Нарцисс Араратской Долины. Глава 161

У меня же в жизни, в тот весенний период, всё проходило довольно спокойно. Дневник мой ничего такого драматического не сообщает. Обычное, немного даже скучноватое бытие…

                8 марта 1999 года - я ходил к девушке Ане Ч. на день рождения. Ане исполнилось ровно 30 лет. И туда же явились карикатурист Лёша со своим неразлучным другом Валерой (в которого Аня была сильно влюблена). Я подарил Ане свою большую акварель с девушкой, зайцем и котом, размером 40 на 50 сантиметров. Это была моя одна из лучших композиций, и её даже печатали на обложке журнала «Столица». Разумеется, я свои композиции повторял, и в них менялись лишь цвета и узорчики. День рождения прошёл без происшествий, и я там не сильно напился, выпив только 200 грамм водки «Смирнофф». Гостей было – человек десять. Сидел также тихий анин папа, который был в разводе с её разговорчивой мамой, которая работала парикмахером, и которой я нравился. Она находила меня интеллигентным и остроумным. Вернулся я в свою мастерскую в полночь. От Ани надо было ехать в метро где-то минут 40. Она жила на «Домодедовской», - там же где жила моя хозяйка Лена. В те времена у меня не было проблем с поездками в метро. Это потом, у меня начались там неожиданные панические атаки, и мне надо было срочно выскакивать наружу. И я практически перестал ездить в метро, что сильно изменило мою московскую жизнь. Меня это сильно печалило и даже вводило в депрессию. Жить в Москве и не ездить в метро, - это крайне сложно. Это ты чувствуешь себя как-бы инвалидом, и весёлого в этом совсем мало…

                14 марта, в воскресенье, у нас, розенкрейцеров, прошло последнее собрание в детской библиотеке, которая находилась в районе ВДНХ. И я в тот день читал перед всеми вторую главу из одной гностической книжки под названием «Трансфигурация». Автором которой была Катароза де Петри, если я не ошибаюсь. Мне эти чтения на публике вслух давались довольно тяжело, и я сильно нервничал, будучи человеком сильно застенчивым. Ну, я думаю, этими волнениями страдал не только я один. Мало кто из людей умеет спокойно выступать «на сцене», и на это нужен талант, уверенность в себе и спокойные нервы. Потом, после встречи, мы с художником Юрой Е. погружали наше скромное розенкрейцеровское имущество в его «жигули». И он потом всё перевёз в Библиотеку Иностранной Литературы, где был наш основной центр. Я, вроде бы, с ним тоже поехал, но точно не помню. А вечером продавец Юра принёс мне денег с проданных на Вернисаже работ и бутылку хорошего коньяка. Я выпил грамм сто коньяка, и меня опять «понесло». Я решил позвонить Марго, и с ней помириться; ну и  пошёл к ближайшей телефонной будке, и мы с ней сразу же помирились. Она мне была рада. Мы не общались несколько месяцев. Выпив коньяка, я всегда добрею и веселею. Потом я поехал к карикатуристу Лёше, на его «Красногвардейскую», и мы с ним выпивали водку с тоником, так называемое «русское сухое» (это название придумал художник Пётр), в процессе играли в домино, слушали электронную музыку и о чём-то болтали. И легли спать уже в шесть часов утра, что для Лёши было совершенно нормально. Разумеется, на другой день, в понедельник, у меня наблюдалось похмелье, и на лбу появилась какая-то царапина. Вроде бы мы с Лёшей не дрались, но, честно говоря, не помню. И потом, вечером, мне надо было ехать на астрологическую лекцию в ВШКА. И я поехал. Хотя, мог ещё побыть у Лёши в гостях, и слегка похмелиться с ним пивом…

                20 марта, в субботу, моя будущая супруга Марго зашла ко мне в мастерскую. И мы с ней больше особо не ссорились и не расходились. И, можно сказать, на этом закончилась моя холостяцкая жизнь. И мне даже видится какая-та в этом мистика, так как это был астрологический новый год. И Солнце проходило по точке, где у меня пребывает Сатурн.  И, возможно, если бы я тогда не ходил к розенкрейцерам, не читал там духовные тексты, то я так бы и остался неженатым. Трудно сказать, что было бы, если бы в журнале «Столица» не была напечатана статья про московских розенкрейцеров, в результате чего я и оказался в этой духовной школе. И где мне немного, так сказать, «промыли мозги», и я стал активно бороться со своими вредными привычками; и особенно со своей алкогольной зависимостью. Хотя, опять же, если бы я тогда не выпил коньяка, то не подобрел бы, и не стал бы звонить и мириться со своей будущей женой. Всё равно, я считаю, что в малых дозах выпивать даже необходимо, если ты себя умеешь контролировать и у тебя чистая совесть, и нет проблем с психикой. Быть же абсолютным трезвенником, увы, это тяжело и даже вредно для психического здоровья…

                А на другой день, я пошёл на Крымский Вал, на Вернисаж, и мне нужны были деньги. Я простоял с одной большой акварелью, но денег не заработал. Валера угостил меня перцовкой в кафе «Крымский мост». Вечером я ходил к тётушке, и у неё там наблюдалось застолье, с водкой и салатами. Была её православная подруга Таня, с которой моя тётушка ходила на курсы иконописи, что ей очень помогало в тот период одинокой жизни. Таня была не одна, а со своим тихим интеллигентным мужем, который постоянно курил и по-доброму улыбался. Я помогал тётушке что-то там делать с её входной дверью, и больше мой дневник ничего не сообщает…

                23 марта в Овальном зале ВГБИЛ прошла ежегодная конференция «Россия и Гнозис». Докладчики: Шабуров Николай, Лазарев Евгений, Добрякова Антонина, Багдасаров Роман, Антипова Татьяна, Протопопова Ирина, Кульматов Владимир, Ровнер Аркадий… Мне эта конференция сильно понравилась, и я с интересом сидел и слушал умных докладчиков. Особенно мне запомнился Ровнер. Полноватый пожилой человек с грустными глазами. Он говорил что-то про одного дипломата из королевства Сардиния, которого звали Жозеф де Местр; и который приехал к нам в Россию в начале 19 века, и прожил у нас 14 лет, и потом, вернувшись в свою Сардинию, написал на наше консервативное общество злой пасквиль… О чём говорили другие докладчики я не очень запомнил. Язык у многих был крайне, на мой взгляд, заумный. Гностицизм – эта тема сложная и простым языком тут не обойдёшься. В общем, каждую весну в «Иностранке» проходила такая вот конференция, на которую приходило крайне мало слушателей. Это даже странно. Наверное, ещё и потому, что это мероприятие не особо рекламировалось. И, можно сказать, оно было даже каким-то тихим и закрытым. В Овальном зале сидело человек 30-40, не более…

    24 марта начались бомбардировки Югославии. Поздним вечером, в 21.55. И я это записал в своём дневнике. А на другой день ко мне в мастерскую пришли: продавец картин Юра, Пётр (Пётр Евгеньевич Николаев, и других друзей с этим именем у меня не было) и карикатурист Лёша. Пётр очень обрадовался, увидев Лёшу, хотя они часто встречались; и Пётр был частым гостем у Лёши. Тут надо напомнить, что поначалу они друг другу не понравились, когда они познакомились на Арбате, и это я их свёл. А потом, со временем, они стали большими друзьями. Что даже удивительно, так как Лёша в прошлом был комсомольских активистом, а Пётр был верующим баптистом… Ну и, весь вечер мы обсуждали политическую ситуацию в Югославии, ну а потом мы с Юрой сходили на Покровку, и он угостил меня там хорошим кофе в одном модном молодёжном кафе, что напротив магазина «Рыба». Продавец картин Юра любил туда захаживать, так как у него никогда не было проблем с деньгами, и он многое мог себе позволить.