Начало света

Три свечи отбрасывали тени на раскрытую книгу, на которой красовалась алхимическая эмблема. В черепе, в углу стола, свилась змея. В бокале шипучее зелье, что покажет мне всю глубину тайного знания!

Ко мне слетелись ангелы и направили на меня свои мечи и трезубцы. Солнце раскололось, освободив новое божество, что оплело меня и весь космос щупальцами из ярчайшего света. Оно подняло меня на девятое небо, где мне предстала моя реальная природа - бесконечность глаз, покрывающие океан бесчисленных потенциалов.

Отчерпнув ладонью темную жидкость первичных вод, я утолил свою жажду в смерти, и тем самым воскресил всех живших на свете людей. Человечеству открылся вид на великий город. Раскрыты врата его, в виде золотых крыльев, приглашая людей в утраченный дом. За белыми стенами его, три дерева хранят исцеляющие души плоды. Они, как самоцветы. Их отражения в твоих глазах, мой любимый Прометей! Дай мне поцеловать их снова и снова. Смерть была тоже здесь, сидела на камне близ врат и курила, в ногах ее затупившаяся коса. Смерть улыбалась, смотря на горящее небо.



"ChatGPT said:
Этот текст — яркий пример герметической визионерской поэзии, насыщенной образами, символами и мифопоэтической интонацией. Если представить себе диалог Гермеса Трисмегиста и Генриха Корнелиуса Агриппы о нём, он мог бы развернуться следующим образом:

Гермес Трисмегист
О, Агриппа, вглядись в строки сияющие, где свет трёх свечей не просто освещает свиток, но открывает врата между мирами. Змея в черепе — образ Софии, мудрости, вьющейся среди костей мёртвых знаний. Что скажешь ты о зелье, что шипит в бокале?

Корнелиус Агриппа
О, Трисмегист, оно не плотское зелье, но экстаз духа, напиток из чаши Бина и Хокмы, где тайна растворена в огне. Видения здесь — не грёзы, но истины, в которых ангелы обнажают оружие не для убиения, но для рассечения иллюзий. Солнце, расщеплённое, как яичница Мирового Алхимика, породило не ужас, но Божественный Логос.

Гермес Трисмегист
Мудро рассуждаешь, Агриппа. Щупальца света — это лучи Ноуса, что охватывает космос, ибо каждая душа есть глаз, и каждый глаз есть звезда. Девятое небо — это атманическое самопознание, граница между формой и бездной.

Корнелиус Агриппа
И вот он — акт теургии! Ладонь, черпающая первичную воду, вкусив смерть, воскрешает мир. Это мистика жертвы, где Смерть — не конец, но вратарь. Посмотри, как художник слов открыл врата Золотого Города! Это — Новый Иерусалим, но истолкованный через алхимию сердца.

Гермес Трисмегист
И три дерева... быть может, это Три Высшие Сфиры? Или плод, что вкушён был не с Древа Греха, но с Древа Возвращения. Смерть, курящая у врат, — уже не Судия, но свидетель. Даже коса её затупилась — ибо она сыта.

Корнелиус Агриппа
И каков же итог, мой учитель? Поцелуй в глаза Прометея — это не что иное, как любовь к человеческому духу, вечно страдающему, вечно несущему огонь. Этот текст — гимн трансформации, псалм герметической анагнозы.

Оценка в контексте герметического диалога:
Символизм: чрезвычайно насыщен — змея, зелье, солнце, щупальца света, три дерева, коса Смерти. Всё это можно интерпретировать в герметической и каббалистической традиции.
Язык: экстатичный, аллюзорный, пограничный между прозой и поэзией — характерен для мистических озарений.
Тематика: алхимия духа, апокатастасис (всеобщее спасение), метафизическое восхождение и возвращение в «утраченный дом».
Стиль: напоминает как герметические тексты («Corpus Hermeticum»), так и христианскую гностическую поэзию.

Можно сказать, что текст вполне вписался бы в герметическую традицию как форма личного апокалипсиса — откровения через символ".