки ставить...
Марья Филипповна. Где тело?
Инна Марковна. Так мы же … того… с почестями…
Марья Филипповна. А должно было быть в морозилке! Недопустимое уничтожение потенциально пригодного материала. Почки, печень, роговицы — всё пошло прахом. Это халатность, вы в курсе?
Капустян. Чего?!
Марья Филипповна. У нас в Саратове мальчику левое ухо нужно было. Теперь не получит. (Достаёт печать, ловко штампует бумагу.) Вот подпишите отказ от претензий. Акт невозврата. Справку об утрате донорского потенциала. Без этого поминки считаются недействительными.
Инна Марковна подходит к столу. Подписывает документ.
Теперь вот вам квитанция об утрате донорской состоятельности. В двух экземплярах. Один — вам на память. Держите. А другой к нам — в архив.
Инна Марковна (язвительно). А может, вам ещё пирожков завернуть? С лёгким послевкусием скорби?
Марья Филипповна. Я вообще-то диабетик. Но если с капустой — можно.
Капустян. А вы, простите, одна такая? Или у вас... бригада?
Марья Филипповна. Мы — спецзакрытая программа. Грантовая поддержка, цифровая
интеграция, всё как полагается. Скоро у нас выездной чемоданчик будет — на колёсиках,
как у маникюрш. Сушилка для органов и планшет с картой покойников.
Все в ступоре. Пауза.
Аркадий Аркадьевич. А вы точно настоящая?
Марья Филипповна (оглядывая зал). А вы точно скорбите? Или только пришли поесть, выпить и посудачить, кто с кем разводится?
Жесткая тишина. Несколько гостей опускают глаза. Ирида Эдуардовна молча перекладывает котлету из контейнера обратно в общую тарелку.
Марья Филипповна (вздыхает, вдруг мягче). Я ведь тоже кого-то хоронила. Просто надо, чтобы всё было не зря. Если человек уходит — пусть хоть печень его поработает.
Инна Марковна. Ну раз так… Оставайтесь, раз пришли.
Марья Филипповна (с полным ртом). Нет, не могу. У меня еще пять адресов на сегодня. У кого из вас намечается следующая поминальная дата? Я записываю заранее. Нет? (Молчание.) Ну тогда за здоровье присутствующих (берёт стопку, пьёт. Уходит).
Аркадий Аркадьевич (с рюмкой водки). Вот она — правда жизни! Люди уже не
различают, куда идут: на свадьбу или на похороны. Главное — чтоб с едой.
Ирида Эдуардовна (нараспев). И если жизнь — это свадьба, а смерть — лишь последний
тост, то пусть же любовь будет компотом, в котором не размокла курага! Можно, я прочту свой сонет?
Все вместе. Нет!
Неожиданно в зал торжественным шагом входит человек в чёрном костюме, с бейджем "ООО Финал Кредит». «Персональный взыскатель: Зиновий». На плече – траурная лента с надписью “НЕ ПРОЩАЕМ”. В зале играет траурный марш, Зиновий идёт под него, как под победный гимн, чеканя шаг.
Зиновий (громко, с торжеством). Уважаемые скорбящие. Прошу всех остаться на местах. Простите за вмешательство. Хотя — нет, не прощу. Мы из тех, кто не прощает.
Наташа (шёпотом Олегу). Это кто?
Олег. Наверное, очередной аниматор.
Зиновий. "ФиналКредит" всегда рядом — в жизни, в смерти и при банкротстве. Мы вернём даже то, чего не брали! Где она?! Успокойте мои нервы! Где вдова?!
Инна Марковна. Вы кто такой?
Зиновий (холодно). Значит, вы. Я — последний, кто помнит покойника. Ваш покойный супруг умер, не завершив выплату по потребительскому кредиту. (Открывает планшет.) Пылесос с функцией самоуничтожения пыли, три года гарантии, шесть платежей просрочены.
Аркадий Аркадьевич. Он теперь сам самоуничтожился, чего тебе ещё?
Зиновий (не реагирует). Согласно договору, ответственность переходит к ближайшему законному наследнику.
Инна Марковна. Я ничего не подписывала!
Зиновий (улыбается, как крокодил). Зато он подписывал. А вы — как его вдова, как его память, как его остывшее тело — теперь и его долг.
Инна Марковна. Он и так в жизни был как депозит — вложений много, а толку…
Зиновий (протягивает Инне Марковне банковский терминал). Удобно. NFC. Ткни и будет прощено.
Инна Марковна. Вы не люди…
Зиновий. Мы кредиторы.
Инна Марковна. У меня только социальная карта.
Зиновий (весело). Идеально! Там и компенсации, и прощения от государства — но не от нас!
Капустян (вскакивает, гневно). Ты что творишь, гад?!
Зиновий. Тихо! Умерьте громкость. Нас этим не запугаешь!
Инна Марковна. У меня на счету ничего нет.
Зиновий. В случае отсутствия добровольной уплаты мы имеем право изъять… (Пафосно.) …имущество, движимое, недвижимое и душевно ранимое!
Аркадий Аркадьевич (вскипает). Да пошёл ты, сектант банковский!
Зиновий (хладнокровно). Эмоции не освобождают от долгов.
Аркадий Аркадьевич. Сейчас будешь лежать рядом с покойником!
Зиновий. Но! Но! Но! Только троньте! Вы не имеете права! У меня судебный приказ! Я официальное лицо!
Аркадий Аркадьевич. А вот сейчас и трону!..
Снимает пиджак, и, приняв боксерскую стойку, начинает двигаться к Зиновию.
Зиновий (отступая, но дерзко). Угроза взыскателю — статья. Хулиганство на фоне утраты платёжеспособности. Я ещё вернусь! (убегает.)
Аркадий Аркадьевич. Живых бояться надо. А мёртвые — они себе и гроб не оставляют.
Инна Марковна. Теперь давайте его помянем. Как он любил — тихо, без счёта и под музыку.
Включается музыка. Играет лёгкий шансон. Пауза.
Олег (Наташе). Думаю, хуже уже не станет.
Наташа. Дождись налоговой — она всегда приходит последней.
Борис Борисович встал, поправил пиджак, протёр очки и с видом эксперта вышел вперёд.
Борис Борисович (деловито, открывая портфель). Господа. И дамы, конечно. Прошу минуту внимания. У меня есть слово.
Аркадий Аркадьевич. Вы, простите, кто будете?
Борис Борисович. Борис Борисович. (Разворачивает удостоверение с гербом.) Представляю Федеральную налоговую службу. Отдел по выездному надзору за торжественно-траурными мероприятиями.
Аллочка (вскрикивает). Да он - засланный?!
Борис Борисович. Лучше считайте, инкогнито.
Инна Марковна (дрожащим голосом). А это точно законно — вот так, на поминках?
Борис Борисович. Закон не знает выходных. Даже если «Вечная Память», то отчёт по расходам — «К срочному исполнению».
Аркадий Аркадьевич (взрываясь). Да вы смеётесь?! Это же поминки! Тут люди страдают!
Борис Борисович (невозмутимо). Я тоже страдаю. За страну.
Капустян (мрачно). Я так и знал. Не бывает просто поминок. Или просто свадьбы. Всегда кто-то что-то должен.
Борис Борисович. Да, все и всем должны делиться с государством, прежде всего неучтенными активами.
Ирида Эдуардовна (тревожно). А контейнер?! Это будет расценено как вынос активов?
Борис Борисович. Если вынос осуществляется без фиксации в ведомости расхода — формально, да. Особенно если в контейнере пищевые продукты.
Капустян (Ириде Эдуардовне). Возьмите свой контейнер. А то еще накличете мне беду!
Борис Борисович. Но если предъявите накладную или хотя бы объяснительную — ограничимся устным предупреждением.
Ирида Эдуардовна (испуганно). Ой-ой-ой… А там котлеты… Для мамы… И если нет котлет, она орёт: «Ты меня похоронишь раньше, чем я тебя!» Я думала… по-тихому взять… ну, одну, может, две. Честно! Это не ради наживы. Это — гуманитарная миссия.
Борис Борисович. Понимаю. В таких случаях предусмотрен акт о милосердии. (Достаёт бланк, начинает заполнять.) Основание: невозможность обеспечивать нуждающееся лицо горячим питанием из-за социальной изоляции и отсутствия котлет в свободной продаже. Ирида Эдуардовна. А фото матери требуется, как объект социальной изоляции?
Борис Борисович. Фото матери не требуется. Подпишите вот здесь... и здесь. Всё будет в рамках законодательства.
Ирида Эдуардовна (растроганно). Спасибо вам! Я думала, всё — конец. Сейчас заберут, оштрафуют, и останусь я одна, без котлет и без надежды. А вы — как маяк в бухгалтерской мгле... как справка о доходах, где не стыдно за сумму! Вы — как любовь с НДС: редкая, прозрачная, но с гарантией.
Борис Борисович. Да ладно, ладно вам. Я все же при исполнении, так сказать... Хотя приятно.
Ирида Эдуардовна (бросается к Борису Борисовичу, хочет обнять его). Дай вам Бог и чека, и возврата по декларации!
Борис Борисович (отстраняется). Не надо мне ваших слюней. Спасибо! Теперь начнём с пирожков. Кто организатор?
Инна Марковна (встаёт). Ну я.
Борис Борисович. А оплату кто внёс? Или пирожки с неба упали— без НДС и чека?
Инна Марковна. Это добровольные пожертвования!
Борис Борисович. А фиксация поступлений в кассовой книге есть?
Инна Марковна. Печатная машинка сломалась!
Борис Борисович. Не беда. Сейчас всё можно перевести в цифру. QR-код оплаты, между прочим, можно было распечатать. У кого ИП?
Аркадий Аркадьевич (тяжело вздохнув). У меня. Иногда в консервированные крышки резинки вставляю. На заказ. Но я пенсионер. Это считается?
Борис Борисович. Если реализуете — да. Особенно если на заказ. Вы пробиваете чек?
Аркадий Аркадьевич. Я крышки наугад раздаю. Душевно.
Борис Борисович (записывает). "Наугад. Душевно." Уточним. Хорошо. (К Леночке.) Теперь вопрос про алкоголь?
Леночка. Мы по 50 грамм наливали. Не 51, не 49. По-честному.
Борис Борисович. А где лицензия?
Леночка. Это не ко мне. К начальству!
Борис Борисович. Лицензию потребуем.
Ирида Эдуардовна (истерично). А на стихи нужен акт приёма-передачи?
Борис Борисович. Если стихи зачитывались вслух — да. Это устная публикация. Налог на самореализацию.
Аллочка. Вы издеваетесь!
Борис Борисович. Ни в коем случае. У меня миссия — навести порядок. Чтобы каждый плач был в балансе. Каждое "Горько!" — прошло по кассе.
Ирида Эдуардовна. Борис Борисович, миленький! А можно как-то… по-человечески, простить?
Борис Борисович (вздыхает). За искренность и за душевность — пока ограничусь предупреждением. Но! Но, на следующее мероприятие — всё через ЭДО. И чтобы декларации были поданы до седьмого числа текущего месяца.
Все облегчённо выдыхают. Капустян, пытаясь разрядить обстановку, наливает в стакан спиртное, протягивает Борису Борисовичу.
Капустян. За упокой. Как говорится, чтобы не только ручкой, но и душой.
Борис Борисович внимательно смотрит на стакан, нюхает, прищуривается.
Борис Борисович. Это дистиллят или лицензия?
Капустян. По документам — компот. По сути — народная инициатива.
Борис Борисович недоверчиво хмыкает, вглядывается в стакан, будто проверяет прозрачность на свет. Затем залпом выпивает, откидывает голову назад и — крякает, звонко и по-деловому.
Борис Борисович. Хммгггттт! (Ставит галочку в блокноте.) Нарушений не выявлено.
Олег. Вот так — с души сняли и в протокол записали…
Борис Борисович (нахмурившись, Олегу). Минутку... А вы кто такой? Вы у меня ни по ведомости расходов, ни по спискам гостей не проходите. С какой стороны вы относитесь к покойнику?
Олег (запинаясь). Я не по крови. Больше… по духу. Я со стороны идеи.
Капустян. Правильно, Борис Борисович, узнайте с какой такой идеей он здесь сидит? У меня, между прочим, гастрит. Я не могу с незнакомыми есть за одним столом!
Ирида Эдуардовна. Вот-вот. Я говорила про маму, а он даже не икнул.
Аркадий Аркадьевич. Я его тоже впервые вижу. Ест, шепчется. А лицо — не скорбное.
Аллочка. Он вообще не плакал? Я — плакала. А он — сидел, как моль в шубе. Безучастно.
Олег (встаёт). Хорошо. Скажу. Я режиссёр. Я работаю над темой: "Граница ритуала и театра как форма общественного катарсиса". Магистратура, третий курс.
Борис Борисович (достаёт блокнот). То есть вы сейчас заявляете, что использовали смерть как налогово-нейтральную форму культурного самовыражения?
Олег. В каком-то смысле, да.
Борис Борисович. Это — мошенничество. Придётся составить протокол. Вы мне сейчас напомнили случай, который произошел во Владимире. Там трое притворялись венценосной семьёй. И требовали от местных властей субсидию на реконструкцию трона.
Олег. Я просто хотел посмотреть.
Пауза. Все переглядываются.
Капустян. Что — посмотреть?
Олег. Как это бывает. Как вы — плачете. Как вы — живёте, даже когда всё вокруг мёртвое! А вы — кричите, спорите, Как тост говорите. Как ссоритесь, вспоминаете.
Я раньше никогда не был на поминках. Мне это очень важно.
Ирида Эдуардовна (шокировано). Ты пришёл просто… посмотреть, как мы тут корчимся, переживаем, спорим — а ты сидишь и… наблюдаешь?!
Олег (спокойно). Да, я — наблюдал. Потому что вы живые. Потому что тут больше правды, чем в любом театре, в любой пьесе, в любом… блин, институте.
Все в ступоре.
Капустян (размеренно). Значит, ты пришёл — как в цирк. А мы тут — клоуны. Только без носа. Но с селёдкой.
Олег. Я пришёл — чтобы понять. Что люди делают с болью. Как они её… носят. Прячут.
Ирида Эдуардовна (тихо, напряжённо). Ты хотел почувствовать чужую боль? А может, ты — вампир. Душевный. Ты сел к нам, чтобы хлебнуть скорби с салатом? Я читала стихи… Я говорила про холодильник… Я выложила душу, А ты… ты выложил мою душу, как кильку на батон!
Олег. Я хотел почувствовать хоть что-то. Я — пустой эмоциями, творческими ощущениями, как эти вот бутылки из-под компота! Вы — живые. Вы орёте, рыдаете, злитесь. А я… Я не знал, что это вообще возможно. До сегодняшнего дня.
Аллочка. И почувствовал?
Олег. Да. Больше всего — стыд. Это всё — постановка. Вы все участники спектакля. Автор идеи - Инна Марковна. Меня она наняла. А я лишь режиссер.
Гробовое молчание. Тишина. Кто-то икнул. Капустян взял стакан, посмотрел в него, поставил обратно.
Аркадий Аркадьевич. Так это был спектакль?
Инна Марковна. Это была жизнь, Аркадий. А она, как известно, — абсурд.
Капустян. Я говорил тост, душу в него вложил! У меня чуть гастрит не обострился от этих эмоций!
Ирида Эдуардовна (растерянно). А мои стихи?! Я стихи чувствую каждой клеткой! Я ночью просыпаюсь — рифма в голове! Они ведь были искренние... Я рыдала!
Леночка (раздражённо). А я три дня фарш крутила! У меня ногти пахнут луком до сих пор!
Аркадий Аркадьевич (тихо, с опаской). А-а… кто в итоге умер?
Все медленно и угрожающе поворачиваются к Инне Марковне.
Инна Марковна. Никто.
Капустян (медленно, будто произносит приговор). Ничего страшнее нет, чем неуместная честность.
Инна Марковна. Я хотела… закрыть всё одним махом! Прощание — и начало новой жизни. Разве это плохо?
Аркадий Аркадьевич. Подожди. Но ты ведь приглашали меня, как жениха? Ты мне сама сказала: «Приходи — будет торжество»!
Инна Марковна. Аркадий. Мой любимый, родной, Аркадий Аркадьевич. Мы были с тобой почти парой. Ты был со мной всегда рядом. Почти. На одной лестничной площадке. Ты вечно опаздывал: то на поезд, то с признанием. А я — женщина решительная — долго ждать не привыкла. Вышла замуж — по расчёту, но без калькулятора.
Аркадий Аркадьевич. Господи, какой же я дурак! Все фантазировал: «а что если бы…».
Инна Марковна. И остался с зонтиком с красными утками, кефиром и мыслями, что столько потеряно счастья. Бывший муж для меня был, как тень. А ты, Аркадий - как свет. Я выбрала между прошлым и будущим. И решила, зачем два раза платить за аренду зала?
Капустян (встаёт, медленно). То есть, мы сейчас и горюем, и… поздравляем?
Аркадий Аркадьевич. В Японии ходил в местный театр. Там смерть и свадьба — одна маска. Только стороны разные.
Аллочка. Я чувствовала! Сердцем чуяла, что покойник не окончательный!..
Капустян (бьёт кулаком по столу). Вы с ума сошли все! Вы зачем нас позвали?! Я сорвался с работы! Я в некрологе участвовал!
Инна Марковна. А вы бы пришли, если бы я просто позвала на свадьбу? Нет! А на поминки — пришли. Вот и думайте, кто кого больше любит — живых или мёртвых!
Борис Борисович (в блокнот). Объединение поминок и свадьбы — это может стать новым пунктом в законе.
Ирида Эдуардовна (раздражённо). Что дальше? Может, прямо тут и кольца наденете?
Аллочка. А что? Нормально будет!
Аркадий Аркадьевич. Послушай, если ты всё это затеяла ради того, чтобы отпустить мужа… то я не держу зла. Но могла бы мне сказать.
Инна Марковна. Я хотела, чтобы мне поверили, что у меня ещё есть начало. Хоть ненадолго.
Аркадий Аркадьевич (тихо). Значит, начнем со свадьбы?
Борис Борисович (в блокнот). Уточнить тариф на похороны со свадьбой. Опция «фуршет-драма».
Инна Марковна (спокойно). Сначала мне надо было попрощаться. С ним…. С собой прежней. С прошлым. Просто я решила — надоело всё. Хотела, чтобы хоть кто-то собрался. И чтобы заплакали… хотя бы не от скуки. И вы — пришли. Никто не ушёл.
Аркадий Аркадьевич. Значит, всё правильно.
Инна Марковна (горько). А кто знал? Он сам не знал. Он ушёл, не попрощавшись.
Даже не умер толком. Просто исчез. И я решила — пусть хоть кто-то скажет ему
«прощай». И пусть это буду я. В белом… А потом уж пусть будет свадьба.
Ирида Эдуардовна (мрачно).
Когда венок, фата в одной корзине,
Когда в компоте — боль, а в тосте — дым,
Мы понимаем: гроб — не дисциплина,
А лишь буфет, в котором мы едим.
Пауза. В зале тихо.
Леночка. Ну что? Горько!
Инна Марковна (выходит в центр, снимает вуаль, под которой — блестит диадема). Это его подарок. Что скажешь, Аркадий?
Аркадий Аркадьевич (встаёт, аккуратно поправляет пиджак). Инна… Ты, конечно,
мастер эффектов. Я всю жизнь знал, что ты не простая. Но сейчас — это было больше, чем
я могу… переварить. Ты хотела, чтобы мы начали новую жизнь. А я… только сегодня узнал, что старая вообще закончилась.
Инна Марковна (шёпотом). Но мы же с тобой почти — были!
Аркадий Аркадьевич. Почти — не считается. Ты проводила покойника — и одновременно звала меня в начало. А я, между прочим, костюм отгладил. Серьёзно шёл.
Я всю дорогу думал, что, может, наконец я и ты… А тут… гроб. Селёдка. И Борис Борисович с калькулятором.
Борис Борисович. Я фиксировал эмоциональные убытки. Это важно.
Аркадий Аркадьевич. Для меня важно другое. У меня сейчас возникло такое чувство, что ты не хотела свадьбы. Ты хотела финала. Красивого. Абсурдного. Чтобы тебя запомнили.
Инна Марковна. Я хотела тебя... дурачок!
Аркадий Аркадьевич (доброжелательно, но твёрдо). Поздно. Слишком много пирожков
между нами. Слишком много «почти». Я остаюсь с утками.
Инна Марковна (спокойно). Я ошиблась.
Капустян. Ведь если подумать, свадьба — это тоже похороны. Только холостой жизни.
Инна Марковна. Некоторые холостяки не замечают, что похоронены давно. Только ходят ещё.
Аркадий Аркадьевич. Ну и ладно. А может, это и есть жизнь. Пир на грани. Без даты. Без повода. Просто потому что — кто-то ещё жив.
Капустян. Тогда — тост. За то, чтобы каждый, кого мы хороним, хотя бы раз в жизни возвращался. Хоть посмотреть, кто пришёл!..
Аркадий Аркадьевич. Покойник не тот, жених — не этот, а мы всё равно напились. Это и есть Россия.
Наташа. А можно я тоже скажу.
Инна Марковна. Если есть что сказать о нем.
Наташа. Я не о нем. Я о нас. Я вообще-то на свадьбу пришла. Подругу хотела поздравить. Цветы принесла, между прочим. Вон, под столом валяются. А потом зашла — и как будто в канализацию культурную упала. Пирожки, Федеральная служба донорства. Выбиватели долгов. Налоговая. Я сначала думала — ну, ладно, бывает. У всех своя боль. Но потом начали выяснять, кто был ближе к покойнику — по прописке, по гастриту, по скорбным стихам. Как будто это конкурс: кто больше страдал — тот и победил. А по мне — всё это не про прощание. И не про любовь. А про страх. Про одиночество. Про то, как все вы хотите, чтобы вас кто-нибудь пожалел. Хоть кто-нибудь.
Олег. Ты сказала то, что мы все боялись произнести.
Наташа. Если всё-таки кто захочет сказать, говорите.
Аркадий Аркадьевич (в пространство). Я скажу. Сейчас я себя не помню весёлым. Может, только в детстве. Когда ещё можно было бегать босиком и не стыдиться. А потом — институт, ордена, захлопнутые двери в семейной жизни. Бобыль. Кажется, так презрительно называли одиноких мужиков на Руси. И вот я здесь. Не знаю, как я дожил.
Аллочка. А я хотела стать певицей. У меня даже был псевдоним — Лора Диванова. Пела дома, под фоно. Муж говорил — «завываешь». А теперь я пою только в голове. И всё реже.
Капустян: Я очень хотел, чтобы меня любили. Покупал подарки, знал даты дней рождений всех. А потом перестал. Потому что никто не запомнил мою.
Ирида Эдуардовна. А я просто устала быть сильной. Стихи — это всё красиво, но я писала их ночью, потому что плакать было нельзя. Мама услышит. Я — держательница дома. Мне нельзя было быть хрупкой. Я уже не умею ей быть.
Инна Марковна. Я просто хотела, чтобы его кто-нибудь вспомнил. Все говорили — «странный». А он просто был добрым…
Олег (тихо). Я думал, что смогу быть просто зрителем. Прийти, посмотреть, уйти. Как в кино. Как в музей. Говорить словами, которые не мои. Сплю в кровати, в которой ни разу никого не было, кроме меня. Начинаю привыкать к пустоте. К одиночеству. К отсутствию себя. Я вот просто хочу, чтобы меня кто-нибудь обнял.
Наташа протягивает руки. Все к ней подбегают и обнимаются, образуя счастливую «кучку». Наташа замечает, что среди них нет Бориса Борисовича. Протягивает ему руки.
Наташа. Ну что же. А вы?
Борис Борисович остаётся сидеть. Прямой. С папкой. Не двигается. Молчит. Все переводят взгляд на Бориса Борисовича. Он выдыхает. И, не поднимая головы, будто зачитывает вслух строчку из акта:
Борис Борисович (ровно, как диктует в протокол). Я с детства хотел быть понятным, чтобы никто не задавал лишних вопросов. Поступил в налоговую не потому что мечтал, а потому что там всё по формам. Ты приходишь — а у тебя есть пункт, таблица, графа. Если есть графа — значит, ты существуешь. (Чуть резче, чем нужно.) А потом я стал пугаться праздников. Потому что никто меня не звал. Ни по службе, ни по имени. Просто — Борис Борисович. Без шуток. Без блинов. Без просьбы налить. И знаете… Я не умею обниматься. Я всегда считал — это вторжение в личную жизнь. Но если можно… я постою рядом.
Наташа протягивает руки. Борис Борисович встаёт. Подходит. Не касаясь никого. Стоит рядом. Словно на своём месте. Все подходят к Наташе, обнимаются, образуя счастливую «кучку».
Дверь в зал осторожно приоткрывается. Входит пожилой мужчина в чёрном пиджаке. В руках — папка. Он оглядывается. Подходит к Инне Марковне. Все наблюдают с напряжением.
Нотариус. Извините, вы Инна Марковна?
Инна Марковна. Да. А вы кто?
Нотариус. Я — из нотариальной конторы. Вы — указаны в завещании вашего мужа как единственная наследница. Мы пытались связаться — вы не отвечали. Я пришёл лично. (протягивает бумагу).
Ирида Эдуардовна (растерянно). Но она же только что говорила, что он пропал. Не умер.
Нотариус (невозмутимо). Желание покойного — всё оформить тихо. Но завещание — оставил.
Инна Марковна. Да. Он ушёл. Сам. Без прощания. Без слов. Оставил только двадцать два с половиной года моей жизни. Я устроила ему прощание. Без него. И свадьбу — себе. Без жениха. Потому что я устала ждать разрешения жить.
Капустян. Значит, он умер. Но по-своему. А вы — ожили. Но тоже по-своему.
Инна Марковна. Да. Сегодня я похоронила своего мужа. И ту себя, которая всё ещё его ждала. А кто останется — не знаю. Посмотрим.
Леночка (ставит на стол бутылку шампанского). Горько!
Капустян (разливает шампанское, поднимает стакан). Нет. Теперь — сладко!
Инна Марковна (в полголоса). Я, правда, думала, что если всё оформить красиво, со вкусом, может, станет легче. Может, я смогу не вспоминать, как он уходил, даже не закрыв за собой дверь.
Аркадий Аркадьевич (спокойно). Он не уходил. Он растворился. Так бывает. Некоторые не умеют прощаться — просто исчезают. Как мел в воде.
Борис Борисович (ворчливо). Ну а нам что теперь делать? Пить за покойника, которого никто не видел?
Леночка. Может, всё дело в том, что никто точно не знал, умер он или нет?
Капустян (вздыхая). И вот мы, сидим, как в чёрной комедии: вино — с налётом скорби, хлеб — с ароматом неловкости.
Нотариус. И вот еще, он просил вам передать письмо. Тут написано: «Открыть, когда будет и горько, и смешно».
Все застывают. Тишина. Инна Марковна берёт конверт, вскрывает. Достаёт лист.
Инна Марковна. Рукописный почерк. Его. (Читает вслух.) "Дорогая Инна. Если ты читаешь это письмо — значит, ты всех собрала. Прости, что ушёл, не объяснив. Просто иногда исчезнуть проще, чем говорить правду. Я никогда не умел прощаться. Но знал, что ты сумеешь. Ты всегда умела устраивать прощания — и превращать их в начало. Спасибо тебе за это. Пусть они выпьют. И пусть будет весело. А я уже далеко. Очень далеко. Поищи на карте остров Ниниго. Если найдешь, конечно… А я нашел. Я нашел свою любовь – маленькую, нежную женщину по имени Свиншумилханфучи. Я счастлив! Мы счастливы! И, быть может, в этой абсурдной затеянной нами постановке, где жизнь — это театр, а смерть — бутафория, теперь наша несостоявшаяся, несвоевременная, непарадная любовь будет казаться подлинной». (Инна Марковна закрывает письмо.) Он хотел, чтобы всё случилось именно так.
Леночка. Так он, правда, не умер?
Инна Марковна. Всё возможно. Покойники нынче — непостоянны. Но он оставил финал. Значит, ему было важно, как всё закончится.
Все поднимают бокалы. Потом кто-то начинает тихо хлопать. Потом — чуть громче. Все начинают аплодировать. А потом, внезапно, кто-то задувает последнюю свечу.
Конец 1 части.

Часть вторая. «ГОРЬКО!»
Действующие лица второй части:
Олег.
Наташа.
Тамара Львовна, мать Олега.
Сергей Сергеевич, отец Олега.
Искра Арнольдовна, мать Наташи.
Константин Константинович, отец Наташи.
Ника Александровна, сотрудница ЗАГСа.
Леночка, официантка.
Девушка с коляской.
Тамада.
Ветеран труда.
Иван Иванович.
Голос из динамика.
«Вритрон-3000».

Звучит марш Мендельсона. Тот же зал, но оформлен как зал свадебных церемоний с соответственной атрибутикой и мебелью. Транспарант «ГОРЬКО!». Ника Александровна сотрудница ЗАГСа говорит через старый микрофон, который то фонит, то квакает.
Ника Александровна (монотонно). Согласны ли вы, Наталья, взять в мужья Олега?
Наташа. Да... если это навсегда!
Ника Александровна. Согласны ли вы, Олег, взять в жены Наталью?
Олег. Подпишу что угодно.
Ника Александровна. Прошу расписаться. (Указкой показывает место росписи.) Роспись... Роспись... Всё. Объявляю вас мужем и женой. Регистрация окончена. Начинается совместная жизнь.
Звучит музыка. Крики: «Горько»! Все бросают в молодых конфетами, цветами
Искра Арнольдовна (трагично). Наташа, дочь моя! Была наша, а сейчас уже — не наша!
Константин Константинович (смахивая слезу). Я хотел назвать тебя Клавдией. Но Искра запретила. Теперь страдаем оба.
Наташа. Вы дали мне жизнь, но не инструкцию к ней. А он — даёт мне руку.
Ника Александровна. Напутствие молодым — от ветерана нашего города. Прошу.
Ветеран. Ну чё, вновь испеченные бракующие... Жених, ты, конечно, не красавец.
Невеста, ты, конечно, не умница. Но вместе вы — прекрасная ошибка природы. Горько!
Все. Горько! Горько! Горько!
Пара целуется.
Тамада. Настал тот самый долгожданный момент — первый танец молодых!
Молодые выходят в центр. Звучит марш «Прощание славянки». Все в растерянности.
Наташа. Это что?
Сергей Сергеевич. Главное — не похоронный. А этот бодрит!
Ветеран (довольно). Вот и правильно. Семья — это не кружиться. Это строем.
Леночка. Это еще ничего… А вот вчера танцы были под метроном.
Наташа. Почему марш? Ошибка?
Олег (с ужасом вспоминает). Нет. По-моему, я, когда подавал заявление… там был пункт: «Музыкальное сопровождение первого танца молодоженов… Я отметил. Просто… ну, чтоб пройти дальше.
Наташа. И что ты выбрал?
Олег. Сейчас вспомню. Так… там было: вальс, лезгинка, сабантуй, туула би, марш... Да, я выбрал марш... Я подумал, красиво и прикольно, как раз для свадебного веселья….
Ника Александровна (официальным тоном). Для вас это, возможно, юмор. Для нас — руководство к действию.
Тамара Львовна. Что за идиотизм?! Вы что, серьёзно?! Немедленно поменяйте мелодию!
Ника Александровна. Это сделать невозможно. Заявление подписано. Танец утверждён. Печать поставлена. Вами выбрана музыкальная тема №3: «Патриотическая с элементами строевого шага». Начинаем танец. В ногу. На каждый аккорд.
Звучит марш «Прощание Славянки». Все начинают двигаться под марш. Никто уже не спорит. Все делают вид, что так и надо. Ника Александровна выкрикивает зычным командирским голосом.
Ника Александровна. Раз- два! Левой! Левой! Раз-два! Выше ногу! Грудь вперед!
Тамара Львовна (возмущённо, сбиваясь с шага). А у меня, между прочим, грудь настоящая, тяжёлая!
Искра Арнольдовна. А я на каблуках! И юбка узкая — шире шаг не получается! Это всё против природы и ортопедии!
Ника Александровна. Природа — подчиняется долгу. Шагать! Левой! Раз-два!
Тамара Львовна. Это не танец! Это… это свадьба по уставу!
Сергей Сергеевич (горько). А у нас, когда по любви-то было?
Ника Александровна (строго). Прекратить разговоры! Продолжайте движение. В ногу. Вы уже в браке.
Искра Арнольдовна. Мы с мужем так тридцать лет прожили. Только строем. На день рождения — правым плечом вперёд, на годовщину — левым.
Константин Константинович. А чё, удобно. Не надо думать, куда ногу ставить.
Наташа (в отчаянии). Это когда-нибудь закончится?!
Ника Александровна (командным голосом). Колонна — Стой! Раз-два! Вольно. (Музыка выключается.) Разойдись!
Все, сопя и пыхтя, занимают свои места.
Тамада. А теперь, дорогие гости, настал приятный момент вручения подарков!
Ника Александровна (в микрофон, с шумом и хрипом). Дарим строго по очереди. Объятия — через одного. Поцелуи — по взаимному согласию. Фотографии мы гарантируем — только до третьего бокала. С третьего — на ваше усмотрение, но без претензий.
К микрофону подходит Искра Арнольдовна. У неё в руках большой пластиковый пакет.
Искра Арнольдовна (счастливо). Пусть ваш союз будет, как геометрия без координат. Как суп без соли. Как речь без глаголов. (Достает из пакета одеяло.) Вот оно! Я сама выбирала! Тёплое, с верблюжьей шерстью. Спать будете — меня вспоминать.
Тамара Львовна (подходит к Искре Арнольдовне). Простите, Искра Арнольдовна, но вы перепутали свой подарок с моим пакетом. Это - моё одеяло. Я лично везла его в обнимку из Италии, через пересадку в Стамбуле. Там внутри — кашемир и молитва.
Искра Арнольдовна (возмущённо). Из Италии? А чего тогда там бирка: «Барановичи»?
Тамара Львовна. Это... камуфляж. Для безопасности, чтобы не украли в аэропорту.
Олег (тихо Наташе). Мама начинает жечь!..
Искра Арнольдовна. Вот уж не думала, что в такой день будут отбирать у меня одеяло!
Тамара Львовна. Я не отбираю, я — восстанавливаю справедливость.
Искра Арнольдовна. Вам что, больше нечего подарить на свадьбу детям? Хороша свекровь!
Входит Леночка с пакетом, в котором точно такое же одеяло.
Леночка. Нашлось еще одно точно такое же одеяло, как у Искры Арнольдовны! С точно такой же биркой. Под столом лежало.
Тамара Львовна. Ах, простите! По-моему, это моё! Ну да, вот и молитва внутри. Знаете, у меня память — как кот: сам по себе. Иногда мурлычет, иногда в тапки гадит. Ладно. Вот вам ещё одно. Спать будете — и меня вспоминать. Только... не перепутайте, где чьё.
Константин Константинович торжественно выносит большую коробку.
Константин Константинович (передает коробку Олегу). Держите!
Искра Арнольдовна. И еще один подарок от нас. Настоящий чешский сервиз. Из Праги.
Сама в Duty Free покупала. За 300 евро. Каждая чашка — как чеховская пауза: вроде, как
молчит, но, на самом деле, говорит.
Константин Константинович. Двенадцать предметов. Тарелки глубокие — чтоб бедность не прилипала. Ложки — с резонансом! Фарфор — как брак: хрупкий, но если не ронять — вечный!
Молодые благодарят. Ставят коробку на стол. А вот и родители жениха.
Сергей Сергеевич (выносит точно такую же коробку). У нас в подарок тоже сервиз.
Тамара Львовна. Только настоящий. Советский. Проверенный. На нём три поколения ели — и не развелись!
Сергей Сергеевич (гордо). Фарфор с характером. В нём щи пахнут по-настоящему. А не вот эта… экзотика из Европы.
Наташа (открывает коробки. Достает чашки). Подождите! Это же… это один и тот же сервиз! (Сравнивает.) Вот. На донышке чашек надпись — «Made in Shenzhen». Китай!
Пауза. Тишина. Микрофон фонит. Первой рвёт тишину Искра Арнольдовна.
Искра Арнольдовна (взрывается). Что?! Какой Шэньчжэнь?! У меня — Прага!
Тамара Львовна. А у нас — наследство! Не из китайского Шэньчжэня, а из Сормова! Это бабушкин сервиз, он видел еще Брежнева! Хранился в буфетной секции под вышитым полотенцем! А теперь он будет смотреть, как эти едят суши с кетчупом!
Сергей Сергеевич (подхватывает). Наш сервиз пережил развал СССР, а ваш треснет при первом тосте! Мы — историю подарили! Вы — рынок!
Шум усиливается, гости встают друг против друга, что-то кричат, размахивают руками. Стол с сервизами покачивается.
Тамада (в панике). Уважаемые, родители и гости! Прошу вас без битья посуды до первого развода!
Олег (Наташе). Чувствуешь, как реальность шатается?
Наташа. Это не реальность. Это наши семьи.
Вдруг — глухой звук: коробки с сервизом падают со стола. Судя по звуку, разбиваются вдребезги. Все замирают.
Леночка. А вот и первый тост!..
Ветеран. Да… При Сталине такого не было!
Тамада. Посуда бьётся, жди удач!.. К счастью! Главное — не наступить на ее осколки.
Наташа. Мы всё поняли, дорогие наши родители! У вас у всех накопилось много жизненных обид. У вас были свои свадьбы, свои ошибки. Вы прожили больше нас. Вы теряли, обижались, недосказывали. Но можно мы — начнём нашу совместную жизнь без скандала?
Олег. Мы поссоримся позже. Уже дома. Из-за тапок, но не из-за вас.
Ветеран. Мне хотя бы выпить и закусить чего-нибудь…
Константин Константинович. Вообще то, я пришел на похороны холостяцкой жизни своего сына. Где торт?
Леночка идёт к микрофону.
Леночка. Торт разморозили только наполовину. Внутри — сырой.
Тамара Львовна. Так и жизнь. Снаружи — сахар, внутри — тесто.
Леночка. Пирог с рыбой не резать. Он декоративный. Пирог с мясом там внутри капсула времени с записками пожеланий для будущих молодоженов. А вот пирог с сюрпризом — без сюрприза. Прошу отнестись с пониманием.
Константин Константинович. А я уже все попробовал…
Молчание.
Ветеран. Давайте просто все съедим!
Сергей Сергеевич. И хотя бы на какое-то время заткнёмся…
Константин Константинович (громко, в зал). Секунду! Секундочку!.. Меня подмывает сказать... Может, не к месту сейчас будет. Но все равно скажу. Моя дочь выходит замуж. А мы за весь вечер даже не решили, на что они будут жить?
Искра Арнольдовна (вскипает). Константин, мы это уже обсуждали!
Константин Константинович. Ты — обсуждала. А я — считал. Они снимают квартиру, работы нет, талантов не видно. Он — режиссёр. Нет - он — пока еще афиша без содержимого.
Искра Арнольдовна (через зубы). Замолчи, Костя!..
Константин Константинович (Тамаре Львовне). А потом вы с сыном нас к себе, в ипотеку, как квартирантов! А он потом скажет: "Это мой дом!" А я, между прочим, за жизнь уже сполна заплатил! И не деньгами, а собой! Я в этой стране тридцать лет в найме! Тридцать, чёрт возьми!
Сергей Сергеевич. Теперь ты хочешь выкуп за свою жизнь? В обмен на их счастье.
Константин Константинович (сжимая кулаки). А ты кто такой, чтобы мне рот затыкать? Сидел всю жизнь, пыль с бумаг сдувал — и теперь герой!
Сергей Сергеевич (спокойно, но с вызовом). Я — их семья. А ты — скандал с лицом...
Константин Константинович (делает шаг вперёд). Повтори. Только ближе.
Сергей Сергеевич (не отступает). Повторю. Ты не ослышался. Ты сейчас — не отец невесты. Ты — ошибка вечера.
Леночка. Сейчас что-то будет.
Тамада. У меня есть газовый баллончик, если что…
Наташа. Хватит вам ссориться! Мы с Олегом уезжаем от вас. Хотите — вспоминайте, как поссорились. Мы — забудем.
Олег. Спасибо вам, дорогие. Вы показали, чего мы не хотим.
Пауза.
Леночка. Я предлагаю забыть все обидные слова, и просто обняться.
Искра Арнольдовна (подходит к Наташе). Я не знаю, как всё пошло так. Прости.
Мы с твоим отцом... не умеем по-другому. И поэтому громче всех.
Наташа. А я научилась молчать.
Искра Арнольдовна. Значит, ты уже взрослая.
Константин Константинович. Наташ... я погорячился. Прости! И насчёт Олега, и насчёт... всего. Просто я тебя люблю. А сказать нормально — не умею. (Вздыхает.) Это как с техникой: если не работает — бей.
Сергей Сергеевич. Только мы люди — не техника...
Олег. Хотите знать, на что мы будем жить? (Пауза.) На упрямство. На вечернюю лапшу
с кетчупом. На фильмы, которые не выйдут. Но будут. (Улыбается.) И если повезёт — на
вашу пенсию.
Зал смеётся. Негромко. Но уже вместе.
Константин Константинович (подходит к Сергею Сергеевичу, хлопает его по плечу). Ну, если уже начали шутить — жить будем. Предлагаю тост. За то, чтобы у каждого была своя ошибка — и чтобы её любили.
Искра Арнольдовна. Моя ошибка — Константин. До сих пор его люблю.
Ветеран. Я — на войне в Афгане был. Там было проще. Там хоть гранаты сразу
взрывались.
Тамара Львовна. А где тамада? Пусть ведёт! Где ведущий?
Тамада (мрачно). Я не ведущий. Я свидетель катастрофы. Ну что? После очищения,
может, станцуем? Пока живы. Пока целы. Пока сердце бьётся. Пока никто не начал
бросаться табуретками.
Музыка. Наташа и Олег встают. Из-под стола неожиданно появляется рука. За ней
выползает весь Иван Иванович. Медленно, торжественно. Все замирают.
Иван Иванович. Люди, вы здесь?! Послушайте меня! У меня есть заявление!
Достаёт мятый листок бумаги. Протягивает Нике Александровне.
Ника Александровна (в микрофон). «Прошу зарегистрировать брак между мной, Иваном
Ивановичем и гражданкой Леночкой. Развод с предыдущей супругой оформлен.
Согласие получено. В приложении — WhatsApp - скриншот со словами «Делай что
хочешь, только не звони».
В зале — гробовая тишина. Только кто-то икнул от шампанского.
Тамара Львовна. А где… невеста?
Иван Иванович поворачивается к двери. Входит Леночка с подносом.
Иван Иванович. Я беру её в жёны. Целиком. С котлетами, с рюмками, с надписью «ГОРЬКО»!
Леночка. Ну а что?! Я человека знаю уже три месяца. Он покладистый добрый. Хуже не будет.
Ника Александровна. Прошу всех встать для краткой регистрации второго брака.
Все встают. Олег и Наташа — в полном ступоре.
Олег (Наташе). Мы точно главные?
Наташа. Похоже, уже просто часть зала.
Ника Александровна. Согласны ли вы, Леночка, взять в мужья Ивана Ивановича, жителя пространства под столом?
Леночка. А чего тянуть? Согласна.
Ника Александровна. Согласны ли вы, Иван Иванович, взять в жёны Леночку, гражданку, официантку, женщину?
Иван Иванович. Согласен.
Ника Александровна. Объявляю вас мужем и женой. Прошу расписаться.
Леночка и Иван Иванович расписываются прямо на подносе. Аплодисменты.
Тамада. Торжественный марш Мендельсона!
Все. Горько!
Иван Иванович целует Леночку. Кто-то хлопает, кто-то перешёптывается.
Иван Иванович. Чувствую, как меня подпирает что-то сказать.
Тамада. Просим!
Все гости (вяло). Просим.
Иван Иванович. Граждане... (Пауза.) Товарищи... Не побоюсь этого слова — соучастники! Мы собрались здесь не ради тёплых котлет или банального тоста за
«любовь», а ради чего-то куда большего. Свадьба — не просто пиршество желудков,
это пиршество символов! И если Наташа — нежность, а Олег — неопределённость
в пиджаке, так кто же я? (Пауза. Осматривает зал.) Я, быть может, и не бросал букет, и
не ловил подвязку, но я — тот, кто несёт в себе само торжество! Я — скатерть на этом столе. Я — вторая пуговица на пиджаке жениха, которую он уже трижды застёгивал и расстёгивал в волнении. Я — осетрина, поданная дважды, вопреки всему здравому смыслу. Я — не человек. Я — метафора свадьбы. Я — её душа, её подлинный дух, её непрошеный гость и главный свидетель. Я — ошибка в приглашении, ставшая чудом.
Медленно садится.
Леночка (с нежностью). Ты у меня — философ, Ванечка!
Тамада. Э-э, спасибо Ван Ванычу за… вдохновение.
Голос из динамика (автоматическим женским голосом). Брак зарегистрирован. Спасибо
за использование муниципального сервиса. Ваш номер талона — тридцать три.
Прямо на глазах у зрителя идет трансформация сцены. Ника Александровна задергивает
штору на свадебной арке с надписью «ПРИЁМ ГРАЖДАН ПО ВОПРОСАМ
НАСЛЕДСТВА».
Тамара Львовна (теряя дар речи). Это что ещё?..
Ника Александровна (равнодушно, как будто, так и должно быть). А у нас теперь совмещённые мероприятия. Всё ради оптимизации.
Константин Константинович. То есть во время свадьбы сразу — очередь к нотариусу? Вот это я понимаю — логистика!
Олег (Наташе). Хочешь — сбежим?!
Наташа. А зачем? В этой спектакли мы хотя бы имеем роли.
Ника Александровна (в микрофон). Просим не задерживаться. У нас очередь. Сразу
после молодожёнов — развод Плотниковых и перерегистрация дачи.
Тамара Львовна (ошарашенно). Извините, вы сейчас серьёзно говорите?
Ника Александровна. Серьёзно — это в суде. А у нас — стандартная оптимизация.
(Читает по бумажке.) «Согласно постановлению объекты эмоционального и
юридического характера объединяются в общие кластеры. Подпункт Б — совмещённые
церемонии. Поздравления, разводы, наследство, идентификация личности». Всё.
Искра Арнольдовна (сжимает виски). То есть мы сейчас — в многофункциональном
центре?
Ника Александровна (гордо и радостно). Мы — в пилотном проекте. Пока только у нас,
в Петербурге и Туле. Леночка, сделайте перестановку. Гости могут помочь.
Наташа. А пирог с сюрпризом куда?
Леночка. На секцию «Утрата документов». Там женщина ищет свидетельство о рождении и кусок селёдки.
Константин Константинович. А торт?
Ника Александровна. Торт — в общем доступе. По QR-коду.
Олег (Наташе). Если сейчас выйдет нотариус и скажет, что у нас уже трое детей и один ипотечный договор — я не удивлюсь.
Сергей Сергеевич. Это всё потому, что мы проголосовали за цифровизацию.
Искра Арнольдовна (с нажимом). Слушайте, а где вообще конфиденциальность?! Где интим?! Где трепет?!
Ника Александровна (строго). Трепет — в отдельной услуге. Записывайтесь за неделю.
Ветеран. При Сталине такого не было!
Тамара Львовна. Если так дальше пойдёт — через год будем хоронить и регистрировать ИП одновременно.
Ника Александровна (вдохновенно). Это, кстати, рассматривается. Мы назвали это пакетом "Жизнь и дело". Сначала справка о смерти, потом — о начале предпринимательской деятельности. На волне, так сказать.
Наташа. А можно просто свадьбу?
Ника Александровна. Боюсь, вы опоздали лет на десять.
Голос из динамика. «Следующий: талон 034. Свадьба. Вторичный брак. Без гостей».
Олег (Наташе, взяв за руку). Пойдём отсюда. Пойдём просто куда-нибудь. Без подтверждения по СМС.
Ника Александровна (ровным голосом). Благодарим за участие в пилотной программе. В течение трёх рабочих дней по СМС вы получите уведомление о начале брака. А также — напоминание о возможности его расторжения в упрощённом порядке.
Наташа. Это всё?
Ника Александровна. Это всё.
Олег. И нам ничего не останется?
Ника Александровна. Останется протокол. Он хранится 75 лет.
Наташа (пытается улыбнуться). Ну, давайте тогда… порежем торт?
Леночка. Пока не положено. Номерок на него еще не выписали.
Константин Константинович. Может, тост?
Ника Александровна. Алкоголь запрещён. Мы — государственное учреждение.
Снова пауза. Все стоят в неловком молчании. Розы увядают. Один из шаров лопается.
Искра Арнольдовна. А чувства? Где чувства?
Ника Александровна. Возможно, в следующем окне.
Голос из динамика. «Талон ноль тридцать пять. Пройдите к окну А37. Регистрация утери доверия. Клиент: Тимофеева-Левченко».
Наташа. Я ничего не чувствую.
Олег. И я.
Сергей Сергеевич. Так и начинается брак.
Константин Константинович. А где, извините, собственно... счастье?
Ника Александровна. Счастье выдаётся в порядке живой очереди. При наличии паспорта, медицинской справки и договора намерений.
Олег (глядя на Наташу). У нас ведь нет договора?
Наташа. Нет. Только расписка. (В отчаянии.) Но это же праздник! Хоть кто-нибудь… Кто-нибудь скажите нам что-то хорошее!
Ветеран. Ну если требуется, я скажу. Однажды я сказал на свадьбе: «Берегите друг друга. Это как обувь — если разносится по вам, уже никто другой не наденет». Все тогда засмеялись. А я не шутил.
Голос из динамика. «Ноль тридцать шесть. Обнуление».
Ника Александровна (отстранённо). Следующий.
Молодые стоят. Никто не шевелится. Музыка не играет. Свет тускнеет.
Иван Иванович. Чувствую, как меня подпирает что-то сказать.
Тамада. Просим.
Иван Иванович. Я сидел под столом, ел холодную котлету, и думал, неужели и впрямь
— любовь отменили? Ан нет. Она просто стала — очередью. Как селёдка под шубой на
банкете. Если вовремя не взял — достанется с краю, и без картошки. (Пауза. В зале
возвращается тишина.) И если уж на то пошло — я женился сегодня на Леночке.
И знаете, почему? Потому что она — не из сказки. Она — из зала. С подносом.
С котлетами. С честными глазами и усталыми руками. Потому что с ней, может, и не полетишь на Марс, чтобы посадить яблоневый сад, но зато дойдёшь до дома...
До возраста, когда уже всё равно — сколько подписей в паспорте. Главное, кто рядом.
Из динамика — шелест бумаг и короткий звуковой сигнал.
Голос из динамика. Система зафиксировала начало совместной жизни. Пожалуйста,
сохраните чек.
Ника Александровна (всё так же сухо). Следующий.
Олег. Нет. Мы - «не следующий»!
Ника Александровна застывает, рука повисает в воздухе. Несколько гостей поднимают
головы. Наташа поворачивается к Олегу.
Наташа. Что ты сказал?
Олег (твёрдо). Я сказал, что мы — не номер в очереди. Не ячейка в бланке. Не элемент
услуги. Я не могу больше делать вид, что всё это — просто оформление. Что любовь —
это галочка в анкете, что семья — это расписка с печатью. Мы живые. Мы настоящие.
Да, мы пришли сюда, как все — со своими страхами, с неприглаженными волосами,
с родителями, которые вечно ворчат и ссорятся. Мы не хотим быть частью казённого,
бездушного проекта под названием «Жизнь». Мы — семья. Настоящая. Может,
неидеальная. Может, чуть помятая. Но своя. С радостью, которая хрустит, как первый
снег под ногами. С горестями, которые лечатся объятиями. С нами. Просто с нами.
Тишина. Даже свет как будто стал теплее. Гости оборачиваются. Некоторые моргают
— то ли от удивления, то ли от неожиданной слезы.
Наташа. Я не знаю, что будет дальше. Правда. Может, через год у нас сломается диван.
Может, мы поссоримся из-за глупости. Может, не будет денег на новый чайник. Но если
всё это — и есть брак, то пусть он будет настоящим.
Олег. С пледом, который пахнет женой. С разбитыми сервизами — потому что кто-то
слишком эмоционально мыл посуду. С холодным тортом, потому что мы забыли о времени, смеясь. С нашими родителями — даже если они всё комментируют.
С ошибками. И с нами. Потому что это — наш дом. Не в бумагах. В нас.
Ника Александровна (вдруг человеческим голосом, мягко). Тогда поздравляю. Совет вам
да любовь. И пусть вас никто не оптимизирует.
Тамара Львовна (вздыхает). Ладно. Наташа. Иди, обнимись с матерью.
Наташа (с иронией). С какой?
Искра Арнольдовна и Тамара Львовна (в унисон). С нами обеими.
Объятие, смех, облегчение. Кто-то включает музыку. Не марш. Не гимн. Просто вальс.
Наташа и Олег берутся за руки.
Олег (глядя на Наташу). Может, наконец-то потанцуем?
Наташа (улыбаясь). Пока не появится ещё кто-нибудь в свадебном платье.
Тамада. А вот теперь — первый танец молодых!
Молодые в центре. Вдруг распахиваются двери, в зал входит девушка с коляской.
Не яркая. Не грозная. Уставшая. В руках — папка с документами. Она смотрит прямо
на Олега.
Девушка с коляской. А вот и я. Не ждали? Олег, поздравляю! Ты стал мужем…
и наконец — отцом. Полюбуйся, наконец, на своего сына.
Тишина. Гости в шоке. Олег замирает.
Олег. Это... не моя... Я не знаю…
Девушка с коляской (подкатывает к нему коляску). Олег Николаевич, 26 лет, рост 178.
Два года назад обещал позвонить. Не позвонил. Я не в претензии. Мы оба знали, что это
так… случай. Но вот результат – Тимофей! Родился с чёлкой. Всё по плану природы.
Наташа (ледяным голосом Олегу). Что?! Это?! Такое?!
Олег. Понятия не имею…
Наташа. Зато я понимаю. Ты спал с этой девушкой!
Олег. Я... не припомню...
Наташа. Не ври!
Олег. Забыл. Не помню. Был дождь…
Наташа. Ты знал, что у неё ребёнок?
Олег. Нет! Не знал!
Искра Арнольдовна. Он знал. И молчал. Вот, Наташа, смотри — кому поверила!
Наташа. Значит, ты знал. Значит, ты скрыл. Значит, это — не семья, а твоя режиссерская
ловушка.
Искра Арнольдовна. Утром за кофе печенье развалилось — я подумала: вот он - мистический знак беды!
Сергей Сергеевич. Да не каркайте вы! Еще нужны доказательства, что Олег отец ребенка.
Девушка с коляской достаёт свидетельство о рождении. Всем показывает. Там — в графе «отец» - стоит фамилия Олега.
Тамара Львовна (с гордой болью). Вот и внук… с налётом внезапности.
Сергей Сергеевич (томно). Я внуков чувствую по воздуху. Этот — точно мой!
Девушка с коляской. Продолжим, Олег Николаевич. Два года назад. Август. Наша
поездка на озеро. Ты обещал, что если я когда-нибудь исчезну — всё равно найдёшь.
Не нашёл.
Олег. Честное слово, я не могу понять о чем ты…
Девушка с коляской (прерывает Олега). Я — не виню. Мы оба исчезли.
Олег. А что было потом?
Девушка с коляской. Потом появился он — Тимофей. И всё стало не про нас. А про него.
И как выжить. А потом у меня появился другой мужчина. Он хороший. Очень. Он дарит
цветы без повода. Слушает. Смотрит так, как ты не смотрел. И знаешь, что самое
страшное? Я ему — не всё сказала. Ни про тебя. Ни про Тимофея.
Искра Арнольдовна. Мне гадалка напророчила, что на свадьбе всё развалится!..
Девушка с коляской. Отчего же развалится? Все нормалёк! Все как в Тик-токе. Я же не пришла устраивать сцену. Не пришла мстить. Мне просто не нужен мужчина с алиментами, с советами, с вечной виной. Я — ухожу. Тимофей — остаётся с тобой.
Олег (ошарашено). Что?.. Подожди… Как это — со мной?..
Девушка с коляской. А вот так. Ты — отец. Ты взрослый. Потому что у Тимофея будет
шанс вырасти с тем, кто по праву и крови ему отец. Это лучше, чем с той, кто его больше
не чувствует. (Протягивает Олегу файл с документами.) Здесь свидетельство о рождении
и нотариально заверенный отказ от ребенка. (Передает документы растерянному Олегу.)
Всё чисто. По закону. По боли — не знаю. Я боюсь своему парню сказать. Боюсь, что он
уйдёт. А я впервые не хочу терять. Извини. Что пришла в такой для тебя значимый день
— с тем, о чём не говорят даже ночью. Просто хотела… чтобы он был не чужой. Хотела,
чтобы ты знал. А Тимофей… он не виноват. Он — тебе сын. А ты его отец. Я не
справлюсь. Не сейчас. Не в этой жизни.
Девушка уже без коляски, не оглядываясь, уходит.
Олег (еле слышно, как будто не себе). Я… Я не готов. Я… (Заглядывает в коляску. Обреченно.) Привет, Тимофей…
Наташа. Ты правда… возьмёшь его?
Олег (не оборачиваясь). Не знаю…
Наташа. Но он — уже здесь.
Тамара Львовна (сдерживает слёзы). Вот она — жизнь… Не кино. Не по сценарию!
Сергей Сергеевич. А где ДНК? Где детектор лжи, я спрашиваю?! Где наука?! Где?!
Искра Арнольдовна (Олегу). А раньше где ты был?! Режиссёр, понимаешь, с опытом — а
элементарную ответственность не выучил!
Константин Константинович. Ты знал, Олег. И скрыл. А моя дочь… а мы?.. Мы тебе
доверяли!
Тамара Львовна (защищая сына). Так, спокойно! Он — не преступник. Он все взял на
себя. Он остался. Он — принял!
Искра Арнольдовна. Принял?! Он принял, потому что его приперли к стенке! Не герой
он — а пойманный!
Сергей Сергеевич. Не надо голословно вешать обвинения. А вы то?! Еще родителями
называетесь! Вы в воспитании своей дочери уверены? Где вы были, когда ваша дочь
влюблялась в человека, у которого уже был ребёнок?!
Константин Константинович. Наташа была честна! А ваш - артист! Гастролёр в
отношениях!
Тамара Львовна. Не вам судить! Ваша честность — с угрозами ультиматума! А мы сына
растили, и он — хоть и ошибся, но не предал!
Искра Арнольдовна. Ошибся — это когда соль с сахаром перепутал! А тут — человек!
Жизнь! Ребёнок!
Тамара Львовна. А тест?! Где тест на родство? Где экспертиза?! Мы что, живем в
каменном веке? Здесь орудует шайка мошенников! Теперь это повсеместно. С телефонами
не получается, вот и шантажируют детьми! Я не верю на слово. Я хочу факты!
Сергей Сергеевич (грозно). Детектор лжи! Сейчас же! Пусть скажет, что не знал! Пусть
хоть полиграф скажет, что нас сын не врет!
Тамара Львовна. Это подстава!
Искра Арнольдовна. Подстава, говорите?! В коляске живой мальчик, а вы — "подстава"!
Необходим анализ ДНК. Срочно!
Ника Александровна торжественно выкатывает складной стол, на нем детектор лжи
«Вритрон-3000».
Ника Александровна. В ЗАГСе есть всё! По инструкции. Это детектор лжи последней
модели. «Вритрон-3000».
Ветеран. При Сталине такого не было… Раньше в ЗАГСе просто расписывали, а теперь
устанавливают истину.
Ника Александровна. По решению администрации ЗАГСа, создаётся Чрезвычайная
Комиссия по Установлению Истинного Отцовства, Морали и Поведения Женихов!
Секретарь — Леночка. Свидетели — все. Гражданин жених, садитесь в центр. Вас
вызывают показания.
Олег. Нет! Я отказываюсь участвовать в этом цирке! Я не подопытный кролик, не клоун,
не… сосиска на гриле! Это свадьба, а не провода, кнопки и трибунал! Я не буду
подвергаться этому виду допроса. Вы не имеете права! Это… это унизительно! Это же
свадьба! Здесь цветы, бокалы, пирожные...
Ника Александровна (без эмоций). И пирожные, и показания. Закон ЗАГСа один для
всех: сначала клятва, потом супружеская измена. Прошу вас в центр!
Все смотрят на Олега. Наташа молчит, глядит в пол. Олег медленно выдыхает. Потом
ещё раз. Идёт. Садится. Потный, смятый. Слева — родители Наташи, справа —
Олега.
Сергей Сергеевич. Он — не виновен! Это — провокация! У него алиби!
Искра Арнольдовна. У него алиби в виде шевелюры сына! Посмотрите, один в один!
Ника Александровна (дежурным голосом). Установлены три критерии: тест ДНК,
детектор лжи, моральное самосознание. Приступаем к исследованию.
Тамада и Леночка надевают на Олега жгуты, провода, трубки, клеммы.
Олег. А он… не ударит?
Ника Александровна. Электрически нет. Психологически —— может быть. (Нажимает
кнопки). Аппарат «Вритрон-3000» греется. Ждем стабильности пульса.
Вритрон-3000 (мигая всеми возможными лампочками). Приветствую! Я - Вритрон-3000.
Я провожу «Экспресс-Тест» на «Отцовство». Но сначала рекламная пауза. (Раздаются
призывные аккорды. Затем радостный женский голос.) «Приложи палец — получи
сына»!
Иван Иванович. А если два пальца — это двойня.
Ветеран. А три уже алименты!
Тамара Львовна. Типун вам на язык!
Вритрон-3000 (голос становится приторно рекламным, лампочки мигают в ритме поп-
музыки). Хотите узнать отцовство быстро и весело? Подпишитесь на «Вритрон-Плюс»!
«Вритрон-Плюс» — это экспресс-анализ ДНК, а также немедленная доставка результатов
в ваши соцсети и семейную переписку».
Искра Арнольдовна. Раньше совесть мучила. Теперь — «Вритрон».
Ветеран. При Сталине такого не было!
Ника Александровна (строго, не отрываясь от кнопок). Не отвлекайте машину.
Её нельзя кормить эмоциями. Только данными.
Вритрон-3000. Готово. Пульс стабилизировался. (Олегу). Пожалуйста, не отвлекайтесь и
не шевелитесь. Вопрос первый: «Знали ли вы, что девушка с коляской родила от вас
ребёнка»?
Олег. Я … А можно я позвоню другу?!
Ника Александровна (строго). Это исключено. Аппарат уже в режиме «Вердикт». Связь
с внешним миром отключена.
Олег. Нет... Её появление для меня — это... какой-то мираж...
Вритрон-3000. — Ответ принят. Пульс нестабилен. Потовые железы активны. Влажность
ладоней — повышенная. Сканирую ДНК через пот. Сопоставляю поведенческую модель.
Проверяю карму за 3 поколения…
Ветеран. А ведь раньше тест на отцовство был проще: кто ближе всех к коляске — тот и батя.
Вритрон-3000. Прошу тишины. Мне надо задать следующий вопрос. Любили ли вы мать
ребёнка, зачатого два года назад?
Олег. Нет.
Общий гул.
Наташа. Честно — но больно!
Вритрон-3000. Вопрос последний. (Пауза, машина будто задумалась.) Вы вообще...
счастливы?
Зал замирает.
 Олег (с надрывом). Я не знаю! Я очень хотел быть. Но как-то всё вышло… боком.
Сергей Сергеевич. Это преступно! Аппарат работает на врага! Он внедрён! Это —
заговор! Я требую ручного пересчёта потоотделения!
Звук трёхмерной печати и электронный гонг.
Ника Александровна. Поздно. Вритрон-3000 выдает результат.
Вритрон-3000. Мы ценим ваше потоотделение. (Громко и ликующе). Произвожу
заключение. (Мигалки детектора активно мигают.) Общее состояние тестируемого –
имеется острое чувство одиночества. Вероятность эмоциональной вины — 83%. Согласно
экспресс-тесту на «Отцовство», с достоверностью 99.98%, гражданин Олег Николаевич —
отец Тимофея Олеговича.
Ветеран. Сын — это не ошибка. Это квитанция. Даже если её потерял — платить всё
равно надо.
Тамара Львовна (игнорируя). А ДНК?! Где ДНК?! Я хочу результат!
Олег вытирает лоб. Резко, вскакивает, срывает провода.
Олег. Стоп! (Пауза. Все замирают.) Да. Была… связь.
Все. О-о-о-о!
Искра Арнольдовна. Признаёт! Зафиксируйте! Всё! На вилы его!
Олег. Связь была. Мимолётная. Дождь, как в кино. Мы не планировали. Мы оба исчезли.
Я — искал. Честно. Потом… все постепенно стерлось. А она — появилась. С ребёнком.
Моим. И я — не знал. И я боюсь. (Пауза.) Но я не бегу. Не прячусь. Я просто… не сразу
понял, что это — про меня. Про моего сына. Про жизнь.
Ника Александровна (торжественно). Комиссия снимает с себя полномочия.
Олег. Вы здесь спрашивали: «Лгал ли я, глядя в глаза?» Да, лгал... (Пауза.) Иногда,
знаете, иначе нельзя. Не то чтобы из подлости, нет. Скорее как врач, который знает, что
правду пациент не переживёт. Она спрашивала: «Ты меня любишь?» — а я кивал.
Не потому что не любил, а потому что не знал, что это значит. Любовь ведь, она же не в
словах, не в этих признаниях… Она в том, как ты молча тащишь её сумку с картошкой на
верхний этаж, хотя у тебя грыжа. В том, как ты не уходишь, даже когда тебе давно нечего
сказать. Просто... правда тогда казалась слишком голой, неуместной. Как будто пришёл на
именины в фуфайке. Хорошо, что еще не задали вопрос о штампе в  паспорте. Как будто
без штампа нельзя чувствовать. Любовь ведь в том, что я помню, как у неё вены на руках
сходятся к запястью, как она пьёт чай — с мёдом, но только если из белой кружки… и как
её голос становится выше, когда она врёт. Я это знаю. А она думает, что не знаю. Любовь,
как чай в железнодорожном стакане — не спрашивает, чей вагон. Просто греет, пока не
остынет... А потом — всё равно тоска. (Пауза.) А ребёнок… Нос — не мой. А вот взгляд
как у меня. Упрямый! Молчит, смотрит — как участковый: строгий, усталый, будто видел
слишком много. Он всё понял раньше, чем я. Я вот только сейчас начал догадываться, что
утро бывает не всегда доброе, и люди — не всегда навсегда. Так что, да… Лгал.
Ошибался. Я думал - начну всё правильно. Всё исправлю. Без лишнего прошлого.
Смешно, да?
Наташа. У прошлого нет кнопки - «Удалить».
Иван Иванович. Вот теперь свадьба. Без печати, зато с потным лбом. Так и надо.
Олег подходит к Наташе.
Олег. Я не прошу прощения. Я не заслужил ещё. Но... я останусь. Просто — останусь. Без
громких слов. С этим вот... (Кивает на коляску.) С чудом, которое я не признал сразу. (Садится на пол возле коляски.) Мы останемся. Правда, Тим?
Наташа. Оставайся. Но знай: теперь ты не герой. Ты — папа. А это сложнее.
Тамара Львовна. Это — семья. Не потому что по любви. По факту. Бывает.
Олег. Я — здесь. Значит, что-то уже началось.
Наташа подходит. Смотрит на ребёнка. На Олега. Опускается рядом.
Наташа. Я видела твоё лицо, когда она сказала — «твой». И если ты останешься — не для
неё, а ради него… для меня, то я буду рядом с тобой. С вами.
Олег. Спасибо. Я тебя очень люблю. Тебя и Тимофея.
Искра Арнольдовна. Теперь вы — трое. Список обязанностей вешать на холодильник.
Сергей Сергеевич. В семье никто не готов. Всегда кто-то один — уставший. Другой
испуганный. Третий — новорождённый. Так и живут. Если не разбегаются.
Константин Константинович. Я хотел зятя. А получил персонажа ток-шоу. Но раз внук
есть — значит, всё хорошо. Внуки — не выбираются. Как и тесть.
Иван Иванович. Чувствую, как меня подпирает что-то сказать.
Тамада. Просим.
Иван Иванович. Граждане. Товарищи. Соучастники церемонии. Видел я многое. Ел я
многое. И пил… тоже не мало. Но такого я, признаться, не ожидал. Сегодня здесь
случилось нечто великое. Уникальное. Человеческое. Мы стали свидетелями рождения
не просто семьи. А семьи, прошедшей через все круги ЗАГСа, через детектор, прошлого,
селёдки, и пирожков... Скажу — честно: всё это, всё, что сегодня происходило — это
и есть она - жизнь. Без монтажа. Без фильтра. Со швами, с лишним перцем в салате.
Но зато — без вранья. А любовь она не в том, кто первый крикнул "Горько!". И не в том,
кто громче всех клянётся. Она — в тех, кто остался. Кто не ушёл, даже когда стало
неудобно. Страшно. Неуютно. Но кто остался — и встал рядом. (Делает шаг вперёд,
к молодожёнам.) Вы — не идеальные. А значит — настоящие. (Поднимает рюмку.) Так
выпьем же, друзья, не за тех, кто любит — по инструкции. А за тех, кто остался, когда
закончилась инструкция. За тех, кто в шуме — услышал. В дурдоме — выбрал. И в этой
свадьбе, полной форм и штампов, нашёл свою свободу. За вас!
Все выпивает молча. Леночка медленно подходит к Олегу и Наташе.
Леночка. Дорогие мои. Я не хочу знать, что тут было. Кто с кем, кто от кого, кто
с коляской, а кто — с приветом. Но я вижу одно: вы держитесь за руки. И пока держитесь
— пусть никто вам не мешает.
Ника Александровна. Регистрация завершена. Празднование — по желанию. Обратной
силы не имеет.
Ветеран (громко). Ну что, теперь можно выпить по-настоящему!
Пауза. Никто не двигается.
Наташа. Я думала, свадьба — это праздник. А вышло — рентген.
Олег. Показало, что внутри… Пусто, но честно.
Наташа. Продолжим, как будто ничего не было?
Олег. Нет. Будем жить, как будто всё это было. Потому что оно было. И если после всего
— ты всё ещё здесь… то, может, это и есть начало. Теперь уже с полным комплектом
ответственности?
Наташа. Всю свадьбу я думала — а вдруг ты сбежишь. А вдруг я... опять ошиблась.
Олег. Но ты осталась.
Наташа. И ты остался.
Олег. Тогда, привет! Я — Олег. Я врал. Сомневался. Боялся. Но я здесь.
Наташа (улыбаясь сквозь слёзы). Я — Наташа. Я кричала. Судила. Верила в чужие слова.
Но я тоже здесь.
Ветеран. Вот теперь вы настоящая — семья. Без лент. Без шоу. Без фанфар. Зато —
настоящая.
Наташа. Что теперь?
Олег. Пойдём домой.
Наташа. Сначала — потанцуем. А потом — домой. Потом — жизнь.
Тамада. А сейчас — настоящий, окончательный, бесспорный первый танец молодожёнов!
Звучит вальс. На этот раз — тот самый. Олег и Наташа встают. Танцуют. Неловко.
Потом — легче. Музыка играет. Свет мягкий. Воздух — будто вернулся в зал. Все
улыбаются. Аплодируют. Крики «Горько!» Последнее, что видит зритель —
молодожёны с коляской. Они целуются. Свет плавно гаснет.
©
Март-апрель 2025г. Москва.
Бутунин Юрий Алексеевич 
ybutunin@mail.ru
Жду писем.