Полиглот в амфитеатре
Болевые точки
Идёт по коридору из столовки Саша Жирнов, идёт себе тихо-спокойно, на ходу переваривая только что съеденный обед. Его цель - дойти до аудитории, и там до начала пары маленько прикорнуть в уголке, так сказать - «придавить на массу». Он вообще при любой возможности может сразу уснуть, и у всех нас складывалось впечатление, что Шурик мог спать даже на ходу. По крайней мере, на лекции мы не понимали, дремлет он уже, перестав вдруг писать, или только обдумывает записанное в тетради, подперев ладонью буйну голову с закрытыми глазами. И вот бредёт себе тихонько Шурик, касаясь рукой стенки, рассеяно смотрит сквозь очки под ноги, и тихо перебирает по полу потёртыми сандалиями. Вдруг он головой упирается во что-то высокое и живое, стоящее у него на пути. Это Шурику преградил дорогу Боря. Он держит какую-то тонкую брошюру в руках, и радостными светлыми глазками смотрит вниз на упёршегося в него сонного «Жирного». - Саня, слухай…, - Боря сам с Малороссии, он сильно гЭкает и говор у него очень своеобразный. - Ты вот знаешь, хде у человека болевые точки? - Шурик жмурится, поправляя очки, и невнятно бормочет, что «мол…в общем-то, не знаю». При этом он делает робкую попытку обойти высокого взрослого дядьку - однокашника и продолжить свой неторопливый путь вдоль стенки. Но не тут-то было. Боря радостно выдыхает: «А вот зАраз покажу», тут же за шею обхватывает Жирного своей мощной рукой, при этом продолжая держать ею книжку, и Саня в его крепком объятии временно затихает, впадая в некое подобие анабиоза. Так турист, завидев медведя, должен лечь на землю и не двигаясь, немедленно изобразить мертвого, чтоб остаться в живых.
Боря таращится в брошюру, купленную в переходе, на обложке которой название: «Болевые точки в Ниндзюцу. Пособие для начинающих». Тогда много такой мути продавалось везде, и голодные до уникальной информации адепты жадно расхватывали в подземных переходах подобные «секретные материалы».
Боря, читая зажмуренному Шурику по слогам японские названия болевых точек и показывая ему схематичные рисунки их местонахождения на теле, тыкает узловатым указательным пальцем в туловище Жирного, проверяя на практике только что полученные знания. Тот вяло реагирует, издавая невнятные звуки, так что Боре непонятно - то ли он промахнулся мимо болевой точки, то ли у Жирного её в принципе нету. - А ну сюда, хляди! - Боря пробует тыкать в разные места сонного организма, но Шурик, уже осознав свою подопытность, начинает вяло извиваться, выскальзывая из рук начинающего Ниндзя, и попутно, чтобы от него отстали, симулирует болевой синдром от каждого укола пальцем.
Усатый переросток, поняв, что эффект от его секретного приёма наступает с явным запозданием, и с таким же успехом он мог бы тренироваться на манекене, озирается, ища более живого спарринг-партнёра. - Оо, Макс! - видит он знакомого одногруппника, по кличке Максуд Матвиевский, также благостно идущего из столовой, и отпуская Жирного, с широкой улыбкой начинает двигаться навстречу студенту. - Знаешь, хде у тебя болевые точки?
Случай в Амфитеатре
Лекция по физике проходила в большой полукруглой аудитории, где кафедра лектора находится внизу, а ряды со студентами расположены вокруг неё полукругом, как в древнеримском амфитеатре. Эту аудиторию мы так и называли - «Амфитеатр». Наш физик, усатый мужчина средних лет и небольшого роста, озираясь, заходит в уже заполненную нами аудиторию. У него под глазом огромный фиолетовый синяк. Как оказалось, в свободное после института время, он подрабатывает контролером в автобусе. На дворе 1989 год, платят преподам мало, вот и выкручивается каждый, как может, кто в ларьке сидит, сникерсы с пивом продаёт, кто студентам курсовые за деньги пишет, кто всякую другую подработку ищет. Короче, физик пытался задержать каких-то безбилетных студентов, так сказать, применить свои знания в физической силе, ну они ему там же в автобусе и вдарили. Продемонстрировав прекрасное знание третьего закона Ньютона: «Сила действия равна силе противодействия». За физиком в амфитеатр входит Боря Толощук, он тащит на себе парту из соседней аудитории. Дело в том, что Боря не успевает записывать, что говорит лектор, и чтобы лучше слышать, ставит парту прямо перед его высокой кафедрой, сидя в одиночестве внизу, и снизу, задрав голову, глядит на препода. Поставив парту, Толощук поворачивается к физику, вдруг изменяется в лице, вскидывает руку и показывая пальцем на его огромный фингал, громко спрашивает: «А шо это у вас?» Лектор, не отвечая на этот риторический вопрос, отворачивается и громко говорит в зал: «Садитесь, мы начинаем». Все открывают тетрадки, мы будим спящего «Жирного», и начинается лекция. Сзади лектора доска, и он, чертя на ней мелом, обычно поясняет формулы, законы и разные физические закономерности. Препод начал издалека: - Галилей утверждал, что тела движутся, только если на них действует сила, а если ее нет, то тела покоятся. - физик сделал паузу и на секунду застыл. - Повседневный опыт показывает, что это так, а абстрагироваться от сил трения Галилей всё-таки не смог. И только Ньютон смог понять природу. Его закон ничего не говорил о системах отсчета. Записываем: «Если на тело не действуют силы, то оно покоится или движется равномерно и прямолинейно». - лектор делает паузу, давая всем время законспектировать услышанное и чертя на доске формулы для последующей темы. Задумчиво пожевав усами, физик продолжил: - Еще полвека назад говорили, что система отсчета, движущаяся равномерно и прямолинейно относительно инерциальной, тоже является инерциальной. — в это время Толощук громко и внятно говорит откуда-то снизу: «Если на тело не действуют силы, то оно шо?…»
Лектор прерывается, морщит лоб, глядя вниз на Борю, и говорит, махнув рукой: «Покоится. Покоится тело. Или движется равномерно и прямолинейно». - Боря старательно записывает. - Сейчас мы рассмотрим, как первый закон Ньютона применяется в теории удара и упругого взаимодействия тел. - физик машинально коснулся своего фингала под глазом. Но больше внимания этой теме будет у вас на теоретической механике, конечно.
Все следят за тем, что пишется на доске и поясняется словами. Вдруг с запозданием поперек речи лектора раздается очередная громкая Борина фраза, а точнее - усеченная фраза лектора минутной давности. Боря успел дописать только до этого места и просит повторить фразу целиком.
Лектор удивленно светит на Борю своим «фонарём», секунду соображая, что тот от него хочет, потом повторяет фразу и продолжает лекцию. Он писал на доске формулы, поясняя физические законы, мы наспех сокращённо конспектировали, Толощук старался записать вообще всё большими печатными буквами.
На его третий громкий призыв к лектору мысленно вернуться в прошлое, препод только перестал на секунду говорить и махнул на Борю рукой.
Мы засмеялись, Толощук с негодованием обернулся, посмотрел наверх, ища наши довольные лица. Нам стало ещё смешнее, и мы придумали такую игру- когда лектор пишет на доске спиной к нам, сверху кидаться в Борю скомканными бумажками. Кидали мы метко и часто попадали ему по голове. Боря после попадания чуть медлил, будто ничего не почувствовал, но услышав сзади-сверху смех, быстро вскакивал из-за своей самодельной парты и, задрав голову, наугад тыкал в кого-то из нас пальцем: «Ты???». Студент отрицательно мотал головой. Боря, злобно шевеля усами, выискивал круглыми глазками следующего подозреваемого: «Ты???». Естественно - тоже следовал отказ. Лектор при каждом Борином крике замирал, и, сутулясь, удивлённо оборачивался назад, думая, что это Боря фамильярно кричит ему опять что-то повторить. Нам сверху был виден профиль физика, и с большим синяком под глазом он был похож в это время на какую-то усатую испуганную панду. Раз на третий, устав уже дергаться от вскриков сзади, лектор полностью обернулся и увидел стоящего к нему спиной и почему-то кричащего в амфитеатр Борю. Препод стал стучать кулаком по доске и топать ногой, призывая всех к физическому вниманию. Толощук тогда, наконец, пожаловался лектору-полупанде: «Они бумажками кИдаются» и показал куда-то пальцем назад - вверх. Но физик только поморщился и снова махнул на Толощука свободной от мела рукой. Так тот физику и не освоил.
Полиглот
Как-то мы встретили Борю, идущего со стопкой книг из институтской библиотеки. Он был чем-то озабочен. Мы остановились и спросили, что это он взял почитать. Тем более с учебниками мы его раньше не видели, и очень удивились, увидев его в качестве читателя. Первая книжка была - англо-русский словарь. Боря пояснил:
- Языки вот буду учить. Вот анхлийский, так он лёгкий, книжка вон какая тонкая, хлядите! - Боря лихорадочно листал словарь. - Если я по 5 листов с новыми словами буду учить, дак я его за месяц выучу. - Толощук победно смотрел на нас. Мы переглянулись. - Аа…что за другие книжки? - спросил кто-то.
- Та это ж все по языкам, - Боря с гордостью стал нам показывать всю стопку. - Во арабский, та это я за пару недель пройду, французский тут ещё и немецкий, на них - по месяцу, они ж на анхлийски похожие. Короче, тут на все - про-всё, Боря похлопал по словарям, - Примерно полхгода. - мы ничего не сказали, а только посмотрели в светлые Борины глазки, и увидели в них абсолютную уверенность от найденного способа быстро стать полиглотом.
Поцелуй принцессы
Боря любил разговаривать с иностранцами, особенно после того, как стал самостоятельно учить иностранные языки. Он хотел практиковаться и приставал к ним с вопросами, но чаще всего на своём своеобразном русском, который они вообще-то плохо понимали.
Но сами иностранцы неохотно с ним общались, скорее из вежливости. Темнокожий студент из Нигерии по имени Иносент вообще Борю избегал. Толощук как-то пристал к нему, из какой тот страны в Африке. Узнав, что из Нигерии, радостно спросил:
- А шо, Иннокентий, много у вас там негров?- темнокожий студент удивленно выкатил белки глаз, засмущался и сказал:
- Я…имя Иносент. Негро не харощо!
- Так я ж про это и гаварю! - Боря пытался донести мысль. - Ну как там правильно вас назвать? Нихгеры?- Иносент вовсе растерялся, и плохо зная русский язык, лишь вымолвил:
- Нет ниггер, я…чёрненький малчик.
- Так это ясно, шо не девочка… а страна ж Нигерия у вас! - недоуменно развёл руками Боря. Хто ж там живёт, Кеша? Или может негритяне?
- Я…имя Иносент, - расплющил свои толстые губы студент и пошел прочь, подальше от Бори.
Как-то с парнем из Иордании зашел у нас разговор, трудно ли было поступить к нам учиться. Звали парня Джамал. Его вместе с несколькими другими отличниками специально отобрали для отправки на учебу за границей. Он был очень талантлив, недаром быстро выучил русский язык и говорил лучше других иностранных студентов. Парень рассказал, что перед отправкой в СССР у них в Иордании был торжественный приём в королевском дворце, и его, благословляя на учёбу и возвращение в качестве грамотного инженера, целовала сама принцесса Иордании! Говоря всё это, парень сиял от гордости, он широко улыбался и влажные темные глаза его лучились от счастья. Боря, слушавший его рассказ, стоял рядом и с интересом смотрел своими детскими глазками на избранного. Вдруг он, неожиданно и вкрадчиво, без всякой задней мысли, в упор спросил иностранца: «А куда она тебя целовала?» Повисла секундная пауза, за время которой улыбка слетела с гордого лица парня, и его ответ потонул в нехитрых версиях, которые с диким смехом стали озвучивать сидящие вокруг наши пацаны. Там вообщем-то перечислялось не так много мест для поцелуя. Эти версии были похожи на ответ гусар из анекдота про поручика Ржевского, когда графиня спросила их, куда бы ей засунуть лишний подсвечник. Боря озирался на смеющихся пацанов и спрашивал: «А шо, правда?», а молодой иорданский студент поскорее выскочил из аудитории, чтоб не слышать этой оскорбительной и непонятной для него жути.
Разговор с индейцем
Наши группы на механическом факультете были очень многонациональные. На бурильщиков приезжали учиться почти из всех нефте - газоносных стран. У нас были ребята из Ганы, Нигерии, Афганистана, Сирии, Иордании, Кувейта и Перу.
Как раз-то из Перу и был Эдвин, полное имя которого было: Эдвин Альберто Роман Клементе. И никто сначала не знал, где там его имя, а где фамилия. Оказалось имя его Эдвин, а фамилия - Роман. Остальное было какое-то дополнение, типа отчества-матчества. Эдвин был женат на девчонке из Молдавии, они познакомились на подготовительном отделении, общались между собой по-испански, и собирались после окончания института уехать в Перу, в город Лима. Эдвин на первом курсе почти не говорил по-русски, как и большинство иностранных студентов, изучавших язык перед учёбой лишь несколько месяцев. Поэтому в начале первого курса все наши иностранцы лишь улыбались, ничего не понимая на лекциях, а потом брали у нас тетрадки, и переписывали всё, прося расшифровать сокращения и пытаясь разобрать почерк. Помню, Эдвин Альберто с улыбкой подходил ко мне на перемене, и молча брал своими маленькими ручками мою тетрадку, смотрел в неё, шевелил своими чётко очерченными, чуть вывернутыми губами, пытаясь прочитать мои записи. Он даже не знал, как по-русски выразить просьбу, но я и так понимал, что он хочет. Я часто помогал ему, давая тетрадки с конспектами лекций, и мне нравилось наблюдать в это время за Эдвином, на его примере я немного понял менталитет и характер перуанца. Эдвину мы сразу дали кличку «индеец». Действительно, внешность его была очень необычная и характерная именно для аборигенов Южной Америки. Эдвин был небольшого роста, он был крепко сбит и широк. Копна его густых и черных как смоль, волос, была как шлем на его крепко посаженной на плечи, как будто без шеи, голове. Лицо у «индейца» было скуластое, нос крючковатый, как у орла, большие, чуть раскосые черные глаза были будто подведены тушью, толстые губы также имели четкий контур, словно их очертили по краю фиолетовым карандашом. Эдвин часто улыбался, и на его смуглом лице особенно ярко белели ровные белые зубы. Но самым интересным в «индейце» была не только внешность, но и его поведение.
Он был всегда абсолютно спокоен и частенько - каменно неподвижен. Он мог всё занятие, не шелохнувшись, сидеть, закутанный в своё пёстрое шерстяное пончо, изредка делая какие-то пометки в тетради. Это не была сонливая заторможенность Шурика Жирнова, тот просто спал на ходу, и глаза его за стёклами очков всегда были слегка осоловелыми. Эдвин же осознанно наблюдал за всем происходящим, и сквозь очки тёмные очи его светились умом и спокойным вниманием. Только вот голос «индейца» сильно контрастировал с его внешностью. Ему бы пошёл какой-нибудь глубокий бас, или же утробный жреческий голос, но нет - Эдвин Алтберто Роман Клементе пищал таким комариным фальцетом, что никто из нас поначалу не мог разобрать этого ультразвука. Помню, на лекции по «Вышке» лектором был задан вопрос: «Как раскрывается данный логарифм», и пока наш тугой народ собирался с мыслями, неподвижный «индеец» тоненько и громко выдавил: «Па - частяяям!» - и всё на одной высокой ноте, будто на тоненькой дудочке сыграл. Все, включая нашего косоглазого доцента Петрову, от неожиданности засмеялись, Эдвин же только улыбнулся, но даже не пошевелился.
И вот однажды, сидит в аудитории перед занятием наш индеец. В помещении полумрак, свет на перемене никто не включает, потому что всё равно работающих люминесцентных ламп на потолке мало, а те, что есть, довольно противно пищат и мерцают. Отопление тоже не особо греет, поэтому многие иностранцы с непривычки сидят одетыми в куртки. Эдвин, как обычно, в своём цветном пончо, сцепив под ним пальцы рук, с неподвижным лицом в полумраке смотрит куда-то в окно и ждёт начала занятия. Его голова, с копной волос в форме шлема, будто сразу сидит на плечах и неподвижно чернеет на фоне большого пыльного окна аудитории. Может Эдвин видит тучи, и они напоминают ему Анды, а может - это его привычка просто спокойно наблюдать. Такая вот каменная фигура настоящего индейца, точно, как на барельефах пирамид майя. Заходит тут Боря Толощук и видит неподвижно сидящего Эдвина, тут же живо подсаживается к нему и сходу задаёт вопрос:
- Слухай Эдвин, а у тебя жена красивая? - индеец начинает медленно поворачиваться к Боре и внимательно на него смотрит. Толощук тоже смотрит, моргает светлыми глазками и продолжает:
- А скока ей лет? А хде она живёт? И хде вы познакомились? - Эдвин пытается что-то сказать, попутно проворачиваясь всем корпусом к вопрошающему. Но Боря не ждёт, он продолжает задавать волнующие его вопросы.
- А шо вы, и вправду уедете? И жена тоже хочет? А хто у вас гатовит?
Тут в паузе между Боринымм очередями вопросов, раздался тоненький фальцет: «Па-чи-мууу». - Толощук запнулся. - Не понЯл. Шо пачиму? - уставился он на Эдвина. - Па-чи-муу. - снова заскрипел индеец, не меняя выражения лица. Боря удивленно развел руками, растерянно оглядываясь на нас, словно ища поддержки в переводе. - Не понЯл…Та шо ты хотишь от меня? - Толощук вопросительно уставился сверху на черную голову человека с другого континента. Тогда снова раздался тонкий индейский фальцет: - Па-чи-муу - тыы- хачуу -этоо- знаать…- Эдвин, наконец, сформулировал свою фразу. - Аа… так то ж интересно! - Боря снова сиял и безмятежно ждал ответов, смотря на «индейца». Но тот лишь улыбнулся, и медленно повернулся к окну. Там медленно плыли облака, похожие на вечные Анды. Боря встал, удивлённо пожал плечами и молча сел за свою первую парту, прямо напротив лектора. Начиналась пара.
Помощь на «вышке»
Экзамен по высшей математике проходил в большой вытянутой аудитории, где сразу могли уместиться все студенты факультета, несколько групп. Аудитория была большая и вытянутая, она занимала пол-коридора и имела два входа, каждый - из двух высоких распашных дверей. Обычно один вход был всегда закрыт, а заходили и выходили мы через другой.
Боря Толощук постарался подготовиться к этому важному мероприятию. Он где-то достал билет, тайком вынесенный с экзамена студентом из предыдущей группы, и выучил его. Боря надеялся, что, когда он будет тащить билет с вопросами из кучи разложенных на столе, он сможет подменить вытащенный на свой уже имеющийся, с таким трудом вызубренный и спрятанный за пазухой. Мы по очереди подходили к столу и тащили билеты, веером разложенные на столе. Преподаватели, сидевшие за этим столом, улыбались. Наверное, они представляли себя в Лас-Вегасе и предлагали сыграть нам в рулетку или погадать на картах. В самом билете были и вопросы, и задачи. Доцент Петрова, небольшого роста спокойная женщина средних лет, возглавляла этот математический лотерейный комитет. У доцента была одна особенность - один глаз её сильно косил наружу, почти под 90 градусов в сторону. Бывало, сидишь на лекции или на зачете, доцент Петрова сидит в профиль к тебе, и разговаривает с коллегой. Вдруг она говорит, обращаясь вроде к тебе, но находясь при этом боком: «Положите методичку на место, не нужно подсматривать ответ». Оказывается, глаз её, как у курицы, в это время сбоку головы смотрит на меня…Так что мы даже не знали, каким глазом она видит лучше, прямым или смотрящим вбок, и в какой глаз ей нужно смотреть, когда отвечаешь. Мы развернули билеты и принялись за решения. Доцент медленно ходила меж рядов, поворачивая головой влево-вправо. Вдруг на месте, где сидел Боря, возникло какое-то замешательство, туда быстро подошли дежурные преподы и подняли красного и серьезного Борю с места, шёпотом, но настойчиво предлагая ему выйти из аудитории. Оказалось, Боря не учел уникального периферического зрения доцента Петровой, и когда она, как подводная лодка, бороздила соседний проход между рядами, её перископ глядел-то в сторону, но при этом - прямо на него. Судя по последовавшим санкциям, перископ уловил взрослого усатого студента, который с рассеянным видом вертит в руках два билета, не зная, какой всё-таки выбрать, свой или вытащенный. Был вызван дополнительный наряд преподавателей, и нарушитель был выдворен с честной территории экзамена. Отвлекаться нам на это было некогда, задания были трудные, а время, хоть и относительное понятие в высшей математике, но на экзамене у нас было сильно ограничено. Боря вышел в коридор, неся в зачетке запись «Незачет» в графе Высшая математика, и все про него на время забыли.
Но через некоторое время в тишине аудитории, наполненной лишь скрипом карандашей и ручек по бумаге, да звуком мягких шагов доцента меж рядов, он заставил всех о себе вспомнить. Откуда-то извне раздались непонятные звуки, похожие на ругательства или даже обзывательства. Кто это слышал, перестал писать и прислушался. Это было, как в харчевне «Трёх пескарей», когда Карабас и Дуремар замерли, услышав голос Буратино из кувшина. Петрова тоже замерла на месте и стала водить головой влево-вправо, сканируя математическое пространство на 360 градусов. Тишина… и все продолжают писать дальше, а лектор - снова медленно ходить меж рядов. Вдруг внезапно звуки непонятно откуда снова повторились, и к первым, отчетливо уже слышимым ругательствам прибавились новые. Звук был странный, как будто слова выдували через тонкую трубочку. Эти оскорбления были наполнены таким многоэтажным смыслом, что, кажется, у доцента Петровой глаза сначала завращались в разные стороны, как у хамелеона, а потом и вовсе съехались в кучку к переносице, и оба стали косить вовнутрь. Мы все чётко слышали фразу, проплюнутую кем-то в замочную скважину запертой двери, и грохнули смехом. Петрова быстрым шагом прошла длинную аудиторию и выглянула в коридор. - Борис, это вы? - гулко спросила она куда-то в коридор. Из глубины нам было слышно какое-то ответное невнятное бурчание. - Пожалуйста, если это вы, не отвлекайте ребят, - сказала она и закрыла дверь.
Через некоторое время из замочной скважины только что закрытой доцентом двери раздался зловещий шёпот Буратино из кувшина: «Шурик!!! Орлов!!!Ты знаешь, хто ты? Ты - ….дальше шло перечисление различных ругательств, самыми безобидными из которых были - козёл, дебил и кто-то там ещё штопаный. Шурик, сидящий недалеко от двери, покраснел, нахмурился и перестал писать. Он не понимал, почему его обзывают на ровном месте, да ещё и отрывая от экзамена. Доцент в это время, заложив руки за спину, мягко шагала в другом конце длинной аудитории, и не слышала абсцентного шёпота из замочной скважины. Следующий поток обзывательств предназначался Максу Матвееву. Сначала из скважины зловеще донеслось: «Макс, лупогхлазая скотина, слухай, кто ты…» У Максуда Матвиевского действительно выпуклые его глаза остекленели, и он растерянно стал оглядываться вокруг, мол, «ребят…ведь это не так, правда?» Но народ вокруг, хоть всё и слышал, усиленно писал в тетрадях, отвлекаться было некогда. Следующим по очереди был Жирный. Он флегматично выслушал в свой адрес порцию многоэтажного армейского мата, вперемежку с детскими обидными кличками, и даже не отвлёкся от своего полусна над тетрадью. Я в это время закончил свою работу, встал, сдал её Петровой и вышел из аудитории.
То, что я увидел в коридоре, подтвердило мои ожидания. Боря, согнутый буквой Г, стоял у замочной скважины закрытой двери и высматривал что-то через отверстие для ключа. Увидев меня, он ничуть не смутившись, сказал: «Ну шо, сдал? А мне тут надо хлопцам помочь. Я слыхал, кахда рухгают, человеку это у помощь идёт на экзамене. Зараз памагу кому-нить» Он снова прильнул глазом и радостно выдохнул: «О! Эдик! Ты - …» Борин словарный запас в этот момент ограничивался набором различных сочетании четырех всем известных слов и их производных. Кроме того, в его нехитрой лексике присутствовали полу-матерные многоступенчатые выражения, выученные в армии или где-то ещё. Прильнув усами к скважине, будто целуя её, он проталкивал сквозь круглое отверстие придуманные им фразы, и глаза его при этом были полу-прикрыты от благородного порыва помочь ребятам. После каждой фразы Боря снова глядел в скважину, оценивая произведенный им эффект. В этот раз после первой порции для Эдика, Толощук поглядел и растерянно сказал: «Нету Эдика…, згинул куда-то. И других пацанов нету…Куда делись?». Оказалось, оставшиеся пацаны поняли, что Боря обзывается только на тех, кого видит, и пересаживались в «мёртвую» зону к стене, вне досягаемости для глаз их добровольного помощника.
- Эх, жаль, не всем помох, - сказал Боря, и пошёл по длинному коридору искать себе новых приключений.
Свидетельство о публикации №225042901754