Настоящие традиции

Калелья — город маленький, но упрямый. Он прочно держится за свои бело-охристые стены, за глиняные горшки с геранями на подоконниках, за шум утреннего рынка и за свои праздники. Особенно — за карнавал.
Каждый февраль, за несколько дней до Великого поста, Калелья, как и сотни других городов по всей Испании, выходит на улицы, чтобы отпраздновать карнавал. Эта традиция уходит корнями в Средневековье — в дни, когда перед шестинедельным воздержанием от мяса и веселья народ позволял себе буквально всё: шум, грим, смех, переодевания, пир. Карнавал — это прощание с плотским, яркая вспышка перед тишиной. Но с годами он стал больше, чем религиозная отсрочка удовольствия. Он стал праздником общности, фантазии и свободы быть собой — в маске, в образе, в танце.
В Калелье этот праздник особенно любим. Шествия устраивают школы, родительские комитеты, кружки, соседи по улице и даже футбольные команды. Процессия проходит по центральной улице — от моря до площади у мэрии, где стоит сцена, играет оркестр, раздают горячий шоколад с чуррос и танцуют до самой ночи. Город надевает маску — и на один день становится театром под открытым небом. Но главное в этом празднике не наряды, не музыка и даже не повозки — главное здесь узнавание.;Быть своим — это когда тебя узнают, даже если ты спрятался под маской дракона или в костюме спагетти с фрикадельками.
Ольга с мужем Михаилом приехали в Калелью больше двадцати лет назад. Сначала временно. Потом надолго. А потом… как это бывает, навсегда. Они поселились в квартире с видом на горы, работали в туристической сфере, водили экскурсии, переводили, организовывали поездки. А потом родились дочки, пошла школа, родительские собрания, каталонский язык — и вот уже жизнь не временная, а настоящая.
Ольга была любопытной, энергичной, деловой. В чужой стране она держалась за быт, как за спасательный круг: регулярно готовила помимо местных блюд, борщ с местной капустой, стирала простыни с ароматом лаванды, учила каталонские считалки вместе с дочками. Её радовало, что она знала, где продают лучшие маслины, кто был мэром десять лет назад, и какие семьи основали этот городок ещё до туризма. Она гордилась тем, что за два десятилетия стала частью Калельи, знала здесь всех уважаемых людей, чувствовала себя «своей» в разговорах у рынка, в школе и даже в аптеке.
Михаил — тише, мягче. Музыкант и художник, он с первых дней влюбился в свет Калельи — в тени кипарисов, в розовые закаты, в пыль старых улочек. Он быстро подружился с местными рыбаками, играл им на гитаре старые романсы и писал акварели с крыш домов. Иногда его звали аккомпанировать на школьных праздниках, иногда — расписывать декорации для повозок. Он был человеком вне времени, и местные уважали его за это.
В этом году подготовка к карнавалу шла особенно бурно. Темой школьной повозки стало кабаре — настоящая феерия в духе Moulin Rouge. Когда об этом объявили на собрании родителей, кто-то захлопал, кто-то фыркнул, но идея осталась. И закрутилась, как яркая юбка канкана.
Ольга с головой ушла в организацию. Вечерами на их кухне стояли коробки с тканями, шкатулки с пуговицами, пачки перьев и тюбики клея. Дом пах не борщом, а лаком для блёсток. Она шила, гладила, примеряла — с азартом и любовью, будто делала костюмы для настоящего театра.
Михаил тоже не остался в стороне. Он нарисовал задник для повозки — огромную вывеску Moulin Rouge, с ветряком и парижским небом, немного наивно, но с душой. Вечерами он садился с гитарой и подбирал мотивы, чтобы девочки могли репетировать танец под живую музыку. Иногда он уводил младшую дочку на берег моря, чтобы она «подтянула осанку», как говорил он, «как у актрисы кабаре, а не карапуза».
Они с Ольгой работали, смеялись, спорили — как всегда, как бывает у людей, которые вместе долго и по-настоящему. А когда наступил день шествия, они стояли в толпе, держа друг друга за руки, как в первые месяцы жизни на испанской земле. Как будто снова начинали всё сначала.
Карнавал закипел с самого утра. Улицы украсили гирляндами, из баров доносился запах кофе и тёплого теста, а в воздухе чувствовалась лёгкая дрожь волнения — как перед спектаклем. Первые повозки шли нарядные, громкие — с фейерверками, роботами, целыми замками из картона. Толпа хлопала, смеялась, пританцовывала. Праздник шёл на полную громкость.
Повозки проезжали одна за другой — фантастические, шумные, ярче и вычурнее предыдущих. Вот корабль с пиратами и пушками, вот пастораль с овечками из бумаги, вот целая команда «звёздных войн» в настоящих шлемах. Толпа взрывалась криками, свистела, аплодировала.
Но Ольга всё чаще посматривала не на платформы, а на пожилую пару, стоявшую рядом. Они были спокойны, как будто всё это действо не могло нарушить размеренный ритм их уже столь долгой жизни. Один за другим участники процессии — будь то школьники, артисты или соседи с окраины — замедлялись рядом с ними, махали рукой, обнимали, посылали воздушный поцелуй. Некоторые снимали маски, словно хотели показать: «Это — я. Смотрите.»
Ольга украдкой косилась на них и шептала Михаилу:— Ну кто они, а? Ты их раньше видел?
— Может, бывшие учителя? — предположил он.
— Или донаторы? Может, библиотеку отреставрировали?
— Или старые актёры?
Они строили версии одну за другой, как детективы на скамейке. Но ничего не сходилось. Ни возраст, ни лицо, ни история, ни внешний вид. Пара стояла как будто в центре своего мира — незаметно, но не случайно.
А вот и повозка их школы.
Ослепительная, сверкающая, красная. На ней — афиша кабаре, ветряк, перья, и перед ней — девочки в чёрно-красных костюмах, в перчатках до локтя, с шёлковыми ленточками и невероятно серьёзными лицами. Их дочки — обе — шли в первых рядах. Танцевали самбу, с точными, как метроном, движениями. Один раз младшая чуть оступилась, но быстро вернулась в ритм, и Ольга прижала ладонь к груди — от гордости, от волнения, от любви.
Толпа гудела от восторга. Кто-то крикнул:
— Bonito!
- Marca el ritmo!

Но взгляд Ольги снова вернулся к пожилой паре, стоявшей рядом. Они тоже смотрели на повозку, хлопали — негромко, сдержанно, но с ясной теплотой. А потом снова — одни за другими — к ним начали подходить люди: знакомые, молодёжь, даже туристы. Обнимались, целовались, говорили что-то ласковое. У дедушки дрожали руки, но он держался с достоинством. Сеньора прижимала к груди маленькую сумочку и кивала каждому с лёгкой, почти королевской улыбкой.
Ольга не могла отвести глаз. В ней копилось смутное беспокойство. Она знала всех уважаемых в городе, знала, кто, кому и кем приходится, кто что основал, кто когда строил набережную, — но этих двух она не знала. И это удивляло. Почти тревожило.
Когда музыка стихла, и первые повозки уже исчезли за поворотом, Ольга решилась.
Она подошла к ним, с лёгким волнением, как к людям, которых вроде бы должна знать, но не может вспомнить.
— Простите, — сказала она по-испански. — Все так внимательны к вам. Я не смогла удержаться. Хотела познакомиться… и узнать, в чём ваш секрет.
Старик посмотрел на неё доброжелательно, немного удивлённо:
— Вы ходите на центральный рынок?
— Конечно, — кивнула Ольга. — Почти каждую неделю.
— Знаете лавку с хамоном, где ещё специи в стеклянных банках, а сыр режут так, как нигде больше?
— Ой, - смущенно проговорила она, кажется я туда никогда не заходила, слишком людно было внутри …
— А… А мы уже шестьдесят лет торгуем там. А до нас — наши родители. А до них — их родители.
Сеньора мягко улыбнулась, — Обычно мы в фартуках, за прилавком. Сегодня — в шляпах. Один день в году.
Ольга вдруг почувствовала, как что-то внутри стало на свои места. Им не нужно было ничего доказывать. Они были частью города потому, что просто жили. Шестьдесят лет подряд — без перерывов, без пафоса — продавали хамон, вино, оливки, специи. Те самые продукты, без которых в этом городке не проходит ни один ужин. Они стояли за прилавком, знали вкусы постоянных клиентов, советовали «вот этот кусочек — для тёплого вечера с друзьями», и люди шли к ним годами.
И теперь, когда Ольга стояла перед ними, с лёгким смущением и восхищением, она поняла: настоящие традиции возникают тогда, когда ты искренне продолжаешь дело своих родителей. С любовью. С терпением. Изо дня в день.И именно за это — за преданность, за тишину заботы, за тепло, вложенное в простые вещи — город благодарит. С улыбками, поклонами, объятиями.

Так и рождается уважение. А с ним — и настоящие традиции.