Шатар
А дивиться, собственно, было нечему. Все было понятным и предсказуемым и на этот раз….
Разворачивалось перед ним поле брани, разделенное на квадратные ячейки, где каждый из участников военных действий занимал свое, только ему отведенное место, где две противоборствующие стороны — белые и черные, имели равное количество знати и воинов.
Со стороны Великого Князя выстроилась армия во главе с опытным старым полководцем в белом паланкине. Огромный бэрс с белоснежной шкурой встал на свое место по правую руку от полководца Благородные белые верблюды, солово — сливочного цвета крылатые кони, по краям поля — повозки, упирающиеся деревянными оглоблями в землю, ведомые лишь бестелым духом военной игры — вся знать с достоинством заняла свои места. Так же не торопясь, выстроились в передний ряд восемь тонконогих бэрсиков, знавшие о том, что каждому из них может выпасть шанс возвеличиться в бою, и что каждый из них может стать кем-то одним из благородной знати.
Напротив них суетилась толпа грязных оборванцев. Воины молодого полководца в черных одеждах, всегда выступавшие под рукой противников Великого князя. Изнуренные, растерявшие свой боевой дух в ходе многочисленных предыдущих боев, не сумевшие поднять его и к этому сражению. Обреченное на разгром сборище жалких отбросов, удел которых — вечное поражение…
Напряженно вглядываясь в поле предстоящего боя, перед Великим Князем сидел юноша, сегодняшний соперник Великого Князя в волшебной игре шатар. Изможденный, как и все убогое отрепье, которое выступит на его стороне. Бросивший ему вызов наглец безродный. Ему, несокрушимому князю, силе, уму, могуществу которого не было равных на всей земле.
Находились когда то смельчаки; высокородные властелины других земель, ученые, могущественные предсказатели, поворачивающие ход жизни многих народов…. Все, все, кто когда-то бросил ему вызов и решился потягаться в уме и силе, гнили сейчас под цветочным ковром у подножия темной горы, сложенной из голов убитых соперников. Скручивая в острый клин усы, текшие к подбородку, Великий Князь улыбнулся своим мыслям. Окинул соперника цепким взглядом, желая предугадать признаки страха на юном лице — от плохо скрываемой растерянности до нечеловеческого ужаса перед начавшим раскачиваться на стене мечом, который соскочит с места в тот самый миг, как только будет сделан последний ход. Решающий ход непобедимого властелина. Властелина, избранного самими небесами на вечное правление этим несовершенным миром…
Молчаливые слуги разбудили спящий огонь в очаге. Подложили в очаг мелко сколотые дрова и сушеные сборы хвойных веток и трав. Спокойно, без лишнего треска и шума разгорелся огонь. Ароматный дым потянулся к темнеющему кругу над очагом. Низкий топчан рядом с игроками заставили блюдами с едой. Кувшины наполнили напитками. Великий Князь соизволил промочить губы живительной каплей свежего кумыса.
Юноша сидел по прежнему, не двигаясь. Между насупленными бровями пролегла еле заметная поперечная морщинка, которая, впрочем, не успеет глубоко взбороздиться. Волосы, стянутые в тугую косичку на темени, высокий лоб, впалые окаменелые щеки худого лица, на котором не дрогнул ни единый мускул. Только капли пота, подобно горьким слезам, стекали вниз по надбровной дуге, по скулам. «Окаменел от страха», — хмыкнул про себя Князь, представив, как клинок его меча с коротким свистом обезглавит глупца.
Напряженно всматриваясь в разворачивающуюся перед ним картину боя, юноша казалось, действительно застыл.
Не двигаясь с места, старый полководец взмахнул рукой и огласил начало военных действий. Тут же, ощетиниваясь и в нетерпении перебирая тонкими ногами, на два поля вперед прыгнули бэрсики. Друг за другом, белый и черный. По освободившейся узкой колее шагнул боком белый верблюд. Черная повозка, скрипуче каркнув деревянными оглоблями, покатилась вперед.
Безусый молодой предводитель в черном одеянии соскочил с маленького постамента, как черт с пенька. Вышагивая на месте , он лихорадочно сжимал и разжимал костистые кулаки. Обводя встревоженными глазами свое войско, он выкрикивал что-то грозное, будто ход битвы зависел от его приказов. Не в силах вспомнить ни одну победу, молодой полководец страстно желал победы, как смертно не хотел очередного безрадостного поражения….
Так же страстно жаждал победы юноша, сидевший перед Великим Князем и просчитывающий варианты возможных ходов каждой фигуры противоборствующих сторон.
Он играл, как себя помнил. Каждый день, помногу времени играл со своей бабушкой. И каждый раз он должен был играть так, будто над его головой качается меч, забравший жизни деда, отца, братьев…. «Когда-нибудь и твой черед настанет». Эти слова звучали в каждом жилище оскудевшего рода, теряющего год за годом лучших сыновей. Рода, давно забывшего времена славных, наполненных радостью и торжеством, дней.
Когда то было по другому. Давным давно, рассказывала бабушка, род был велик и могуществен. Избранный народом вождь не делил народ на своих, чужих, богатых, бедных, красных, черных, белых…. Вездесущий ветер обдувал одинаково всех, то стылым холодом, то мягким добрым дуновением… Солнце светило всем одинаково. Степь, тайга, озера, реки — с ладоней изобильной родины кормились все. Вожди заботились о народе, сильные помогали слабым, сытые голодным, упавших поднимали, озябших согревали.…
Потом пришла беда. Пришел человек с волшебным мечом, и бросил в мир дерзкий клич, который сводился к одному — победителю игры в шатар — все!
Выигравший игру в шатар получает все, чем владел побежденный, и меч, владение которым стало ценнее всех сокровищ на всем белом свете. Меч из гремучего сплава трех миров — верхнего, срединного, нижнего, напитавшийся силой огня, тьмы и древних заклинаний на крови, зажег в душах людей неугасимый огонь алчности и азарта.
Соблазн овладеть мечом был велик. И потянулись к человеку с мечом ханы, князья, ученые, полководцы всех мастей, лишаясь голов, земель, всего….
Строй желающих играть с ним постепенно иссяк. Тогда, человек с мечом, объявивший себя Великим Князем, и властелином всех отобранных земель, обязал играть в шатар всех сыновей и внуков когда-то осмелившихся играть с ним людей. Меч, ведомый духами неизведанных сил, неустанно жаждал крови и новых жертв,
Когда настало время состязаться в игре с ханом, юноша играл лучше всех в округе, живущих на расстоянии семидневных скачек от его жилья….
— Не обольщайся. Знание — беспредельно. — Сказала бабушка, провожая его в путь. — Держи сердце закрытым, глаза и уши открытыми. Если встретишь по дороге жилище — зайди, приветь огонь в чужом очаге. Если варится в котле еда, дождись. Не спеши, народ не смеши. Уважь хозяев — отведай горячее, а потом пускайся в путь ….
Долго стояла бабушка под синим небом и брызгала вслед уходящему за линию горизонта внуку белой пищей. Освещая путь его, шептала вслед слова благих пожеланий и молитв…
Встретилась по дороге закопченная юрта. В очаге тлел огонь, над огнем в глубоком чане дымилась бычья голова. А у задней стены два забывших обо всем на свете старичка играли в шатар.
— Подожди, — сказали старики, не поднимая голов седых от увлекательной игры. — Скоро сварится, отведаешь горячего.
Семь дней и семь ночей он ждал, пока сварится бычья голова, семь дней и ночей, позабыв обо всем на свете, следил за игрой стариков.
— Нет предела знаниям. — Сказал юноша, через семь дней и семь ночей отправляясь в дорогу.
Усмехаясь про себя, он дивился тому, как до этого был наивен и самоуверен. Следя за игрой стариков, вживаясь мыслями то в одного, то в другого, он научился еще лучше предугадывать действия противника. Зная тысячные варианты ходов, он научился не только вкрадчивому слежению, вживанию в противника, подражанию чужим движениям, но и бесконечному терпению, высиживанию добычи простым выматыванием сил другого, старческому притворству, когда создаешь у противника иллюзию поражения, упадка и немощи, а в последний миг применяешь неприметное, забытое до этого оружие….
— Таких мастеров больше нет на свете! — Восхитился он мысленно игрой всемогущего Князя. И на миг проскользнула отчаянная мысль, что такого невозможно победить. Никак. Никогда. Никто. Холодя сердцевины костей, страх пробежал по нему, сливаясь с кровью, постучался в каменно молчавшие своды сердца и исчез.
Раздался тихий скрежет. Медленно, как бы нехотя, качнулся на стене мяч.
Ход игры юношу не радовал. Скорее мог бы привести в отчаяние…. Полководец его исхудал, почернел еще больше. Горбато скукожившись, как ворон, он лихорадочно пересчитывал вылетающих с поля боя мелких юрких бэрсов. В сторонке со скрипом крутились колеса опрокинутых набок черных повозок. Там же, недалеко, уткнувшись губастой мордой в остекленевший глаз другого верблюда, лежал черный верблюд. Даже не взмахнув потрепанными черными крыльями, сверху на них упал конь. Тонкие губы полководца изрыгали ругательства на всех известных ему языках мира, которые, как ни странно, на всех этих языках обозначали один и тот же восхитительный и сладостный акт жизнетворения и любви, или ни в чем не повинные, совершенные со дня мироздания нежнейшие органы человека, посредством которых и совершается то же самое действо….
Белые бэрсики, потерявшие немногих друзей, распушили шерсть на загривках, скалились, роняя длинные слюни. Готовясь к прыжку, вытягивались гибким телом. Громоздились на поле белые верблюды. Огромные. Человек, увидев их в степи, тут же затянул бы песню, бесконечную, как сама степь. Но верблюды бесились, исходили безобразно обильным харханьем. Подражая им, упитанные соловые лошадки ржали. Подальше от них сидел на серебристом троне старый полководец. Наклонив голову в почтительном наклоне, рядом с ним стоял большой бэрс в белоснежной шкуре. Покачивая огромной патлатой головой, он что-то рассказывал полководцу. Тот, обводя довольным взглядом поле боя, согласно кивал головой и зевал. Исход игры почти решен.
— Исход игры решен. — Широко зевнул Великий Князь, опрокидывая голову вверх.
В черный круг дымохода лились яркие звезды. Веяло ночной сыростью. Огонь в очаге еле дышал, чернеющие угли, лелея в сердцевине остатки жара, уже не делились теплом. Издалека доносились звуки посвистываний, глухих постукиваний и стрекотаний невидимых жучков и сверчков. Лениво перекликались сторожевые собаки. День сменился ночью, ночь сменилась днем, и он сменился ночью, меч на стене раскачивался все сильнее, а этот упрямец сидел по-прежнему недвижно, как застыл.
— Тянется из последних сил. Побежден, еще чуть чуть и все. Слабаки, тупицы, измельчился весь народ. Нет человека, достойного игры с ним. Даже играть не с кем! — Со злостью хрустнув уставшими суставами, Князь раздраженно глянул на меч. — Ну, понятно же и так, кто победил…. Жаль, что не могу приказать железке обезглавить немедля этого балбеса….
Белый верблюд с краю ринулся в сторону черного полководца. Всмятку раздавив маленького черного бэрсика, встал, как вкопанный. Не в силах двигаться дальше, бешенстве испустил снопы вонючей слизи, истошно завопил. Оставшийся без пары черный конь неуверенно шагнул в сторону противника, покачнувшись, отступился передней ногой, как склонился в нижайшем поклоне. Обнажая острые клыки, громадный белый бэрс направился к противнику. Глухо зарычал черный бэрс, поджав длинный хвост под ногами, отпрыгнул в сторону. Маленький черный бэрсик, увидев недалеко от себя трепещущиеся крылья белого коня, жалобно заскулил и чуть подполз к ногам старого полководца. А тот, сложив руки за спиной, вытянул вперед голову, желая лицезреть скорую расправу над противником, и шагнул вперед. Враг его, размахивая обнаженным мечом, отступил на шаг. На плечах трепался черный плащ. Отрезая пути его дальнейшего отступления, на тропу вылетел крылатый белый конь. Противник отступил, сорвал с плеча висевший лохмотьями черный плащ, затоптал и заметался на месте, как загнанный в ловушку зверь.
— Каждый раз одно и то же. — Усмехнулся побеждающий полководец в белом паланкине и зевнул. Зрелище было знакомое, упорное нежелание неприятеля сдаться раздражало, как и всегда, до глубокой икоты.
— Каждый раз одно и то же. — Лениво подумал и почесал раззудевшийся бок Великий Хан. — Снести скорее вшивую голову….
Словно поддерживая его мысли, меч закачался с новой силой. С неистовой силой, громко и требовательно застучал он круглой гардой по обоймице ножен. Двигаясь все быстрее, и меч готовился к прыжку.
— Кончайте скорее! — Старый полководец небрежно махнул рукой и вздрогнул. С дальнего угла мчался черный бэрс. Ярость, горевшая в сузившихся зрачках врага, обожгла, как огнем. Полководец попятился, наступил на подол белоснежного паланкина, неуклюже опрокинулся набок. Белый бэрс обернулся на отчаянный вскрик и кинулся на его защиту. Черным вихрем подлетел конь и на лохматую голову бэрса обрушились чудовищные удары задних копыт. Откинул конь с поля брани могучего воина с легкостью, как суму, набитую прошлогодней травой.
Сбилось дыхание у Великого Князя — его полководец, его второе я, воплощение его ума, силы, духа, великий воин, никогда не знавший горечь поражений, оказался вдруг в ловушке, расставленной такими убогими и недостойными противниками. Бэрс, пружинившись черным гибким телом, прыгал на распластанное благородное тело…
Великий Князь успел повернуть голову на свист. Провернувшись вокруг, кривого, как витой как бараний рог,крюка, меч выскочил из ножен. Его меч, накрытый чудным огненным всполохом меч, любимый, волшебный, летел к нему с пронзительным свистом…
Свидетельство о публикации №225042900419