Сокровищница духовности отца Германа Аляскинского

ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ.

Сокровищница духовности отца Германа.

Первый сборник поучений отца Германа о духовной жизни, почерпнутых из его писем и бесед.

I

ПУТЬ ХРИСТИАНИНА.

НЕ ВОЗНОСЯ себя в сан учителя, тем не менее, исполняя свой долг и обязанность послушного слуги на благо ближнего, буду излагать свои мысли, основанные на заповедях Священного Писания, тем, кто жаждет и ищет своего вечного Небесного Отечества.

Истинного христианина делают вера и любовь ко Христу. Грехи наши нимало христианству не препятствуют, по слову Самого Спасителя. Он изволил сказать: «Не праведные приидох призвати, но грешныя спасти». Радость бывает на небеси о едином кающемся более, нежели о девятидесяти праведниках. Также о блуднице, прикасающейся к ногам его, фарисею Симону изволил говорить: имеющему любовь многий долг прощается, а с не имеющего любви и малый взыскивается. Сими рассуждениями христианин должен приводить себя в надежду и радость и отнюдь не внимать наносимому отчаянию; тут нужен щит веры.

Грех любящему Бога не что иное, как стрела от неприятеля на сражении. Истинный христианин есть воин, продирающийся сквозь полки невидимого врага к Небесному своему Отечеству, по апостольскому слову: «Отечество наше на Небесех», а о воинах говорит: «несть наша брань к плоти и крови, но к началом и ко властем» [против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной (Еф.6:12)].

Пустые века сего желания удаляют от Отечества, любовь к тем и привычка одевают душу нашу как будто в гнусное платье; оно названо от апостолов «внешний человек». Мы, странствуя в путешествии сей жизни, призывая Бога в помощь, должны гнусности той совлекаться, а одеваться в новые желания, в новую любовь будущего века, и чрез то узнавать наше к Небесному Отечеству приближение или удаление; но скоро сего сделать невозможно, а должно следовать примеру больных, которые, желая любезного здравия, не оставляют изыскивать средств для излечения себя.

(Из письма от 20 июня 1820 г.)

II

ЛЮБОВЬ К БОГУ.

ОДНАЖДЫ ПРИГЛАСИЛИ СТАРЦА на фрегат, пришедший из Санкт-Петербурга. Капитан фрегата был человек весьма ученый, высокообразованный, он был прислан в Америку по Высочайшему повелению для ревизии всех колоний. С капитаном было до двадцати пяти человек офицеров, также людей образованных. В этом-то обществе сидел небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах, который своею мудрою беседою всех образованных собеседников своих привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать. Сам капитан рассказывал: «Мы были безответны, дураки пред ним!»

Отец Герман сделал им всем один общий вопрос: «Чего вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?» Посыпались разные ответы. Кто желал богатства, кто чинов, кто красавицу жену, кто прекрасный корабль, на котором он начальствовал бы, и так далее в этом роде. «Не правда ли, — сказал отец Герман, — что все ваши разнообразные желания можно привести к одному, что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он лучшим и достойным любви?» «Да, так» – отвечали все. «Что же, скажите, — продолжал он, – может быть лучше, выше всего, всего превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, Который Сам есть любовь и прекраснее всех человеков? Не должно ли же поэтому превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?» Все заговорили: «Ну, да! Это разумеется! Это само по себе!»

«А любите ли вы Бога?» — спросил тогда Старец. Все отвечали: «Конечно, мы любим Бога. Как не любить Его?» «А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога, а не могу сказать, что совершенно люблю Его», — возразил им отец Герман и стал объяснять, как должно любить Бога. «Если мы любим кого, — говорил он, — мы всегда поминаем того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так же ли вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди». Должны были признаться, что нет. «Для нашего блага, для нашего счастья, — заключил Старец, — дадим себе обет, – что по крайней мере от сего дня, от сего часа, от сей минуты будем мы стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!» Вот какой умный, прекрасный разговор вел отец Герман в обществе. Без сомнения, этот разговор должен был запечатлеться в сердцах слушателей на всю их жизнь!»

(Яновский, в Житии преподобного Германа Валаамского, 1868 г.)

III

ПРОМЫСЛ БОЖИЙ.

СТРАШНЫЙ СЛУЧАЙ имеет силу пробудить нас к сознанию существования различных бедствий и опасностей, нас окружающих, от которых Промысл Божий нас хранит. В то же время он убедительно убеждает нас сознать свою немощь и слабость и искать покровительства Отца и Его сильнейшей защиты, утверждающей нас в Премудрости и Слове Божием, сошедшем свыше по воле Отца Небесного под завесой плоти, подобной нашей, сотканной Божественной Силой из Непорочной Девы, для нашего спасения. Он стал человеком и научил нас молиться, чтобы мы не были введены в искушение. Это напоминает нам, от Какого Отца мы имеем свое бытие, и это в свою очередь должно заставить нас искать нашего Небесного Отечества и нашего вечного наследия.

(Из письма к Баранову, 1809 г.)

IV

ДУХОВНАЯ БРАНЬ.

МЫ НЕ В морских волнах обуреваемся, но среди прелестного и многомятежного мира страждем и скитаемся, по апостольскому слову. Хотя и не имеем той благодати, которую имели святые апостолы, но сражение наше к тем же бесплотным началам и властям, к миродержителям тьмы века сего, к духам злобы поднебесным, кои всех путешественников к Небесному нашему Отечеству стараются перехватить, и удержать, и не допустить. По слову святого апостола Петра, “супостат (противник) наш диавол, ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить (1 Петра 5:8); поэтому мы, слабые и немощные, несомненно имеем нужду искать помощи в молитвах друг друга.

(Из письма от 13 декабря 1819 г.)

Старец был занят в своей келье рукоделием, как вдруг в келью пришел его ученик Герасим и не произнес обычной молитвы ["Молитвами святых отец наших, Господи Боже, помилуй нас"] у двери. Войдя в келью, он сказал: "Благослови меня, отче". Старец ничего не ответил; ученик повторил свою просьбу несколько раз, но Старец не ответил. Ученик простоял несколько часов и наконец решил выйти из кельи. Придя на следующий день, он произнес обычную молитву; старец ответил: "Аминь". Ученик сказал: "Благослови меня, отче"; старец благословил его и сел за работу. Тогда ученик спросил его: "Батюшка, почему ты не благословил меня и не ответил, когда я вчера просил тебя?" На это Старец отвечал: «Когда я пришел на этот [Еловый] остров и поселился в этой пустыне, много раз бесы приходили ко мне как будто для надобностей то в виде человеческом, то в виде зверей, тогда я много потерпел от них и разных скорбей, и искушений, поэтому-то я теперь и не говорю с теми, кто войдет ко мне без молитвы».

(Записки Лазарева, октябрь 1864 г.)

V

АПОСТОЛЬСКОЕ РВЕНИЕ.

Ах! ЗДЕСЬ, ВОСХИТИВШИСЬ я духом, при всей краткости времени к продолжению истории урвав кратчайшую минутку, несколько прибавлю речей [о путешествиях миссионеров и апостольском рвении].

Находясь между ведром и ненастием, между радостей и скуки, между довольствием и недостатком, сытостию и гладом, теплом и холодом, при всех моих печалях обретаю нечто веселящее меня, когда слышу разговоры между братиею о проповеди и о разделении для того себе разных пределов; особливо прение между иеромонахами Макарием и Ювеналием, ибо они и вокруг Кодьяка пускались на малейших кожаных лодочках, не взирая на все морския опасности, а отец архимандрит Иоасаф Болотов оставался с нами, как будто с малыми детьми, в гавани.

Также и далее простирая те иеромонахи свои мысли: некогда прохаживаясь в своей гавани, где я грешный случился быть между ними, взошли мы на холмик к полуденной стороне, сели, смотря на океан, и между прочим начали говорить, кому из нас куда идти для проповеди, ибо приближалось тогда время отправления судов, на коих тем должно было ехать. И вышел между ними в то время спор, для меня убогого утешный и радостный. Есть на Куковских картах назначено к северу: по одной реке живут русские люди, а у нас об них разные слухи, о коих мы между разговорами тогда напоминали, желая как бы с ними видеться. Отец Макарий начал говорить: «Я, по намерению своему, если Бог изволит, когда буду на Алеутских островах по пристойности же должен быть и на Аляске, куда меня аляскинцы уже и звали, и как той стороне ближе те русские, то буду искать способов как бы проведать достоверно о них». А отец Ювеналий, услышавши про Аляску и не давши от ревности более тому говорить, с торопливостию духа тому сказал: «Аляска по всему моей части принадлежит, то прошу покорно меня тем не обижать; как судно ныне отпускается в Якутан, то я и проповедь должен начинать от юга, и проходя вдоль по океану к северу и обшед Кенайскую губу, непременно в здешнюю гавань нужно идти по Аляске». Слушая то, отец Макарий покрывался унынием и, приняв печальный вид, говорил умиленно: «Нет, батюшка, ты меня тем не тесни; сам ты знаешь: цепь Алеутских островов совокупилась с Аляскою, то непременно моей части подлежит, а оттуда весь северный берег; тебе же, если изволишь, довольно на весь твой живот южная часть Америки». Я же нижайше слушая таковое прение приходил от радости в восторг.

(Из письма игумену Назарию от 19 мая 1795 г.)

VI

ЗАЩИТНИК СИРОТ.

ПОСЛЕ ТОГО КАК ОТЕЦ ГЕРМАН поселился на острове Еловом, в первые годы там было наводнение или приливная волна (вероятно, от землетрясения), и люди, жители острова, в страхе сообщили об этом Старцу. Он пришел из своей кельи в дом своих воспитанников, где каждое воскресенье служил часы, так как не было ни часовни, ни церкви. Сняв с места икону Божией Матери, он вынес ее на отмель и, поставив ее на то место, до которого в последний раз поднялась вода, начал молиться Богу. И когда закончил молиться, сообщил присутствующим, чтобы они не боялись, сказав, что далее места, где стоит святая икона, не пойдет вода; что и произошло! Это подтвердили те, кто слышал об этом событии.

И когда нужно было нести икону обратно, то, наставив народ, отец Герман, как говорят, сказал Софье Власовой (которая уже была надзирательницей за воспитанницами [его приюта]), что в случае, если когда-нибудь снова случится такое же волнение моря, то эту икону следует положить на иловую отмель, и обещал, что дальше этого места море не пойдет. Эта икона и по сей день находится на острове Еловом, называемом Новый Валаам.

(Записки Константина Ларионова, май 1867 г., Ситка.)

VII

ДУХОВНАЯ СИЛА.

МНЕ БЫЛО ТРИДЦАТЬ ЛЕТ, когда я встретился с отцом Германом. Надо сказать, что я воспитывался в морском корпусе, знал многие науки и много читал; но, к сожалению, науку из наук, т.е. Закон Божий, едва понимал поверхностно и то теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле – вольнодумец.

Тем более я не осознавал Божественности и святости нашей религии, что я прочитал много атеистических сочинений Вольтера и других философов XVIII века. Отец Герман сразу заметил это и пожелал обратить меня. Но это было нелегко! Меня надо было убедить, показать святость нашей религии; а потому требовалось много времени, знаний и умения хорошо и убедительно говорить.

К великому моему изумлению, простой, необразованный монах отец Герман, вдохновляемый благодатью, говорил и рассуждал так мудро, сильно и убедительно, что, мне кажется, никакая ученость и земная мудрость не могли устоять перед его словами. На самом деле отец Герман обладал большим врожденным умом и здравым мышлением, читал много духовных святоотеческих книг; и, что самое главное, он имел благодать Божию! Но так как в короткий зимний день у меня не было времени, чтобы отдаться ему, то он каждый день приходил ко мне на вечерний чай, а иногда и на обед, и мы беседовали с ним до полуночи, а иногда и после; он никогда не оставался на ночь. Ни дождь, ни снег, ни буря не мешали ревностному Старцу навещать меня и возвращаться одному в полночь за полверсты! Он приходил ко мне регулярно каждый день в старой рясе без пальто; я согревал его чаем и беседовал с ним непрестанно: о Законе Божием, о вечности, о спасении души, о христианской жизни и о других вещах. Сладостная речь лилась из его уст непрекращающимся, захватывающим потоком!...

Затем в полночь или после Старец отправлялся домой один — во всякую бурю и холод; никто не сопровождал его по скользкой каменистой тропе; но ангелы сопровождали и поддерживали его: Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе хранить тебя на всех путях твоих (Пс. 90:11). И согревала его христианская любовь, которой он был проникнут ради спасения ближнего.

Такими постоянными беседами и молитвами святого Старца Господь совершенно обратил меня на истинный путь, и я стал настоящим христианином. Всем этим я обязан отцу Герману: он мой истинный благодетель.

(Письмо Яновского от 22 ноября 1865 г.)

VIII

ГОРДОСТЬ.

ВЕСНОЙ 1820 года вы прислали мне две книги, чтобы я мог высказать вам свое мнение об авторе;1 но тогда я не успел их просмотреть. Но, прочитав их позже, увидел, что он, взлетев высоко над облаками в гордости западного мышления, включает себя в число пророков и думает, что посредством своей высокой учености и расчетов он может также писать, как писали пророки о состоянии правительств; дивно и самое дивное, как гордость ослепляет человека! Он говорит, что его писания могут не всем нравиться, что некоторые могут высмеивать, и он не видит, что высмеивал прежде всего себя; он думает, что утверждает Истину, но он спорит с самим собой и со Священным Писанием. Больше говорить о нем скучно, но из этих немногих слов вы можете видеть мое мнение о нем; человек, который может не знать твердо Истины, должен всеми средствами избегать таких книг.

(Из письма Яновскому, 10 августа 1821 г.)

___
1. Этот неназванный автор, судя по данному здесь описанию, возможно, был Сен-Симон или один из других «пророческих социалистических философов, предшественников Маркса, чьи труды были так же популярны среди русской и европейской интеллигенции в начале XIX века, как труды Вольтера и других» немного раньше.

IX

СМИРЕНИЕ.

ВО ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ от моих же русских я видел больше презрения, упрека и насмешки, к которым я уже привык, и по такой привычке думаю, что на самом деле мое ничтожество таково.

(Из письма от 28 декабря 1818 г.)