Осень 1941-го на Карельском фронте

Осень 1941-го на Карельском фронте в неизвестных воспоминаниях

21 июня командующим ВМФ адмиралом Николаем Кузнецовым была объявлена тревога на Северном флоте. Поэтому, когда, отбомбившись 22 июня, немецкие и финские войска 28 июня перешли границу, они встретили организованную оборону подразделений 14-я армии комдива В. А. Фролова и кораблей Северного флота.
Вражеские войска насчитывали 97041 солдата и офицера, а 14-я армия имела 52600 человек личного состава. На решающем мурманском направлении немецкая армия «Норвегия» имела четырехкратное численное превосходство. В её состав входили корпус финских егерей и «герои Нарвика и Крита» — два элитных немецких горнострелковых корпуса, куда отбирали имевших спортивную подготовку солдат не моложе 24 лет.
Им противостояли в большинстве своём новобранцы из местных шахтёров, рыбаков, железнодорожников, рабочих судоремонтных заводов и портов, а также бывшие заключённые. Они составили основу сформированной по приказу штаба 14 армии новой добровольной стрелковой дивизии из 10 тысяч ополченцев, получившей название Первой Полярной дивизии.
Сразу после формирования два новых стрелковых полка, совместно с частями 14-й стрелковой дивизии, в боях с 15 по 30 сентября 1941 года остановили последнее наступление горных егерей на Мурманск в районе озёр Ножъявр и Вылъявр. Противник был отброшен на левый берег реки Западная Лица.

Фрагмент воспоминаний подполковника запаса Николая Семёновича Бородина об осенних оборонительных боях и бойцах Полярной дивизии народного ополчения: «После формирования под Москвой, где-то в конце сентября — начале октября, мы выехали на фронт. Были выданы новые совершенно миномёты, 107-милиметровые, которые, видимо, как говорили нам, были предназначены для ведения химической войны. Офицерской состав нам был прислан в этот сформированный 15-тый отдельный миномётный батальон из подольского училища, которые выпущены были досрочно. Все лейтенанты. Они понятия не имели о миномётах, так как говорили, что стреляют миномёты — выстрела не слышно, это очень хорошо! А винтовки нам достались 1891 года, оружейных заводов тульских имени Петра Первого, в которых в ствол свободно проходила пуля. Вот с таким оружием, с новыми миномётами, новыми автомашинами, автоматов не было, были только винтовки, выехали на фронт.
…Из Вологды ехали в направлении Ленинграда, но с Ленинградом, видимо, к этому времени сообщение было прервано, и нас возвратили в Вологду и направили на Карельский фронт.
Приехали мы в Кемь (Кемь — административный центр Кемского района в Республике Карелия, расположен на реке Кеми, около места её впадения в Белое море — прим. автора). Расположились в помещениях лагерей для заключённых — в бараках. Там, наверное, меньше месяца подготовкой занимались к поездке на фронт и первый раз выстрелили! Оказалось, что миномёты стреляют очень громко.
Весь состав был из разных возрастных категорий. В этом батальон были от пятидесятилетних до двадцатилетних.
Где-то в конце октября нас погрузили в эшелон, и мы выехали на станцию Масельская — (Масельская — промежуточная железнодорожная станция Октябрьской железной дороги на 596,55 километре Мурманской железной дороги прим. автора) — это 7-я Армия Карельского фронта, а может тогда она была Ленинградского фронта.
Когда разгрузились и ехали на машинах, то по дорогам, по шоссе беженцы на лошадях, повозки, скарб на руках несли. Жители покидали насиженные места. Мы ехали в новом обмундировании… Никак не думали, что так долго затянется война.
А навстречу, когда ехали в эшелонах, всё время попадались эшелоны с раненными. И офицеры-артиллеристы говорили: «Ни в коем случае не оставайтесь без поддержки пехоты! Требуйте, чтобы вас пехота охраняла. Пехота бежит и бросает артиллеристов на произвол судьбы.»
В первую же ночь меня послали вместе с командиром батареи и с командиром дивизиона в рекогносцировку. Мы уже увидели раненых, окровавленных… Начали узнавать войну — почём она стоит.
На утро выехали на огневые позиции, расположились. Меня и одного связиста оставили на огневой позиции, остальные связисты ушли вместе с командиром батареи и командиром дивизиона на передовой наблюдательный пункт.
Мы с собой привезли из Москвы два или три вагона мин. Эти мины у нас и были, только и всего. И когда мы их расстреляли, мы встали недалеко от батареи 120-миллиметровых пушек — гаубиц. И они в это же время снялись! Мы поняли, что дело плохо, раз тяжёлая артиллерия покидает свои огневые позиции.
Несколько дней боёв бессменных. Вот я один лежал на огневой позиции. Мне приносили поесть. Ни окопов, ничего, так соломки подстрелили. Уже был октябрь месяц, конец, видимо, может вторая половина октября.
И, вот, оборвалась связь. Пришлось мне единственному бежать на встречу, потому что договор с учёбы был такой, что с разных сторон мы бежим: и с наблюдательного пункта, и с огневой позиции связиста, чтобы быстрее исправить порыв связи. А посадил за себя старшину у телефона. Побежал. Порыв на месте, где разорвался снаряд. И лежит не раненный, а уже убитый: разворочена голова, он ещё дышит, и провод под ним. Я растерялся, никак не могу из-под него… Потом вытащил провод из далека, срастил, и побежал обратно под снарядами, минами, потому что дорога вся простреливалась.
А все бои на Карельском фронте велись только вокруг дорог, потому что везде озёра, болота, и нигде не пройти, не проехать. Поэтому на Карельском фронте танков почти, ни немцами, ни нами, не применялось. Но зато Карельский фронт не уступал территории, от силы тридцать — сорок километров от госграницы…
На этом направлении мы расстреляли все два вагона мин, и, где-то перед самым седьмым ноября, нас сняли, чтобы мы не попали в окружение. Некому было поддерживать и, видимо, всё это направление отходило в тыл. Мы уступали территорию.
Досталось мне нелёгкая доля — сматывать последним, когда уже все ушли из передовых пунктов, из командных пунктов, и командиры, и связисты, а мне досталось сматывать последнюю связь. Уже слышны были крики финнов, стрельба ружейно-пулемётная, автоматная, а мне досталось с москвичом дворником Шавриным сматывать. И вот когда я сматывал, он мне говорит (когда сматываешь, то катушка-то у себя, а винтовка за спиной):
— Давай останемся, перейдём к ним! Вот землянка…
Думаю: «Ничего себе, партнёр мне попал!». Он всё время обижался, что он старый, его ещё все года не забрали, а ему пятьдесят с лишним лет — его взяли в армию. И он, действительно, в нашем батальоне был самый старый. Думаю, как бы домотать! Домотал. А уж потом, когда мы по очереди мотали — ему мотать, думаю, теперь уж у меня винтовка в руках — здесь он, так сказать, не вырвется. Впереди машина стоит, командир взвода Федотов, младший лейтенант, кричит:
— Что ж ты-ы!
Оборвал связь, перекусил.
— Бросай все к чёрту! Сейчас… останемся здесь!
И машина последняя уехала, сзади нас пехоты не было.
Нас привезли в Сумский посад (Сумский посад — село на юго-востоке Беломорского района Республики Карелия, на реке Сума в 3,5 километрах от Онежской губы, в 43 километрах к юго-востоку от Беломорска и в 280 километрах к северу от Петрозаводска, железнодорожная станция на линии «Беломорск — Обозерская» — прим. автора) к самому седьмому ноябрю. Было очень странно, что люди готовятся к празднику, организуются танцульки. Нас расселили по домам сельских жителей. Вот, готовятся к празднику, там и выпивка какая-то, у кого что, денатурат там. Ну, после фронта это было как-то дико смотреть, понимаете?! Это не увязывалось. Думаем, все на фронте, а вот здесь попал! Понимаете, это было первое ощущение такое страшное.
Доложил я замполиту о Шаврине, о том, что в первом же бою мы потеряли одного из отделения рядового Петянкова, хороший парень, молодой, служил он действительную службу, я вот не был в кадровой, остальные служили в кадровой… И Шаврина перевели на кухню. Он был мне благороден, подкармливал даже меня, что его нельзя пускать на передовую, его по старости туда устроили.
Офицерский состав молодой показал себя неплохо, но нашей батареи не повезло был вот командиром старший лейтенант Устименко. Ну, мальчишка! Я не знаю откуда он попал в училище. Ну, молодой, несерьезный. Так сказать, не имел никаких воспитательных наклонностей, ни возрастных, уважения не приобрёл среди личного состава. И в это время его заменили. Пока мы были во втором эшелоне Карельского фронта, прислали нам подтянутого молодого энергичного старшего лейтенанта Киценко. Он всегда говорил очень патриотично. А комиссаром был младший политрук Дубровин, видимо, смелого десятка. Когда мы только приехали на передовую и начали стрелять, он сразу прошёл по всей огневой позиции и сказал:
— Не зовите меня комиссар, а зовите Орёл.

Бородин Николай Семёнович (Род. 1918 -? г.). Подполковник, связист, минометчик.
Уроженец г. Серпухова Московской области. С сентября 1941 года воевал на Карельском фронте в качестве сержанта 15-го отдельного минометного батальона, который поддерживал, в частности, Полярную стрелковую «Дикую» дивизию и 61-ю бригаду морской пехоты. В 1945 г. — младший лейтенант, командир взвода управления 5-й батареи 209-го минометного полка 17-й артиллерийской бригады. Войну закончил в Праге. После войны закончил Военную академию тыла и транспорта. Служил в Группе Советских войск в Германии. В запасе с 1970 г. Работал в Научно-исследовательском и производственном центре «Природа» в Москве. Награжден орденами: Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, медалями.

Продолжение следует...
Владлен Дорофеев