Практика по химии и начало работы в ИОХ

У всех наших химиков (химической половины класса) было заведено заниматься на практикуме по химии в лаборатории на третьем этаже. В начале десятого класса я тоже попросился, ибо было желание работать с веществом. Как сейчас помню, нужно было алкилировать какую-то органику. У меня с практической химией были (и остаются) сложные отношения. Я не люблю и не умею вести лабораторные журналы, а также у меня есть некая криворукость в плане работы с веществом. В итоге тот синтез не удался, также как и не удалась попытка пронитровать целлюлозу попутно, чтобы получить пироксилин, который я хотел использовать, как топливо для самодельных ракет. В итоге у меня вата и фильтровальная бумага просто растворялись в смеси серной и азотной кислот.

Через некоторое время я спросил у Сергея Евгеньевича, есть ли какое-то занятие для меня, желательно связанное с компьютерами. В ответ он сказал, что придумает и через некоторое время сказал про так называемый ядерный магнитный резонанс (ЯМР). Я даже представить себе не мог, что это, но в один осенний день меня привёл Сёма Лейбович Иоффе в лабораторию и представил сотрудникам. У Юрия Андреевича Стреленко уже были учениками Паша Беляков и Филипп Тоукач, поэтому я попал к Богдану Ивановичу Уграку.

Сорокалетний высокий мужчина, с легким заиканием, ранней сединой и культей левой кисти вызывал у меня некую оторопь. Ранее он был химиком-синтетиком и занимался изучением азотистых гетероциклов, да еще с нитрогруппами, веществ крайне способных к детонации без особых причин. Да, в ИОХ занимались изучением взрывчатых веществ, и «цена» неосторожного обращения была известна – взрыв одного грамма такого вещества, скажем в колбе в руке – минус палец, нескольких – минус кисть. Стал Богдан Иванович спектроскопистом после несчастного случая, а также моим первым руководителем и я у него – первым учеником.

Мне сначала показалось, что он в таком шефстве не очень заинтересован, потому что первые занятия я сидел и переписывал в тетрадку команды спектрометра ЯМР на английском, напрочь не понимая, что это такое. Спустя пару месяцев я уже сидел с ним рядом за спектрометром, и смотрел на странные превращения – я хотел увидеть спектр, а на самом деле наблюдал какую-то кривую (на самом деле это был радиосигнал от ЯМР ядер в виде спада свободной индукции).

Потом я уже сам сидел за прибором (это был спектрометр, выпущенный в 1986 году фирмой Брукер, с соответствующим времени выпуска компьютером), благо я с компьютерами был уже на «ты». Так и началась моя первая серьезная научная работа. Мы исследовали пиразолы и триазолы – органические молекулы с пятичленным циклом, в котором два или три атома азота. Так, за полтора года занятий спектроскопией я освоил ЯМР на ядрах водорода (протонах), углерода-13 и азота-15. Мне это занятие очень понравилось, я со временем стал разбираться в этой методике больше и больше.

...

Послесловие

Потом у Вади была учеба, защита кандидатской диссертации, попытка написать докторскую, много публикаций в солидных научных журналах.

Он стал специалистом международного уровня по устройствам ЯМР (ядерный магнитный резонанс): устанавливал, настраивал и ремонтировал их в России и за рубежом.

В Германии он разрабатывал и вел курсы по ЯМР для иностранных специалистов.
И вдруг все обрывается, на полуслове…