Чары змеиные

...И напустил Змей чары свои. Он нашептывал одним о сладости власти и блеске золота, и они забывали о небесном сокровище, гоняясь за земной пылью. Другим он предлагал стройные системы знаний, объясняющие все на свете, кроме главного – тайны их собственного сердца, и они, гордые своим умом, считали поиск Жемчужины уделом простаков. Третьим он внушал страх перед глубиной, перед неизвестностью, перед трудом души, и они выбирали мелкие, безопасные заводи привычной жизни. А многим, как обычно, он проповедовал смирение. Но смирение искаженное – не как плодородную почву для роста, а как болото самоуничижения. "Ты прах и пепел, – шипел он им в уши, – куда тебе до богоподобия? Жди милости, кайся в грехах, не дерзай искать сам". И люди слушали, били себя в грудь, видели себя ниже всякой твари, но взор их был устремлен в землю, а не в глубину, где сияла Жемчужина. Они ждали, что "десница Божия" вытащит их из болота, не пытаясь сделать и шага сами.

Шли века. Лишь немногие, те самые избранные, ведомые тихим голосом Благодати внутри, вдруг ощущали странную тоску, необъяснимое чувство утраты. Словно они забыли что-то бесконечно важное. Это воспоминание было смутным, как сон наяву, но оно зажигало в их сердцах огонь. И они начинали искать. Змей бросал на них все свои чары: сомнения, насмешки окружающих, отчаяние, ложные пути. Но Благодать укрепляла их, а память о небесном родстве, хоть и неясная, давала силы. Их "делание" было в том, чтобы идти сквозь тьму на этот едва мерцающий свет внутри.

Были и другие. Те, кто не слышал явного зова к Жемчужине, но чье сердце было открыто к состраданию. Они не рассуждали о богоподобии, но делились последним куском хлеба, утешали плачущих, защищали слабых. Их смирение было деятельным – они видели свою малость, но не бездействовали. И Десница Божия касалась их незримо, даруя мир душе и тихую радость.

И вот настали последние времена. Предстал Змей перед Богом. В его древних глазах была усталость и странная печаль. "Господи, свершилось, – сказал он. – Я хранил Жемчужину. Я испытывал чад Твоих. Вот те немногие, кто вспомнил свое царское родство и прошел все искушения". И он показал на сияющие души, в чьих руках светилась обретенная Жемчужина, отражая Лик Отца. "Они стали воистину подобны Тебе, как взрослые сыновья. Их 'делание' увенчалось успехом".

"А что же остальные?" – спросил Бог, хотя знал ответ.

"Многие заблудились в моих чарах, – вздохнул Змей. – Погнались за блестками, увязли в гордыне или страхе. Иные смирялись так усердно, что превратились в камень у дороги, ожидая, что Ты понесешь их на руках. Но были и те, кто, не ища великого Сокровища, просто освещал свой малый путь светом добра. Они не нашли главной Жемчужины, но собрали множество малых жемчужин любви и милосердия".

"Истинно так, – ответил Бог. – Первые обрели полноту Наследия. Вторые – сами избрали свою долю во тьме или на мелководье. Но те, кто творил добро по велению сердца, – они тоже войдут в Мой Дом, ибо где любовь, там и Я. Их смирение и делание были иными, но угодными Мне. Ибо Я смотрю в сердце. А Жемчужина... пусть вновь вернется в глубину. Всегда будут те, кто готов к поиску".

"А я, Господи?" – спросил Змей. – "Моя работа окончена?"

"Твоя роль в этом 'делании' была велика, хоть и темна, – промолвил Бог. – Ты был частью замысла, необходимым испытанием. Но и для тебя открыт путь к Свету, если жажда его коснется твоего сердца".

И Змей, Хранитель Жемчужины и Мастер Чар, впервые за тысячелетия задумался не о хитрости и иллюзиях, а о Свете, который видел отраженным в глазах обретших Сокровище сынов человеческих. И в бездне его глаз мелькнула искра – не то тоски, не то надежды. А Море Жизни вновь сокрыло в своих глубинах сияющую Жемчужину Богоподобия, ожидая новых искателей.