Путь Прометея

Страшна мука Прометея — прикован он к скале накрепко. Терзают его безжалостные цепи, тяжек удерживающий могучий дух гранит. Огнь титанический знания возжёг он в людях, к демиургии сделать посмел их причастными. Кружит в бесконечности космический корабль — Земля, и распоряжается в нём теперь человек. Явлены ему науки, тлеет в груди подаренный Прометеем огонь. Не ведает только — куда и зачем. Но мало человека это заботит: главное ему — здесь и сейчас.

А ждёт его сейчас от Прометея многое. Но страшна выстроенная бессмертным руками человеков пирамида, душами их, разумом питающаяся. Существует она века — срок людской миг, не охватить, ни постичь, ни прочувствовать громадного замысла. За место в пирамиде толкаться их и хватает.

Расшатал, разломал уж давно Прометей свою скалу — и хитрым Змеем нашёптывает теперь в уши. Ценны те знания, много на что с ними человек способен, не приложит ума только, чем ответить, отплатить за царский такой подарок. Ведает об этом сам Змей — опутал он человека, захватил яркий, живой, свободный прежде дух его. Прозвался давно богом: возводят ему храмы, приносят жертвы, служат и выслуживаются. Дюжину сменив имён, утверждает теперь, что един он во вселенной.

Страшен, озарённый люциферовым светом, мир, огромна возведённая из живых человечьих душ пирамида. Жалок в той пирамиде человек — забрала, деформировала она сущность творения Божия. Многое постиг он, многому научился, не знает только, почему так страшен мир его, кто накинул узду, душу похитил кто его.

Вот тут-то и явился Спаситель. Спала пелена многих — и пошли за Ним. И вырвался дух Божий на свободу. Яростен гнев Прометея, липок страх его — пришёл он под новым своим именем соблазнять. О хлебах заговорил — но не хлебом единым. О смерти — но не живот, а душа. И предложил Прометей власть над миром — тем себя и выдал. Власти той лишь он и слуги его жаждут. Мера мерой мерит. Подбил Прометей поклонившихся ему, и распял синедрион Спасителя. Проклята до скончания века кровь их. Не дрогнул Сам, но соблазнил Прометей учеников — последователей Его. Под прометееву диктовку писали, прометеево слово несли.

И Гаутама в мир пришёл — пирамиду Прометееву отверг, отторг путь его. И другие приходили тоже. Но и тут пленён дух живой: перетолковано, перекручено слово.

Шагает по земле Прометей, и нет ему удержу. Растёт, ширится царство его.

Фауст, Фауст, бедное дитя человеческое — не знает, не ведает, что ждёт его, в тенёта какие гордыней огненной своей уловлен. Множится, ширится число слуг прометеевых — как песчинок морских. Словно боги могучи вы, лукаво соблазняет их, а сам растит и растит свою пирамиду. Те же рады-радёшеньки — с небом вровень стать тщатся, Бога отринуть и место Его дерзнуть. А в сердца тайниках их — и Прометей не велик кумир вовсе: пупок собственный им, и тот краше. Ведает о том Прометей, знает — мысли таких книга ему открытая. Мошки, козявки скоротечные — тягаться с кем вздумали.

Нет, не тревожится Прометей — ширит свою пирамиду, крепит царство: станет оно с шар земной — тут-то он всему и хозяин. Слуги — люди его теперь, перед Богом он за них не ответчик. А те — и рады стараться, гордо друг на дружку поглядывают, место чьё в иерархии главнее — спорить не устают. А тот там главнее, кто пирамиду Прометееву строит усерднее, служит ему верней — так уж здесь заведено.

Заполнила мир она, и нет больше Богу тут места — прометеевы лишь слуги едины. И не люди вовсе они теперь, а той пирамиды винтики. Всё.