Кто на кого плюет?

   Сергей Ефимович Шубин выложил еще один замечательный текст,под заголовком "Как плюют на Пушкина?", подразумевая, что плюют на Пушкина многие нехорошие люди, включая режиссеров двух последних фильмов о Пушкине ("Пророк. История Александра Пушкина"и сериала "Натали и Александр"). Причем, первый фильм наш критик ещё не успел посмотреть, но уже успел сделать по нему выводы. И почему-то Шубин смешал в кучу два этих фильма, несмотря на то, что у них разные режиссеры, и вообще это два разных произведения. По его мнению, если сериал никуда не годится, то и фильм тоже такой же. Лично мне фильм " Пророк" понравился, несмотря на то, что там не соблюдена фактология (если можно так выразиться)  пушкинской жизни почти совсем. Ну, конечно, мне, как "засланному казачку" ( правда, неизвестно, кем засланному), и должен был понравиться такой фильм! Ведь моя задача, - как полагает господин Шубин, - дискредитировать Пушкина, а если попросту, - наплевать на него. Да, главная плевательница на Пушкина здесь я,бывшая библиотекарша ( хотя это тоже под большим вопросом для Шубина),теперь пенсионерка Елена Викторовна Шувалова.

Уж слишком во всём она   
 подозрительна, эта Шувалова!
Как же! Утверждает, что всю жизнь работала библиотекарем, а не знает, что у Квазимодо было два горба! Что ж, значит, за всю жизнь роман Гюго не удосужились прочесть? Да, каюсь, дала маху, спросила Шубина: разве у Квазимодо было два горба, а не один? Но дело в том, что Шубин говорил о схожести между Квазимодо и Коньком-горбунком, а у Конька, как известно, два горба были на спине:"на спине с двумя горбами ..". У звонаря же - один горб на спине, другой - на груди, - как описано у Гюго.Совет же обратиться к французско-итальянскому фильму 1956 года, с Джиной Лоллобриджидой и Энтони Куинном, я обращаю к самому Шубину: пересмотрите и убедитесь, что в этой экранизации у горбуна только один горб. Да и в большинстве экранизаций и постановок он -один.

Проехавшись по моей необразованности и в области литературы, и в области киноискусства, Шубин с,ехидничал и в отношении моего страха умереть, не высказав свою какую-то мысль. Надо же, в 46 лет я боялась умереть! Вообще-то, хочу напомнить Шубину слова Священного писания о том, что никто из нас не знает своего часа. О том, что далеко не все люди умирают глубокими стариками и старухами. Что умирают и зрелые, и молодые, и даже дети.Что тот же Пушкин умер в 37 лет, а говорить и писать о смерти начал чуть ли не с 15... Что мой отец,например, не дожил до 46, умерев от инсульта в 45,5 лет. А двое моих знакомых, юноша и девушка, погибли в 19 и 23 года. Один случайно соскользнул со ступеньки электрички под ее колеса, другая, - переходя улицу на зелёный свет, - была сбита не остановившейся машиной. Так что, высказывать здесь ехидство неумно и неблагородно. Тем более, когда вообще не знаешь жизненных обстоятельств оппонента.
 

 Далее, Шубину не понравилось, что его статью "Удивительный автопортрет" я назвала где-то статейкой. Почему-то он решил, что я так назвала ее по размеру (несмотря на то, что там целых 300 строк), а не по содержанию. В ответ он прошёлся по моим нескольким коротким статьям, заявив, что никакого таланта у меня при такой краткости нет. И с,язвил, что я "даю стране много мелкого угля". При этом огромные публикации о Пушкинском Коньке-горбунке под номерами 1,2 и 3 он как бы не заметил, так же, как и выложенные здесь три довольно об,емных книги.

 Главу Шубина "Удивительный автопортрет" мне придется проанализировать отдельно, а здесь скажу, что это о так называемом рисунке на рукописи "Андрея Шенье" , где Пушкин изобразил себя, в частности, в виде лошади. Шубину не нравится, что я не считаю священным вывод УЧЕНЫХ -пушкинистов, что этот рисунок, как и рукопись, на которой он нарисован, они относят к маю-июню 1825 года, а позволяю себе вывести свою датировку. Я таким образом плюю, по мнению Шубина, в "настоящих" пушкинистов. (То, что он плюет и в Ю.М. Лотмана, - называя его идиотом(!), и в других ученых-пушкинистов, это, вероятно, другое... То, что позволено Юпитеру, не позволено быку, то есть, в данном случае, корове - Шуваловой).

  На мой взгляд, ученые-пушкинисты за 200 лет не дали себе никакого труда подумать ни над этой странной во многих отношениях рукописью, ни над рисунком на ней, тупо отнеся и то и другое ко времени создания Пушкиным стихотворения "Андрей Шенье". И все. Здесь даже слово "вывод" не подходит, поскольку оно предполагает какую-то работу мысли, которая к нему, - выводу, - привела.
 
 Слава Богу,что к 1980 годам, - то есть, через 150 с лишним лет, -  пушкинистка Лариса Керцелли разглядела там  среди рисунков лошадиных морд лицо Пушкина. Двигаясь такими темпами, может быть, лет через 500 пушкинисты наконец заметят на этом автографе и другой автопортрет Пушкина, который обнаружила я, библиотекарь, плюющая на Пушкина. Автопортрет Пушкина в пятне от пальца. Шубин пожаловался, что в одном месте я даю это изображение слишком мелко, и могла бы его увеличить... Там же, где оно увеличено, Шубин вообще предпочел не комментировать. (Его же не учёные обнаружили, а какая-то сомнительная библиотекарша!).

 Наш следователь не остановился на оплевывании с разных ракурсов  моей скромной персоны, но позволил себе пройтись и по моим предкам. Так, он об,явил лжецом моего уважаемого прадеда, инженера связи И.Д.Калошина, об,явив ложью его слова о том, что у него хранится Пушкинская рукопись Конька-горбунка, сказанные, по мнению Шубина, своему сыну, а моему деду- подполковнику КГБ, А.И. Галошину ( фамилия была изменена в советское время). Тот факт, что я неоднократно писала о том, что мой дед видел эту рукопись своими глазами и знал ее наизусть, не принят следователем во внимание, или забыт, или сознательно извращен, Лжецами об,явлены и мой прадед, и мой дед, и вся семья, воспитавшая меня, - это "семья лжецов", - в которой я выросла, естественно, очень лживой особой.
Да и прапрабабка моя, дочь Пушкина от Воронцовой, Софья, тоже могла вырасти только лживой и подлой женщиной, поскольку воспитывал ее полу-подлец Воронцов. Как видим, Шубин не щадит никого. О том, что Софья выросла в основном в Англии у тетки, Шубин,вероятно, не знает, да и тетка то кто-сестра полу-подлеца! То, что у благородного Марка Аврелия вырос сын-тиран, а у убийцы Пушкина Дантеса дочь была влюблена в поэзию Пушкина, - это так, отдельные отклонения... В основном, какая семья, таков и ребенок. (Страшно представить, что же за семья была у самого Шубина, если он может себе так легко позволить оскорблять совсем неизвестных ему и уважаемых многими людей!)...

 Да, ещё я плюю на Пушкина тем, что назвала в предыдущей своей статейке, как пишет Шубин, его жену Наташкой. Недопустимая фамильярность! Признаю. Но текст этот я попыталась сделать шуточным, насколько смогла. И там же я назвала жену князя Волконского Машкой, - что, видимо, для Шубина допустимо. Ну что ж, я, может, беру пример с самого Пушкина, который называл по крайней мере старших детей своих Сашкой и Машкой. Впрочем, снова я-"корова" куда-то занеслась! Это же сам Пушкин, а я всего лишь его сомнительная прапраправнучка с испорченной поколениями лжецов кровью!

 В одном месте Шубин вообще допустил прямую клевету на меня. Он пишет, что комментарий "Пушкин не мог, вы зарвались, прекратите!" написала я. "Да-да, это именно Шувалова написала такой истерический комментарий". Никогда я не писала ничего подобного. Этот комментарий, насколько я помню, прислала Шубину автор Елена Егорова (впрочем, возможно, я ошибаюсь , и это был кто-то ещё, но точно не я).

 Ничего себе, какие неожиданные подтасовки допускает господин следователь!

 Далее он пишет, что настоящий пушкинист должен радоваться увеличению пушкинских произведений. Да, конечно. Только если они действительно пушкинские, а не приписаны ему потому что так хочется...


 Шубину очень хочется записать меня во враги пушкинистики, во враги Пушкина, даже - во враги России! Спрашивается, почему? Почему он ко мне испытывает такую личную неприязнь, что не может спокойно продолжать свое пушкиноведческое расследование? Чем я его отвлекаю от его дела? Почему на него вдруг напал зуд моего разоблачения? Чем такая лживая, нехорошая и ничтожная личность ему, великому пушкинисту, может помешать? Плюнул бы на нее, да и все, - как советовал в таких случаях Пушкин.

 А он почему-то принялся раздувать из моего ничтожества какую-то значимую фигуру, значимую настолько, что с ней надо бороться всеми силами, позабыв про собственные дела.