Мемуары. Шизоаффективное расстройство личности

 Глава 1. Начало пути

Мне было двадцать один. Всё казалось впереди — и радости, и тревоги, и разочарования, и надежды. Я была застенчивой девушкой, часто говорила о себе в третьем лице, будто наблюдала за собой со стороны. Мне казалось, что так проще — меньше ответственности за слова, меньше боли, если вдруг кто-то не поймёт или осудит.

Тогда я впервые столкнулась с депрессией. Она пришла не сразу — сначала были редкие, почти незаметные панические атаки. Я не сразу поняла, что это они: сердце вдруг начинало бешено колотиться, в голове появлялась пустота, а в груди — липкий страх, будто что-то ужасное должно вот-вот случиться. Такие моменты случались редко, и я не придавала им большого значения.

Я пыталась бороться. Изучала психологию, читала Литвака, пыталась разобраться в себе. Иногда казалось, что я нащупываю путь к свету, но перепады настроения всегда возвращали меня обратно во тьму. Я думала, что это просто черта характера, что все так живут — переживают, страдают, радуются наперемешку. Я не подозревала, что за этим стоит нечто большее.

В моей жизни было много стрессов: расставания, разрывы дружбы, переезды. Каждый раз я собирала себя заново, как разбитую чашку. Но однажды случилось нечто, что изменило всё.

 Глава 2. Первый психоз

Это был обычный день. Я гуляла по городу, когда вдруг меня накрыла волна тревоги. Мне показалось, что все люди вокруг знают обо мне что-то важное. Их взгляды, их телефоны — всё было обращено на меня. Я присела на лавочку и вдруг увидела целый спектакль: люди, выходящие и заходящие в подъезд, казались актёрами. Я была уверена, что наверху сидит жених, ждёт свою невесту, а прохожие — это гости на свадьбе. В лицах людей мелькали знакомые черты, как будто они были частью моего прошлого.

Постепенно мир вокруг начал меняться. Всё стало каким-то нереальным, пугающим. Наступила ночь, тьма сгустилась, и мне казалось, что я попала в ад. Я пришла к дому, но не смогла зайти. Села на лавочку и отказалась двигаться, несмотря на уговоры родных. Я была уверена, что они — двойники из ада.

В какой-то момент подъехало такси, и я, как во сне, села в него и сказала: "Поехали на Олимп". Таксист был в шоке, вызвал полицию. Они светили мне в глаза, пытались разговаривать, но я была где-то далеко. Я говорила, что я — богиня Афродита, что мой муж — Дионис, и что один из полицейских — это и есть он. А мои родители — двойники из ада.

Меня еле уговорили вернуться домой. Я легла, но уснуть не могла. Начались галлюцинации: я чувствовала, как кто-то хватает меня за волосы, как будто тысячи рук тянутся ко мне. Я слышала голоса своих бывших, ругающихся на меня. Было очень страшно.

Родные вызвали скорую. Меня повезли в наркологию — думали, что это из-за наркотиков. Но анализы показали: ни наркотиков, ни алкоголя. Пока я сидела в приёмном отделении, в голове разворачивался настоящий театр: за стенкой, казалось, рождался Иисус, и это был мой ребёнок, хотя родила его другая женщина. Я комментировала этот бред вслух, не осознавая, что происходит.

Врачи сделали укол галоперидола и транквилизатора. Мир вдруг перестал быть адом: пациенты казались мне то мужьями, то ангелами. Через час меня отпустило, поставили капельницы. Но когда меня вызвали к заведующей, стресс вернул психоз, и меня перевели в психиатрию.

Это было только начало моего пути — путь, полный страхов, открытий, борьбы и надежды. Но самое главное, что я всегда старалась сохранить себя — несмотря ни на что.


Глава 3. За стенами психиатрической больницы

Когда меня привезли в психиатрическую больницу, я всё ещё смотрела на мир сквозь призму психоза. Всё казалось нереальным, зыбким, будто я попала в странный театр, где каждый играет свою роль, а сценарий мне неведом. Уже в приёмном отделении я пыталась договориться о хорошем лечащем враче — мне казалось, что от этого зависит моя судьба, моё спасение, моё возвращение к себе.

Первым делом персонал заботливо, но неумолимо провёл меня через ритуал: помыли, причесали, постригли ногти, выдали больничный халат и ночнушку. Всё это происходило быстро, отточенными движениями, будто я — не человек, а деталь механизма, которую нужно привести в порядок перед тем, как встроить в систему.

В больнице был свежий ремонт, но из-за ковидных ограничений меня определили не в новое, а в старое здание, в палату на троих. Люстра над головой раскачивалась и скрипела, как маятник, отсчитывая время, проведённое здесь. На соседней кровати сидела женщина и разговаривала с голосами — её диалог был тревожным, прерывистым, будто она ловила обрывки чужих мыслей. В этот момент в палату внесли ещё одну девушку — связанную, кричащую: "Я никогда больше не буду смотреть 'Пиратов Карибского моря!'" Её отчаяние разрезало тишину, как крик чайки в туманном порту.

Постепенно действие лекарств начало возвращать меня к реальности. Я взяла книгу — не помню, какую, но помню, как бумага под пальцами казалась единственной ниточкой к нормальной жизни. Несколько дней прошли для меня словно во сне: обрывки разговоров, тени на стенах, голоса медсестёр, которые то заботились, то были строги. Эти дни почти стёрлись из памяти — лекарства сделали своё дело, затушили пожар внутри.

Потом меня перевели в острое отделение. Там, лёжа на кровати, я вновь услышала голоса: "Она проснулась, надо на неё напасть." Я знала, что это не реальность, но страх был настоящим. Мой психоз был вызван нападением и сильным стрессом, и это продолжало проецироваться на моё восприятие. Мне казалось, что те люди, которые причинили мне боль, стоят под окнами больницы, обсуждают меня, шепчутся, смеются. Я слышала их голоса, чувствовала их присутствие, даже если знала, что это только голоса в моей голове.

В эти моменты реальность и бред сплетались в тугой клубок, и выбраться из него было страшно и трудно. Но я держалась — за реальность, за себя, за надежду, что однажды всё это закончится.

Вот как можно художественно и подробно описать ваш больничный распорядок для книги:

---

## Глава 4. Больничные будни

Распорядок дня в психиатрической больнице был строгим и неумолимым, как военная дисциплина. Всё начиналось очень рано — в 6:30. Громкий голос санитарки, хлопанье дверей, шорох тапочек по линолеуму: подъём. Сначала — зубы, умывание, кто-то ещё пытался привести в порядок волосы, кто-то просто стоял у раковины, глядя в своё отражение, пытаясь вспомнить, кто он вообще такой.

Потом наступало время ожидания. До завтрака оставалось больше двух часов, а делать было совершенно нечего. Телевизор в холле показывал мультики — чаще всего "Три кота" или что-то ещё из детского репертуара. Мы сидели, уставившись в экран, как дети, хотя многим из нас было за двадцать, тридцать, сорок… Можно было только пить воду, и то — из своих кружек, если повезло не забыть её в палате.

Лежать в палатах в это время было нельзя — санитарки проветривали комнаты, мыли полы, а мы, как временно лишённые дома, сидели в коридоре или холле. Ожидание завтрака казалось вечностью, особенно на фоне голода и утренней усталости.

Завтрак был простым, но почему-то особенно вкусным. Бутерброд с колбасой или сыром, маленькая упаковка сливочного масла — удивительно вкусного, его хотелось намазывать даже на хлебные корки, каша, чай, иногда какао или кофе с молоком. После завтрака можно было наконец вернуться в палату и немного полежать, собраться с мыслями, спрятаться под одеялом от чужих взглядов.

В 11 часов раздавали шиповник — кисловатый, но освежающий напиток, который почему-то быстро становился частью рутины, маленькой радостью. После этого — прогулка во дворе. Свежий воздух, небо, редкие облака и чувство, что, несмотря на стены, ты всё ещё часть большого мира.

Обед — суп, больше похожий на похлёбку, но горячий и сытный. Второе всегда было холодным, но иногда попадалось мясо, гарнир — макароны, плов или гречка. После обеда наступал тихий час: время, когда можно было наконец отключиться, спрятаться от всего, что происходило вокруг.

В 16:00 — "передачки": кто-то получал домашнюю еду, кто-то — сладости, кто-то — письма от родных. Это было время маленьких радостей, когда казалось, что за стенами больницы всё ещё есть жизнь, которая тебя ждёт. После — встречи с родственниками, короткие, но такие важные.

В этот распорядок несколько раз в неделю вписывались беседы с медицинским психологом и лечащим врачом. Эти разговоры были разными: иногда тяжёлыми, иногда — как глоток свежего воздуха. Порой они давали надежду, порой — заставляли задуматься.

В больнице всё было по расписанию, и со временем этот порядок начал приносить спокойствие. Здесь не нужно было принимать решения, не нужно было думать о будущем — только следовать за рутиной, шаг за шагом возвращаясь к себе.


 Глава 5. Возвращение домой

Через две недели меня выписали. Я вернулась домой — медленно, с тревогой, будто заново училась ходить по этим знакомым коридорам. Родные встретили меня с радостью, в их глазах стояла настоящая благодарность судьбе: я была жива, я была в своем уме, я вернулась к ним. Но внутри меня было ощущение пустоты и невероятной усталости. Казалось, что все силы остались где-то там, за больничными стенами.

Банальные вещи стали непосильными: у меня не было сил даже помыться или приготовить себе завтрак. Я передвигалась по квартире, словно по минному полю — медленно, осторожно, будто каждое движение давалось с огромным трудом. Несмотря на слабость, я ездила в дневной стационар: там мне выдавали лекарства по льготе, наблюдали за моим состоянием. Врачи поставили диагноз — шизофрения. Это слово повисло надо мной, как приговор, и на его фоне развернулась новая депрессия. Она была тяжелой, вязкой, как густой туман, сквозь который не пробивался ни один лучик надежды.

Но я не сдалась. Я продолжала учиться — магистратура по психологии стала для меня якорем, смыслом, который не давал окончательно утонуть. Я закончила учебу, защитилась, несмотря на всё, что происходило внутри меня. Постепенно, очень медленно, силы стали возвращаться. На это ушло полгода. Я впервые за долгое время почувствовала, что могу дышать свободно. Наступила ремиссия — два года тишины, два года жизни, в которой я снова была собой.

За это время я успела многое: пожить в маленьком городке с парнем, съездить на море, увидеть рассветы и закаты, почувствовать вкус простых радостей. Но депрессия не ушла совсем. На фоне лечения нейролептиками появились суицидальные мысли. Было страшно, но я нашла в себе силы попросить о помощи — сама вызвала скорую, чтобы не совершить ошибку, о которой бы потом пожалела.

Снова больница, снова знакомый распорядок дня, новые лица, новые истории. Через две недели меня снова отпустили домой. И только тогда, в тишине своей комнаты, я начала вспоминать весь тот ужас, который со мной происходил. Я стала анализировать, пытаться понять, почему всё случилось именно так, почему я оказалась в этой точке.

Постепенно я училась не бояться своих воспоминаний, отпускать боль и принимать себя — такой, какая я есть. Моя история продолжалась, и я знала: впереди ещё будет много испытаний, но я уже не была той испуганной девушкой, которую когда-то сломал первый психоз. Я училась быть сильной — ради себя, ради тех, кто меня любит, и ради тех, кто однажды прочитает мою историю.


 Глава 6. Третий круг

Прошло три года. Я жила, училась, работала, строила планы, писала книги и даже иногда забывала о своей уязвимости. Но болезнь напоминала о себе, как тень, которая никогда не исчезает окончательно.

Психоз вернулся постепенно, как змея, подкрадывающаяся из темноты. Сначала — навязчивые мысли. Они были будто бы мои, но в то же время чужие, настойчивые, липкие. Я пыталась их отогнать, отвлечься, но они возвращались снова и снова, набирая силу, словно вихрь.

Потом мысли начали превращаться в бред. Всё началось с размышлений о Боге, о том, кем были первые люди, о смысле жизни и смерти. Я чувствовала, как внутри меня зарождается нечто огромное, не поддающееся контролю. Эти идеи росли, разрастались, становились всё более яркими и реальными. В какой-то момент я уже не могла отличить фантазию от действительности.

Мой бред приобрёл собственный сюжет, и этот сюжет лег в основу моей первой книги — "Эхо рая: Легенда о Любви и Изгнании". Я писала о битве добра и зла, о падших и избранных, о любви, изгнании и прощении. Но тогда, в самом центре психоза, я была не просто автором — я была героем, участником этой битвы. Я чувствовала себя Богом, и это ощущение захватило меня целиком.

Я начала говорить об этом вслух, писать в дневнике, делиться с близкими. Родные испугались, поняли, что что-то идёт не так, и вызвали скорую. К этому времени мой бред достиг апогея: я была уверена, что мысленно общаюсь с Михаилом Горшенёвым из "Короля и Шута", и даже "вышла за него замуж". Я рассказывала врачам, что у меня возьмут анализ крови и поймут — я второе пришествие Христа. Я верила в это искренне, без тени сомнения.

В этот раз не было голосов, не было страха — только мания, восторг, ощущение всемогущества и избранности. Мир казался мне открытой книгой, а я была её автором и главным героем.

Так я снова оказалась в психиатрической больнице. Всё повторялось: знакомый распорядок, белые стены, запах лекарств, лица, в которых читалась усталость и надежда. Но на этот раз я знала, что это временно. Я уже умела ждать и выживать, умела собирать себя по кусочкам, даже если казалось, что всё разрушено до основания.


Глава 7. Новый год за больничными стенами

В больнице я была не одна — вместе со мной были мои идеи, фантазии, мания и удивительная уверенность в том, что всё происходящее имеет высший смысл. Я рассказывала медсёстрам о своём мысленном замужестве, о том, как общаюсь с Горшенёвым, и, конечно, о том, что чувствую себя прекрасно. Мне не хотелось спать — в мании сон казался лишним, почти предательством по отношению к бурлящей жизни внутри меня.

Но ночь в психиатрической больнице — не место для бодрствования. Медсестра строго сказала: "Пора спать." Я не могла и не хотела подчиняться. Тогда меня привязали к кровати, чтобы я не мешала себе и другим. В этот момент мне показалось, что на меня снова нападают. Я начала сопротивляться, кричать, умолять отпустить меня к мужу. "Пустите меня, он придёт!" — "Он придёт, не волнуйся", — отвечали мне. "Он не придёт, он умер, это же Горшенёв", — упрямо повторяла я, не понимая, где кончается фантазия и начинается реальность.

Воспоминания о той ночи вспыхивают в памяти короткими кадрами: яркие, нелогичные, обрывочные. Врач, укол галоперидола, сон без сновидений. Утро началось с привычных ритуалов — я побежала чистить зубы, пытаясь ухватиться за остатки нормальности, зацепиться за что-то знакомое.

На комиссии я честно рассказала врачам всё: свой бред, свою манию, своё воображаемое замужество и божественное предназначение. Я не скрывала ни одной детали, будто хотела, чтобы меня услышали и поняли, даже если это невозможно.

В этот раз мне пришлось остаться в больнице на Новый год. Казалось, что праздник пройдёт мимо, но мои родные не забыли обо мне. Они передали для всех девочек в отделении красивые новогодние носочки — двадцать пять пар. Я с радостью раздавала их, и, несмотря на больничные стены, в тот день в нашем отделении было ощущение настоящего праздника, тепла и домашнего уюта.

Я снова завела друзей — в психиатрической больнице дружба рождается быстро, здесь все по-настоящему рядом, все понимают друг друга без слов. Мы делились историями, мечтами, страхами, поддерживали друг друга.

После Рождества меня выписали. Я вернулась домой, снова в привычный мир, но уже с новым опытом, с новыми историями и с благодарностью за то, что даже в самых трудных обстоятельствах можно найти свет, дружбу и немного праздника.



 Глава 8. После бурь

Вернувшись домой, я долго прокручивала в голове разговоры с медицинскими психологами, с профессором психиатрии, со студентами-медиками. Я помню, как подробно и честно рассказывала им о своих синдромах, о том, что чувствую, как проявляется болезнь. Это был странный, но интересный опыт — быть и пациентом, и почти что исследователем самой себя.

Но честно скажу: те тридцать дней, проведённые в этот раз за больничными стенами, меня надломили. Я не сразу это поняла, только дома, когда исчезла суета и строгость распорядка, когда осталась одна с собой. Три дня я почти не вставала с кровати — плакала, меня трясло, будто меня били током. Это был стресс, который не отпускал ни днём, ни ночью. Я включала музыку, чтобы как-то заглушить внутренний шум, и писала в свой телеграм-канал — только так удавалось выговориться, не сойти с ума окончательно.

После больницы у меня появились фобии. Я боялась возвращения симптомов, боялась новых приступов, боялась даже собственных мыслей. Я поняла, что у меня ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство, и это не просто слова из учебника, это про меня.

Но было и главное — мне наконец-то подобрали хорошее лекарство. Это стало спасением, точкой опоры, которая позволила мне снова начать жить, а не просто существовать.

В моей жизни, помимо маниакальных эпизодов, всегда были периоды депрессии и гипомании. Из-за этой "качели" через три года врачи изменили мне диагноз: вместо параноидной шизофрении поставили шизоаффективное расстройство. Этот диагноз стал для меня и объяснением, и вызовом. Я училась жить с тем, что мои состояния могут быть смешанными: депрессия и гипомания существовали во мне одновременно, переплетаясь и сталкиваясь.

Жить с этим расстройством — значит постоянно быть начеку, учиться замечать малейшие изменения в себе, искать баланс между светом и тенью внутри. Но теперь я знала: у меня есть поддержка, есть опыт, есть надежда. И есть история, которую я продолжаю рассказывать — ради себя и ради тех, кто тоже ищет ответы.


 Глава 9. Итоги и надежда

Оглядываясь назад, я вижу путь, полный боли, сомнений и борьбы — но и путь, наполненный открытиями, поддержкой и маленькими победами. Мои психозы, депрессии, смена диагнозов и долгие недели в больнице научили меня главному: психическое заболевание — это не приговор и не клеймо, а часть моей жизни, с которой можно и нужно учиться жить.

Я прошла через отчаяние, страх, одиночество, ощущение полной потери контроля над собой. Я испытала на себе, как болезнь может крушить личность и рушить привычный мир. Но именно в самые тяжёлые моменты я училась принимать помощь, искать новые смыслы, открывать в себе силы, о которых раньше не подозревала.

Мне пришлось смириться с тем, что ремиссия — это не всегда окончательная победа, что бывают откаты, новые диагнозы, смена лекарств и очередные испытания. Но теперь я знаю: даже в самые мрачные дни всегда есть шанс на свет, на поддержку, на маленькие радости, которые делают жизнь значимой.

Я научилась говорить о своей болезни честно — с врачами, близкими, читателями. Я перестала стыдиться и прятаться. Мой опыт стал частью меня, частью моей книги, частью моего пути. И если кто-то, читая эти строки, узнает себя — пусть знает: он не один.

Я продолжаю жить с шизоаффективным расстройством, учусь балансировать между полюсами, замечать тревожные звоночки и вовремя просить о помощи. Я пишу, учусь, люблю, дружу, строю планы, ошибаюсь и снова поднимаюсь.

Моя история — это не только рассказ о болезни. Это рассказ о силе, принятии, надежде и жизни, которая продолжается несмотря ни на что.