Заключительные строки стихотворения Смерть Поэта

Николай Федорович Арендт  рассказал всю печальную эпопею тех двух с половиною суток с двадцать седьмого по двадцать девятое января, которые прострадал раненый Пушкин. Он все, все, все, что только происходило в эти дни, час в час, минута в минуту, рассказал нам, передав самые заветные слова Пушкина. Наш друг еще больше возлюбил своего кумира после этого откровенного сообщения, обильно и безыскусственно вылившегося из доброй души Николая Федоровича, не умевшего сдержать своих слов. Лермонтов находился под этим впечатлением, когда явился Николай Аркадьевич Столыпин , дипломат, служащий под начальством графа Нессельроде,  один из представителей и членов самого что ни есть нашего высшего круга, но, впрочем, джентльмен во всем значении этого слова. Узнав от бабушки, занявшейся с бывшими в эту пору гостями, о болезни Мишеля, он поспешил наведаться об нем и вошел неожиданно в его комнату, минут десять по отъезде Николая Федоровича Арендта. По поводу городских слухов о том, что вдова Пушкина едва ли долго будет носить траур и называться вдовою, что ей вовсе не к лицу, Столыпин расхваливал стихи Лермонтова на смерть Пушкина; но только говорил, что напрасно Мишель, апофеозируя поэта, придал слишком сильное значение его невольному убийце, который, как всякий благородный человек, после всего того, что было между ними, не мог не стреляться. Honneur oblige [Честь обязывает  – франц.] – Лермонтов  сказал на это,  что русский человек,  конечно,  чистый русский, а не офранцуженный и испорченный, какую бы обиду Пушкин ему ни сделал, снес бы ее, во имя любви своей к славе России, и никогда не поднял бы на этого великого представителя всей интеллектуальности России своей руки. Столыпин засмеялся и нашел, что у Мишеля раздражение нервов, почему лучше оставить этот разговор, и перешел к другим предметам светской жизни и к новостям дня. Но Мишель наш его не слушал и, схватив лист бумаги, что-то быстро на нем чертил карандашом, ломая один за другим и переломав так с полдюжины. Между тем Столыпин, заметив это, сказал, улыбаясь и полушепотом: «La poesie enfante!» [«Поэзия разрешаemся от бремени!» франц.]; потом<…>собрался уходить и сказал Лермонтову: «Adieu, Michel!» [«Прощай, Мишель!» - франц,] - но наш Мишель закусил уже поводья, и гнев его не знал пределов. Он сердито взглянул на Столыпина и бросил ему: «Вы, сударь, антипод Пушкина, и я ни за что не отвечаю, ежели вы сию секунду не выйдете отсюда». - Столыпин не заставил себя приглашать к выходу дважды и вышел быстро, сказав только: «Mais il est fou ; lier» [«Но ведь он просто бешеный» - франц.] Четверть часа спустя Лермонтов, переломавший столько карандашей, пока тут был Столыпин, и потом писавший совершенно спокойно набело пером то, что в присутствии неприятного для него гостя писано им было так отрывисто, прочитал <> «А вы, надменные потомки!»
Из воспоминаний В. П. Бурнашева*.
Арендт Н.Ф. (1785 -1859) - хирург, лейб-медик Николая I. Лечил раненого Пушкина. В конце января посетил заболевшего Лермонтова и рассказал ему о последних днях поэта.
Столыпин Н.А. - камер-юнкер, чиновник министерства иностранных дел. Спор Лермонтова со Столыпиным о дуэли Пушкина с Дантесом стал причиной написания заключительных шестнадцати строк стихотворения Смерть Поэта
 Нессельроде К.В. (1780-1862) - министр иностранных дел (1816-1856).
 Бурнашев  В.П. (1812-1888) – литератор. Оставил воспоминания о Лермонтове (1872), основанные на рассказах гвардейских однокашников   поэта. Первый биограф  Лермонтова П. Висковатый,   И. Андроников полагали, что мемуары Бурнашева  в основном передают реальные факты жизни Михаила Юрьевича.