Отец

1.


Они проснулись от сильной бури, которая свирепствовала в горах; вдалеке мерцали молнии, но грома слышно не было. Маленькая Герта забралась на коленки к своему отцу и вся тряслась от страха. Но ее папа улыбался, вглядываясь в ночь через окно. Он уже был знаком с различными стихиями и всегда готов был защитить их. Старший братик Губерт хоть и выглядел испуганным, но всячески старался не подавать вида, уставившись в окно так, будто изучал обстановку, чтобы принять единственно правильное решение. Хотя, как заметила Герта, и поглядывал на отца за поддержкой. На мгновение ей показалось, что лицо отца слегка напряглось. И даже улыбка будто бы дернулась и как-то поникла. Но уже в следующее мгновение Герта убедилась, что ей это все же показалось; отец опять также улыбался.

Вдруг темноту окна пронзила яркая вспышка, что дети и отец Абби даже закрыли глаза, ослепленные ярким сиянием. В то же мгновение они увидели, как огромная молния ударила в горы. Молния прочертила в темном небе искрящуюся дугу, утащив свой пылающий хвост куда-то глубоко в землю. И тут раздался сильнейший гром, какого никто из них еще никогда не слышал. Плотное стекло задрожало. Абби накрыл детей, опасаясь, что стекло может не выдержать и осыпать их осколками. Гром был настолько сильный, что у всех заложило уши. Герта кричала, но ее не было слышно.

А потом все стихло. Губерт еще долго расхаживал по кухне, куда они пошли выпить горячего шоколада, и возбужденно рассказывал об увиденном, бурно размахивая руками.

В эту ночь ни у кого не было сомнений, что они пережили что-то очень важное. И страшное.

А потом пришла Тьма.


2.


День стоял как всегда солнечный и ясный. С цветка на цветок летали бабочки, щебетали птички и пчелы были заняты своим непосильным трудом. На лужайке прыгали зайчата вместе с лисами, в полях бегали олени, а домашние животные уже давно отошли от ночного грома и каждый выражал радость на свой лад: коровы мычали, лошади ржали, куры кудахтали, гуси гоготали.

– Что там? – спросил Губерт отца, когда застал его у окна, всматривающегося куда-то в горы.

– А? – отец не услышал, как его сын подошел к нему, – да так, ничего. Как будто что-то показалось, но нет, все хорошо.

Он улыбнулся, широко и так мило, что, казалось, заполнил дом светом ярче самого солнца. Отец так сильно любил их, и они его тоже очень любили.
Он взял молоток и, насвистывая веселую песенку, пошел доделывать печь.

Губерт все же всмотрелся вдаль через окно, но ничего не увидел.

Стоял яркий солнечный день, полный радости, свежести и тепла.

Но что-то не понравилось Губерту во взгляде отца. То, как он смотрел в окно, щуря глаза, чтобы разглядеть то, что, как будто, было в горах.

Губерт еще раз уставился в окно, напряг взгляд… И точно. Ему вдруг показалось, что он увидел темную точку, которая тут же исчезла. Но он видел ее.

И холодок пробежал по его позвоночнику.


3.


На следующий день Тьма стала уже явно просматриваться. Прямо над горами, как темное облако, несущее сильный дождь. Но даже Герта понимала, что это не облако. Небо было ясным, а над горами висела темная туча.

А еще через неделю горы уже были полностью покрыты Тьмой.

– Папы, ты слышал, – сказал Губерт, – на площади говорят, что Тьма приближается.

– Серьезно? – сказал Абби, – раз говорят, значит, так и есть.

– Да, и в окно видно, вон она! А с третьего этажа еще лучше видно, как ее много.

– Приближается, – сказал Абби и поставил горшок в печь, – готово!

– Что это? – спросила Герта.

– Это волшебная печь, – сказал отец. – Она всегда будет готовить еду. В ней всегда будет огонь и тепло.

– Как волшебная прялка?

– Да, – сказал Абби, потрепав ее по пышным волосам, – как прялка, которая всегда шьет новую одежду и латает старую.

А еще в доме был склад, который всегда был наполнен припасами, кровля, которая сама себя чинила, отопительный котел, который всегда был полон горячей воды. И шкафчик с травами от всех болезней.

Абби подошел к окну и, протирая руки тряпкой, уставился на Тьму. Да, она приближалась. Очень быстро.

– Старик Отто говорил, что городской совет собирает ополчение, чтобы сражаться с ней, – сказал Губерт.

Отец кивал, как будто даже не слыша его.

– Она нас съест? – тихим голосом спросила Герта.

– Кто, Тьма? – спросил отец и рассмеялся. – Да что ты!? Конечно, нет, глупенькая! Я не дам вас в обиду! – Он схватил Герту на руки и начал вертеть ее по кухне, отчего она весело засмеялась.

А на следующий день Тьма поползла по полям. Олени, зайцы и лисы убегали от нее и прятались в городе.


4.


Еще через неделю Тьма почти вплотную подобралась к городу. Солнце стало практически не видно. Лишь над городом в ясную погоду солнце показывалось на два часа и тут же скрывалось за стеной Тьмы, быстро погружая город сначала в сумерки, а потом и окутывая все ранней ночью.

Все чаще стали распространяться страшные истории, которые рассказывали горожане чудом выжившие во Тьме. В таверне у многих стыли жилы от того, что они слышали. Люди старели на глазах от той тяжести и неминуемой гибели, что так неожиданно обрушилась на них.

– Я боюсь, – все чаще стала повторять Герта.

– Не бойся! – говорил отец.

Он прошелся вдоль всего их участка и нанес на каждой перекладине забора знак «Тав». Также пометил им все двери, окна и косяки.

– Теперь вам ничего не угрожает, – сказал он и как всегда улыбнулся. Но солнце уже не отразилось в его добрых глазах и от и белых зубов, потому что оно давно скрылось во Тьме.

– Почему вам? – вдруг спросил Губерт, который уже научился читать и слышать между строк.

Отец молчал, а потом крепко-крепко обнял их. Его объятия были такими сильными и родными, что они сразу почувствовали себя в безопасности.

Но почему он молчал?

Отец встал, подошел к умывальнику. Он умыл свое лицо, а потом взял полотенце и вытерся им. Он улыбнулся и развернул полотенце, показав его детям.
На полотенце отпечаталось его лицо. Доброе и улыбающееся.

– Давайте пить шоколад, – сказал он.

Дети захлопали в ладоши. Отец никогда не переставал их удивлять.

Вокруг горели свечи, которые его усилиями никогда не сгорали.

А за окном была Тьма, хотя с обеда прошел всего лишь час.


5.


На следующий день солнце совсем исчезло. Из дома без масленного фонаря или факела стало вообще невозможно выходить. В окно можно было наблюдать, как в черноте двигаются слабые желтые точки, будто заблудшие души. Люди гибли, спотыкаясь на каждом шагу, но кое-как научались жить в полном мраке.

И тогда отец решил покинуть их.

Собрав рюкзак, он присел на корточки у двери и положил свои тяжелые, но такие родные руки на плечи детям.

– Мне надо идти, – сказал он, и теперь на его лице уже не было улыбки, – но вы не бойтесь! Тьма не сможет пересечь наш двор. И двор, и все что в нем и наш дом – всё это будет в безопасности.

На испуганных и недоуменных лицах детей прошла рябь облегчения. Герта дрожала, зажав кулачки под подбородком. Губерт стоял весь напряженный и тоже дрожал.

– Вы не будете ни в чем нуждаться. Печь будет сама готовить, прялка штопать и шить, котел греть вас, а крыша сама себя будет чинить. Еда всегда будет в погребе, а любая хворь отступит от теплого чая с травами, – сказал отец.

– И шоколад! – сказала Герта.

– И шоколад, – сказал отец. – Но вы должны в городе всем помогать. Кормить голодных, одевать нагих, лечить больных и принимать странников. А я скоро вернусь.

– А куда ты? – спросил Губерт.

– Побеждать Тьму, – сказал отец.

– Нет! – крикнула Герта, – я не хочу, чтобы ты уходил!

– Я с тобой! – сказал Губерт.

– Нет! Ты остаешься, чтобы смотреть за своей младшей сестрой и выполнить все, что я повелел. До скорой встречи, – сказал отец и вышел за дверь. Они взглядом провожали его до калитки. Там он еще раз махнул им рукой и скрылся во Тьме.


6.


Тьма действительно не могла переступить через оградку их двора. У них все также паслись домашние животные и спасались зайцы с лисами, несколько оленей и даже пару волков. Но уже никто из них не издавал радостных звуков, а лишь жалобные поскуливания на свой лад.

Отец ушел уже давно, и как только он исчез, в городе стали происходить ужасные события, люди гибли один за другим. Практически сразу к ним в дом стали сбегаться уцелевшие горожане, напуганные, голодные, больные. Губерт и Герта всячески старались им помочь. Дом наполнился людьми. И те, которым уже становилось легче, тоже стали помогать принимать новых спасающихся.

Время шло, а отец так и не появлялся.

Среди спасающихся было много тех, кто, получив необходимую помощь, опять уходили во Тьму, и больше их уже никто никогда не видел.

А вновь прибывающие рассказывали, что Тьма покрыла уже всю землю. И говорили, что на ней не осталось ни одного места, где можно было бы опять увидеть солнце. Люди свыкались с Тьмой, учились врать, убивать и драться за то, чтобы продлить свое затухающее существование. А многие даже приспособились ко Тьме и даже будто, как рассказывали, научились общаться с ней. И через нее получали помощь в своих злых делах. И рассказывали, что во Тьме бывает даже очень весело. И многие стремились туда, жертвуя собой, чтобы напоследок насладиться этим весельем.

Каждый вечер перед сном Герта наливала чашку горячего шоколада, садилась у окна и ждала отца, надеясь, что вот-вот он явится. Как всегда полный сил, улыбающийся и радостный.

Но время шло, а отца все не было.

И прошло уже, возможно, несколько десятков лет. В их доме уже проживало много семей и Губерт и Герта тоже обзавелись семьями. По дому бегали уже маленькие внуки, а ни прялка, ни печь, ни котел, ни крыша никогда не давали сбоя, исправно день ото дня снабжая их всем самым необходимым. Над камином в рамке висело полотенце с ликом отца. Он улыбался. В гостиной каждый день все собирались и рассказывали разные истории, а Герта все смотрела в окно во Тьму, все надеясь, что вот-вот калитка распахнется и отец вернется назад.

Но время шло, а его все не было.

И однажды Губерт сказал ей:

– Он не придет.

– Нет, он придет!

– Ты, что, сама не видишь? Прошло столько времени, и у меня и у тебя уже внуки. К сожалению… к сожалению, нам надо признать, что отец… – он не смог закончить фразу, но это понимание уже давно витало в воздухе. Неужели, она действительно думала, что он живет где-то во Тьме вечно? Да ведь ему уже должно было быть больше ста лет. И Герта, конечно, понимала своего брата. Но ей так не хотелось в это верить. Даже наоборот, ей очень хотелось верить, что он жив и скоро придет, как и обещал!

А время шло, а отца все не было.

Тьма обступала их двор, сгущаясь и клокоча черными всполохами, но не могла проникнуть внутрь двора. В их доме люди могли чувствовать себя в полной безопасности.

Но однажды Герта заметила, что все чаще к ним стали приходить какие-то странные люди, носящие маски.


7.


В один вечер, когда все жильцы собрались в гостиной у камина, слово попросил как раз такой вот странный человек в маске ворона. Он стал рассказывать, что во Тьме люди научились жить за деньги. Все можно купить и продать, а тем, у кого есть деньги, Тьма даже не опасна. Люди с деньгами могут и прокормить себя, и согреть, и комфортно обустроиться, и даже вылечить себя. И им ничего не страшно.

Жильцы дома стали спорить с ним. Да разве так можно? Да разве можно вообще как-то выжить во Тьме?

– Я вас уверяю, – говорил человек в маске ворона, – можно! И даже очень легко. Деньги можно делать из всего чего угодно! Вот хотя бы…

Герта почувствовала, как ёкнуло ее сердце. Она все также сидела у окна, закутавшись в шаль. Ее длинные седые волосы были собраны на голове под косынку. Она посмотрела на брата, и увидела, как Губерт с интересом слушает странного незнакомца.

– …вот хотя бы взять ваш дом, – продолжал человек в маске ворона, – ведь вы можете продавать вашу еду, ваше тепло, ваши травы…

– Нет! – крикнула Герта, схватившись за сердце. Губерт строго посмотрел на нее.

– Подождите, подождите, я же ничего еще не предлагаю, – сказал человек в маске ворона, маска не шевелилась и выражала абсолютное бесстрастие, но Герта почувствовала, как он улыбается за ней. – Я просто привожу пример, как можно делать деньги. А за деньги вы сможете помочь гораздо большему числу людей, чем сейчас. Ведь сейчас и поесть, и погреться могут лишь те, кто приходит к вам. А как же те, которые живут далеко? А за деньги вы можете отвезти это им.

– Нет, – сказала Герта и отвернулась, уставившись в окно на калитку за которой клокотала Тьма.

– Как скажите, – сказал человек в маске ворона, – я лишь просто привел пример.

Он ушел, а через десять лет уже всё в их доме продавалось за деньги.


8.


Их дом стал известен на весь мир. Они построили во дворе большую больницу и гостиничный комплекс. И в доме стало гораздо больше места, так что уже по гостиной забегали правнуки и правнучки. Дела шли очень хорошо. Как их заверяли, услугами их дома пользуются очень многие люди, знатные люди, богатые люди. Со всего мира. А одежда, которую шила прялка, стала очень популярной. Все их очень ценили и любили. Их имена стали известны на весь мир. Хотя сами Герта и Губерт не уезжали из города, лишь изредка с масленным фонарем покидали двор через калитку, чтобы сходить куда-нибудь в городе.

Потом они повысили цены на свои услуги, что даже не все уже могли получить необходимую помощь.

А потом цены стали такими высокими, что простые люди уже практически перестали к ним обращаться. А все чаще к ним стали приходить люди в масках. Пока их двор не заполнился ими. Они лечились у них в больнице, жили в гостинице, одевались в их одежду и питались их вкусной и здоровой пищей.

Все также по вечерам они собирались у них в гостиной у камина и рассказывали истории.

Только вот истории стали страшно не интересными. Люди в масках много пили и ругались.

А однажды толстый мужик в маске носорога даже скинул полотенце в рамке с ликом отца. Лик упал, стекло разбилось. Герта вскочила, чтобы поднять его. А вокруг стоял бешеный хохот. Она посмотрела на Губерта и ужаснулась, что он пьяный, смеялся вместе со всеми.

Герта поняла, что здесь места лику отца уже не будет. Она отнесла его в свою комнату.

И больше не выходила по вечерам в гостиную. И не сидела уже у окна.


9.


Маленькая Софи была ее любимой правнучкой. И она почти всегда была с ней, помогая по дому и оставаясь с ней по вечерам в ее комнате. И тоже любила горячий шоколад. Она часто расспрашивала Герту о мужчине, который был отпечатан на полотенце. Теперь рамка с полотенцем висела в углу комнаты Герты, а перед ней горела лампадка с маслом, которое никогда не кончалось.

– Это твой прапрадед Абби. Он тут все создал, и все что есть – это его. Все, что мы едим, все, во что мы одеваемся, чем греемся и лечимся, весь свет и вода – все его. Это он все сделал.

– Все-все? – спросила маленькая Софи.

– Да, все-все.

– А где он сейчас?

– Не знаю, – сказала Герта, пожав плечами и посмотрев в окно куда-то вдаль. Софи не была уверена, но, как будто, слеза скатилась у бабушки по щеке. – Он обещал скоро прийти.

– Прямо скоро-скоро?

– Не знаю, – сказал Герта, – возможно, уже не скоро.

– Я тоже буду его ждать, – сказала маленькая Софи. И тоже уставилась в окно во Тьму. – А правда, что когда-то было солнце и через это окно можно было увидеть горы?

– Правда, – сказала Герта с тяжелой грустью, – да, я сама их видела, когда была почти такая же маленькая, как ты.

– А я? Я смогу увидеть солнце?


10.


Поздно ночью, когда все спали, раздался стук в дверь. Сердце Герты ёкнуло, она не могла понять слышит ли она стук во сне или наяву. Маленькая Софи приподнялась на локтях в своей кроватке и смотрела на нее.

– Кого это принесло так поздно ночью!? – услышали они слова раздраженного Губерта, спускающегося по лестнице.

Герта, как могла, быстро встала с кровати, накинула прямо поверх пижамы шелковый халат и запахнувшись, поспешила вниз. Софи в пижаме побежала за ней.

На пороге стоял невзрачный иссохший старик, висящий на костылях, заросший седыми патлами, весь израненный и жалкий. Он еле держался на ногах, а исхудалое лицо, покрытое морщинами, расплывалось в улыбке. Высвеченные глаза сплошь были окружены трещинами, как высохшие колодцы в далекой пустыне.

– Ты кто такой? – спросил Губерт.

– Я ваш отец, – сказал старик, улыбаясь.

– Кто? – Губерт очень изумился, – какой еще отец!? Ты себя видел?

– Губерт… – попробовала вмешаться Герта.

– Что, Губерт? Знаем мы таких! Денег нет на постой, так выдумывают небылицы!

– Но…  – улыбка старика сникла, – дети мои…

– Давай, топай в гостиницу. Примут там тебя, останешься, не примут, ну так и ничего, проживешь как-нибудь. Вон, дожил же до сих лет.

– Постой, Губерт, может, все же пустим его в дом?

– Нет, с утра здесь будут важные люди и мы будем решать, как расширяться. Гостиница. – Он в упор посмотрел Герте в глаза. – Есть же гостиница.

– Но ведь там дорого, а у него и денег-то возможно…

– Ничего страшного, это уже не наши заботы. – Губерт выволок старика за дверь. – Давай, вон гостиница в двух шагах. Иди туда.

Закрыв дверь, Губерт зевнул, уже забыв обо всем, и хотел скорее вернуться в теплую кровать.

– У меня странно болит сердце, – сказала Герта, – я почему-то думаю, что это действительно наш отец.

– Ты знаешь! А вот мне так не кажется, – Губерт повысил тон, – мир стал таким… они там все научились врать, – он с силой ткнул пальцем в сторону двери и глубоко во Тьму. – Я не знаю, кому верить! И хорошо, допустим! Допустим, это наш отец. А где он был? Где он был все это время? Гулял, веселился, а теперь завалился больным стариком. Давайте, мол, ухаживайте, я ваш отец!

– Губерт, нельзя так об отце!

– А как можно? Вот так можно? – он опять ткнул в дверь, имея в виду ночного невзрачного гостя.

Герта отодвинула его и распахнула дверь. Но за ней никого уже не было.

«Может, он, действительно, в гостинице?» Она пообещала себе завтра узнать там о нем.

А Софи была рядом и все слушала, прижив кулачки к груди.


11.


В гостиницу его не пустили.

– Но почему? – спросила Герта, ее старческое лицо было бледным, однако на нем проступали два явно болезненных румянца.

– У него не было денег, – сказал распорядитель гостиницы в маске крота.

– Ну и что! Все равно надо было пустить!

– То надо, то не надо – вас не поймешь.

– Пойдем, Софи, отсюда.

По пути у нее совсем схватило сердце, они даже остановились, и Герта долго стояла, прижав руку к груди и глотая ртом воздух.

Уже дома она упала в свое любимое кресло и так и сидела в нем, уставившись в окно.


12.


А маленькая Софи решила, что она уже не маленькая. Поэтому она взяла масляный фонарь, наполнив его неиссякаемым маслом из лампады. Схватила лепешку хлеба, лечебную травку. Взяла полотенце с ликом прапрадедушки. Накинула на шею тесемку со знаком «Тав», которым были запечатаны все двери и окна, так что Тьма по-прежнему не могла проникнуть в дом и во двор. И, сложив все в рюкзачок, выскочила через калитку во Тьму.

Герта видела ее, но ничего не могла сделать, чтобы остановить ее.

А уже на следующий день забарахлила печь. Потом она полностью сломалась прямо вечером, когда гости ждали угощения. Потом остановилась прялка. Котел перестал нагревать воду. А в дождливый день все заметили, что в нескольких местах крыша дала течь.

С ужасом Губерт обнаружил, что неиссякаемы запасы еды, воды и лечебных трав тоже стали заканчиваться.


13.


Тьма давила со всех сторон. Вокруг было сыро и грязно. Фонарь не позволял видеть далеко, и то и дело из Тьмы выползали различные страшные монстры. Софи догадалась, что многие люди в масках настолько свыклись с ними, что маски стали пожирать их, срастаться с ними. Кто-то уже полностью принял облик маски, превратившись в уродливого кабана или гуся, но многие пока были в промежуточном состоянии отчего они выглядели еще ужаснее и противнее. Часто из Тьмы на нее желтым испепеляющим взглядом смотрели люди-волки, рыча истекающей слюной разинутой пастью. Монстры хотели схватить ее, но видя на ней знак «Тав», шарахались от нее, как от огня. Некоторые из них подлизывались к ней, стараясь тем самым обмануть ее, чтобы потом через ее согласие схватить ее.

Но Софи держалась по-взрослому, стараясь не бояться их и не обращать на них никакого внимания.

– Девочка, возьми конфетку, – говорила женщина в лохмотьях, сидящая в сточной луже и что-то протягивающая ей. У женщины было ужасное лицо, из которого проглядывала морда лисы.

– Девочка, а девочка, а что это ты такая красивая? – спрашивал человек с головой селедки, перегородив ей путь. Склизкий жир стекал по нему.

Софи увернулась от него и прибавила шаг.

– Девочка, разве тебе не говорили, что одной гулять нельзя? – смеялся грузный мужик с пастью бегемота, в которой уже практически не осталось зубов.

Софи уводила от них взгляды, стараясь смотреть под ноги. Подол ее нарядного платица уже весь испачкался. Она не знала, куда идет. Лишь бросала взгляды по сторонам, насколько позволяла Тьма, чтобы увидеть вчерашнего старика на костылях. Ведь он же не мог далеко уйти.

Вдруг прямо перед ней из Тьмы показались два огня от горящих факелов, которые освещали вход в таверну.

Софи зашла туда. Внутри было светло, и за столиками сидели все те же люди-маски. Многие приняли облик свиней и, чавкая, жевали гамбургеры, по которым ползали жирные черви.

Однако сам трактирщик выглядел обычно и даже без маски. Он был уже старый, и поэтому очень медленный. И Софи тут же почувствовала надежду, что может спросить трактирщика о своем прапрадеде Абби.

Она подошла к стойке бара и, глядя высоко вверх, спросила:

– Вы видели здесь этого человека? – она развернула полотенце и показала трактирщику лик Абби.

Трактирщик внимательно посмотрел и сказал:

– Да, он был здесь.

– Когда? – с нетерпением спросила Софи.

– Так сегодня и был, только старый совсем. На костылях. Где-то час назад и ушел.

– А куда он пошел?

– Я не знаю, вышел за дверь и всё.
Софи схватила полотенце и бросилась из таверны в надежде, что сможет догнать Абби.

Но как она не старалась, его нигде не было видно.


14.


Она обошла почти всю землю в поисках Абби и везде встречала обычных людей без масок, которые давали ей ночлег и кормили ее. И везде ей говорили, что он был у них. Только все вспоминали разные времена и то, как он выглядел. Но все сразу узнавали Абби по его лику на полотенце. Софи посетила многие страны, перемещаясь то в повозке, запряженной людьми-лошадьми, то на кораблях через огромные воды, то пешком в своих туфельках, которые никогда не снашивались. Люди разговаривали на разных языках, но, как только они видели лик Абби, у Софи с ними всегда находился общий язык. Из одной страны Софи направлялась в другую, где ей опять встречались люди без масок. И она уже твердо поняла, что те люди, которые не носили масок, так или иначе общались когда-то с Абби, он был у них, и даже жил там какое-то время. Кто-то вспоминал его совсем молодым, кто-то постарше, а кто-то уж совсем стариком.

И Тьма была повсюду, что даже сложно было разобраться, где Софи находилась и куда она шла потом.

И вот однажды, когда она уже выросла, Софи увидела, как Тьма расступилась и перед ней возникла покосившаяся знакомая калитка ее родного дома.

Она замерла, с ужасом глядя на то, что осталось от него. А от дома практически уже ничего не осталось. Лишь кое-как уцелевшие развалины, чего нельзя было сказать о больнице с гостиницей, которые уже были полностью разрушены.

Софи вошла через калитку всё в том же платье, в котором она выскочила давным-давно, когда еще была совсем маленькая. Только платье было уже очень грязное, однако было ей в пору, потому что оно росло вместе с ней. Она держала перед собой фонарь, масло в котором так и не закончилось, а в рюкзаке у ней был почти целый еще кусок хлеба.

Подойдя к дому ближе, Софи заметила, как в одном из разбитых окон мерцает какой-то слабый огонек. Она вошла в дом.

В углу у еле теплящейся лампадки стоял пингвин.

Когда Софи увидела его, ей показалось, что пингвин узнал ее. Но он тут же отвернул голову, закрыв глаза плавником. Он узнал ее. Но вот она не могла узнать его.

– Где все? – спросила она.

Пингвин тяжело вздохнул. И она поняла, что все умерли. Вся ее большая семья.

– Они умерли?

Пингвин закачал головой.

– Ушли?

Он кивнул.

– Давно ушли?

Он опять кивнул.

Значит, вернутся.

Пингвин опять тяжело вздохнул.


15.


Кое-как Софи начала налаживать быт. Работы было очень много. А пингвин как мог помогал ей. Она первым делом повесила полотенце с ликом Абби в рамку над камином и зажгла лампадку. Неиссякаемого масла было очень мало, но они старались обходиться им.

Увидев, что дом опять обрел жизнь, к нему стали стекаться разные люди. И Софи не отказывала никому. Они все вместе питались, чем могли – она готовила из оставшегося куска хлеба, который еще тогда взяла с собой, по чуть-чуть добавляя в воду. Они грелись, как могли, растапливая старую мебель, беря огонь от лампадки. Софи даже лечила многих людей, требующих помощи, ставя им на лоб знак «Тав» маслом из той же лампадки. Она заметила, что это удивительным образом влияло даже на их вид. И если маска человека еще не совсем срослась с ним, то процесс превращения останавливался, а у некоторых даже обращался назад.

Людей приходило все больше и больше.

А вечерами они собирались в гостиной и рассказывали разные истории. И все очень любили слушать о том, как Софи бродила по всему миру в поисках Абби, лик которого смотрел на них над камином.

По ночам Софи оставалась одна в комнате прабабушки Герты и в ее кресле смотрела в окно. Она по-прежнему верила, что однажды Абби опять придет к ним.


16.


Возможно, она задремала, но лишь на мгновение. Софи вскочила с кресла и посмотрела в окно. Кругом была Тьма. И было, как всегда, не ясно, что сейчас, день или ночь. Она посмотрела на настенные часы, которые, как говорила Герта, тоже сделал ее отец Абби, и которые никогда не останавливались, а день и ночь показывали изображениями луны и солнца.

Часы показывали ночь. И, как заметила Софи, они давно уже стояли.

Она еще раз посмотрела в окно. Что-то разбудило ее. Она не могла понять, что же это было.

В мгновение ока всю комнату озарил сильный свет так, что Софи зажала глаза, боясь ослепнуть. Но она тут же поняла, что это был другой свет, который совершенно не делал глазам больно. Свет был настолько ярким, что слепил своей белизной. Он шел из окна, но, казалось, был везде и повсюду.

Софи поспешно спустилась вниз и распахнула дверь наружу.

Выйдя на улицу, она была поражена, что Тьма вдруг отступила.

Не отступила. Она полностью исчезла. А вокруг сияло солнце, заливая все ярким светом и сочными красками. Софи невольно заплакала, увидев, что мир на свету, оказывается, был такой красивый! Как на древних картинках! Она вертелась, закинув голову высоко вверх на ясное небо. В небе ярко сиял знак «Тав».

А у калитки стоял Абби и улыбался.