Шон

Маленький Шон очень отличался от своих одноклассников – он был не по годам умён, общителен, в играх часто брал на себя инициативу и роль организатора. Притом, что у учителя он был явным любимчиком, остальные дети не держали зла на Шона – они любили играть с ним, им нравилось, когда в игре их ведёт вперёд такой отважный командир. Шон был из небогатой семьи – отец вкалывал на пилораме, а мать подрабатывала швеёй. Нельзя сказать, что семья Шона бедствовала, на пропитание и оплату электричества хватало, а мясо, молоко и овощи давало маленькое фермерское хозяйство. У Шона было три брата и две сестры, все старше него, и основная работа на ферме ложилась на их плечи – отец не часто получал выходные, да и когда получал, то частенько наведывался в местный бар, чтобы пропустить пару десятков кружек пенного с друзьями.
Шону не нравилась его жизнь – он не любил фермерский труд, ему не нравилось, что одежду приходится донашивать за братьями, он завидовал семьям, живущим в более престижных кварталах города, разъезжающих на сверкающих машинах, покупающим сладости и подарки своим детям почти каждый день. Он понимал, что в его стране людей, живущих в достатке, увы, меньшинство. Он понимал, что родился в обычной, крепкой рабочей семье, и жаловаться на бедность у него нет причин, – гуляя по городу, Шон часто встречал мальчишек, одетых проще его и вынужденных работать в малоприятных местах, что бы хоть как-то помочь своим родителям прокормить себя.
Но у Шона была мечта. Он хотел стать умным и уважаемым человеком, который будет зарабатывать столько денег, что все его дети смогут носить свою, новую и красивую одежду, что семья его будет жить на холмах, в районе с самыми красивыми и большими домами в городе. Он мечтал, что будет находиться в кругу умного и уважаемого общества, среди почтенных людей в дорогих костюмах. Он представлял себе, какие интересные разговоры ведут между собой такие люди! Они обсуждают судьбу страныё мудрые книги и себе подобных, они разговаривают медленно, речь их гладка и остроумна, она богата словами и здоровым юмором.
А дело всё в том, что, чем старше становился Шон, тем менее интересны ему были игры со сверстниками, тем более глупыми он их видел, тем больше он находился один. Шон много читал, гулял по центру города в одиночестве, мало с кем общался. И чем дальше, тем больше он замыкался, здоровая искра в его глазах потухла, уступив место усталости. Новые одноклассники из старшей школы не любили Шона – они считали его чудаковатым ботаником, но старались его не трогать, так как Шон исхитрился сдружиться с сильными и влиятельными старшеклассниками, живущими в богатом районе.
После окончания школы талантливый Шон поступил в университет. Он давно мечтал об этом событии, мечтал оказаться среди умных людей, с которыми ему будет интересно общаться, которые будут тянуть его наверх. Но увы, его ждало разочарование – нужных ему людей в университете он не нашёл, а встретил только скучных зубрил, заносчивых богачей и прочих аморфных «недолюдей», не способных ни на что, кроме как плыть в общем потоке. Разочарованию Шона не было предела, он полностью ушёл в себя, и уже через пару месяцев стал замечать, что всё больше и больше отдаляется как от людей, так и от своей мечты.

***

Утром, 15 сентября 1965 года, второкурсник Шон как обычно шёл на лекции через небольшой парк. Настроение было хмурое, как и небо в этом сентябре. Накрапывал мелкий дождик, что заставило Шона поднять воротник у старенького плаща и прикрыть голову потёртым кожаным портфелем. Он проходил мимо маленького пуда в центре парка. У берега, по стальной глади воды, слегка рябящей от дождя, плавали утки. Среди них был заметен молодой утёнок, не вовремя появившийся на свет. Рядом с ним плавала беспокойная мать с приметным пятном около глаза – она, конечно, понимала, что скоро ей предстоит выбирать – улететь вместе со стаей, или остаться с сыном, неготовым к дальним перелётам, на верную смерть.
Сегодня утром Шон опаздывал и не успел позавтракать, поэтому положил в сумку сэндвич, завёрнутый в фольгу, что бы съесть его по дороге на ходу. Поэтому, прикинув в голове своё утреннее расписание, он решил потратить время, отведённое на лекцию по социологии, и завтрак на кормёжку голодных птиц. Рядом с водой пустовала скамейка, Шон не спеша направился к ней.
Шон отщипывал от сэндвича маленькие кусочки, скручивал их в небольшой шарик и бросал в воду. Он специально растягивал сэндвич, что бы просидеть на скамейке подольше. Ему нравилась тишина и спокойствие, царившее в парке, тем более, рядом со скамьёй раскинулось дерево, своими ветвями спасающее Шона от дождя. Шли минуты, от сэндвича остался только лишь ломтик колбасы, который не торопясь жевал Шон. В его голову нахлынул поток мыслей и мечтаний. Шон задумывал путешествие. «Большой побег», так он для себя его называл. Он задумывал летом в одиночку выбраться куда-нибудь подальше от родного кампуса, а теперь, сидя в парке и кормя уток, перебирал варианты, куда именно он хочет поехать. Для начала Шон выкинул из головы все популярные курорты: «Я не для того еду в путешествие, что бы снова оказаться среди этих веселящихся придурков!» Затем он решил вспомнить места, на которые ему было бы интересно посмотреть. На ум приходили Большой Каньон, Ниагарский водопад, Аляска. «Неплохо побывать в диких и заповедных местах, – рассуждал Шон, – но насколько далеко я смогу уйти от цивилизации?»
После получаса рассуждений, Шон пришёл к выводу, что достаточно созрел для двухмесячного отпуска от цивилизации и всех предоставляемых ею привилегий и удобств. Он решил «дикарём» пойти путь до Калифорнии, взглянуть на Большой Каньон и сплавится по реке Колорадо на каяке, а потом, если успеет, рвануть на север, к хвойным лесам и чистому воздуху.
Рассуждения Шона прервал усилившийся дождь, дерево уже не спасало от предательски холодных капель, так что Шон поспешил в университет, надеясь не опоздать хотя бы на вторую лекцию.

***

С момента, когда Шон кормил уток в парке, прошло уже пару недель. За это время осень успела взять своё, превратив беговую дорожку на университетском стадионе в полосу с водными препятствиями и заставив деревья сменить свои жёлтые парадные костюмы на угрюмую черноту голых веток. Шон сидел у окна в своей комнате в общежитии. Он специально перетащил свой стол прямо к окну. Шон жил на пятом этаже, а окно в его комнате выходило прямо на стадион, что предоставляло Шону возможность наблюдать за занимающимися на нём людьми. Сегодня, несмотря на холод, сборные каких-то факультетов проводили между собой дружеский матч. На трибунах были видны редкие кучки болельщиков и болельщиц. Самая большая и шумная компания, расположившаяся на верхних скамьях, притащила с собой на матч пива, и теперь отмечала каждый удар в сторону ворот какой-либо из команд одобрительными криками и звоном бутылок. По беговой дорожке вокруг стадиона бегали три девушки в спортивном трико, и каждый раз, пробегая мимо веселящихся парней, они вызывали весёлые выкрики и непристойный свист в свою сторону со стороны трибун. С каждым кругом крики становились всё громче, а девушки реагировали всё веселее, и Шон ждал, когда же они, наконец, сдадутся и присоединятся к веселящимся.
Ожидание Шона было прервано весёлыми возгласами, доносящимися из-за двери. Голоса приближались, и уже через несколько секунд на пороге комнаты выросла небольшая компания из пяти человек, шумно обменивающаяся рукопожатиями с шестым. Когда ритуал был завершён, и дверь захлопнулась, «шестой» стащил с себя грязные туфли, прошёл в комнату и, не раздеваясь, повалился на кровать. Шон, на секунду отвлекшись, продолжил невозмутимо смотреть в окно, где девушки уже успели подняться к верхним скамьям и заправится парой бутылок согревающего пива.
– Всё высматриваешь. – Донеслось с кровати.
Шон медлил с ответом. «Хорошо играют, у физиков в этом сезоне сильная команда», наконец процедил он.
Соседа Шона звали Дерек. Он был худощав, высок, его лицо было вытянуто и имело слегка грозный вид из-за ярко выраженных скул. Дерек был из богатой семьи, из той, которую Шон когда-то мечтал построить. В глазах Шона протеже его планируемого сына выглядело весьма печально: Дерек любил веселиться, пить, часто ночевал в барах или у случайных девушек. На образование времени у него, конечно, не оставалось, поэтому раз в полгода он погрязал в долгах, откуда его с трудом и финансовыми потерями доставал отец. Поэтому, свои отношения с соседом Шон старался поддерживать на чисто формальном уровне, ограничиваясь редкими просьбами и совместной уборкой каждый последний четверг месяца.
Наблюдать картину уже успевшего захрапеть пьяного соседа Шон не желал, поэтому уже через минуту он шел по краю стадиона, краем глаза наблюдая за яростной борьбой историков против явно превосходивших их в умении физиков. Идти Шону было особенно некуда, друзей у него было не много, да и те тратили львиную долю своего свободного времени на дополнительные занятия и долгие посиделки в библиотеке. Поэтому Шон направился в парк, побыть наедине с самим собой среди умиротворённых деревьев.
Через полчаса Шон уже бродил по пустынным дорожкам парка. По краям дорожек кое-где ещё сохранились не убранные ярдменом листья, напоминая Шону о былой осенней красоте. Ноябрь был у него практически самым нелюбимым месяцем в году, уступая, пожалуй, только грязному и промозглому марту. Гулять в эти месяцы Шон не особенно любил, поэтому, побродив немного, решил направиться в библиотеку, что бы хоть как то скоротать время.
Дорога к библиотеке пролегла мимо пруда в центре парка. Проходя около него, Шон вспомнил, как пару недель назад кормил здесь уток своим утренним сэндвичем. Так же Шон вспомнил и то, что среди них был утёнок, ещё не готовый к дальнему перелёту и явно неуспевающий вырасти к наступлению холодов. Поэтому он решил пройтись вокруг пруда и посмотреть, как судьба распорядилось с несчастной утиной семьёй. Сделав пару кругов вокруг воды, Шон решил, что все утки благополучно отбыли в места своей зимовки без потерь. Но, когда он уже собирался продолжить свой путь к библиотеке, ему почудилось, что он заметил какое-то движение среди кустов, растущих близко к воде. Шон поспешил туда.
Среди густо растущего шиповника лежал, испуганно втянув шею, уже подросший утёнок, которого Шон видел вместе с торопящейся к перелёту стаей пару недель назад. «Значит, не дождались, пока окрепнет – подумал Шон, – улетели. И матери не видно, неужели и она бросила?»
Вид у утёнка был чрезвычайно жалкий: перья грязные, кое-где выдранные неизвестным хищником, на голове, от глаза к клюву, шрам от глубокой царапины, клюв недосчитывается маленького кусочка спереди… Лоб Шона сморщился от захлестнувших его мыслей: «Оставить его здесь нельзя – погибнет! Забрать с собой, в общежитие? Выселят вмиг, да и сокурсники засмеют. Может, отнести кому в город, в частный дом? Да кого я обманываю». Шон грустно окинул взглядом утёнка: «Никому ты не нужен, бедняга. Даже своей матери. Что же мне с тобой делать?»
После недолгих размышлений Шон решил оставить утёнка здесь, в парке, но в тоже время подыскать ему в городе приют до наступления холодов. А пока утёнок всё ещё в парке, Шон решил подкармливать его каждый день, заодно проверяя, нет ли по близости опасных животных, способных ему навредить.

***

Следующая пара недель прошла под эгидой борьбы за утиное выживание. Каждый день, возвращаясь с лекций, Шон шёл в парк, что бы отыскать в очередных кустах мёрзнущего утёнка и накормить его остатками от своего обеда. Попутно он искал в городе приюты для животных – на улице холодало, промозглый октябрь сменился холодным ноябрём, близилась зима, а в тех приютах, которые он нашёл, в приёме дикой утки на зимовку ему отказывали.
К середине ноября Шон начал надеется на то, что утёнок сможет самостоятельно улететь на юг: ночью температура стала опускаться ниже 32 градусов, пруд в середине парка начал замерзать, по утрам жёлтая трава и парковые дорожки стали покрываться инеем – зима была уже близко.
27 ноября Шон, как обычно, брёл по одной из дорожек парка. Его рука сжимала хлеб с колбасой, завёрнутые в газету, под ногами похрустывал ледок, сковывающий небольшие лужицы. Шон начал думать о том, что ему придётся брать утёнка к себе в комнату. Он уже составил план, как пронести птицу мимо вахтёра, придумал, как уговорить соседа. Сегодня он решил оставить утёнку последний шанс улететь вслед за своей стаей – отступать было уже некогда. К началу декабря синоптики обещали снег и холода, самые сильные за прошедшие пятьдесят лет.
В этот раз утёнок не прятался в кустах. Сегодня он предпочёл поплавать, будто в последний раз, по ещё не замёрзшей середине пруда. И он был не один. Шон отказывался верить своим глазам: рядом со старым знакомым, то прижимаясь, то чуть отплывая от него, плавала взрослая утка, с приметным пятном около глаза. Мать.
«Но как она могла вернутся? Бросить стаю? Как она нашла дорогу назад?» - внезапно забурлившие в голове Шона мысли начисто лишили его покоя. Сомнения не было, это мать вернулась за своим дитя, вероятно, не способная простить себя за то, что оставила его на верную погибель. Шон подошёл к кромке льда. Выходить на него было бы безумием, в самых крепких местах его толщина на взгляд не превышала толщины пальца, поэтому он просто достал хлеб и колбасу и стал бросать куски пищи в воду, где плавали утки. Впервые за последние пару недель Шон чувствовал облегчение. Почему-то ему казалось, что появление матери вмиг решит все проблемы с брошенным утёнком.
И Шон не прогадал. Он не успел скормить им и половины принесённого провианта, как вдруг, мать, отрывисто крякнув, резко развернулась на месте, совершила короткий «разбег» по воде и устремилась в небо. Сын, недолго раздумывая, отчаянно крича и излишне сильно хлопая крыльями, проследовал за ней. Шон так и замер, в одной руке сжимая пакет, а в другой пару кусков хлеба. Его взгляд провожал две удаляющиеся точки, одной из которых был его старый знакомый утёнок. Он даже кличку ему успел придумать – многозначительную «Даниэль», поскольку он не был уверен на счёт пола своего подопечного. А теперь он улетел. Стало быть, всё закончено? Проблема решена, и можно вновь сконцентрироваться на своих потребностях? Шон сомневался, что он чувствует по поводу разрешения утиного вопроса. Более того, он отчего-то испугался того, что на самом деле, сейчас он не чувствует ничего. Ни радости, ни скорби.
К себе в комнату Шон вернулся, когда уже было темно. Дерек лежал на своей кровати, вертя в руках свежий номер «Плейбоя». «Видал таких?» - спросил он Шона, показывая ему разворот. Перед Шоном предстала во всей красе пышногрудая, белокурая красавица, вольготно раскинувшаяся на стоге сена. Шон попытался изобразить одобряющую улыбку. Дерек осклабился: «Давно пора тебе уже такими интересоваться! Сейчас у тебя никого нет, не так ли? Кроме, разве что, той утки». В отместку Шон кинул ботинком в излишне весёлого соседа. Остаток вечера соседи провели в молчании, решив таким образом извести свою обиду друг на друга.
Ночью Шону не спалось. Он ощущал странное чувство бодрости, как будто расставание с утками высвободило в нём кучу энергии. Кроме того, он всё ещё был обеспокоен тем, что он не чувствует никакой горечи от утраты. Он был совершенно и абсолютно спокоен. Поэтому, его голова была свободна от каких-либо мыслей. Так что, он просто лежал, разглядывая чёрный потолок, практически ощущая, как медленно и отстранённо двигаются мысли в его голове.
Вдруг, в тот момент, когда Шон уже начал думать, что сон наконец-то сжалился над ним, в опустошённую голову Шона в один момент ворвалась целая армия мыслей. Шон начал думать о том, почему его голова внезапно опустела. И ему пришло в голову, что даже на фоне такой небольшой и несложной проблемы как кормёжка утёнка в парке вся его жизнь была совершенно пуста, сам он ничего и никогда путного не делал, а голова его постоянно была занята одними только насущными проблемами, которые в конечном счёте не означали ничего. Он вспомнил про свои детские мечты и о том, кем хотел стать. Вспомнил, как он продумывал бизнес планы и различные финансовые стратегии и то, как это у него отлично выходило. Выходило тогда, в детстве. В один момент Шон почувствовал себя абсолютным ничтожеством, даже по сравнению с собой десятилетней давности, комната вокруг него мгновенно съёжилась, потолок сдавил беднягу в своих удушающих бетонных объятьях, кровать под ним провалилась, и он полетел в пустоту…
И вот Шон уже сидит, прямо в ночной рубашке, за чёрным столом в кабинете без окон, перед ним сидит человек в богатом костюме и с моноклем в левом глазу, он с презрением изучает папку, лежащую перед ним.
Когда человек закончил, его глаза яростно впились в Шона, он заговорил, но Шон не слышал его речи. С другой стороны стола до него доносились только обрывки фраз: «ничтожество!», «не имею ничего общего!», «ты позволяешь себе…», «…себя возомнил, жалкое отродье!»…
Шон заставил себя взглянуть в глаза незнакомцу. И он узнал его… Перед беднягой, в дорогом лощёном костюме сидел, выпуская всю накопившуюся злобу, сам Шон, версии «двадцать лет спустя». Шон вскочил, взрослый Шон тоже. Его рука скользнула к карману пиджака, через пару секунд в ней сверкнул своей убийственностью револьвер. Шон не успел даже вскрикнуть, когда первая пуля пронзила его лёгкое. Вмиг мир лишился всех звуков, краски побледнели, грудь Шона пронзила невыносимая боль. Через секунду он стал захлёбываться кровью, ему стало больно дышать… Шон повалился на пол, его взрослая версия подошла к нему, присела. «Ты не станешь ничтожеством. Я тебе не позволю!» - взревел он. Шон увидел, что дуло револьвера смотрит прямо на него, он видел, как уверенная рука взвела курок, услышал оглушительный хлопок…
А дальше – ничего. Абсолютная темнота. Шон подумал, что он проснулся, а его глаза просто ещё не привыкли к царившему вокруг мраку. Но прошла минута, другая, а очертания шкафа, стоявшего около кровати Шона, так и не начали появляться. Более того, он даже не мог определить, лежит он, или стоит. К своему удивлению, он не ощущал своего тела, не ощущал рук, ног, даже своих собственных век.
Словно в один момент в мире исчезло всё. Остался только он. Шон.

***

Спустя двое суток Шон проснулся в больнице. Как объяснили ему врачи, Шон в ту роковую ночь перенёс инсульт. И только то, что его сосед в тот самый момент по счастливой случайности собирался проскользнуть в комнату к своей девушке, но, уходя, заметил странную улыбку на лице спящего Шона, спасло бедняге жизнь. Для врачей было загадкой, что стало причиной типично старческого заболевания у молодого и здорового студента, но Шон не спешил никому рассказывать сон, приснившийся ему в ту ночь. Он был чрезмерно благодарен людям за то, что они, вопреки решению природы, дали ему второй шанс, и тратить вновь приобретённую жизнь на доказательство своей вменяемости он не собирался. Тем не менее, после того, как Шон провалялся в больничной койке ещё пару недель, его обязали ходить к местному психологу.
Осень 65 года стала ключевой в жизни Шона. После того, как он полностью отошёл от инсульта, парень решил подкорректировать свои жизненные ориентиры и главные ценности. Привело это к тому, что уже через 3 года, окончив университет, он устроился на работу в IBM, где стал одним из людей, подаривших миру гибкие диски в 1971. В течение жизни Шон постоянно имел проблемы со своим здоровьем. В среднем возрасте, после того, как в его семье появился второй ребёнок а дом вырос до двух этажей, Шон перенёс операцию на кишечнике, а когда его дети принялись заводить свои семьи, дом превратился в роскошное имение, а первое тысячелетие было сменено вторым, у Шона случился первый инфаркт. Тем не менее, к своим болезням он всегда относился с иронией, говоря, что раньше своего срока Бог его к рукам не приберёт (а чем старше Шон становился, тем более углублялся в религию, при этом отвергая заветы Христианства и выдумывая нечто своё).
Умер же Шон для всех совершенно внезапно, на дне рождения своей старшей дочери. Празднование проходило на открытом воздухе возле дома, так как в сам дом компания, пожелавшая поздравить именинницу, не помещалась. Веселье растянулось до темноты и уставший Шон решил прилечь отдохнуть прямо рядом с гостями, на скамейке. Перед тем, как повалится бездыханным на траву, он успел задремать, а после удивить гостей внезапным громким криком «Теперь он пришёл с боевыми!».