Случай в офисе 27

-   Вчера Крутизну выписали из больницы. – сообщила радостную весть Тамара Евгеньевна Алексею Николаевичу. -  Кстати, а почему вас не было на таком торжественном мероприятии?

-   Что-то голова разболелась, решил не ходить.

-   Какой он там крутизна, я вас умоляю. – засмеялась Ирка. – Крутизна по сквернословиям, войне с женщинами, написанию доносов, а главное, крутизна по ненависти, таких ненавистников, как он, редко встретишь. А это уже клиника, как можно ненавидеть ближнего своего? Патология. И имя ему не крутизна, а гиббон, на большее он не дослужился.

-   Много ты понимаешь. – фыркнула Тамара Евгеньевна.

-   А я тоже там была, на выписке. Как раз я бабушку проведывала и видела, как выписывали гиббона. – обратилась Люда к Ире. - Это было что-то… Они его подхватили на руки, потому что у него гипс, и понесли, как победителя в какой-то долгосрочной войне. Лаврового венка не хватало. Успокаивали, гладили по лысой голове, приговаривали, будто он лучший из лучших, мол, куда там Задорнову, Иванову и Жванецкому, эти сатирики лишь говорили, а он сделал, пошёл и наложил кучу под забором врага. Это ли не пример для всего человечества? Я думала, что с ума сойду вместе с ними. А они уже всё, им конец – эти мозги неизлечимы.

-   Ну и правильно, Люда, держись от них подальше. А то заразишься и станешь без причины на людей гавкать.

-   Ты слышишь, что они про наших говорят? – спросила Тамара Евгеньевна Алексея Николаевича.

-   Слышу.

-   Так почему молчишь? Скажи им что-нибудь.

-   Не могу, я сегодня маски не захватил. Я говорить умею только переодевшись, а так – я самый культурный и талантливый человек в мире.

-   Дурак, что ли? Ты не падал сегодня головой на пол?

-   Ты что, не видишь одним глазом, что голова у меня не перебинтованная, значит, не падал.

-   А чего орать-то? Я не глухая. Если глаз один, то уха у меня, пока что, два.

-   Вот и радуйся, что у тебя две ноги и две руки. Пока.

-   Что значит, пока? Могут возникнуть перемены?

-   Конечно. Полезешь на дерево к гиббону, чтобы засвидетельствовать на нём свой нежный поцелуй в больную лапу, да и свалишься к чертям собачьим. И кто тебе поможет, гиббон тоже инвалид, так и будешь там лежать в дерьме гиббона, у него же под каждым деревом туалет. Сам уже тонет в своих испражнениях, чтобы спуститься – перепрыгивает на другое дерево. Это уже сотое по счёту, загадил весь лес, надо защитникам природы написать.

-   Ты что, он же свой, как можно?!

-   Я подумаю, возможно, ты права, вдруг когда-нибудь пригодится. А навоз надо вывезти на поля, пусть удобряет. Хотя нет, я хлеб потом есть не стану. Да, проблемка, надо думать, а то, не ровен час, гиббон, этак лет через десять, всю нашу страну дерьмом закидает, куда бежать потом, в океане я не выживу. И акул боюсь.

-   Так, может в океан и направим его экскременты?

-   А может, он жрать меньше будет? Хотя, я вот что думаю: нету тела, нету дела. А что, один разок поплачем, зато земля чистой останется.

-   И это вы меня жестокой называете?

-   Ладно, согласен, обоя мы рябоя.