Собачья доля

Птичка в клетке. А точнее даже не птичка, а подзаборная псина, коей я сам являюсь. Разница не в отношении к себе, а в том, что птичка стремится к небесам, а я без всякого желания на риск на эти самые небеса гляжу. Взгляд мой не наполнен ярым рвением, нет. Он пустой. Пустой, как стакан, который обычно на половину полон или пуст.

Помнится мне, как по телевизору, или в интернете, я наблюдал интервью одной знаменитости. Знаменитостью этой был некий молодой человек. Он говорил вещи, которые сложно назвать настоящими. Он говорил, что страдает от того, что не может прекратить ту жизнь, которой живёт. Я бы понял его, если бы он был настоящим думающим человеком, а так он являлся лишь массовкой, которая пробилась на чуть более видное место, чем остальные.

Так вернёмся к птицам и собакам. Собаки отличаются от птиц не только отсутствием у последних оперения, но и стилем жизни. Псы живут спокойно и наблюдают за птицами, рвущимися к небесам без особого энтузиазма. Собаки часто кажутся нам ленивыми, и даже самые активные особи по сравнению с вечно летающими птицами кажутся безработными тридцатилетними бездельниками.

Однако взгляните на это иначе. Вы можете корить собак за леность, или откровенную бесцельность их существования, слабость, или зависимость от хозяина. Но стоит вам взглянуть в их глаза, вы сразу увидите ум. В их глазах отражается глубочайшее понимание вопроса. Даже за смешной мордочкой мопса, или приплюснутым черепом борзой может скрываться великий интеллект, заставляющий вас пристыдиться и пожалеть о самой мысли о недалёкости этих существ.

А птицы… Что ж, найди хоть единую мысль в тупом взгляде голубя. Само собой, можно встретить и умных птиц, вроде сов. Они смотрят как будто чуть глубже всех остальных членов стаи, в которой оказались, но это не отменяет их птичьего начала.

Женщиной, с которой я выбрал прожить свою жизнь была сова. Сова казалась мне умной и отчасти даже отличавшейся от остальных птиц, окружавших меня. Но, несмотря ни на что, она была птицей, о чём я позволил себе позабыть.

Познакомились мы в некотором библиотечном клубе, где многие решались читать свои произведения, которые не читали людям, как им казалось, не понимающим. Я приходил туда не почитать, а послушать. Это заметила моя сова и позволила себе со мной заговорить, что было в данном месте редкостью. Этим она мне, в прочем, и запомнилась, этим и влюбила.

Она была до крайности нетипичным своей типичностью человеком. Ношение той одежды, что носила она удивляло и даже несколько поражало. В ней не было той развязности и свободности, которая тогда была весьма популярна. Глядя на неё со спины, нельзя было сказать ровно ничего об этом человеке, но лишь заговорив с ней, ваши мысли о её абсолютной пустоте мгновенно развеивались. Мне такое нравилось.

Однако, белые вороны тоже птицы. А птицы летают в стаях. Говоря со мной, она не отказывала себе в общении с остальными, что радовало меня. Мне нравилось думать о том, что я удобен в общении. К тому же, это означало и то, что я тоже могу не отказывать себе в общении со своей стайкой.

Так мы и жили, кажется, пару лет. Разумеется, что-то менялось. Я продолжал свою учёбу, как продолжала её и она. Мы не оставляли наше желание общаться и проявлять к друг другу какие-то знаки внимания, хотя я проявлять их не умел, из-за чего каждый новый трюк, исполненный совой, вызывал у меня дикий восторг. Если, конечно, восторгом можно назвать состояние ступора с прилившей к щекам кровью.

Я не помню нравилась ли мне такая динамика, или нет, но могу сказать, что она меня устраивала. В это же время я наблюдал в той самой библиотеке появление всё новых и новых птиц. Соловей красиво поёт, но в его песне нет абсолютно никакого проку, даже если задуматься. Орёл парит в одиночку, но всё ещё является птицей, поэтому является не менее стайным, чем остальные. Совы новые тоже появлялись, но они меня совсем так не цепляли, ведь сердце своё я уже отдал той самой, что удивила меня своей особой совиной натурой.
Прошло время, и мы с моей дамой сердца съехались. Поселившись в одной квартире с ней, я стал наблюдать всё большие различия между нами. Тогда, я и понял, что по сути своей не птица, а собака. Я слишком мягкий, чтобы парить в одиночку, или даже в стае. Хотя это и не отменяло одной важной вещи – наслаждения.
Попробуйте показать своей собаке впечатляющий трюк. Она обрадуется и удивится тому, какой её хозяин умный. Вот так же и со мной. Я наблюдал за сменяющимся карьерным положением моей совы с таким благоговением, будто каждый раз, когда она получала новую должность, на моих глазах рождался из воздуха новый младенец.
Моя сова не менялась, однако, менялся я.

Со временем разность, между нами, всё возрастала и возрастала. Пока я стремился ходить по земле, птица стремилась к небесам, в чём я не мог её винить. Однако поводок имеет ограничение. Она не может вести меня гулять и лететь выше, когда верёвка, к которой я был к ней привязан имеет свою ограниченную длину. Поводок, как выяснилось, был очень коротким.
Я мог бы когда-то полететь, я мог бы когда-то стать такой же птицей, как она, но сейчас я уже вырос собакой. Я не винил её в птичьей натуре, но она винила меня в собачей. Каждый раз, когда я издавал лай вместо того, чтобы залиться соловьиной трелью, я получал её укоризненный совиный взгляд. Но страшно не то, как она на меня смотрела, а то, как мучил себя я сам.

Наконец, я принял эту свою собачью натуру и отказался пытаться полететь, чем вызвал её праведный гнев и свою долю саморазрушения. Каждое утро я просыпался с мыслями о том, что не могу быть хоть сколько-то достоин существа, что выбрал своим партнёром. Я до сих пор любил её, но до сих пор не научился показывать свои чувства.

Я не вырос, я не полетел. Всё, что я сделал – превратился из щенка в пса. Разумеется, сова нашла себе орла. Та самая птица с белокурой головой, сильными крыльями и способностью по-настоящему укрепиться в обществе, как птичий король. Я даже и спорить-то не стал с её выбором, ибо глаза мои видели ту разницу, которую большинство людей видеть не хотело. Она птица, до которой мне, как до Луны. Страшно то, что я уже не мог от неё отвязаться.

Я всё прокручивал в голове одни и те же мысли и заключения. Всё думал об орле, отнявшем у меня счастье, которого я не заслужил, но которое у меня было. Больнее всего эти размышления ударили меня, стоило мне увидеть их вместе. Они не проявляли никаких знаков любви, кроме тех, которые я демонстрировать не мог, но между ними была та связь, которой между нами и быть не могло. Всё было понятно.
Собака не может дать сове того, что ей может дать орёл.
Однако, она всё не расходилась со мной. Сова знала о моей осведомлённости, что мы обсуждали и не раз. Она не скрывала от меня своего нового увлечения, говоря об этом открыто, я даже был благодарен за это.

Глядя на своё положение, я, запутанный в мыслях, стал всё больше и больше размышлять. В один день, пока моя сова была на работе, я направился к месту, что казалось мне единственным выходом из той ситуации, в которую я загнал её – на балкон.

Глядя вниз, размышляя о степени своего несоответствия тому образу, который подошёл бы, как муж для совы, я решил, что надо прыгать. Всё тело тяжелело, будто готовилось скорее погубить меня, сократив время полёта. Не было никакого резона мне продолжать захламлять жизнь своей благоверной. А то, что я собирался сделать стало бы даже своего рода самопожертвованием. Доказательством верности и любви.

Однако, в один момент я прозрел.
Орлы, совы, собаки – бредня. Я всё-таки человек. Человек со свободной волей. Человек, что когда-то выбрал стать собакой. Выбрал не потому, что общество надавило, а потому что сам того захотел. Человек, который выбрал подчиниться другому, заставлявшему его сердце сбивать с намеченного ритма. Я сам захотел быть привязанным к птице, а не порхать в одиночку. Стая любит орлов и хочет увидеть во мне орла, но я не орёл.
Орёл – идеал стаи. Они летят выше, охотятся лучше, а, как следствие, и живут лучше, но их глаза всё равно никогда не сравняться с собачьими. С глазами людей, выбравших подчинение вместо стадной свободы и получившими хотя бы фрагмент того счастья, до которого ни одной птице и за всю свою жизнь не долететь. Я не такой. Мне дороже само счастье, нежели удовлетворённые звуки толпы, довольной мной. Этим я отличен и этим я прекрасен.

Думая об этом, я потихоньку отказывался от идеи прыгать. С балкона 10-го этажа были видны машины, люди, здания. Я глянул вниз. Раз мне не суждено полететь, то зачем пытаться? Зачем мне пытаться отрастить крылья, что никак не подойдут человеческой спине? А если нет крыльев, то зачем мне пускаться сейчас вниз в надежде их отрастить?

Балкон – возможность полететь, пожертвовать собой ради самого святого в твоей жизни идеала, я не спорю. Но возможность полететь доступна лишь и только для птиц. Я не птица. Значит, мне балкон ни к чему. Я вышел в квартиру, потом из неё, потом из дома, а после этого, глянув на то место, где раньше спал и ел, подумал: “Как хорошо, стало быть, что я не птица.”