Глава 26. Как круто повернули

      

                Не отрекаются любя,
                Ведь жизнь кончается не завтра.
                Я перестану ждать тебя,
                А ты придёшь совсем внезапно.
                Не отрекаются любя
                („Не отрекаются любя“ — Вероника Тушнова.)      

    Итак, после отъезда  семьи Панафиди в Грецию, у Людмилы исчез повод для насмешек, ехидства, и подначивания Татьяны,  зато у Алексея не пропал осадок от встречи с Александром, который опозорил его в собственных глазах, и он время от времени напоминал Тане, что если уж она строила глазки сопляку, то зрелому мужику сам Аллах велел делать это.
-На воре и шапка горит? — парировала Таня. — Я же не напоминаю тебе о том, кто тебе на работе носит каждое утро чаи с печеньями и конфетами, которыми ты хвалишься каждый день — а ведь могла бы! Так что лучше замолчи и не трынди одно и то же: сцены ревности в твоём исполнении смешно выглядят.
Видимо Алексей понимал, что они отдаляются друг от друга всё больше и больше, и не понимал, что его сценические зарисовки только ухудшают и без того непростые отношения.
Именно холодность, равнодушие и вечно пьяная физиономия отдаляли Татьяну от того, кого она, так можно сказать совсем недавно, страстно любила. Но теперь она удивлялась и не понимала, как можно за каких то семь лет настолько измениться: теперь перед её глазами каждый день маячила обрюзгшая неприятная физиономия — вместо красавца мужчины появился мордастый, пузастый и жопастый мужик, к тому же вечно сопливый из за аллергического насморка, и это привлекательности Алексею не прибавляло, а лишь вызывало всё большее отвращение.
Какие уж тут нежности, когда Татьяну от Алексея начинало тошнить при одном взгляде на него. И он, видимо поэтому не приходил домой раньше 12 ночи  в почти невменяемом состоянии, и порой просто отключался, едва переступив порог: кем- кем, но глупым Алексей не был.
Где бывает муж каждый день до середины ночи Таня никогда не интересовалась — всё равно правды не скажет ибо он патологический лжец.
Ко всему прочему Алексей перестал приносить домой зарплату, каждый раз изобретая новые оправдания: то погашали недостачу, то оказывали помощь сотруднику, то отмечали очередной юбилей и Татьяна крутилась, как белка в колесе: из её зарплаты в 167 рублей каждый месяц удерживали 67 рублей в счёт погашения кредита а оставшихся100 рублей с трудом хватало на питание, и то не до конца месяца, и она была вынуждена занимать деньги у подруги — Вали Круговой, у которой на такую же семью из четырёх человек: двоих детей и их с мужем приходилось почти в четыре раза больше денег: её зарплата в 180 рублей, как начальника планового отдела, да и муж, Геннадий, приносил в дом столько же, считая что мужчина не имеет права зарабатывать меньше, чем его жена, поэтому, когда зарплата была меньше, он докладывал деньги с леваков, которые они имели каждый день по мелочам, и тратили потом на пиво и прочие напитки для расслабления души и тела.
Когда Таня намекала Алексею, что он вообще то живёт в семье и наверное должен приносить зарплату домой, а не тратить её на удовольствие коллектива, он заявлял ей что она „бесится с жиру“. На что подруга не могла сдержать смех, видя как перебивается подруга  - „с хлеба на квас“, как выражаться иной раз Раиса Лукьяновна.
Кстати, вот я и подошла к теме о матери Татьяны: в один из дней Таня получила письмо от матери, которая писала что её совсем затравили на работе, и она уже хотела покончить с этой жизнью и сброситься с крыши четвёртого этажа.
Татьяна подумала сначала, что мать снова чудит, вспоминая одну поездку к ней, когда она жаловалась одной своей подруге, что она раньше  Тане не была нужна, а вот теперь вдруг прикатила, хотя сама писала и просила, чтобы Таня приехала к ней. Тогда Татьяна психанула и сказала, что она и раньше ей была не нужна и сейчас тоже не нужна и уехала, а дома в Алимовской семейке её ждал ещё один удар, когда татарская семейка пригласила какого то грязного муллу и сделала сыновьям обрезание едва не отправив детей на тот свет.
Вот и сейчас она отнеслась к письму матери с опаской, но перечитав ещё раз поняла, что мать действительно доведена до крайности, и может свою угрозу исполнить — надо было ехать.
Но как оставить сыновей на такого отца, который и за себя отвечать не может, а уж за сыновей и подавно. Провела по этому случаю с мужем целую психологическую операцию, внушая что он должен побыть с детьми пару дней, чтобы она могла забрать мать из Намангана и привезти её сюда. Пришлось подключать и соседку с первого этажа Тамару, которая обещала питание семьи взять на себя в эти два дня.
Отпросилась на пятницу на работе и обещала что в понедельник уже будет на работе.
Алексею оставалось только последить за детьми в субботу и воскресение — уговорили с трудом.
-Учти, — заявил он, — если к воскресенью не вернёшься домой — пеняй на себя!
С этим ультиматумом Татьяна и уехала к матери в Наманган.
Состояние у Раисы Лукьяновны действительно было критическое, и её надо было спасать.
Татьяна наняла такси, заплатила кругленькую сумму — расстояние от Намангана до Гулистана  не маленькое. Утром в воскресенье они погрузили в такси телевизор — единственная ценная вещь в квартире, сели сами и выехали из города. В Гулистане были после обеда. Ребята увидев мать и бабушку очень обрадовались,  обнимая обоих.
-А где отец? — спросила Татьяна.
-Спит — ответил старший сын.
-Пьяный — добавил младший. — Он и вчера тоже пил.
Татьяна заглянула в зал из которого доносился богатырский храп: на столике возле дивана, на котором развалился Алексей, стояли пустые бутылки из под пива и рядом с диваном их было минимум штук шесть-семь.
-Пусть спит! — сказала Раиса Лукьяновна — хорошо дома пил, а не на улице. Где бы тогда били мальчики?
-Да кому он нужен ? — отозвалась Татьяна и мать поняла, что отношение дочери к мужу изменилось в корне, как видно муженёк у неё уже в печёнках сидит, и меж тем она всё равно продолжает с ним жить. На сколько интересно её хватит? Да терпение у неё ещё то — у Раисы оно бы давно лопнуло и она послала такого мужчину далеко и надолго, а точнее - на всегда.
Что держит Таню возле этого равнодушного мужчины: её однобокая любовь, привычка, страх остаться одной?
Она словно всеми корнями проросла в нём и теперь отрываться придётся с кровью и болью.
Это и пугает: хватит ли сил выдержит ли эту боль?
-Но прожить всю жизнь так — разве не страшно? Пустить свою жизнь коту под хвост — разве не обидно? Знать что тебя не любят — разве не больно? — эти мысли вовсе не Раисы, как вы могли подумать, а Татьяны.
Но хорошо подумав Татьяна решила: может быть ты сама виновата: слишком много требуешь с этого человека — он просто не может быть таким как ты хочешь — природа у него другая, или он просто даже не догадывается что от него хотят. И даже если догадается, то всё равно не сможет измениться, и вовсе не из вредности — он просто не знает, каким на самом деле может быть любящий мужчина — в своей практике он не встречал такого отношения потому и ведёт себя соответственно своему воспитанию и жизненному опыту.
Вот что значит основываться только на внешнем виде мужчины в соответствии с высказыванием матери: - „Сам страшён, а душа ещё страшнее“- оказывается и у красавчика душа бывает „страшнее атомной войны“  - согласно тому же любимому изречению матери.
Что то я отвлеклась от повествования — и должна продолжить повествование дальше.
Итак: Татьяна и Раиса Лукъяновна приехали в Гулистан и застали Алексея в почти бессознательном состоянии — очнулся он только к вечеру и сразу налетел на Таню в полной уверенности что лучший способ защиты — это нападение:
-Сама виновата: почему не вернулась в субботу?
-Ты и в субботу был не в лучшем состоянии — парировала Таня. — Какая разница : днём раньше — днём позже?
- Скажи спасибо что мы всё таки тебя дома дождались а не вообще непонятно где!
-Спасибо! — ёрнически поклонилась ему Таня.
-А без клоунствования нельзя? — пробурчал Алексей. — Я  тебе что: рыжий что ли?
-Ну что ты? — улыбнулась в ответ Таня — Ты скорее лысый.
Ох зря она коснулась больной темы мужа: он уж что только не делал, чтобы остановить облысения — и кармазин втирал в череп свой стремительно лысеющий и массаж делал, и голову мыл почти каждый день, чередуя тёплую и прохладную воду- всё бесполезно — лысел очень стремительно, теряя былую красоту, как он думал, а она ещё и упрекает его. Хотя этого и следовало ожидать: и при первом знакомстве Таня определила его шевелюру как- „шесть волосинок- в три ряда“ — теперь их осталось всего три в те же три ряда.
Вздохнув Татьяна принялась сначала наводить порядок а потом пошла готовить — у Алимова на столе ничего кроме консервов кильки в томате и кабачковой икры не было ничего -видно и детей тем же потчевал.
Однако, муженёк, очухавшись, не стал ждать когда ужин будет готов и ушёл „по делам“ — вернулся как всегда в 12 ночи и, как всегда, на ушах — и даже тёщи нимало не постыдился: снова шарашился по квартире и всех задирал — досталось и Раисе Лукьяновне, которая решила, что попала „из огня — да в полымя“.

Раиса Лукьяновна отдохнула два дня, немного отогрелась среди внуков и дочери, немного успокоилась, стараясь на зятька не обращать внимания и заявила затем дочери, что сидеть дома не намерена и пойдёт искать себе работу.
-Кто же тебя возьмёт на работу без прописки? — удивилась Татьяна.
-А на что друзья, которые у меня к счастью ещё тут остались? — парировала мать.
И действительно к вечеру вернулась уже трудоустроившись, заявив, перефразируя Раневскую:
-Друзья —это страшная сила!
И жизнь пошла своей чередой.
Раиса за два дня поняла, что зятёк живёт за счёт Татьяны и детей — из за него она должна была отказывать сыновьям в самом необходимом для их возраста — витаминах и самого необходимого для роста детского организма: белков, углеводов, жиров, овощей, фруктов…
Она видела как ведёт себя зятёк и с женой и с сыновьями — пьёт, цепляется к каждому пустяку и пожалела о том, что в своё время не запретила дочери общаться с этим типом — сказала вполне демократично, что не станет запрещать ей видеться с Алексеем, чтобы она потом не обвиняла её в деспотичности.
Не обвиняет, но от этого почему то не легче.
Однако после переезда матери Татьяна стала намного спокойнее поскольку ей стало легче и морально и материально — теперь она чувствовала поддержку, и теперь мир в некотором отношении стал более привлекательным  и уже мирилась и с выкрутасами муженька и с хулиганством мальчишек — они ведь ещё дети — заявляла мать. — Что ты хочешь, чтобы они сидели дома возле тебя, как старички? Мальчишки и должны хулиганничать,  безобразить - они растут,  воспитываются на своих ошибках. Вспомни себя в их возрасте — я тебя только один раз учила хворостинкой, когда ты в шесть лет ночью сбежала из дома в кино, и то меня потом твоя бабушка отчитала, как девчонку. Внуков наказывать-не позволю!
Понятно, как после этого как мальчишки воспряли духом, почуяв за своей спиной такую защитницу — их хулиганства  только усилились.
Единственное что простить Раиса не могла — это поведение Алексея и потому за него заступилась только один раз, когда он в очередной раз явился поздно,  едва ворочая языком. Татьяна на его звонок поинтересовалась:
-Кто там?
-Сто грамм! — брякнул первое, что пришло на ум.
Ответ не понравился:
-Не пущу! —
Последовала та же злая фраза:
-Почему?
-Потому что во-первых: поздно, а во-вторых-пьяный — прозвучал  знакомый ответ.
Хорошо тёщенька вступилась:
-Таня, так нельзя — пусти мужа — имеет право.
-Имею право! — заявил, едва ворочая языком, принимая бравый вид, и свалился возле порога.
Очухался почему то быстро — видимо недобрал норму, и начал куролесить: всех поднял на уши, всем дела нашёл среди ночи, а уж что говорил — даже уши в трубочку сворачивались, — и главное вовсе не матерными словами — обычными, но уши не выдерживали.
В конце концов Татьяна открыла двери и приказала идти мамочку проведывать- соскучилась видать старушка. Ушёл, так хлопнув дверью, словно хотел сказать, что больше в этот дом не вернётся. Опять врал- в следующую ночь вернулся, как миленький, и сразу получил от ворот поворот, и на этот раз тёща уже не вступилась — поняла, что не стоит этот человек ничьей жалости и тем более,  что она  дочь и внуков своих должна жалеть, а не  чужого человека.

До предела терпения оставалось не так много хотя…
Осенью этого 1979 года в школу пошёл старший сын — Рафаэль, и внимание на Алексея перестали обращать все и разом- появились более важные дела и проблемы. Хотя треволнения были напрасны: Рафаэль оказался очень ответственным и серьёзным учеником и Таня дала ему только направление  в начале первого класса, а потом он делал всё самостоятельно.
Младший сын Руслан глядя на брата тоже хотел в школу,но, как оказалось, вовсе не затем, чтобы учиться, а чтобы в садик не ходить, где воспитательница над ним проводила эксперименты: ставила его в угол и ждала когда он попросит прощения — он и стоял в углу целый день, потому как и папа просить прощения не любил и не хотел.
На следующий год в школу отправили и Руслана — так он закончил первый класс на 3 и 4-е причём четвёрки — целиком заслуга Татьяны, когда старший и первый и второй классы окончил с похвальными грамотами — на одни пятёрки.
Это уже был 1980 год — десятый год совместной жизни Татьяны и Алексея. Именно в этот год всё и решилось: в один из вечеров Алексей вернулся домой чуть раньше обычного, как всегда пьяный и с таким же гостем, которого никто не ждал. Этот гость начал хвалиться какой он образованный — прошёл три университета но в таких красках что Раиса Лукъяновна — женщина опытная, поняла, что он отбывал три срока.
Татьяна попросила мужа отвести своего друга к мамочке своей, но он категорически не хотел делать этого тогда гость заявил:
-Хочешь я отведу его к маме, а сам к тебе вернусь?
Всё стало предельно ясно: оставаться в такой компании было не безопасно и Таня взяв своих детей и мать ушла ночевать к подруге, хотя у той была всего однокомнатная квартира — спали на полу. Утром вернулись домой: гостя уже не было а Алексей как всегда шарашился по квартире словно искал пятый заветный угол. Раиса Лукьяновна посмотрела на всё это и сказала:
- Всё я уезжаю к себе, в Наманган.
Татьяна добавила:
-Я тоже здесь не останусь — мы едем с тобой!
-Тогда давай собираться — согласилась мать.
Они собрали вещи детей и свои вещи, приготовили еду и питьё на дорогу, Таня сбегала в школу за документами ребят — заявление на увольнение с работы решили прислать по почте, не желая больше задерживаться в Гулистане ни на день, ни на час.
Алексей смотрел на это и единственное, что мог сказать это:
-Как круто повернули!
Ходил по квартире и твердил эти слова, как попугай. Других слов у него не нашлось. В этот же день Таня с матерью и детьми уехали в Наманган в однокомнатную квартиру матери, оставив Алексея одного в двухкомнатной квартире, а он всё бродил по ней, как раненый зверь и повторял своё: -Как круто повернули!
А ведь мог бы наверное найти другие слова, чтобы достучаться если не до головы жены то до душиили сердца.
По идее должен был упасть бы на колени обхватить ноги Тани руками и сказать хотя бы так:
-Родная прости меня — я виноват во всём, но честное слово, я всё понял и больше такого не повторю.
И непременно напомнить:
-Ты же знаешь, Таня: -я тебя люблю.
-О чём речь? — спросите вы.
Татьяна справедливо решила после высказывания уголовника, что Алексей привёл его в качестве любовника — вывод напрашивался сам собой.
А  на деле новый друг, слушая стенания Алексея, что жена не воспринимает его в последнее время ни как человека, ни как мужчину, обещал что сможет помочь ему: посмотреть, послушать Татьяну и решить, что означает её странное поведение. Не понятно рассмотрел ли, потому как после его высказывания семья сразу поднялась и ушла.
Однако на другое утро Юрий, как звали нового друга, сказал Алексею такое, чего он услышать никак не ожидал. Он сказал:
-Ты уж прости, Алексей, но ты — дурак: такая женщина как твоя Татьяна встречается только раз в жизни. Если бы мне встретилась такая, я бы держался за неё руками ногами и даже зубами, и уверен, что с ней у меня бы была совсем другая жизнь, и эти три университета мне бы даже в страшном сне не приснились бы.
-Когда же ты успел рассмотреть её? — разозлился Алексей.
Но Юрий ответил что на любимую женщину нужно смотреть не глазами, а душой и сердцем — тогда она открывается, как на ладони.
Сказал и ушёл, и Алексей даже ответить ему должным образом не успел — только бессильно сжимал и разжимал кулаки.
А насчёт прощения Алексея не понятно поверила бы ему Татьяна, даже если бы он пластом перед ней лёг- уж слишком много было лжи — скорее решила бы, что он играет очередную роль „раскаявшегося грешника“ — роли ему всегда удавались по картинному убедительно — но не в этот раз — обида была слишком велика — такого Таня не ожидала даже от этого опустившегося и опустошённого человека, как её бывшая любовь — Алексей.
Это самое: -Я люблю тебя! — выглядело а устах Алексея по меньшей мере неправдоподобно,а по большей — смешно. И потому веры к ним у Татьяны не было.
Эти слова — не панацея от одиночества а своего рода обещание клятва что ты берёшь на себя ответственность за другого человека — за его счастье, любовь, веру и надежду. Но Алексей не тот человек, который берёт ответственность — он скорее забирает — и веру, и надежду, и любовь.
Не подумайте, что о не понял, что уход Татьяны — это не просто протест  - это полный разрыв и не думайте что ему было безразлично.
Душа кричала, или почти кричала, как в песне:
-
Я не могу тебя терять - без тебя одиноко
Попробуй ты меня понять, не будь такой жестокой!

 
(„Я  не могу тебя терять“. — Александр Ломинский.)

Не поняла . А может не хотела понять, что он не может стать перед ней на колени?
Единственный человек перед которым он стоял на коленях была мать, и то только потому, что он был уверен что любовь её к нему  самая искренняя, честная и, как утверждает народ, — святая. И то это было до Армии а после возвращения ни разу не повторилось — по многим причинам.
Но унижаться перед чужим человеком — так ронять себя, он не станет никогда.
Мы же не бросаемся на колени перед чужим человеком, когда нечаянно заденем его, толкнём или наступим на ногу? Нет, нет и нет. Так почему должны бросаться на колени перед чужим человеком, который предаёт тебя — бросает одного, можно сказать в трудный период жизни?
-Какой? — спросите вы. — Да таких может быть множество: изменила сила-воли ,равнодушное, безразличное отношение той, которую ты принимал за любимую женщину и прочая, прочая?
Ну, казалось бы: ты победил — выстоял, не унизился, не уронил своё достоинство, но почему же тогда так хреново? Словно из груди вырвали сердце и растоптали.







                Продолжение следует: