Скелет продан!

Костя был писателем. Может даже и талантливым. По крайней мере, два признака необходимых для признания российского писателя гением – у него были: постоянное и крайнее безденежье и пристрастие к дешёвому алкоголю.
Но был и минус – Костя был студентом третьего курса Литературного института имени Максима Горького, откуда гениев поголовно выгоняли за самостоятельность мышления.
Он был безбашенным, добрым балагуром. И вовсе не напирал на свою избранность и гениальность. «Стань проще – и люди к тебе потянутся!» И к Косте тянулись, и он тянулся к людям.
В компании нашей Костю любили, как любят людей лёгких, не грузящих других своими проблемами. Но Костино бытие только внешне было лёгким. В жизни у него было два желания – разбогатеть. Немного, совсем немного, чтобы купить новые джинсы, или раздать долги. О том, чтобы сделать это одновременно, он не мечтал.
И остаться в Москве после окончания Литинститута – возвращаться в родной Нижний Тагил – он и под страхом смерти не желал.
Костя был реалистом. Он понимал, что ему светит в лучшем случае что-то одно. Но до окончания учёбы оставалось всё меньше, и Костя иногда впадал в лёгкую хандру, что было для него несвойственно.
Костина неустроенность беспокоила нас. Жалко, если он свалит из первопрестольной – с ним было легко, он мастер рассказывать анекдоты, и готов влиться в любую тусовку. Все готовы были помочь Косте, но как? И случай вдруг представился.
Игорь, ботаник из нашей компании, собирающейся по субботам в кафе-мороженое «Космос» на Тверской – в то время улице имени того же Максима Горького – женился на девушке «из хорошей семьи». Игорь и сам был из тех же кругов, и круги вокруг их кругов тоже были «из хороших семей». При этом Игорю и его жене Насте было «не западло» общаться и с нами, не «из сфер» и даже с Костей, совсем уже сермягой-парнем.
И вот Игорь, а, главное, Настя очень прониклись к Косте, и решили поучаствовать в устройстве его судьбы. А у Насти было не только желание, но и возможности. У неё были подруги. И многие из подруг мужей не имели, или временно не имели. И некоторые даже хотели замуж. Или были не прочь…
Костя, когда узнал, что Настя озаботилась обустройством его жизни, и сам воспрял духом. Он даже постригся, не как обычно, а за один рубль, и иногда стал появляться в свежестиранной рубашке и дыры на джинсах закрылись аккуратными заплатами.
Он и сам стал проявлять нетерпение, и, когда мы собирались на посиделки в «Космосе», канючил Насте:
– Ну, познакомь меня, у тебя же есть с кем, ну серьёзно.
– Ладно, ладно, – обещала ему Настя. – Как только, так сразу, будь на связи.
– Ну, я жду…
– Ты хочешь то, что подвернётся, что ли? – спрашивала Настя.
– Нет, я серьёзно, ты же знаешь… Я жениться…
– Тогда потерпеть можешь?
– Могу, но не очень!
Но Настя, как обещала, так и исполнила.
Так в нашей компании появилась Надежда – высокая роскошнотелая брюнетка с круглым румяным лицом и тёмными решительными глазами. Она была старше, но не намного – уже кончила институт и теперь оставалась в нём работать. В ней чувствовались воля и жизненный опыт. Она успела побывать замужем за доцентом из института, где училась, но уже полгода как свободна.
Костя не сводил с неё глаз. Эта прекрасная дама волею Игоревой жены должна была принадлежать ему. Расставались мы после закрытия кафе на морозной Тверской – мы – вниз, в метро, а Костя с Надеждой остались ловить такси. Я понял, для чего Костя занял у меня три рубля. Он решил шикануть.
Утром неожиданно позвонил Костя:
– Володя! – произнёс он озабоченным голосом. – У тебя инструменты есть?
– Какие инструменты?
– Ну, молоток там, гвозди всякие…
– Ты что, хочешь столяром-краснодеревщиком заделаться с утра пораньше?
– Тебе смешно, а у меня проблема.
– Проблема? А гвозди зачем?
– Починить надо. Кровать сломалась…
– Твою койку в общаге?
– Не в общаге. Короче, есть инструмент? Я приеду.
Через час он был у меня. Бледный, вялый, как выжатый лимон. Унюхав запах свежего кофе, он оживился и попросил налить и ему. Пришлось тратить дефицитный продукт, но за это он, поглощая горячий кофе, рассказал мне о ночном приключении.
Увидев Надежду, Костя сразу почувствовал, что это – дама судьбы. И он решил вложиться по полной и поторопить планиду, не дать ей отвернуться.
Любовь с шикарной женщиной не допускала простой прогулки по московским улицам. Требовалась другая организация пространства. И такая возможность у него имелась. На эти выходные уж точно. Предки его одногруппника Жоры – москвича с Марьиной Рощи, свалили на дачу, и Жора был один. А когда он один, всегда рад был гостям, особенно не с пустыми руками. Пожрать-выпить Жорка любил.
Костя выбежал из кафе на угол к телефону автомату, позвонил Жорке:
– Жора! Хату дашь мне до утра?
– Ты что, Костя, с дуба свалился? Бери пиво и приезжай.
– Да нет, я не про то. Я хочу с девушкой. Не могу же я в общагу.
– А что?
– А ты ко мне поезжай, там переночуешь.
– На хрена мне в твой клоповник ехать?
– Ну, Жора, выручай, с меня флакон.
– Да не поеду я.
– Жора, я тебе помог с курсовой, а ты…
– Ладно. Только до обеда.
– Всё, ок. Ключ в почтовом ящике оставь.
– Он без замка. Сопрут.
– Кому твой ящик ночью нужен? Я через полчаса приеду. Ты успеешь свалить?
– Ладно. Не бойся. Только чтобы без бардака, и до обеда. Я не собираюсь весь день на улице гужеваться.
– Всё, Жора, всё! Спас!
Так Костя решил квартирный вопрос на грядущую ночь, а, заняв трёшку – и транспортный.
– Ну и что? Гвозди-то тебе зачем?
– Кровать чинить.
– Ты что, кровать развалил.
– Рухнула кровать. Вдрызг.
– Ну ты Костя, просто половой агрессор! – удивился я. Трудно было предположить в его субтильном, изможденном скудным питанием теле такой потенциал.
– Это женщина моей мечты! – твёрдо произнёс Костя.
– Ты что, уже влюбился?
– Я женюсь.
– Ага! Значит, жених согласен, а невеста?
– Уже решили. В понедельник – в Грибоедовский. Записываться в очередь.
«Грибоедовский» – это главный дворец бракосочетания в столице. Очередь там желающих брачующихся – месяца на три.
– Если у вас любовь такая, можно и в районном загсе штамп поставить. Чего ждать?
– Да мне пофигу. Главное – я люблю её.
– Это понятно. А про прописку вы решили?
– Пошёл ты к чёрту, я об этом и не думал.
– Тебя же из Москвы сплавят, если прописку не получишь.
– Ладно. Потом об этом. Поможешь кровать починить?
– Сам справишься, сам сломал – сам и чини!
Инструмент я ему дал. Молоток Костя так и не вернул. Забыл в Жоркиной квартире. Его можно понять. Большая любовь у Кости.
Обломилось всё в понедельник. В Грибоедовском.
Надежда дала Косте надежду, она же её и забрала. Виноват был Грибоедовский. И ещё Костя немного. В понедельник к вечеру Костя попросил встретиться, отдать инструменты. Ехать ко мне он категорически не мог. Сильный аргумент – денег на метро у него не было.
– Ты что, совсем по нулям? – удивился я.
Костя был беден, как церковная мышь, но пару пятаков на метро стрельнуть всё же можно.
– Всё, пусто! – горестно произнёс он.
– Возьми взаймы у Надежды! – посоветовал, смеясь, я.
– Надежды больше нет.
– Так скоро? А Грибоедовский?
– Тебе инструменты нужны или нет? – разгорячился он. – Если нужны – приезжай!
Понятно было, что он не про инструменты сейчас, надо ему поплакаться о планиде своей скорбной, и, чтобы горе залить, денег стрельнуть. Ладно, надо товарища выручать. Договорились встретиться на бульваре у Тимирязева, что у Никитских ворот.
Костя пришёл мрачный и трезвый. Очень озабоченный. Сразу перешёл к делу:
– Одолжить можешь? Отдам! Очень надо.
– Сколько?
– Вообще-то много надо. Десять. Ну сколько есть, я ещё где-нибудь настреляю.
Десять рублей для Кости – сумма серьёзная. Из-за хронической неуспеваемости в институте стипендию он не получал. Перебивался где мог случайными заработками.
– Зачем тебе столько?
– На скелет. Позарез надо.
И он поведал историю в ЗАГСе.
Он чин-чинарём приехал к восьми занять очередь, и был уже двадцать первым. Надо было к семи приезжать. Теперь часа три ждать. Сбегал в автомат, позвонил Надежде, сообщил, что раньше двенадцати вряд ли получится. Она приехала часа через три, и они сели в коридоре, ожидая очереди. Со скуки Надежда начала листать его замызганный паспорт, и, когда она дошла до последней страницы, брови её вдруг сердито поднялись, она вскочила со стула, и закричала:
– Я знала, что ты голодранец, но у тебя оказывается даже скелет и то тебе не принадлежит… Вали ты…
Она метнула Косте его красную книжицу и гневно удалилась.
– Что значит скелет не твой? – удивился я.
– Да я забыл совсем. Я же его продал… Там у меня в паспорте штамп «Скелет продан».
– Как это?
– Надо было позарез. А у меня тогда приятель был, в мединституте в морге работал, он говорит – на фига тебе скелет, если тебе выпить не на что. Продай ты его на хрен! Десять рублей!
– И ты что?
– Продал. В анатомический театр. Там из них экспонаты делают. Думаю, денег накоплю и верну! И забыл. А Надежда из-за этого меня бросила!
– И что ты теперь?
– Наберу десятку и выкуплю. Так можно. Я узнавал.
Костя разгружая вагоны на железной дороге, не пил даже пива, и с десяткой направился в анатомический театр. Там ему в паспорт на той же странице ниже поставили второй штамп: «Скелет выкуплен».
Но Надежда к нему не вернулась.