Эвтаназия

Отец… Ну почему именно он? Я много раз говорил ему, чтобы он на старости лет не вёл такой экстремальный образ жизни. Но кого он может услышать? Альпинист со стажем более двадцати лет, он до последнего карабкался из пропасти. Пропасти, которую он сам себе вырыл и в которую я его скинул…

Свет дневной лампы в палате отца в последние три месяца стал уже привычным. Я постоянно приходил к нему, чтобы навестить. Каждый день. Я каждый раз рассказывал о том, что произошло в мире за этот день, а он с охотой слушал меня. Человеку со сломанным позвоночником делать нечего. Он слушал. Я говорил про власть в стране – он слушал, я говорил про себя и свою жену – он слушал, я говорил о собственном горе – он слушал… Лучшего собеседника найти было не возможно. От скуки он начал сочинять стихи, которые потом диктовал мне. Сам он писать не мог, также, как и двигаться, поэтому я писал за него.
Врачи всё то время, что он лежал, говорили, что он безнадёжен. Крепкий мужчина был бессилен против болезни. От отсутствия движения у него развилась гангрена на ноге и ногу пришлось ампутировать. Мне приходилось постоянно помогать его недвижимым конечностям двигаться. Каждый день мы делали небольшую зарядку. Сильно дёргать было нельзя, поэтому вся зарядка превращалась в массаж. Но большего нельзя было делать. Он всегда улыбался. Всегда, кроме того дня…

Я пришел к нему в очередной раз. Знакомый коридор, знакомые лица медбратов и медсестёр, знакомая палата… Отец только-только проснулся и смотрел на меня сонными глазами, улыбаясь. Рядом мерно пикали, жужжали и шуршали различные аппараты, поддерживающие жизнедеятельность.
Пик-пик, поприветствовала меня палата. Вжик – сказал аппарат искусственного дыхания. Каждый раз, как я приходил сюда и слышал эту симфонию смерти, мне каждый раз хотелось разрыдаться. Я бы с удовольствием поменялся бы с ним местами, но в кровати лежал не я, а он. Очередной раз сдержав слёзы, я сел рядом.
- Привет, - тихо поприветствовал меня папа.
- Привет. Как у тебя дела? – спросил я его, беря за руку.
- Да ничего. Потихоньку. Врачи обнадёживают…
- Ну, так это же хорошо. Ты поправляешься.
Отец вздохнул.
- Ничего в этом хорошего нет. Я ведь чувствую, что со мною происходит.
Да, я знал о том, что его шансы небольшие, но ведь были! А если они есть, значит есть надежда. Пусть даже и призрачная.
- Нет, отец. С тобою всё будет хорошо. Не надо меня обижать! Ты поправишься…
- Надеюсь…
Он сказал это явно через силу. В его голосе звучали ноты полного отчаянья. Он закрыл глаза.
- Ты знаешь, тётя Эльвира тебе кофту довязала. Ты помнишь, что она обещала его тебе? Вот, скоро ты поправишься и оденешь этот свитер…
Отец улыбнулся. В такие моменты мне казалось, что жизнь становится прекрасней.
- А ещё, Степан Анатольевич получил премию за свой доклад. Он так сильно радовался! У него скоро будет банкет… Но, я на него не пойду. Я с тобой побуду…
- Не надо, - перебил меня отец. – Туда твоя Аня приглашена?
Я опустил взгляд. Эту девушку я любил, но как-то всё время боялся сделать шаг.
- Да. И что это меняет?
- Всё, - он прервал меня. – Это всё меняет. Вперёд, чего ты ждёшь? Она тебе нравится? Ну так вперёд! Я так же познакомился с твоей мамой…
Он замолчал. В его глазах показались слёзы, но это была не грусть. Это было что-то иное. Что-то, что он не мог выразить словами. Пик. Пик. Пик…
- Ты должен кое-что знать. Ты не знаешь, как погибла твоя мама. Я тебе рассказал сказку, - он глубоко дышал. Казалось, что он вот-вот расплачется. – На самом деле, я… это был я…
Я замер с открытым ртом. Это не вмещалось в мою голову. После двенадцати лет это был практически первый разговор на эту тему.
- Твоя мама… она… в-общем, она попала в аварию и это правда, но погибла она вовсе не от ран или ещё чего-либо… ты… - его голос постоянно срывался. Он жадно глотал воздух. Аппарат искусственного дыхания постоянно срывался с ритма. – Ты знаешь, что такое эвтаназия?
Я кивнул.
- Я тогда был в таком же возрасте, как и ты… Я так же проводил время с ней. Каждый день, каждый час, каждую минуту… Она была так молода… - он сорвался. По его щекам текли слёзы. – Мне было ужасно тошно за то, что я не мог быть на её месте… а она на моём… я не мог с этим смириться. Каждый день видеть перед собой цветок, который в твоих руках вянет… Я теперь представляю себя на твоём месте и плачу… Я знаю, что это такое, - он слегка успокоился, переводя дыхание. Я не в силах был чего-либо сказать у меня всё это не укладывалось в голове. – Я тебя прекрасно понимаю… Изо дня в день мы вместе с ней боролись за жизнь. Я ночевал даже в её палате… Я постоянно ухаживал за ней, не спал ночами, был рядом, - он снова замолчал, шмыгнул носом, - в-общем, старался жить её жизнью… Прошло два месяца… Она жила, но с каждым днём в её разговорах слышалась всё большая и большая нотка отчаянья… Она умирала, но не физически, а морально… С каждым днём надежда в её голосе таяла всё быстрей… И во один из дней она попросила меня… Я помню её слова даже дословно. Она сказала тогда: «Удел цветка – цвести, а не вянуть. Но когда цветку обрубают корни, он начинает медленно гнить и вянуть… Серёж, я не хочу гнить… Сорви меня… Я прошу тебя… Пусть я стану гербарием, пусть я стану букетом цветов в коробке, но я не хочу быть удобрением…». С первого раза я даже и не понял, что она от меня хотела и что она имела в виду… Но затем я понял… Она просила… она просила… она просила, чтобы я убил её, - отец расплакался. – Ты представляешь, что это значило?.. Чтобы я, собственными руками убил того человека, которого любил больше всего на свете!.. Чтобы я превратился в убийцу!.. Убийцу самого дорогого в жизни… Я накричал тогда на неё… - он опять слегка успокоился, хотя приборы регистрировали его сильно возбуждённое состояние. – Мы не разговаривали в течение пяти часов… Это было самое долгое и самое ужасное молчание в моей жизни… Я не мог и в мыслях думать об этом…
Отец замолчал. Он смотрел на потолок, но его взгляд был сосредоточен не на потолке, а на чём-то более высоком и далёком, нежели потолок. Он смотрел куда-то туда… туда, где сейчас находилась моя мама и его жена…
Пик, пик, пик, пик…
Приборы пищали. Мы оба молчали. Отец никогда не рассказывал об этом. Всё сводилось к тому, что мама погибла в автокатастрофе. Больших подробностей я и не знал…
- И что? – только и выдавил я из себя.
Отец вздохнул.
- Я не убийца… Я сделал это ради неё… Я отключил её от приборов жизнеобеспечения, предварительно отключив сигнализацию, затем, когда она умерла, я подключил приборы обратно и ушел… Я до сих пор вижу это всё перед собой… Я каждый день вспоминаю её… Здесь время для раздумья много…
Он замолчал. Страх предчувствия подкрадывался всё ближе и ближе.
- Я ошибся… - начал он через минуту. – Мне только потом сказали, что её молодой организм начал справляться с болезнью… Её сломанный позвоночник начал срастаться… И если бы не я… Она сейчас была бы рядом… Прости меня, сын… Прости меня за всё…
Я оторопел, поняв, что он собирается меня попросить. Он сказал словами мамы:
- Удел цветка – цвести, а не вянуть. Но когда цветку обрубают корни, он начинает медленно гнить и вянуть… Антош, я не хочу гнить… Сорви меня… Я прошу тебя… Пусть я стану гербарием, пусть я стану букетом цветов в коробке, но я не хочу быть удобрением… Я прошу тебя… Сделай эвтаназию…
Отец молчал. Я-же не мог проронить ни слова.
- Но ты же мне сам говорил, что она выкарабкалась бы! Я не хочу этого делать! Не смей меня даже просить об этом! Мы ещё с тобой вместе покорим не одни горы!
Отец молчал, понимающе смотря на меня.
- Мне пятьдесят семь лет. Я не молод, чтобы выкарабкиваться… Для мня позор каждый день видеть, как мой сын попусту волнуется и тратит своё время на того, кто не достоин этого времени… Я стар… Я отжил своё… Тебе тридцать. У тебя вся жизнь впереди… А для меня позор смотреть на тебя. Для меня позор ходить каждый день под себя… Мне позорно каждый день слышать твои оптимистические прогнозы о моём выздоровлении… Посмотри, на кого я стал похож… Через три дня мне должны ампутировать вторую ногу. Я не вынесу этого… Не дай мне жить так… Не дай мне так существовать…
Он замолчал. Замолчал и я. В его взгляде появилась улыбка. Он был готов, а я нет… Мне предстояло принять самое сложное решение в своей жизни…

Я не убийца… Я сделал благо… Немыслимое и парадоксальное…
Я до сих пор помню последние мгновения его жизни… Он встретил свою судьбу с улыбкой… Он встретился с мамой…