Книга 6. Глава 5. Вспомнить всё...

Мэтт и Лада, Америка, 1966 год

Лада провела его в кабинет и пригласила присесть. Некоторое время длилось неловкое молчание.
– Итак, с чего же мы начнем? – Лада вопросительно взглянула на него.

Мэтт с трудом стер с лица идиотскую улыбку, никак не соответствующую его сегодняшней миссии.
– Может быть, с семейного альбома?

– Да-да, я уже просмотрела несколько и никого похожего там не обнаружила.

– Вы позволите взглянуть мне самому, так сказать, свежим взглядом?

– Вот, пожалуйста, – она после небольшой заминки, пододвинула к нему довольно объемистый альбом, – начните с этого.  Ей явно не хотелось, чтобы чужой человек копался в семейных фото, все равно, что в личных вещах ее семьи. Но она умело скрывала свое недовольство за вежливой улыбкой.

Мэтт не спеша переворачивал страницы, внимательно вглядываясь в каждое лицо. По ходу Лада поясняла, кто кем из запечатленных на фото, приходился ей и ее брату – их отец, мать Лады и Кирилла старшего, его жены, дети от нескольких браков, друзья семьи…

Альбом был оформлен очень аккуратно, с любовью. Мэтт с интересом рассматривал детские фото Лады, она была точной копией своей матери – такая же изящная и красивая. Но сходство было только внешним, судя по взгляду, выражению лица, позе, мать Лады была еще та кокетка, ветреная, избалованная вниманием мужчин, что зачастую и свойственно фотомодели?

Лада же с детских лет выглядела очень вдумчивой, серьезной, неулыбчивой и взрослой, возникало печальное ощущение, что детство обошло ее стороной. И только рядом с братом она улыбалась, и смотрела на него с обожанием.

Мэтт вздохнул, когда-то Лада смотрела так и на него, и очень удивилась бы, покажи он ей их совместные фото в обнимку и беспрестанно целующихся. Что скрывать, он надеялся на то самое фото из будущего, чтобы рассказать не только о племяннике Лады, но и об их с нею отношениях.

Поверит ли она? Как отреагирует? Предсказать ее реакцию всегда было трудно, а уж после таких откровений… Ну, а на фото Лады в обнимку с будущим мужем, счастливчиком Девисом, он вообще не мог смотреть спокойно, чувствуя нарастающие раздражение и ревность.

Мэтт одернул себя, стараясь отвлечься от своих сугубо личных переживаний. Перед глазами Мэтта последовательно, согласно хронологии, разворачивалась история семьи Петровских, и в ней напрочь отсутствовали Прасковья и Кирилл-младший, отсутствовали в альбоме, но не в памяти Кирилла-старшего. Судя по всему, он никогда не забывал Прасковью и допускает, что она могла родить от него ребенка. И если это так, он хочет его найти.

Они вместе с Ладой просмотрели все альбомы, но заветного фото Мэтт так и не нашел. В общем-то, он так и подозревал, что вряд ли найдет его среди семейных фото. Кто же держит компромат на виду? Нужно обязательно заглянуть в сейф. Мэтт уже обдумывал, как бы половчее навести Ладу на эту мысль. Но пришло время обеда, и она вежливо пригласила его отобедать вместе с ней.

В просторной столовой ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь последний раз – тот же размах и изыск, как в обстановке, так и в приготовлении и подаче блюд.

Они сидели напротив друг друга, разделенные огромным обеденным столом. Он помнил, что именно так отгораживалась Лада от неприятных ей гостей, если вынуждена была их принять, и держалась так же подчеркнуто вежливо и холодно, как сейчас с ним.
Обед прошел в молчании, Мэтт так и не нашел подходящую моменту тему для разговора, и Ладу, похоже, это устраивало. «Да, — обреченно думал Мэтт, — хорошего впечатления на нее ты произвести не смог, как ни старался».

Бокал превосходного, дорогого, по всей видимости, коллекционного красного вина пришелся очень кстати, его благородный багровый оттенок выгодно подчеркивали переливающиеся грани натертого до блеска хрусталя, густая терпкая прохладная влага приятно щекотала вкусовые сосочки.

По правилу хорошего тона полагалось лишь слегка пригубить, но он без зазрения совести осушил бокал до дна и собирался наполнить его снова. Однако Лада уже встала из-за стола, давая понять, что трапеза окончена. Мэтт, с сожалением, кинув взгляд на запотевшую бутылку, последовал примеру хозяйки дома и прошёл за ней в ее рабочий кабинет.

Ладе не терпелось, наконец-то отделаться от него.
– Итак, вы просмотрели альбомы и, как я поняла, ничего не нашли, так что…

Мэтт не дал ей договорить:
– Да, но вы не допускаете, что предмет наших поисков может находиться среди прочих бумаг и документов в рабочем столе, например, или в сейфе. Ваш брат просил меня заглянуть в каждый уголок, где только возможно хранить важные или компрометирующие материалы.

– Вы полагаете, что я могла забыть, где спрятала компромат в своем собственном рабочем кабинете? Я еще не выжила из ума и склерозом не страдаю, чтобы быть не в курсе того, что делаю.
Лада старалась говорить спокойно, но тон ее с каждым словом становился все жестче.
– Вы можете передать это и моему брату, а теперь проваливайте отсюда к…

Мэтт снова не дал ей договорить, выразительным жестом прервав ее тираду.
– Я вовсе не хотел обидеть вас, простите, если моя просьба задела вас за живое.
Он приблизился к ней и посмотрел в повлажневшие от обиды глаза, ее сжатые губы подрагивали.
– Для вашего брата очень важно найти этого человека, вероятно, чтобы самому убедиться в реальности его существования.

Она упорно отворачивалась от него, стараясь взять себя в руки и показать, что не желает с ним более разговаривать.

Но Мэтт продолжал:
– Доказательством тому служит лишь это злосчастное фото. Если его нет, и никогда не было, значит, вы были правы, а ваш брат всего лишь бредил, и этот медовоглазый, как он его окрестил, является плодом его воображения. Нужно только досконально всё проверить, всё, где только возможно найти это доказательство.

Лада нехотя, но все же поддалась на его уговоры.
– Хорошо, если это так важно для Кирилла, – проговорила она уже своим обычным спокойным тоном.

Просмотрев все документы, запертые в рабочем столе, и ничего не обнаружив, она открыла сейф. Мэтт с замиранием сердца следил, как она перебирала его содержимое.

Внезапно она замерла, не веря своим глазам.
– Каким образом это сюда попало? – спрашивала она скорее себя, чем Мэтта, вынимая из сейфа то самое досье на своего брата. Лада растерянно перелистывала страницы, содержание прочитанного не укладывалось в ее голове.

— Что за ерунда? Это что, розыгрыш? – в ней снова закипала злость.
Но, перевернув очередную страницу, она буквально остолбенела. С цветной фотографии, обнимая красивую женщину столь же преклонного возраста с удивительными медового оттенка глазами и парня лет двадцати с теми же глазами и до боли знакомыми чертами лица, на нее смотрел ее брат.

Немного придя в себя, Лада, совершенно забыв о стоящем неподалеку Мэтте, не отрывая глаз от фото, прошла за свой рабочий стол и медленно опустилась в кресло.
“Этого не может быть, это фотомонтаж, подстава какая-то” – постоянно крутилось в ее голове. Но счастливые глаза брата, обнимающего, без сомнения, дорогих ему людей, не могли ее обмануть. Это был Кирилл, она это уже знала, хоть и не хотела с этим соглашаться и все еще продолжала спорить сама с собой.

Ей было больно от того, что ее не было на этом злосчастном, непонятно откуда взявшемся фото, и от того что на нее брат уже давно так не смотрел. Она уже ревновала, как всегда ревновала к женам, детям, к работе, ко всему на свете, что отрывало его у нее. Ведь дороже человека после смерти отца, у нее никого не было.

Она, не замечая слез, всё перебирала и перебирала содержимое папки, читала и перечитывала снова и снова... И никак не могла понять, как могла забыть обо всем этом – о розыске брата, о племяннике Кирилле младшем, о его матери Прасковье, о Мэтте. Она чувствовала, как он переживает за нее, как волнуется и ждет. Он любил ее все эти долгие 10 лет, любил и ждал.

Она подняла на него заплаканные глаза.
– Как я могла забыть… Целая жизнь была стерта из памяти… Дорогие мне люди, ты… Как я могла забыть…

Мэтт все эти бесконечные минуты напряженно всматривался в ее лицо и ждал, ждал... И как только Лада подняла на него глаза, Мэтт понял – она вспомнила, она узнала его!

Он опустился возле нее на колени, обнял и прижал к себе.
– Ты вернулась ко мне?! – все еще не веря своему счастью, повторял он. – Ты вернулась ко мне?! Ладушка, любимая моя, Ладушка.

Он бережно целовал ее мокрое от слез лицо, глаза, губы, и она робко отвечала на его поцелуи, как будто вспоминая вкус его губ, его запах, его руки.
С каждой минутой их объятия и поцелуи становились все более пылкими и неистовыми. Словно они хотели восполнить невосполнимое – эти десять потерянных лет, вырванных из их жизни по воле злого рока.

Тоска, боль, восторг – все смешалось и выплескивалось через край, и они тонули в омуте страсти, растворяясь друг в друге, позабыв обо всем на свете, только он и она, только он и она…

Продолжение следует...