Читать ли Юрия Мамлеева?

Юрий Мамлеев, несмотря на размыто-расплывчатую фамилию, стал писателем жестким и эпатажным. Возникла было ассоциация с творчеством И.Босха, о котором сказано: «Разница между работами этого человека и других художников заключается в том, что другие стараются изобразить людей такими, как они выглядят снаружи, ему же хватает мужества изобразить их такими, как они есть изнутри».
Мамлеев словно попытался сделать это. Но нет... На мой взгляд, не получилось.
Литературоведы на Западе проявили к нему интерес, потому что  его тексты (иначе, пожалуй, не назову) разительно отличались от того, что писали в Советском Союзе в 60-е и последующие годы торжества соцреализма. Можно, конечно, сравнить Мамлеева с Гоголем и Достоевским, но лучше их, классиков, самих и перечитать. Он им не подражал – скорее, впечатлился. Мне послышалась еще и интонация А.Платонова.
Печатать его не хотели не только в Советском Союзе, но в США, куда он было уехал... Потом случилась известность.
Сразу скажу, что безусловно стоит прочесть  его книгу «Воспоминания», вышедшую уже после смерти.
Об остальном рассказал он сам:
«...мне трудно было войти в определённое состояние… Чтобы писать так, как я открыл, нужно было войти в НЕКОЕ СОСТОЯНИЕ СОЗНАНИЯ (выделено мной – Г.Р.); это было трудно, но зато, когда мне это удавалось, всё уже текло само собой» («Воспоминания»). Поскольку далеко не всякий читатель хочет и может пребывать в соответствующем состоянии сознания, не всякий и читать будет.
Интерес к сумеркам человеческого сознания и в особенности к теме смерти возник у Юрия в раннем детстве. Отец писателя – Виталий Иванович Мамлеев – был психиатром, психопатологом, и Юрий с малых лет читал медицинские и популярные книги о поведенческих отклонениях не только у психических больных, но и у психопатических личностей. Возможно, этот интерес был и генетически предопределен!
 Большое впечатление произвели на него и «Записки из Мертвого дома» Ф.Достоевского и «Смерть Ивана Ильича» Л.Толстого, вспоминает он, как читал Гоголя в саду, а рядом был ёжик... Детство как детство. Как у многих.
В 1940-м отца репрессировали по 58-й статье УК за «антисоветские высказывания», он сгинул в лагерях. Сведений о нем не нашлось.
А Юрий стал сочинять истории, где прочитанное смыкалось с вымыслом.
С началом войны семья уехала в эвакуацию. Там, в Поволжье, нашлись неожиданные слушатели: «...в городе была местная шпана, хотя на шпану эти ребята не походили, скорее, это была такая местная маргинальная знать, мальчишки лет 15–16–17, короли улиц. (...) Многие из этих юношей любили брать меня в плен, потому что я умел рассказывать сказки. Я сочинял разные сказки. Они уводили меня в городской лесок, собирались вокруг меня, я сочинял им всевозможные истории, фантастические и реалистические, сказания… Они были очарованы» (там же). В конце концов эти ребята объявили полууголовному, хулиганскому миру улиц, чтобы меня не трогали». («Воспоминания»).
Потом прочитанное в детстве стало для Юрия Витальевича Мамлеева ценным материалом и для написания книг.
***
Однако, Мамлееву, похоже, изменяло чувство меры в изображении тяжелых уродливых фантазий.
Чувство меры – мера таланта.
Но литературный дар у него, безусловно, был.
Начало рассказа: «Жара плыла по южному берегу Крыма; от красивости прямо некуда было деваться, и ощущалось даже что-то грозное в этой игрушечной красоте, потому что это была не просто игрушечная красота природы, то есть чего-то не зависящего от воли человека. Людишки, приехавшие сюда из разных мест, хихикали до потери сознания; их больше бесила не красивость, а теплота и воздух, в которые они погружали свои разморенные непослушные тела. Они не понимали, почему на свете может быть так хорошо и красиво, и, тупо выпятив свои безмутные глаза и животы вперед, на море, толпами стекались к берегу.
Весь пляж был усыпан телами, и дальше это месиво продолжалось в море, в нем, плоть от плоти, стояли и бултыхались людишки — некоторые приходили в воду с закуской и, погрузившись по грудь в воду, часами простаивали на месте, переминаясь время от времени, тут же перекусывая, другие ретиво полоскали белье, наиболее юркие и смелые заплывали подальше, куда обыкновенные обыватели не рисковали. На пляже расположились несколько грязных пунктов для еды, два дощатых туалета и неуютный, как ворона, посаженная на палку, крикливый громкоговоритель» («Отдых»).
А дальше и читать не хочется. Там гораздо хуже.
Его персонажи удивительно однотипны: хохочут, воют, говорят односложно, чрезмерно выделяют разные жидкости и субстанции, будучи озабочены физическими отправлениями... Насколько они сумасшедшие – большой вопрос. Между психиатрией и психопатологией довольно размытая граница. И это – понятие вменяемости. Здесь смыкаются медицина и юриспруденция.
Если бы Юрий Мамлеев рос с отцом, возможно, он стал бы выдающимся врачом. А раз судьба повернулась другим боком – возможно, хорошо,  что найдена была такая отдушина, такой выход, и его увлечения и фантазии реализовались в рассказах устных и писательстве. Иначе неизвестно, с кем бы имели дело врачи института им. В.П.Сербского и других почтенных заведений.
Человеческое тело, человек «изнутри» малопривлекателен и плохо пахнет. Как и подобные повествования об изнанке души. Но, делая аутопсию по Шору, никто не пытается искать ничье «Я» и проникнуть в темные закоулки сознания и подсознания.
Повествование обычно и неровное. Порой хочется выбрать, отделить некоторые фрагменты рассказа – и получится некая притча. Пример:
«ЖУ-ЖУ-ЖУ
Миллионер Майкл Харрис обанкротился, как миллионер он исчез с золотого небосклона Америки.
Через два дня после краха Майкл сидел в своем кабинете на пятьдесят первом этаже в Манхэттене и раздумывал. Все кончено. Без больших денег жизнь не имела смысла. Отчаяние и тайная злоба были слишком велики, чтобы их все время выносить.
Взгляд его сосредоточился на окне, откуда он решил выпрыгнуть. Этаж пятьдесят первый, значит, шансов остаться в живых не было.
Вдруг он вспомнил случай, рассказанный ему знаменитым психоаналитиком Чарльзом Смитом. Этот психоаналитик лечил другого миллионера, Тот страдал неизлечимой смертельной болезнью и нанял Чарльза Смита, чтобы тот подбодрил его психическое состояние.
Чарльз Смит прикидывал и, так как смерть довольно быстро приближалась, решил и сказал своему подопечному, оставшись с ним один на один. — Самое лучшее в вашем положении — это отождествить себя с мухой. Понимаете, чем проще будет существо, с которым вы себя отождествите перед смертью, тем легче умереть. Вот какой метод я вам советую: сидите в кресле, ни о чем не думайте и считайте себя мухой. Причем как можно более искренне и полно. Жу-жу-жу. Вам будет комфортно, и смерть вы встретите без проблем.
Пациент действительно вскоре совсем преобразился в муху, хотя формально вид по-прежнему имел квазичеловеческий, и в конце концов он даже не заметил, что умер.
Всю эту тихую историю и вспомнил Майкл, пока в оцепенении сидел в своем кабинете.
 «Зачем мне становиться мухой, — думал он. — Раз — выпрыгну, и дело с концом. Вечно эти психоаналитики усложняют...»
Майкл выпрыгнул.
Смерть его была безболезненна. Майкл умер до удара. И он ожидал увидеть Свет. Но увидел Тьму, точнее, туннель Тьмы, а в конце ее непонятную кругообразную фигуру, мохнатую...
«Ад», — мелькнуло в его сознании.
Но вдруг тьма исчезла, исчезла и дикая фигура в конце.
Вместо этого навстречу душе Майкла — или внутри его души — летела огромная черная Муха. «Жу-жу-жу. Жу-жу-жу», — жужжала она. Душа Майкла с радостью превратилась в эту муху». Кто хочет – может сравнить с полным текстом, он вполне нейтрален.
Но тогда это был бы другой писатель.
Увлекаясь индийской философией, Ю.Мамлеев тем не менее создал философско-патриотическое учение о «России Вечной»...
 «Потому что остается — Россия. И хотя я сам не знаю, где и когда я родился, но Россия останется для меня тайной навсегда. Все ведь она включает: и человечество, и Восток, и священные чары, и даже идиотизм западный, и раздолье метафизическое, и монастыри, и трепет трав, и гнозис — но самое высшее в ней ускользает от человечьего взгляда и от ума. Значит, ведет это русское высшее в нечто такое...
В одном я уверен: пора нам с нашим человечеством, точнее, с современной цивилизацией кончать. Ведь от нее одно только название осталось. А название это — труп, огромный и жадный. Зачем же с таким названием дело иметь? Только в преисподнюю и угодишь.
Может быть, было бы лучше — пусть и невозможно это пока — нам на свою планету перейти, и назвать эту планету — Россия, и жить бы на ней одним, без этого так называемого человечества. И сотворить окончательно наш мир, собственный, непостижимый, дальний, захватывающий всю душу, чтоб песня русская сверхглубинная, как музыка сфер, звучала... Вселенную расейскую сотворить... И чтоб рядом со звездами одни тайные наши березки сияли... А то ведь пропасть можно на этой теперешней планетке. Не годится она никуда» (Люди могил»).
У читателя в здравом уме от чтения некоторых его вещей появится мысль: сколько же надо выпить или употребить чего-то предосудительного, чтоб соорудить такую фантасмагорию?
...А может, писатель просто смеялся над нами, жизнерадостный такой, как в те времена, когда читал друзьям свои истории про упырей?
К его книгам больше не вернусь, за исключением «Воспоминаний». В них он – интересный собеседник.
Фото – из книги А.Гениса «Обратный адрес. Автобиография».
Юрий Витальевич Мамлеев (1931—2015 г.г.) — русский писатель, драматург, поэт, философ. Президент «Клуба метафизического реализма ЦДЛ», член американского, французского и российского Пен-клубов, Союза писателей, Союза литераторов и Союза драматургов России.
Иероним Босх (около 1450— август 1516 г.г.) — нидерландский потомственный художник, один из крупнейших мастеров Северного Возрождения; один из самых загадочных живописцев в истории западного искусства. Из его творчества сохранилось около десяти картин и двенадцати рисунков.