Девять лучей света Глава 9 Падение сельков

Глава 9
Падение сельков

1.

 Видение, посетившее его на аллеманских границах, не оставляло Радовида в покое и повторялось с утомительной частотой: лунный берег – резвящиеся сельки – прекрасная Тилла – ее тревожный взгляд вдоль берега – неизвестная опасность. Росич прекрасно понимал, что морок послан ему не случайно, что некой неведомой силе очень хочется, чтобы воин земли славянской спешил не в лес Заповедный, а как можно далее от родных просторов. И не сомневался Радовид, что сила эта – злая. Уж слишком ярко резала мозг картина беды, слишком тревожное предчувствие холодило душу. Лесовик торопился, хотя умом понимал: злое могло произойти в любое время, и, кто знает, может быть, он спешит впустую и застанет на берегу лишь следы свершившегося. Однако сердце подсказывало: раз видение не раскрывает опасности, а только намекает на нее, значит, и он должен успеть вовремя. А потому мчался Радовид, не разбирая дороги, с холма на холм, через густые чащи и бурные реки, надеясь на скорую встречу с милой возлюбленной. Два раза в пути и приостановился. Когда в омут попал посреди речного потока бурного – но выплюнула пучина деревянное тело, не приняла – и когда в глухомани хвойной наткнулся вдруг на отряд троллей, да чтобы не вступать в неравный бой с замшелыми, большой крюк обходной совершил.
 Знакомыми места окрестные росичу были. Двадцать лет тому назад скакал он навстречу опасности за колдовским четырехлистником. И начала тут память события давние обратно отматывать. Вот несчастная лошадь в цепких пальцах короля волшебного леса и загадки его стихотворные, а потом объятия дружные. Вот тихий лунный берег сельков. Люди-тюлени, сбросившие шкуры и играющие на песке. Красавица Тилла, ее нежный голосок, просивший вернуть тюленью кожу. Незабываемое счастье любви и горечь расставания. Кровавый и страшный бой на форморианском берегу. Надежда возвращения и ее постепенное угасание. Обратный путь к останкам короля Деборуса Одиннадцатого и росток жизни на обгорелом пепелище. И над всем этим бесценный незабываемый образ единственной женщины.
 Мечтания затушевали на миг в мозгу страшные предчувствия беды, но и пробудили ужасный морок вновь.
 – А-а-а, – словно от боли застонал Радовид, с хрустом сжав в кулаке верную дубинку, и услышал вдруг сквозь шелест листвы голос знакомый и одновременно неведомый.
 
 – Куда ты торопишься, юный герой?!
 Невзгоды всегда впереди.
 Послушай, хотя б на мгновенье постой,
 И в кроне моей посиди.

 – Деборус?! – удивленно воскликнул росич. – Но ведь ты же погиб! Я сам стоял над твоим сожженным телом.

 – Я помню. Ты звался тогда Радовид,
 И ты за удачей скакал.
 Хоть ныне древесный имеешь ты вид,
 Но храброе сердце под ним не молчит,
 И я тебя сразу узнал.

 И ты меня видел той тяжкой порой
 Зеленым дубовым ростком.
 С тех пор, приодевшись суровой корой,
 Я сделался леса великий король,
 Но не позабыл ни о ком.

 Деборусов род не прервется вовек!
 За умершим встанет другой.
 Деборус Одиннадцатый пал, человек,
 Но годы прошли: двадцать раз таял снег –
 Двенадцатый царь пред тобой.

 – Уф, – перевел дух Радовид. Он прекрасно помнил стихотворные упражнения прежнего повелителя волшебного леса, но от такого напора рифм голова лесовика просто пошла кругом. – Ну, ты даешь!
 
 – Как понимать твои слова?
 Мне смысл их приоткрой.
 Слышна в них рифме похвала,
 Ты восхищен игрой,
 Словесной?! Или невпопад
 Напев речей моих.
 Неверный тон, неверный лад,
 Неверный, грубый стих?!

 – Да нет. Вроде бы все так, – смутился сын Илленари. – Однако непривычно. А ты что, по-другому вообще говорить не можешь, так что ли?
 
 – А по-другому – это как?
 Ответь-ка, если не дурак!

 Радовид задумался.
 – Выслушайте меня, Ваше величество. Только, прошу Вас, без обиды. Речи Ваши, спору нет, прекрасны, однако… Однако вот для нас, простых смертных, более подходит другой разговор, не стихотворный. Он понятнее, да и до ума добирается куда быстрее, – и, видя, что веточки-брови на лице Деборуса Двенадцатого сошлись вдруг к самой переносице, росич быстро добавил, уводя разговор в сторону. – Но я так доволен, что встретил родную душу. А то ведь в последние дни одни лишь тролли на дороге и попадались. Кстати, что они делают в Вашем волшебном лесу, эти злобные каменные животные?
 – Едва затих полночный лес подлунною порой, – вслушиваясь в собственные рифмы, начал было очередную тираду король, но замер в начале строфы, помолчал и продолжил прозой, не преминув вставить едкое замечание. – Конечно, если чьим ушам божественные строки недоступны, то тут ничего не поделаешь, придется переходить на грубую прозу. Фи! Однако чего не сделаешь для друга!
 – Ну, так слушай! Прошлой ночью на лес обрушилось ненастье. Оно пришло с запада: холодное, мглистое, с запахом смерти. Все живое мигом попряталось под защиту деревьев. Норы под корнями, дупла на стволах, гнезда в ветках в один миг были заполнены перепуганными зверушками и птичками. Ох, как засвистел в моих верхушках ураган! Как он гнул вековые стволы, силясь придавить их к самой земле, сломать нестойких и выворотить с корнем посмевших сопротивляться его натиску! Как он завывал, какую принес грозу: с холодными струями воды, градом, громом и молниями! На лес опустилась тьма. Деревья стонали и падали в хлюпающие лужи, вздымая тучи прелой листвы и хвои. Всё сжалось от ужаса, но не все. В черном далеке один за другим стали вспыхивать неверные огни. Они приближались ко мне с каждым мгновением. Вскоре послышались тяжелые, чавкающие шаги. Чмок-ух, чмок-ух. Они шли, невзирая на ураган, и, странное дело, стихия будто не замечала их, позволяя идти сквозь себя, как через мягкое масло. Горные тролли, грозные поросшие мхом каменные изваяния. В левой руке каждый нес зажженный факел, огонь которого даже не колебался на завывающем ветру, правая сжимала смертоносную гранитную палицу. Злодеи, я просто не могу их назвать по-другому, печатали свой тяжкий шаг, воровато окидывая окрестности горящими ненавистью глубоко посаженными поросячьими глазками. Возглавлявшее отряд мохнатое чудовище время от времени поворачивало назад массивную голову и выкрикивало:
 – Мы хозяева Трольхейма!
 – Вау! – вплеталось в вой урагана ответное эхо монстров.
 – Мы непобедимая армия великого Деза!
 – Вау! Вау!
 – Мы разгромим жалких сельков, как уничтожили Озгуда и его лесные ошметки, и завоюем все побережье до самого Северного моря!
 – Вау! Вау! Вау! – восторженно орали десятки глоток.
 – Постой! – сердце Радовида екнуло, по деревянным членам пробежал предательский холодок опасности, от неожиданности и волнения он снова перешел с королем на «ты». – Ты сказал сельки?!
 
 – Сказал я «сельки», ну так что ж?
 Орал так страшный тролль.
 И вторили ночной порой
 Ему сто мерзких рож!
 
 Недовольный тем, что теперь его красивая и гладкая проза была столь внезапно прервана, Деборус снова заговорил стихами.
 – Нет! Нет! Нет! – взволнованно замахал руками росич. – Ты не представляешь, о чем говоришь! Ведь это было прошлой ночью?! Так?! И побереги свои рифмы, просто кивни в ответ.
 Ветви молодого дуба царственно наклонились в согласном движении, сам же хозяин волшебного леса продолжал обидчиво хмуриться в сторону невежливого гостя.
 – И ураган не трогал их, а даже помогал?
 Снова согласный кивок Деборуса.
 – Значит, сегодня ночью тролли достигли побережья и готовятся напасть на беззащитных сельков, если уже не напали: ведь небо-то давно потемнело, видишь, на нем вспыхнули первые звезды. Нельзя медлить. Может быть там идет бой! А я тут с тобой уже не первый час…
 Двенадцатый отпрыск благородного рода только по-королевски пожал плечами: слегка небрежно, слегка презрительно. Деревянная ладонь Радовида легла на кору Деборуса, в голосе росича зазвучали просительные нотки:
 – Ты можешь отправить меня на побережье, как когда-то это сделал твой отец? Если можешь, то сделай это! Как можно скорее, пожалуйста!
 – Простое это волшебство, не стоит и труда.
 И сделать мне совсем легко, все то, что ты сказал.
 Руками обними мой ствол, зажмурь свои глаза,
 Промолвив «сельки», в тот же миг ты попадешь туда!

2.

 Подземный переход лесных троллей длился почти три дня. Они не видели, как бесновался злобный Бэддил, как скрежетали зубами их горные сородичи, когда обнаружили, что пленники исчезли, словно растворились в углах огромной кладовой. Каменная палица Бэддила оставила не одну вмятину на макушках незадачливых сторожей, хотя король и догадался, что пропажа лесных великанов не является чем-то магическим, и что виной всему тайный подземный ход. Однако ринуться на поиски лаза и организовать погоню ему помешала память о настойчивом пожелании Раттин, требовавшем во исполнение замыслов Деза немедленно выступать к побережью сельков.
 – Ну, погоди же, братец, ты мне еще за все ответишь! Дай только срок! – громогласный рев обиженного монстра распугал мелкую живность на добрые две-три мили в округе. Конечно, он не достиг ушей Озгуда, и, тем не менее, отозвался в его сердце ощущением неприятной прохлады. Предводитель лесного народа прекрасно понимал: если мирному сосуществованию двух племен и суждено когда-либо состояться, то необходимым условием для этого должна стать гибель одного из королей. И бесспорно погибшим просто обязан стать горный тролль: в противном случае обитатели древесных просторов были обречены на рабство.
 Эти и другие подобные мысли толкались в голове Озгуда, мешая ему сосредоточиться на движении по довольно узкому, местами осыпавшемуся от времени коридору. Густой полумрак Подземелья, казалось, таил в себе сотни опасностей. Ощущая их, тролли шагали в полном молчании: не охали старики, не всхлипывали женщины, не пищали дети. Шаг за шагом, под прикрытием безоружных, но грозных, мирных, но решительных мужчин, без еды и питья беглецы преодолевали заброшенный лабиринт переходов.
 Привал сделали лишь дважды. В первый раз, уткнувшись в перегородивший проход каменный завал. В начале Озгуду показалось, что это засада. Однако, поразмыслив, король пришел к выводу: их побег мог заинтересовать только горных троллей Бэддила, которые вряд ли сумели бы обогнать беглецов за столь короткий срок. Конечно, в дело могла вмешаться магия, но вот ее-то в действиях каменных разбойников пока что не наблюдалось. Завал разобрали довольно быстро. Пока крепкие руки передавали друг другу куски осыпавшихся камней и глины, Озгуд продумывал свои дальнейшие действия. Там, на поверхности, он рассчитывал заручиться поддержкой повелителя волшебного леса Деборуса. Во власти древесного владыки находилось древнее волшебство лесов и, кроме того, король-поэт мог предоставить помощь в виде армии фавнов – непревзойденных стрелков из лука и косматых великанов – фенке. С их помощью противостояние с Бэддилом могло считаться равным и честным.
 Вторая остановка в движении была вызвана размывшим дно подземного хода озером. Вода поступала в него тоненькими струйками из пола и стен, но за годы ее накопилось довольно много, так что троллям пришлось преодолевать озеро вплавь, уповая на отсутствие в его глубинах чудовищных порождений зла. Однако все обошлось благополучно, и все проблемы ограничились вдруг навалившейся усталостью, повергшей лесных гигантов в непреодолимый сон.
 Спустя несколько часов Озгуд пробудился, словно от толчка. Сидя, привалившись к влажной стене, король пытался сообразить, что же вырвало его из тяжелых сновидений, пока, наконец, не понял, что причиной всему было поступавшее откуда-то сбоку сероватое свечение и доносившееся с той стороны еле слышное невнятное бормотание.
 – Тс-с-с, – прошипел тролль встрепенувшейся охране, осторожно отползая в сторону источника света. – Всем сидеть на месте. Я пока еще в состоянии сам разобраться, что к чему.
 Расщелина в стене в самом ее начале оказалась достаточно широкой, чтобы заглотить грузное тело лесного короля во весь его огромный рост, но затем сузилась до высоты четверенек, а к самому выходу на неведомые просторы вообще сократилась до размера крепкого кулака. Однако источник света стал ярче, а голоса явственней. Теперь уже можно было разобрать отдельные слова говорящих, если отрывистые звуки, издаваемые двумя существами, допускалось принять за связную речь. Сероватый подземельный сумрак освещал перекрывавшую щель широкую серую спину какого-то неуклюжего чудовища. Монстр дышал с шумным присвистыванием, чмокал невидимыми губами и постоянно чесался то левой, то правой лапой. Его собеседник был недоступен даже такому скудному обозрению.
 – Опять… Опять поход… Еще не подрос толком, сил не набрался, а изнова… на подвиги потянуло…
 – Правда твоя, – в отличие от первого второй говорун хрипел и кашлял, сплевывал и издавал гортанные звуки, напоминавшие орлиный клекот. – Только и пожили в покое, что лет двадцать… От одного побоища едва отошли, как на другое гонят…
 – Не гонят… Готовят только, – высвистнул первый голос и продолжил сам себе. – Сегодня готовят – завтра в пекло. А когда за душами смотреть-то? Металл когда добывать? Когда плавить и ковать? Да и кому? Вот, вас, шестируких, сколько осталось, а? То-то! Скоро ни наконечник изготовить, ни кольчугу вывязать.
 – Это так, – согласился клекочущий голос. – Мало нас, да и умельцев всех почти в сражениях повыбили, даже мастерство передать некому. Раньше кольчуги какие делали?! Сквозь кольцо наручное свободно проходили, а пробить ни одному железу не под силу! А сейчас? Звенья толстые, смотреть тошно, зато от удара все рвется-ломается.
 – Да, – глубокомысленно изрек первый, зачесав бока так яростно, что не удержался на месте и свалился в сторону, открывая обзор. Озгуд вздрогнул: прямо в него пялился широко раскрытый глаз уродливого монстра с рогами и шестью когтистыми лапищами, одна из которых сжимала длинное копье из серебристого металла. Другая прикрывала закованное в доспехи тело четырехгранным щитом, еще пара лап сжимала длинный боевой лук. Третья пара усиленно жестикулировала в такт вырвавшемуся из мощной груди клекоту. Первый собеседник попытался занять утраченную позицию, однако был остановлен одноглазым демоном.
 – Замри! Там кто-то прячется!
 – Где?! – напряженно просвистело серое существо.
 – Во-он там, – шестирукий ловко вскинул лук, успев наложить на тетиву выдернутую из наплечного колчана оперенную стрелу, и выстрелил.
 Не пригни Озгуд голову мгновением раньше, серебристый наконечник впился бы троллю прямо в глаз, пускай не единственный, но не менее ценный. Смерть зацепила ухо Озгуда и словно в масло ушла в гранитную кладку стены по самое оперение. Король замер на месте.
 – Не-е. Это крыса, – успокаивающее произнес серый, снова перекрывая отверстие в стене своей широченной спиной.
 – Может и так, – покорно согласился шестирукий. – Однако лучше быть настороже. Да и разболтались мы тут с тобой, кажись, лишнего. Эгон-то за раскрытие секретов невесть-кому по рогам не погладит, а вот повыдергать может.
 – Это точно, – выдохнул свистящий шепот, и дальше надсадное дыхание снова соединилось с причмокиванием и клекотом, рождая иллюзию бормочущего разговора.

* * *

 Толпа сородичей встретила возвращение Озгуда встревоженным шепотом. Слишком много несчастий обрушилось на лесной народ в последние дни. Еще недавно лесные тролли дружно собирали первый в этом году урожай ягод, сушили на зиму грибы и коренья, теснились вечерней порой подле разведенных костров, чтобы под вкус перебродившего эля послушать трогательные напевы своих подруг, баюкающих на коленях дорогих сердцу детей. Зло вторглось в мирную жизнь, как всегда, без предупреждения. И вот уже дома разрушены, кострища безжалостно вытоптаны, и пепел их развеян по лесу, а жадные руки захватчиков растаскивают добро. Испуганно плачут дети, со стыдливой тоской жмутся друг к другу поруганные женщины, угрюмо сжимают кулаки еще недавно свободные, а ныне превращенные в рабов мужчины. Картины войны одинаковы в любой стране и в любые времена.
 – Ты слишком безрассуден, король Озгуд, – выдвинулся вперед старый тролль. – Не хватало нам в довершение всем бедам остаться без предводителя. Тебе нельзя рисковать собой.
 – Но ведь никакой опасности не было, – в королевском возражении скользнули нотки монаршего недовольства.
 – Однако была неизвестность. А она – куда хуже любой опасности.
 Озгуд в знак согласия склонил голову, после чего произнес:
 – Похоже, что здесь, в Подземелье затевается нечто не менее гнусное, чем там наверху. И может быть, это составные части одного плана. Тут тоже готовятся к войне. Загадка для нас неразрешима. Нужен опыт и знания волшебника Одинокой башни. Потому, поторопимся. На поверхности мы свяжемся с ним через короля Деборуса.
 Они продолжили путь в полном молчании, думая каждый о своем: новых опасностях, мести, утерянном крове, или просто переживая свои страхи. Выход из туннеля приближался. Дохнуло соленым запахом моря, вместе с которым подземный ветерок донес до настороженных ушей неясный гул, сменившийся яростными криками, воплями ужаса и предсмертными стонами. Над головой идущих шло сражение. Здесь тоже грохотала война.
 Сдерживаемый старейшинами Озгуд послал вперед двух стражников, которые, возвратившись, доложили, что наверху в лунном свете разворачивается кровавая бойня. Проклятые вездесущие горные тролли во главе с ненавистным Бэддилом безжалостно расправляются с невооруженными абсолютно голыми людьми.
 – Сельки, люди-тюлени, – сдавленно произнес Озгуд. Король попытался скрыть вызванную именем заклятого врага дрожь, дрожь ненависти к обидчику и страха перед сильнейшим.
 – В бой?! – полувопрос вылетел из чьего-то нетерпеливого рта и завис в воздухе.
 – Отомстим обидчикам?! – подняли головы молодые.
 – Ни за что! – остудили их горячность старики. – Без оружия, с одними кулаками?! Нас сотрут в порошок, а вот выбраться отсюда уже не удастся. Скажи им, король!
 – Сколько их? – страх Озгуда уступал его ненависти.
 – Около сотни.
 – Нас много больше, – губы короля сжались в утвердительную усмешку.
 – Они воины, – продолжали твердить старики. – А мы мирные жители. Один горный тролль стоит десятка наших даже без своей палицы, с нею же – и подавно.
 – Повелитель лесных троллей не может быть трусом! – пользуясь полумраком, молодые воины не утруждали себя выбором выражений. Здесь не то, что не пахло почтительностью к коронованной особе, здесь назревал бунт. И в это самое время разведчики доложили, что в битву вмешался невесть откуда взявшийся деревянный человек. Один против всех, с суковатой веткой против гранитных дубинок каменных убийц!
 – Вот так смельчак! – вырвалось из толпы, и король не выдержал:
 – Старики, женщины и дети остаются здесь под охраной тебя, тебя, тебя, – указательный палец Озгуда выдернул с дюжину крепких воинов. – Остальные за мной!
 Возражения старейшин и разочарованные крики остающихся в подземном ходе стражников потонули в гулком топоте сотен бегущих ног.

3.

 Предыдущей ночью на побережье сельков обрушилась страшная буря. Над морем столкнулись два ветра: порывистый западный, притащившей с собой с земли Корред рваные черные тучи, и холодный северный, в завывании которого слышалась страшная песня смерти. Оба брата не уступали друг другу не пяди воздушного пространства. Первый швырял куски угольных облаков, пытаясь скрыть ночное светило и, нагнав мрак, во тьме его расправиться с обидчиком. Но второй отбрасывал клочья черноты, напирая вихрями мокрого снега и льдинками-градинами. В редких и очень коротких лунных просветах море со стонами вздымало гигантские волны, чтобы обрушить их на несчастный песчаный берег. С каждым очередным потоком соленые брызги приносили с собой обломки затонувших кораблей, полуистертые и изглоданные морскими обитателями останки их экипажей, золото и серебро их трюмов. Счастливые обитатели водных глубин, кому, подобно селькам, удалось спрятаться задолго до шторма, печалились о тех, кого безжалостные пенные буруны вышвыривали к далекой границе прибрежного леса. Кошмарное сражение ветров стихло так же внезапно, как и появилось на свет: западный ветер, унеся черноту и мрак, убрался вдруг восвояси, а его вторгшийся в пределы лета северный брат, прихватив снег и лед, растворился в неизвестных глубинах континента.
 К вечеру дня следующего солнце прогрело остывшую землю и море, вернув берегу и летнее тепло, и привычные игры сельков. Люди-тюлени выбирались из водной глади весьма осторожно, обходя стороной корабельные обломки: их вовсе не интересовали драгоценности древних времен, тем более куски ранее горделивых парусников и галер. Наоборот, сельки боялись поцарапать свою нежную кожу, но, в конце концов, сбросили ее и, расчистив изрядный кусок побережья, устроили там подходящие для брачной поры состязания, танцы и игры в закатных бликах опустившегося за горизонт светила и в желтовато-сиреневом свете выкатившейся на небеса луны.
 Подвоха не ожидал никто, и когда тролли выбежали из лесных зарослей, обрушив смертоносные удары на нежные, беззащитные тела, люди-тюлени ничего не поняли. Первая кровь вырвала их из радости, отрезвила, швырнула в панику. Сельки заметались вдоль берега. Они не были воинственными, хотя в море могли дать отпор любому обидчику, однако не здесь, на берегу, когда приходилось не только спасать саму жизнь, но и заботиться об оставленных на песке шкурах. А нападавшие, послушные четким командам свирепого предводителя, разделились на два отряда. Один быстро отсек путь к спасительной воде, второй занялся планомерным избиением и тем, что принялся рвать тюленьи шкуры в клочья, обрекая убегающих сельков на мучительную смерть в лучах утреннего солнца.
 Не встретившие никакого сопротивления монстры вошли в раж. Ух-ух! – взлетали в воздух смертоносные дубины. Крак-крак! – разлетались хрупкие черепа. И бойня могла бы продолжаться до самого утра, если бы не грозный рев командира отряда:
 – Идиоты! Ищите золотоволосую! Башки поотрываю! Всем!
 Тролли перестроились в мгновение ока. Береговой отряд прекратил свои бессмысленные метания и отрезал от общей массы группу сельков, окруживших стройную золотоволосую девушку.
 – У-у-у!!! – сладострастно выдохнула полусотня глоток, проглотив слюну.
 – Не трогать! – осадил наиболее ретивых предводитель. – Брать живой! И смотрите, осторожно, чтобы с ее головы даже волос не упал! Да пошевеливайтесь, ублюдки неуклюжие!
 Не тут-то было. Именно здесь отряд головорезов столкнулся хоть и со слабым, но зато организованным сопротивлением, которым руководил хорошо сложенный молодой сельк, отличавшийся от остальных не только светлыми волосами. Юноша был широкоплеч, силен и высок, выше любого из сородичей на целую голову. А еще он яростно жег врага своим пронзительно-синим взглядом, в отличие от которого глаза остальных представителей тюленьего племени были золотисто-коричневатыми и отливали нежным, беззащитным теплом. Этот сельк производил впечатление настоящего воина, только без оружия, что, несомненно, спасало троллей от потерь. Однако, навалившись вдесятером, люди-тюлени опрокидывали злобных монстров, вырывали из цепких лап каменные дубины, засыпали глаза едким прибрежным песком, лишая противника возможности любой целенаправленной атаки. Правда, из каждого десятка героев в строй вставало лишь двое-трое, но при этом на морском берегу крутилось, раздирая глаза, все больше и больше воющих от боли замшелых чудовищ. Бой грозил затянуться, если бы не таяние рядов защитников золотоволосой красавицы. Вот уже корявые лапы почти коснулись ее, и в это самое время от сосновой опушки донеслось раскатистое «Ур-р-ра!», вслед за которым в направлении каменных убийц полетел шарик тлеющего огонька.
 Сначала тролли подумали о своих неизвестно откуда свалившихся лесных собратьях, что на время заставило монстров перестроиться для отражения атаки с тыла, и лишь спустя некоторое время разобрались, что имеют дело всего лишь с одним-единственным шальным лесовиком. Волшебный трут лесного воина попал в цель. Дикий вой и озарившие тьму живые факелы возвестили о первых настоящих потерях врага. Дубовая палица с треском скрестилась с каменными, врезалась в ухмыляющиеся морды, вышибая самодовольство из тупых, поросших густой шерстью, покатых лбов. Тролли дрогнули и расступились по сторонам. Проход к златовласке был практически свободен. Радовид, а это был именно он, шагнул вперед, туда, где в неверном свете расплывались черты любимого лица. Двадцать лет! Целую вечность он не видел своей Тиллы, а вот теперь она оказалась такой близкой, – только протяни ладонь.
 Росич пропустил бы смертельный удар с боку, если бы не рев ненависти, с которым обрушился на обидчика предводитель нападавших, Бэддил. Родная дубинка выручила хозяина и на этот раз: она взметнулась навстречу гранитной палице и разлетелась вдребезги. Радовид пошатнулся. Мгновения хватило, чтобы перед ним снова выросла стена уродливых созданий, а гигантский монстр ворвался в гущу сельков. И пока лесной воин кулаками расправлялся с рылами троллей, уворачиваясь от града их встречных ударов, Бэддил расшвырял людей-тюленей, оглушил синеокого юношу, подхватил Тиллу, перекинул ее через плечо и повернул к кромке спасительного леса. Сохраняя боевой порядок, нападавшие двинулись вслед за предводителем, оставив на берегу около двадцати куч пепла – результат непреодолимого жара волшебного трута. Столько же послушных командам Бэддила троллей отрезали путь к преследованию и для Радовида, и для нескольких наиболее смелых сельков. По деревянным щекам лесовика покатились смоляные слезы бессилия: почти обретенная возлюбленная снова исчезала в неизвестном направлении.
 Полусотня захватчиков достигла первых деревьев, когда из-за шершавых стволов выступили такие же шершавые тела лесных троллей.
 – Привет, братец! – угрожающе улыбнулся Озгуд. – Ты, наверное, думал, что наша встреча состоится не скоро!
 – Ах-р-р-р! – заскрежетал зубами Бэддил. – Да, я был уверен, что ты и твой жалкий народец убрались так далеко, как только можно, чтобы там трусливо зализать обиду и горечь поражения! Кстати твое вино оказалось на редкость великолепным. Жалко, что мы не распробовали толком твоих женщин. Думаю, моим ребятам они также пришлись бы по вкусу.
 – Подлец! – выкрикнул Озгуд.
 – Жалкий трус! – ответил Бэддил.
 – А-а-а! – закричали лесные тролли.
 – Оу-у-у! – дружно взревели горные монстры, и оба отряда схлестнулись в жестоком сражении.
 Неожиданная подмога вновь зажгла в деревянной груди Радовида угасшую было надежду. Крепкие кулаки лесовика работали без устали. Плечо к плечу с ним усиливал натиск на противника стряхнувший оцепенение голубоглазый сельк. Юноша подхватил около кучки пепла одну из осиротевших гранитных дубинок и работал ею без устали, раз за разом вздымая и опуская шипастую палицу. В его крепких руках пудовое оружие выглядело легкой пушинкой. Совместный натиск лесных троллей и сельков оказался настолько решительным, что горные монстры дрогнули. Если бы не Бэддил, они бежали бы прочь, однако грозный рев вожака заставил замшелых сплотиться и отступать организованно. Шаг за шагом их теснили к лесу, вырывая из плотных рядов то одного, то другого гиганта. Расправлялись с каждым быстро и безжалостно. Из организовавшей набег сотни осталось пять-шесть дюжин, да и те таяли на глазах.
 Каждый удар кулаком в гранитную челюсть отдавался болью, но Радовид не ощущал ее. Перед глазами лесовика стоял знакомый овал лица с широко распахнутым коричневато-золотистым взглядом, застывший в немом крике ужаса рот и свисающая с поросшего шерстью плеча грива золотых волос. Спасение любимой казалось таким близким, но и кромка леса с его непроходимыми дебрями, готовыми укрыть похитителей, была совсем уже рядом.
 – Навались, братцы! – выкрикнул росич, повергая на землю очередное свиное рыло. – Бей, ворогов!
 Троллям Бэддила срочно требовалась какая-нибудь военная хитрость, и изощренный мозг короля быстро сориентировался в окружающей обстановке. Что-что, а уж умения воевать и подличать Бэддилу было не занимать. Замшелые закопошились за спинами первого эшелона обороны.
 – На землю! – рявкнул гигант, и ближние к атакующим монстры рухнули мордами в песок.
 – Запускай! – королевская дубина взлетела к небесам, а в ничего не подозревавших лесных великанов и сельков, словно пушечные ядра, полетели гранитные тела смертников. Удар был неожиданным и сокрушительным: десяток мощных смерчей буквально смел людей-тюленей и их неожиданных помощников, убивая и калеча все на своем пути. Радовид едва успел оттолкнуть голубоглазого селька в сторону и рухнуть в другую. Обоих выручили его воспитанные Заповедным лесом ловкость и предчувствие опасности. Атака же союзного войска захлебнулась настолько, что золотые волосы Тиллы мелькнули и исчезли за мохнатыми лапами елей вместе с Бэддилом и сопровождавшим его десятком солдат. Остальных король бросил умирать, задерживая погоню.
 Уныние неудачи мигом переломило военную фортуну в пользу горных монстров. И вот уже затрещали под ударами гранитных палиц деревянные тела лесных троллей, и снова пролилась кровь беззащитных сельков. Побоище грозило завершиться полным разгромом.

* * *
 
 Лес встретил поредевший отряд Бэддила мрачной тишиной, на которую король поначалу просто не обратил внимания. Он еще переживал чуть было не случившееся поражение. Надо же: эти несчастные слабаки, эти жалкие выродки, эти деревянные чурки едва не одержали верх, и над кем?! Над ним – великим воином гордого горного племени. Ну, ничего! Главное – задание Деза выполнено, девчонка в их руках, и вскоре окажется в подземельных владениях повелителя смерти. Он, Бэддил, заслужил похвалу. Но разве воину нужны пустые слова благодарности?! Никогда! Если бы все победители всех времен довольствовались только славой, на земле и под землей уже давно бы никто не проливал ничьей крови. Солдату нужно совсем иное: слезы и унижение побежденных, которые рождают в душе ощущение собственной значимости; возможность безнаказанно проливать кровь, что дает выход годами копящейся ненависти и жажды мести; добыча, все равно какая: золото, земли, женщины, но именно добыча обеспечивает наслаждение от удовлетворения любых потребностей и прихотей. Вот так. А уж после, пожалуйста: если кому-то вдруг захотелось напялить на вашу башку лавровый венок, милости просим, увековечивайте нас для благодарных потомков, но только после.
 – Его «спасибо» мне ни к чему, – думал, пристраивая поудобнее на плече свою ношу, Бэддил. – И награда тоже. Пусть лучше поможет отомстить. Всем: в первую очередь братцу Озгуду, затем проклятому волшебнику Одинокой башни и еще людишкам. А заодно расширить границы Трольхейма. Однако сначала – месть!
 – Ой! – грузно ступавший впереди отряда тролль взмахнул лапами и, теряя дубину, растянулся во весь рост.
 – Ой! Ай! Ох! Тьфу! – еще четверо воинов авангарда оказались носом в прелой листве и хвое.
 Горный король замер на месте, за ним столпились оставшиеся пятеро солдат.
 – Ну, что разлеглись, бестолочи! Поднимайте скорее свои задницы, хозяин ждать не будет!
 Он уже вознамерился воспользоваться тяжеловесной палицей, когда увидел страшное. Ноги упавших оплелись густой сетью корней, а из земли, вспенивая рыхлый перегной, молниеносно выползали все новые и новые отростки. Вскоре все пятеро напоминали собой несколько огромных коконов.
 – Демонское отродье! – Бэддил только и смог, что выругаться, и словно в ответ на злобные слова командира отряда, неведомая сила начала медленно втягивать его обездвиженных воинов под землю. Первая, посетившая короля, мысль была о не к месту помянутом парой минут раньше волшебнике Одинокой башни.
 – Ублюдочный волшебник, – процедил тролль сквозь зубы и услышал в ответ:
 – Ах, что за хамовитый гость
 Забрался в дом ко мне!
 Ах, этот гость, что в горле кость,
 Что скрежет в тишине!

 Жужжит, как муха на стекле,
 Мешает как мозоль.
 Как холод с улицы в тепле
 И как на рану соль.

 Ну, что ж проучим наглеца,
 Преподнесем урок!
 Чтоб спесь сползла с его лица,
 И чтоб урок был впрок!

 – Эй, кто здесь?! – рев Бэддила пронесся раскатом грома, только слышались в нем не угроза и злость, а самые обыкновенные растерянность и страх. – И как ты смеешь поднимать руку на воинов непобедимого варлока Деза?!

 – «Непобедим! Непобедим!» – промолвил ты, наглец.
 Но разве не учил тебя под поркой твой отец?
 У поражений и побед всегда один конец,
 Его отыщет трус любой и удалой храбрец.
 
 Пусть славу обретет один, бесчестие второй,
 Сражаясь в ярком свете дня, бредя ночной порой.
 Конец один, один у всех наряд имеет крой:
 И храбреца и наглеца ждет саван гробовой.

 Волосы на загривке Бэддила поднялись дыбом. Король почувствовал, что обе его ноги оплетены цепкими жгутами корней. Любое движение стало попросту бесполезным. Тролль обернулся. Пятеро солдат с выпученными от ужаса глазами находились в столь же плачевном положении, как и их предводитель. А между тем голос продолжал.
 – Ты имя знать мое хотел? Деборусом зовусь.
 Ты битвой бредил? Так давай! Рази меня, не трусь!
 Взмахни ж дубиною своей, не то я рассмеюсь!
 И помни: здесь моя земля, врагов я не боюсь!

 Королевский лоб покрылся испариной, в животе предательски заурчало от страха: на троллей надвигался огромный раскидистый дуб с десятком растопыренных ветвей-рук. Перед таким великаном гранитная палица Бэддила выглядела совершенно бесполезной крохотной игрушкой. Ею можно было лишь с веселым свистом рассекать воздух, и не более того.


4.

 Павший духом – уже не воин. Несколько десятков горных троллей мгновенно отбросили отряды сельков во главе с Радовидом и лесных собратьев под предводительством Озгуда к самой кромке мирно плескавшихся волн. Вечное море было далеко от страданий живых существ, оно лишь молчаливо слизывало с песчаного берега следы пролитой крови, да покачивало на своей глади изуродованные сражением трупы. Спасения не было, тем более что предоставленные сами себе замшелые монстры вовсе не спешили скрыться в лесной чаще: перед ними находился отступающий противник, – следовательно, в первую голову, необходимо было расправиться с ним.
 Уныние и отчаяние. Что может быть хуже для еще живущего? Соперничать с ними не может даже смерть. Ибо последняя означает прекращение существования, тогда как и уныние, и еще больше отчаяние – это сонм бесконечных терзаний души, это абсолютная апатия и нежелание даже двигаться, не то, что сопротивляться, это медленное умирание.
 Подняв и опустив в очередной раз отвоеванную дубину, юный сельк молча пал на колени, безучастно наблюдая за гибелью своих товарищей. С потерей золотоволосой красавицы Тиллы, жизнь утратила для него всякую ценность. Радовид, хотя и страдал не меньше, в том числе и от неясного чувства ревности – еще бы, ведь синеглазый сельк мог оказаться и другом и даже мужем его возлюбленной, – однако не сдавался. Росичем овладела ярость. Туманившие глаза слезы несостоявшейся встречи высохли, и теперь из-под насупленных бровей лесовика во врага летели молнии ненависти. Вскоре практически все тролли столпились вокруг одинокой фигуры Хранителя Заповедного леса.
 – Ахрг! – послышавшееся в грозном ворчании удовлетворение отрезвило сына Илленари. Лесовик застыл на месте. Его окружало плотное кольцо горных монстров, для которых остальные разбегающиеся во все стороны противники просто перестали существовать.
 – Мы не станем убивать тебя сразу, бревно дубовое! – пророкотал один из троллей.
 – Ох, и спасибо тебе, башка ты каменная! Может тебе еще и ума достанет, отпустить меня восвояси?
 – Мы обуглим тебя на медленном огне, чтобы душа еще теплилась, а после начнем отпиливать по маленькому кусочку! – не обращая внимания на издевку, продолжил гранитный великан.
 – А вот это ты видел?! – на мгновение руки Радовида сложились в довольно неприличный жест и снова заняли оборонительную позицию. – Ты сперва возьми меня, образина замшелая!
 – Вот, что правильно, то верно. Энто завсегда так, – знакомый голос наполнил сердце росича несказанной радостью: за сутулыми спинами едва виднелась крохотная фигурка Кукиша. Единственное, что смогли сделать тролли – это повернуть в сторону говорящего свои уродливые морды. А потом камни просто окаменели.
 – Ну, чего? Скушали? Крови вам захотелось?! – потирая руки, волшебник Одинокой башни развернул монстров в одну шеренгу и прошелся вдоль нее неспешным шагом, шагом победителя. – Вы мне ишо за Эллеюшку ответите, рожи мерзопакостные! Но энто чуток попозжее.
 
* * *

 Лесовик рвался в погоню. Ему не терпелось скорее вызволить возлюбленную из корявых лап Бэддила, однако, внимательно выслушав краткие рассказы Радовида, Озгуда и голубоглазого селька, домовой лишь пренебрежительно взмахнул ладошкой:
 – Потерпит. Деборус все равно их никуда не выпустит.
 Потом, словно вспомнив о чем-то своем, глубоко вздохнул и прибавил:
 – И любовь твою сбережет в целости и сохранности… Не то, что некоторые.
 Оттин, а именно так звали рослого юношу с голубыми глазами, оказался сыном Тиллы. И поскольку от роду ему было немногим менее двадцати лет, Радовид понял, что и его сыном тоже. Понял, однако, смолчал. Хорош отец! Чурбан неотесанный и тот лучше смотрится. Разве можно было в глазах обретенного сына ставить себя рядом с красавицей Тиллой, тем более так сразу. Зато Кукишу все стало ясно с первых мгновений: Оттин как две капли воды напомнил ему того пятилетнего мальчишку, которого оставил злыдень подле Илленари, отправляясь на битву у поля Русского. Ясно то, ясно, но и домовой смолчал тоже. Так вот, Оттин вмешался в разговор, бесцеремонно схватив волшебника за рукав так и не снятого им впопыхах синего свадебного камзола:
 – Ждать нельзя. Скоро встанет солнце. Для нас, сельков, его лучи смертельны. Лишенный кожи умрет на солнце в считанные часы в тяжких муках. Смотри, вон, как на востоке посветлело!
 – И энто беда – не горе, милай. Сперва потому, что Деборус волшебник: что ему от солнышка защитить?! Да к тому же в его чертогах и без чародейства тени предостаточно будет. Лучшей давай-ка, сородичам твоим пособить подумаем как: их-то, гляди, почитай не один десяток без кожи остался, и назад, в море, им никак не возвертаться.
 Действительно, на берегу творилось невообразимое. Те из сельков, кому повезло отыскать шкуры невредимыми, торопливо перебирая тюленьими ластами, скользили в морские глубины. Остальные столпились на берегу. Провожая соплеменников, они не стонали и не плакали, не завидовали и не рвали на себе волосы, и, в отличие от людей, даже не ненавидели более удачливых – они тихо прощались с друзьями и морским простором.
 – Давай соберем их шкуры из кусочков! – выкрикнул встревоженный Оттин.
 – Не-е, милай, такое не под силу и самому великому из великих магов. Да и времени, чтоб сыскать каждый родной телу обрывок, ой сколько понадобится. Не поспеем!
 – Наколдуй им новые одежды, дядька Кукиш, – предложил Радовид.
 – И энто не с руки. Не приживется кожа искусственная. Все одно погибель будет.
 – Что же делать-то? – сжал кулаки Озгуд. Королю лесных троллей было обидно и жалко: ведь как сражались эти сельки, и без всякого оружия!
 – Есть только один выход! – нахмурил брови домовой.
 – Какой?! Говори!
 – Превратить их в людей. Но это навсегда, навечно!
 – Но, ведь для селька это все равно, что смерть, – прошептал Оттин. – Только еще более мучительная и долгая. Смерть от тоски. Суша – не море. В сравнении с безбрежным и бездонным океаном – она тюрьма. Воздух не может так качать, ласкать и баюкать, как волна. Ни один из нас не согласится на это.
 – Даже ты?! – напряженно спросил Радовид.
 – Тем более я!
 – А как же матушка?!
 Оттин задумался. Медленно поднималось солнце. Первые лучи коснулись обнаженной кожи сельков, от которой ввысь немедленно потянулись струйки пара. Оставив Радовида и Оттина выяснять отношения, Кукиш подбежал к стайке людей-тюленей. Он заглядывал в лицо каждому и говорил вопросительно: «Предлагаю тебе жизнь?», на что получал отрицательное покачивание головой, и переходил к следующему. Тела смертников покрылись глубокими язвами; они медленно таяли, как таял на солнце прошлогодний снег. И при этом ни стона, ни всхлипа. Люди-тюлени просто опускались на песок и застывали, укрыв головы ладонями.
 Насильно мил не будешь. Желающего умереть от гибели не спасешь, да и судьбу вряд ли обманешь. Оставалось решить вопрос с Оттином.
 – Ну, чего? – волшебник Одинокой башни вопросительно взглянул на лесовика.
 – Не хочу! – ответил за Радовида Оттин, ступая навстречу плещущимся волнам, ближе к гибнущим собратьям.
 – Ну, уж нет! – яростно заорал Радовид. – Не для того я обретал сына, чтобы потерять его вслед за милой!
 Лесовик одним прыжком очутился прямо перед сельком. Хотя ноги его разъехались по мокрому песку, однако, удар кулака был страшен. Челюсть Оттина лязгнула, сам он отлетел на пару шагов и, рухнув навзничь, застыл без движения и, казалось, без дыхания.
- Превращай его, дядька!

* * *

 У самого подножья Одинокой башни столпились лесные тролли Озгуда, среди них Кукиш и Радовид с все еще оглушенным сыном на руках.
 – Вот мы и дома, – удовлетворенно потер руки Кукиш и добавил: – Славно поработали.
 Действительно славно. Сотворив заклинание над потерявшим сознание Оттином, великий волшебник выпытал у застывших горных монстров то немногое, что троллям было известно о пославшем их варлоке Дезе. После чего злыдень просто поднял каждую замшелую громадину в воздух, перенес в море, подальше от берега, и отпустил, вымолвив:
 – Нечего окрестности поганить. А так, хоть рыбам на корм, хошь и гадость порядочная, но все же еда.
 Прибывшие и встречавшие ответили на приветствия друг друга, обменялись ликующими объятиями и краткими словами. Больше всех радовался Лесослав. Еще бы! Названный брат и воспитатель был цел и невредим. Юноша даже перестал бросать в сторону Весёлки укоризненные взгляды. А затем домовой обернулся к Радовиду с хитринкой в глазах:
 – Айда, теперича за нею, что ли?! На пару.
 Волшебство понесло злыдня и лесовика в сторону Деборусова королевства. И в самый момент исчезновения Кукиша пронзила вдруг внезапная мысль. Он вспомнил миг недавнего полета к побережью сельков. Тогда, сбегая по лестнице, он видел себя, видел со стороны, как в зеркале. Видел, однако, впопыхах не придал этому никакого значения. Но откуда в Одинокой башне зеркала, если даже расчесывавшая волосы Эллея гляделась в миску с водой или в дно до блеска начищенной огромной кастрюли: волшебники не без основания опасались магической силы зеркал. В сердце злыдня закралось темное подозрение, маленькое подозрение, которому со временем суждено было перерасти в уверенность, а уверенности – в страшную смертельную реальность.