Истории бывшего танкиста

Часто за столом, или просто где-нибудь на природе, готовя шашлык, люди вспоминают разные истории. Их иногда называют байками.
Вот и я, в кругу друзей, время от времени вспоминаю всякие случаи из своей армейской жизни.
Так как служил я не в российской армии, а в израильской, для российского читателя эти истории будут, пожалуй, не столь банальными, как для израильтян.
Моя служба пришлась на середину 90-х годов — на то время, когда после Первой ливанской войны в Южном Ливане была создана так называемая зона безопасности.
Как вы понимаете, цель этой зоны была проста: не допустить террористов различных организаций на территорию Израиля.
И, кстати, с этой задачей зона справлялась вполне неплохо.
Я попал в Ливан в начале 1995 года, когда мы ещё достаточно активно "давали просраться" той же «Хизбалле».
Как правило, в любых столкновениях наша пехота выходила победителями, а численность боевиков «Хизбаллы» не превышала четырёхсот человек.
Даже засады, которые они устраивали время от времени, заканчивались для них с неизменным результатом.
А потом случился начальник Генерального штаба Эхуд Барак (которого в народе прозвали «Барах» — что на сленге означает «сбежал»).
Сначала он упустил инициативу, а потом и вовсе вывел войска в такой спешке, какой американцы бежали из Афганистана...
Ну да ладно — это было небольшое отступление.
Так сказать, короткий экскурс в историю.

В зоне безопасности были разбросаны укрепрайоны — как правило, на высотах.
Там стояли жилые блоки, обычно железные, которые летом прилично нагревались.
Рядом находились столовая и различные хозяйственные помещения.
Всё это окружал высокий ров с траншеей.
Ну и, конечно, была натянута егоза — колючая проволока.
Были также подземные сооружения для хранения боеприпасов и переходов по периметру укрепрайона.
В случае миномётного обстрела там можно было укрыться.
В нашем укрепрайоне, который назывался Карком, траншея на севере не была сплошной — там находился выезд для танка.
На этом танке, собственно, я, ваш рассказчик, и выезжал каждую ночь в засаду.
Каждую ночь мы выходили — и каждое утро возвращались назад.
Сразу скажу: мой танк был не «Меркава», а американский M60 — в Израиле известный как Магах-6.
Танк был неплохим для своего времени,
но к тем годам, о которых я рассказываю, он уже явно устарел.
Его без особого труда пробивали как старый добрый «Сагер»,
так и более современный «Фагот» — противотанковые ракеты, произведённые ещё в СССР.
В Ливане обычно одни и те же подразделения долго не задерживались.
Каждые два-три месяца происходила ротация — чтобы никто не успел «заржаветь».
Ротация проходила, как правило, спокойно:
одна колонна выходила, другая заходила.
Но наша каденция началась с сюрприза.
Колонну, которая должна была выйти, попытались обстрелять противотанковыми ракетами.
Как правило, такие атаки производились с расстояния от 500 до 2000 метров — именно это считалось эффективной дистанцией для «Сагеров» и «Фаготов».
К счастью, наши ребята тогда обошлись без потерь.
Но для нас это стало хорошим уроком:
не расслабляться, особенно под конец службы.

В укрепрайоне, который я для удобства дальше буду называть его ивритским названием — муцав,
наш экипаж делил жильё с солдатами вспомогательных подразделений боевых частей.
Отношения между всеми были доброжелательными, независимо от звания и рода войск.
Что-то вроде «дедовщины» у нас отсутствовало напрочь.
И в принципе — быть не могло.
Командиром нашего танка был офицер.
(К слову, я был водителем.)
Это было вполне типично:
в Ливане танки часто возглавляли офицеры, в отличие от стандартной службы, где командиром танка обычно был сержант, окончивший командирский курс.
С командиром мы общались свободно, без строгой субординации.
Но приказы выполняли без вопросов и немедленно.
Как я уже писал выше, каждую ночь наш танк выходил в засаду — в какое-нибудь место примерно в 800 метрах от муцава.
Причём выбирали точку так, чтобы за нами можно было наблюдать с наблюдательного пункта, оснащённого как приборами ночного видения, так и мощной оптикой.
Изображение с приборов выводилось на мониторы.
Выходили не всегда на одно и то же место — обычно чередовали позиции.
Суть была проста: на танке стояли приборы ночного видения, позволявшие наблюдать территорию вглубь до 10 километров.
Ночью в танке дежурили по двое:
два человека наблюдали, два спали.
Обычно бодрствовали командир и водитель, а спали заряжающий и наводчик.
Почему именно так?
Всё просто:
заряжающий худо-бедно мог заменить водителя и сдвинуть танк с места в случае чего,
а наводчик мог заменить командира.
Во время своей смены каждый бодрствовал как умел.
Я лично спасался шоколадом, орехами и копчёной колбасой, которую нам выдавали в таких количествах, что остальные в экипаже её уже есть не могли.
А ещё спасало кофе — в ударных дозах.
Чайничек работал прямо от аккумуляторов, так что кофе в танке лился рекой.
Так проходили наши дни... точнее, ночи.
А ночи в феврале, по израильским меркам, были холодные.
Иногда моросили дожди.
Танк был старенький, и люк над моим местом (водительским) протекал.
Вода капала за шиворот — удовольствие ниже среднего.
Поэтому мы решили накрыть люк куском брезента.
Накрыли надёжно, даже слишком: вместе с люком накрыли и перископы.

И вот как-то ночью, уже под утро, я сменился с вахты и занял своё место.
И тут с наблюдательного пункта передают:
напротив нас обнаружена группа террористов.
Их заметили раньше нас.
Наш командир среагировал молниеносно...
но, конечно, напрочь забыл про брезент.
Команды по внутренней связи сыпались одна за другой.
Орудие уже грохотало над головой,
а я сдавал назад и включал дымовую завесу.
Вёл танк задним ходом практически по памяти — по горной дороге,
где в любой момент можно было слететь вниз.
Командир через наушники успевал корректировать моё движение,
и только благодаря ему мы чудом удержались.
В какой-то момент резкая команда:
— Стой!
Танк дёрнулся и остановился.
Как потом выяснилось — в пяти сантиметрах от бетонной стены.
За то короткое время, пока мы летели задом,
мы успели выпустить четырнадцать осколочно-фугасных снарядов.
И, конечно, попали... но не во всех.
После первого выстрела террористы бросились врассыпную.
А про брезент на моём люке мы, конечно, благоразумно решили потом промолчать...

Прошло примерно недели две.
В один из таких обычных дней, когда мы отдыхали после ночного дежурства, нас внезапно подняли по тревоге.
Где-то в нескольких километрах от муцава, с наблюдательного пункта, были замечены две небольшие группы террористов.
Мы, в сопровождении пехоты (которая шла впереди нас на броневике), помчались к месту их обнаружения.
Танк шёл на полном ходу, гусеницы едва цеплялись за асфальт, а я, как водитель, старался не снести по дороге какую-нибудь машину местных жителей — путь проходил прямо через деревню.
Дорога заняла немного времени, и мы прибыли в район цели.
Так как точные координаты уже были известны, танк начал подниматься на огневую позицию — прямо напротив предполагаемого местонахождения террористов.
И тут — двигатель глохнет.
Танк катится назад и съезжает с насыпи.
И, честно говоря, это ещё было к лучшему:
неподвижный танк — это идеальная цель.
Я пытался завести двигатель снова и снова, но безрезультатно.
Тем временем, в наушниках — настоящий эфирный цирк:
советы и команды от офицеров всех уровней,
которые подключались через нашего командира — у остальных внешней связи не было.
У меня на тот момент было уже два года службы, и я довольно быстро понял:
двигатель сдох окончательно.
Типичный результат езды по асфальту.
Командование, видимо, пришло к тому же выводу.
А танк без двигателя — это просто куча железа.
Аккумуляторы разряжаются, орудие не работает, подвижности — ноль.
Пришёл приказ: оставить танк и присоединиться к пехоте.
А на следующий день — доставить новый двигатель с ремонтной базы,
вместе с краном и двумя бригадами техников.
Двигатель везли через полстраны,
а потом — под охраной — через всю зону безопасности.
До этого момента нам предстояло охранять и себя, и танк.
К счастью, нас просматривали с наблюдательного пункта муцава.

Работы начались уже к полудню.
Привезли двигатель, кран, техников.
И — как полагается по израильским стандартам «сюрприза» —
появился сам командующий Северным округом с охраной из спецподразделения.
Судя по всему, случай признали нештатным.
Работа закипела.
Ремонтники трудились с какой-то нечеловеческой скоростью —
то ли от страха перед террористами,
то ли от страха перед генералом.
Буквально за два часа старый двигатель был демонтирован, новый установлен, броня закреплена.
Мы уже мысленно паковались в обратный путь...
...как вдруг генерал решил:
раз танк снова в строю — пусть остаётся на позиции ещё на одну ночь.
Если честно — хуже идеи придумать было сложно.
Во-первых, шуму мы там наделали на весь район.
Во-вторых, позиция, выбранная генералом, была откровенно дурацкой.
Мы стояли на склоне горы, где сходились два ущелья.
Танк был как на ладони.
Да ещё и развернут под острым углом к ущелью.
Если бы по нам начали стрелять ракетами — мы бы, скорее всего,
даже не успели сдвинуться с места.
Я подложил под гусеницы валуны, чтобы танк не поехал вниз,
но всё равно было ощущение, что он вот-вот сорвётся в пропасть.
Днём пехота выдвинулась куда-то вперёд,
а мы остались совсем одни.
Менялись на дежурствах, как обычно.
Я забирался на башню и наблюдал за местностью через ПНВ,
командир следил изнутри через стандартную оптику.
Танк стоял настолько наклонённым вперёд,
что я всерьёз боялся соскользнуть с башни.
Честно сказать — только большим везением можно объяснить,
почему по нам хотя бы миномётом не шмальнули.
На следующее утро мы наконец-то снялись с позиции
и с огромным облегчением двинулись обратно — в сторону муцава...
Продолжение следует...

;