Антоний Шутов

Во время этого моего пребывания в Пруссии и последовала решительная перемена в жизни Антония. Тогда приключилось с ним большое огорчение, которое подействовало на него сильнее, нежели огорчение от Михеича, и это последнее сделалось для него еще чувствительнее. Дело в том, что его крестник, на которого он имел надежду, который, по его словам, весьма уважал его, когда он был еще Андреем Ларионовым, казначеем Преображенского Кладбища, теперь, когда он стал убогим странствующим иноком Антонием, не только не захотел помочь ему материально, о чем просил его Антоний, но и совсем изменил свои отношения к нему, ответил ему письмом с явным нерасположением. Антония это огорчило так, что он не знал что и делать. В этом горе, чтобы рассеяться, вздумал он сходить в Белую-Криницу, взяв с собой для компании о. Иоасафа. Павел белокриницкий рад был гостям, особенно Антония принял ласково. Посещением его он хотел воспользоваться, чтобы произвести на него впечатление, располагающее к Белокриницкой иерархии. Так он ему показывал архиерейские облачения; потом подвел его к архиерейскому месту и сказал: вот это архиерейское место, и т. п. Антоний приемом Павла остался весьма доволен; просил его к себе. Павел в скорости это исполнил. Так завязалось между ними знакомство. Чрез одного климоуцкаго поповца (инока Тарасия), жившего по соседству с нами, завелась между ними даже секретная переписка. Антоний стал уже при братстве понемногу защищать Белокриницкое священство, и братия приметила в нем намерение перебраться в Белую-Криницу. Беспоповские монахи стали его уговаривать, чтобы он сначала съездил ко мне в Пруссию посоветоваться. Антоний на это, по-видимому, согласился, и они его отвезли в Черновцы, откуда он должен был отправиться в Пруссию, для чего при них же нанят был им почтовый дилижанс до Львова и деньги заплачены. Но, как видно, у Антония был уже составлен план потихоньку уйти от беспоповцев. Простившись с провожавшими его монахами, он нанял извозчика-немца и возвратился из Черновиц назад, прямо в Белую-Криницу, где его и перемазали в поповщину115. Разумеется, в Климоуцах узнали об этом очень скоро и поспешили уведомить меня. Я еще не знал об огорчении, нанесенном Антонию от его крестника, и потому стал укорять Михеича за Антониев переход в поповщину: это, – говорил я, – твои обиды ему вынудили его так поступить, – в этом ты виноват! Я предложил Михеичу вместе со мною ехать в Австрию, извиниться пред Антонием, и сделать все, что ему желательно: авось, – говорю, – Антоний воротится назад. Михеич, правда, с неохотой, однако согласился ехать. Итак, после Пасхи 1852 года оба мы с Михеичем, в сопровождении Андрея Шульгина, отправились в Австрию.

По приезде в Климоуцы, опасаясь, как бы Антоний не уклонился от свидания с нами, и особенно с Михеичем, я послал к нему приглашение от лица Андрея Шульгина, – что он приехал и желает повидаться. Антоний пришел, и, как впоследствии оказалось, действительно пришел только потому, что не знал о приезде Михеича. Я вышел к нему один и занялся с ним разговором. Антоний беседовал со мной откровенно, даже не оправдывал много своего скороспешного поступка, да и не мог оправдывать предо мною, потому что мне было вполне известно несомненное его убеждение в предпочтительном достоинстве беспоповства пред поповством. Однако на мое предложение возвратиться опять в беспоповцы, Антоний не находил для себя удобным согласиться, опасаясь, что в таком случае его примут за неосновательного человека (как оно и было): «а притом, – говорил, – я теперь уже и поуверился», то есть в правоте поповцев. Полагая, что сердце его лучше смягчится, если Михеич попросит у него извинения, я сказал ему, что и Михеич сюда приехал. Антоний ответил: ну что же что приехал ? Я просил повидаться с ним. Антоний не хотел, и едва-едва успел я убедить его на это. Михеич вошел, стал ему кланяться и просить прощения, обещаясь все исполнить, чего он пожелает, лишь бы воротился в Пруссию. Антоний сказал ему только: снявши голову, опять ее не наставишь! Встал и ушел. Этим он явно показал, сколько на него подействовал жестокий и несправедливый поступок Михеича. Михеич прожил в Климоуцах неделю; потом уехал обратно в Пруссию и с тех пор никогда уже с Антонием не видался. Вот какой сделался разрыв дружбы двух кладбищенских друзей! Я остался в Климоуцах и прожил там месяца четыре слишком. Как только проводили мы Михеича, Антоний вдруг явился к нам в гости, и не было той недели, чтобы он у нас не побывал раз или два. Однажды он принес нам в подарок от Павла белокриницкого яблок более меры,– едва донес, запыхался.

Вскоре после отъезда Михеича, когда Антоний уже несколько раз побывал у насъ, я по какой-то надобности послал к нему о. Иoacaфa еще с одним жившим у нас беспоповцем. О. Иоасафъ нашел Антония в хлебной, занимающего должность хлебника (впрочем, ему дан был и помощник). Антоний встретил о. Иоасафа словами: «Вот, про меня говорят, что я перешел в Белую-Криницу ради епископства; а я, видишь, в какой должности,– в хлебне служу: значит, я перешел не из желания быть епископом!». О. Иоасаф был человек не плохой, – вдруг ответил Антонию на его слова такой речью: «Ну, что про это, о. Антоний, говорить? Неужто мы такие люди, чтобы подать на себя подозрение в честолюбии? Перешли, да и прямо в епископы! Вот побудем денька два хлебником, да в келарне послужим денька два, да за вратаря побудем с денек, да и в церковных чинах по недельке в каждом побудем: а потом и в епископы! Нас и нельзя будет подозревать, что мы перешли ради чести епископского сана». На эти слова Антоний не ответил ничего.

Был однако случай, когда Антоний едва не распрощался с Белой-Криницей. В Белокриницком монастыре был обычай во время братской трапезы читать Четии–Минеи, собранные из великих Миней Димитрием Ростовским, в которых имя Спасителя печатано с двумя гласными буквами в начале: Иисус, хотя, разумеется, старообрядцы читали и здесь по своему – Исус. Вот против этого-то чтения Четиих-Миней в трапезной и восстал Антоний со всею ревностью. Он говорил Павлу, что трапезное чтение начинается по благословению священническому, оно подобно чтению церковному: как же можно читать книги, в которых написано Иисус! И до того Антоний возревновал, что готов был совсем уйти из Белокриницкого монастыря, если его не послушают. Сколько Павел ни был в своих мнениях настойчив, особенно когда дело касалось принятого в монастыре порядка, однако из опасения, как бы Антоний не возвратился опять к беспоповцам и не наделал неприятной для Белокриницкого монастыря молвы, он уступил Антонию и отменил чтение Четиих-Миней за трапезою. Антоний, после этого своего подвига, бывши у нас, рассказывал о нем с похвалою себе.

Итак, в бытность мою в Климоуцах, по переходе Антония в Белокриницкий монастырь, он часто посещал меня и всегда мы беседовали мирно. Только однажды он вызвал меня с укоризною сказать ему, что он не по убеждению отступил от своего согласия. Причина тому была такая. Антоний позволил себе быть орудием недобросовестных действий Павла белокриницкого на мои религиозные убеждения: он осмелился предложить мне от лица Павла такие же обещания, какими, очевидно, и сам увлекся. Но когда я ревностно и с укором ему отразил предложение, Антоний предо мной извинился, и впредь обещался так не поступать. Между тем пора мне было ехать в Пруссию, в свой монастырь, из которого Михеич уже вышел и поселился отдельно. Пред отъездом Антоний пришел проститься со мной. Мы расстались мирно. Я только просил Антония, чтобы он погодил принимать хиротонию: «когда еще ты не принял сан епископа, – говорил я, – тебе удобнее рассуждать, на которой стороне истина; а по приятии сана ты связан будешь тем саном, и едва ли хватит у тебя настолько сил, чтобы тогда свободно рассуждать». Антоний, по-видимому, на мое предложение был согласен. Но если бы и хотел его исполнить, мог ли он выстоять против Павла? Когда он еще не был в его руках, и тогда не мог отклонить от себя его влияние; а теперь он оставался в полной власти у него. И действительно, несколько месяцев спустя по моем отъезде из Австрии, я услышал, что Антоний уже поставлен в епископа и послан в Россию.

Вы спросите, может быть: почему Павлу так хотелось послать Антония епископом в Россию? разве он не видел из поступка Антония по поводу Четиих-Миней, как крепки в нем беспоповские убеждения? О убеждениях Антония Павел мог думать, что со временем он оставит их; а пользы от него в России Павел мог надеяться большой. Он, конечно, предполагал, что когда Антоний, бывший казначей столь знаменитого у беспоповцев Преображенского Кладбища, приедет в Россию архиереем, за ним беспоповцы потекут рекой. Но эта надежда не оправдалась. Беспоповцы не только не потекли за Антонием рекой, но даже никто из них, кроме некоей Тихоновны, его кумы, к поповцам не перешел. А это случилось по следующим причинам. Во-первых, Антоний был определен в казначеи на Преображенское Кладбище не по желанию самих кладбищенских и не за какие-нибудь услуги Кладбищу, а только из уважения к Федору Алексеевичу Гучкову. Во-вторых, он никакой начитанности книжной не имел, даже и грамота его не соответствовала кладбищенской, как это беспоповцам хорошо было известно: он не умел прочитать по надстрочным знакам не только канона, но и псалма; над его чтением все кладбищенские, кто слышал, смеялись. Повернее читать его учили уже в Австрии в беспоповском монастыре. Вообще, к его начитанности кладбищенские и все московские беспоповцы никакого доверия не имели, потому и переход его никого в религиозных убеждениях поколебать не мог. А притом вспыльчивость его и привычка употреблять иногда слова неприличные многих от него отвращали. Известна была еще его наклонность к честолюбию: она-то и заставляла его изменять даже свои религиозные убеждения, что доказывается его переходом без всякого рассмотрения из православных в беспоповцы, потом из беспоповщины в поповщину, и всем его поведением в отношении к Окружному Посланию. Имел Антоний и добрый нрав – не копить денег, что, как слышно, было в нем до самой его кончины.

Нужно прибавить еще, что истребленная Павлом в Белой-Кринице моя выборка из «Щита» об Австрийском священстве, скоро появилась в печати (было напечатано в Пруссии, в нашей типографии, пять тысяч экземпляров) и проникла в дальние концы России: она также много способствовала тому, что удержала беспоповцев от последования примеру Антония, и даже некоторых из поповцев уклонила в беспоповщину.

По поставлении Антония в епископа, я виделся с ним дважды в Москве, – последний раз у Бровкина случайно: туда я пришел к Илариону Егоровичу Ксеносу, туда же приехал неожиданно и Антоний. При обоих свиданиях Антоний был со мною любезен.

Вот, что я знаю об Антонии, то вам и написал. Воспользуйтесь написанным, как благорассудите.