Иду на вы, Максим Великолепный
Игорь Петровский.
Люди попадаются в Москву, желая славы и земного блага; как мотыльки к платоновскому солнцу.
Как Аристотель спорил с ним – так же и я, сейчас поспорю с вами; с мотыльками из столичных парников.
Неоперившиеся ещё птенцы, что загнездились на полях мультимедийных, – лишь финансовая промокашка.
По-настоящему же новый склад ума способен будет аккомпанировать весь опыт, чтобы начать всё сызнова в двадцать первом веке.
Вскормленные, только вылупившиеся птенцы-желторолики, которые оперились благодаря тому, что отпили росы из животворного родничка, который забил ключом от трудов начинателя, – теперь же, птенчики эти более озабочены тем, что хватают по зернышкам в свои гнёздышки.
Расскажите о своих тяжёлых временах; как вы, захлёбываясь от обиды, стремглав под ливнем – искали ту китайскую игрушку, чтобы утешиться, и сопли завязать, крутя по мисочке из самой гадкой бронзы – вроде бы, и молоточек, а кажется – куда же более – самих себя, извергнув душу наизнанку, и бросив в мисочку из самой гадкой бронзы.
А кто-то плюнет – прямо в эту чашу – и что же, в душу вашу?
Ведь вы же сами – извергли свою душу в эту чашу, отлитую из самой гадкой бронзы!
В человеческих сетях – крысиные норы, составляют города междусловные, междусобойные; тишина-тишинница несогласных – с волей Божией, на промысел Его: что мышиная возня, что клещевина, зреющая только лишь под солнца пеклом.
А ежели полить их дождичком животворящим, – расплюются вдоволь сами на себя, друг на друга, топотанием своим втопча себя под землю.
На полях переписок за 2022 год, [кто-то] удивил меня формулировкой: «песок восприятия очистится.»
Песок восприятия – это как раз информационный шум, который мешает воспринимать. Стекло, ставшее прозрачным окном, состоит из сплава совсем другого песка.
Психология – адово делание.
Оно о том, как влезть человеку в душу, душу божественной, нерукотворной природы, попрать там Бога, быть вместо Бога, заменить веру – и покуситься на образ Божий.
Но сделки заключаются лишь с дьяволятами, ярким примером тому является экуменистическое согласие.
Оно привлекает людей не для поиска истины, а для того, чтобы "договориться" о таком "единении", при котором никому не будет обидно.
Они говорят о каком-то "саморазвитии"; увлекаются психологией, тренингами личностного роста, но – я вижу в этом, только самоопущение; опущение духа.
Людям, у которых всё хорошо, можно только посочувствовать.
«- Вы подпишете книгу у автора? Нет? Как же так?
Бегите, пишите – факсимиляр, возможно подарит вам новых «друзей»! Да-да, тех самых, которые научат вас – никому не быть другом»!
Вам более нравится идолом быть, нежели – человеком?
То есть, вы ставите подпись свою, наделяя её какой-то магической силой, и – вам это приятно?
Театр одного актёра, в сущности – оксюморон?
А если бы, в актёрах – были кандидаты от того и разные, что каждый – за себя?
Вот, за себя – и только.
Театр, в сущности, пустует, но – от гидры каждая глава – вопит, вопит, лоснясь и скалясь; забывая – Слава Богу, Слава Богу, что – не помнят, – змии, в сущности своей не могут то запомнить, — лоск не бывает прочен, а блеск – от электрического тока, а глянец – самая никчёмная из всех бумаг.
Операции с вечными категориями ради самоутверждения могут привести к непредсказуемым последствиям.
Сколько же фальши таится в сердце людей!
И что с этим делать, с этими душевными фантиками? Их так много, что они способны сверкать, как блестящая фольга, вплоть до самой верхушки новогодней ёлки на Красной площади. Не удивлюсь, если какой-нибудь смельчак-естествоиспытатель решится взобраться на её ветви – пока не достигнет вершины и не поймёт, что за этой яркой оболочкой скрывается далеко не всегда гламурная реальность...
Тяжёлые времена не измеряются в городах,
А в человеческих судьбах, когда
Переполненные в денежном эквиваленте мегаполисы
Журчат тонкими жилками реальных жизней.
Истории, что говорят о себе?
Нет! Они говорят о вечности,
Что вашими руками не может быть заперта.
Сколько бы вы ни изливали в города
Ручьи мёртвой воды —
Несбыточного, слава Богу, духа злобы.
Расточающих покров – былую удаль, – весы теплеющих уронят очагов – напёрстки.
«Мы впереди!» – о нет, вы всё – стоите, подобно той преглупой птице, что оперившись – стала ползать по земле.
Тем, кто поспешает отхватить себе
Во времена чужой беды, –
От той беды не достаётся
Ни частицы, –
Лишь потому, что в них самих
С рождения избыток пустоты.
А как можно – скрыть безразличие?
Это значит – обмануть самого себя, разыграть самого себя, создать иллюзию того, чего нет.
А ведь любой человек отлично видит обращённое к нему безразличие.
Многим взрослым, не хватает одного понимания, и в этом они уступают и многим детям тоже. Дети, когда играют в песочнице, считают, что их ведёрко с песком должно быть непременно у них, либо – оно должно быть в руках у того, кто сможет вылепить кулич в песочнице лучше.
Вырастая, эти дети делают выбор – либо они остаются теми же детьми, и присваивают себе всё большее ведёрко, наконец, такого габарита, в которое может уместиться вся их жизнь. В это ведёрко будет закладываться песок, который точно станет крепким песочным домом для них самих и для тех немногих, кого они выбрали сами, в круг приближённых к ним в одной общей песочнице.
Есть и другой выбор: эти же дети могут решить стать взрослыми, и тогда, не только ведро, но и песочница становится их территорией. Ближний круг – это уже не руки, с которыми вместе что-то строится, а такие же персонажи всё в той же игре в песочнице.
Но есть и третий выбор: можно не быть ребёнком, который ищет удобные стены, в которых комфортно, безопасности и даже иногда согревающе; и можно не быть тем взрослым, который ищет, куда бы перенести рубежи своей личной песочницы. Этот выбор заключается в одном воспоминании: был ли хотя бы один человек, который не был ни удобными руками, ни прочными стенами? Одно такое воспоминание, выводит из песочницы повзрослевшего ребёнка.
Онлайн-платформы все чаще используются для подмены понятий. Отказ участвовать в этом коллективном остракизме порой влечет за собой обвинения в бездействии и несоответствии [временной] конъюнктуре. Всё чаще вспоминаются слова Иосифа Бродского:
«Не выходи из комнаты. О, пускай только комната догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.»
Такая коммуникативная среда способствует исключительно личным, закрытым разговорам, исключающим участие третьих лиц.
Но только знайте, что шумы из-за кулис, зашторенных полуистлевшей от пыли болотной тканью из дешёвого вельвета, купленного на одной из распродаж голландской фабрики, ныне закрытой по решению налоговой проверки в последней четверти минувшего столетия, – привлекают внимание только тех журналистов, которым ничто не нужно, кроме как сунуть свой нос в вату хайпа.
Конъюнктуры нет для тех, для кого ничего не кончается.
Кто знает Царствие Божие, верит в него и не разделяет жизнь свою на "до" и "после".
Земля не оторвана от Бога. Прежде рек — горние массивы.
(Не смотрите, сударь, в перпендикулярной параллели).
Искренний порыв, а позже – и решительность – подарить кому-то чудо – не должно принимать за личную несостоятельность.
Сейчас такое время, что человеки меряют друзей по "удобству" общения, а не по твёрдости их духа...
Послушайте, сударь, я его сестра, и не такова, чтобы спустить вам это с рук.
Всем будет несдобровать.
Поздно считать ошибки.
Никто не даст вам новой попытки.
А ты, решив играть со мной, самонадеянный герой, смотри не пожалей!
За фасадом – лишь погосты несожжённых петушков; зёрнышки клюют – по рекам отутюженных узлов.
Память разная – не в силе; всемогущий только Бог.
Вы слепы, раз не разглядели беды.
Без Бога, любой характер – жалок. И пошепчет тангалашка:
«– Поклонись мне! Я научу тебя, как по-человечески и с червоточинкой, на волю Божию не полагаясь...»
Он дал вам имя, – теперече, вам это, видно, неприятно?
Так я от имени сестры беру его слова обратно.
Слово – это Царствие Небесное, внутрь нас есть.
Вы подумали, что придав иную форму, содержание станет неразличимым, податливым ко всякой лжи, – той самой лжи, которая в основе своей имеет только сребролюбие, сластолюбие и славолюбие.
За этим допущением, стоит непонимание самой сути человеческой природы, а значит, и её божественного происхождения.
Храм слова – душа.
Святитель Игнатий Брянчанинов пишет:
«Как червь, зародившийся внутри плода, истребляет всю внутренность плода, оставляя только его оболочку, так и лицемерие истребляет всю сущность добродетели.»
И только внешней форме, присуще бесовление, которое отвергает ту единственную жемчужину, и скупает вместо неё – города в человеческих сетях.
А для тех, кто жаждал земной славы – будет совершаться справедливость на земле, вместо любви в Царствии Небесном.
Я кровожадна в защите тех, кого невинно бьют.
... Вновь и вновь, люди упираются в Крест Христов.
—
Апрель 2025 года
Свидетельство о публикации №225042900707