Детки

Писательницу Викторию Токареву восхитили у новорожденного младенца «готовые бровки». Чудное наблюдение – причём редкое, а то всё лопочут лишь про ручки-ножки и ноготки. Надо только добавить, что именно у младенцев «готовые бровки» краснеют в преддверии сильного плача. Вообще-то говоря, у них готово всё, включая, по выражению Задорнова, «соображалку». В Казахстане всем женщинам делают перед родами стимулирующий укол, а то по восемнадцать родов в день, персонал же не железный. Я родила сынишку, как и обещала персоналу, в два часа ночи, персонал тотчас ушмыгнул спать, ребёночка положили на соседний жестяной стол. Едва родившись, Димка принялся внимательнейшим образом изучать родзал, молча, крайне сосредоточенно, не отвлекаясь ни на что другое, на меня он даже не взглянул…
Любая малюсенькая лялька своё дело туго знает. Ей ещё и месяца от роду нет, а она уже намастрячилась кричать так, чтобы мама прибегала с кухни или ещё откуда самым заполошным образом, хватала дорогое дитятко и поскорее совала ему грудь. Однако крошечное дитё недовольно и даже как бы высокомерно вскидывает головёнку – дураков нет сосать тугую титьку, подайте более полновесную и разработанную! А главное – бабушки правильно предупреждали, но их никто не слушал – стоит один раз выхватить ребятёнка из кроватки (один только раз!), и всё, отныне он «ручной», то есть его всегда нужно держать только на ручках и никак иначе. Мне смешно, когда говорят о взрослых тиранах и манипуляторах в семьях – куда им до крохотулечных лялек! Их только-только привезли из роддома, а уже вся семья ходит перед ними на цырлах и хриплым шёпотом переругивается с теми, в ком замечен недостаточный пиетет перед Его Величеством младенцем.
Я много чего не смотрю в «Шортсе», но деток с говорящим кактусом смотрю всенепременно. Не уверена, что это порядочно – смеяться над их ужасом перед ненастоящим убогим извивающимся растением, но от смеха удержаться не могу. Возникает, впрочем, несколько попутных наблюдений. После первого кривляния кактуса малютка быстро и остро взглядывает на родителя – не его ли это проделки? Если нет, то коварная подляна игрушки ещё страшнее, и тогда ребятёнок заходится в плаче. Обратите внимание: эти детки не говорят ещё, не ходят, да и ползают плоховато. Это ещё, по сути, груднички, но какие разные интересные реакции! Иные как бы на спор перекрикивают гнусный кактус, другие хохочут, третьи бьют игрушку смертным боем. Кто же из них самый умный, кто вундеркинд – для меня это загадка, и напомню, что это всего-навсего груднички! Самое же забавное, что дитя всё время пристально смотрит на пуговицы кактуса, принимая их за всамделишные глаза злодея! И я вспоминаю встречу дошколят с актрисой, говорившей за Хрюшу в «Спокочках». Актриса держала на руках Хрюшу, сделанного из чего-то вроде папье-маше, чревовещала за куклёнка-поросёнка, но детвора отвечала на вопросы исключительно Хрюше, глядя только на него, напрочь игнорируя актрису! И вот тогда думаешь: что же всё-таки происходит в мозгу у малых деток и как же он устроен, их маленький мозг… Недавно учёная дама Татьяна Черниговская рассказала, как у маленького мальчика сильно болел зуб, его удалили, бросили в банку, и мальчуган удовлетворённо заметил: «Правильно, пускай теперь там болит». Моя четырёхлетняя племянница Наташа, прилетев с мамой из Мурманска в казахстанский Аркалык (не ближний свет, правда?), взялась качаться на ржавых скрипучих качелях в моём дворе, а её мама возьми и скажи, что у бабушки (в Мурманске!) качели получше, и тогда девчушка впала в истерику: «Пошли на бабушкины качели!!!» Что мальчуган с больным зубиком, что маленькая Наташа – они ведь живут совсем в другом мире, нежели мы, взрослые…
Я всегда гордилась тем, что не сюсюкаю, разговариваю с малышнёй серьёзно, как с равными. Оказывается, это не всегда правильно. Маленькая Юля не хотела переодевать мокрые колготки, и тогда я стала внушать ей, что в колготках поселились очень опасные микробы, а потому колготки надо прямо сейчас бросить в стирку. Её мама отругала меня: отныне Юля требует стирать всё, что хоть чуть-чуть испачкано, в ужасе крича, что там завелись страшные м и к р о б ы! Гуляя с малышами Димой и Стасиком, я рассказываю им новеллу Проспера Мериме «Венера»; там речь о зловещей медной скульптуре богини любви. Тут мы проходим мимо огромного памятника Ленину, я делаю шутейный выпад в сторону пацанят – они кааак сквозанут в степь, еле дозвалась их обратно! Наутро на работу ко мне примчался отец Димкиного дружка: «О чём ты толковала Стасику? Он всю ночь кричал: «Венера! Венера!» Мы вообще не выспались…»
Учёные правильно говорят, что ребёнок – это не маленький взрослый, это целый иной мир. Так, сынишка лет четырёх повадился приносить мне листки, исписанные корявыми волнистыми линиями, уверяя, что это письмо мне и веля зачитать его; у меня не хватало фантазии сочинять разные тексты, мальчонка же каждый раз слушал крайне серьёзно, будучи уверенным, что это действительно написал он самолично.
В садике у него была замечательная воспитательница Елена Робертовна. Она сама хорошо рисовала и приохотила к этому ребятишек – да как! Бывало, мы, родители, стоим чуть не час и преем в шубах, потому что дети чего-то ещё не дорисовали, иной раз какое-нибудь пятнышко или закорючку. Рисунки толстыми стопками выкладывались сверху на ящики с одеждой малышей. Однажды какой-то мальчик решил похвастаться мне своей акварельной картинкой: косые пятиэтажки, тёмно-синие тучи. Я взяла в руки рисунок и на полном серьёзе сказала: «Знаешь, мне нравится. Рисунок очень выразительный, но меня особенно привлекла фигура одинокого прохожего между домами – он такой неприкаянный, такое впечатление, что ему некуда идти, его никто не ждёт…» (По правде, там был не прохожий, а просто какое-то вертикальное размытое пятно). Незаметно нас с мальчуганом окружила вся группа, и все стали наперебой протягивать свои картинки, дабы я растолковала тайные смыслы их художества… Меня возненавидели все папы и мамы, потому что отныне дети не расходились, не услышав мой вердикт. Ребятня же верила мне, как дельфийскому оракулу…