И свет вошёл

Когда Свет не молчит
Каждый раскрыт в собственной тени

Свет приходит не судить —
а освещать.
Но тот, кто не готов к свету,
ощущает его как приговор.



Он был зван.
Не от близости,
а от стремления прикоснуться к чужому свету,
чтобы украсить собственную тень.

Он прибыл в Землю Израиля
по зову важных дел.
Он встречался с теми, чьё слово слышит страна:
с Щаранским, с Либерманом, с Нетаньяху.
О нём писали в «Маарив», «Едиот Ахронот», «Jerusalem Post».
Он жил в гостинице King David
и нёс с собой имя, память и достоинство тех, кто верен себе.

И всё же он поехал.
Туда, где его не ждали сердцем,
а ждали для галочки.
К тем, кого едва знал.
Они жили далеко —
и не только в географии.
Он ехал два часа, его везли.
Он приехал —
не в срок,
но с открытым сердцем.

Встретили его улыбкой.
Сказали: «Рады».
А потом, когда он ушёл,
сказали другим:
«Мы ждали его раньше. Он приехал позже».

Слово пошло.
Не вверх — вниз.
К тем, кто носит тень вместо одежды.
Целые тени, передающие эхом друг другу
всё, что должно было бы умереть в тишине.
Они несли это не с болью,
а с гордостью.
Как будто нашли грязь —
и перепутали её с властью.

И особенно рад был один.
Не простой негодяй —
а тот, кто уже давно забыл, как звучит страх перед небом.
Лицемерный, завистливый, опасный изнутри.
Он говорил мягко —
но в голосе его жил яд.
Он ел то, что разрушает:
свинину, моллюсков,
пищу без благословения,
и слова, которые не прошли через совесть.

Как свинья, что показывает раздвоенные копыта:
«Смотрите, я кошерен!» —
но не жует жвачку,
не переваривает,
не очищается.
Он мешал мясное с молочным,
правду — с обидой,
тишину — с лашон хора.

Он пытался.
Пытался уколоть.
Пытался затушить свет.
Но свет — не отвечает.
Он приходит —
и всё ложное исчезает само.



И был один, кто понял.
Кто молча вышел —
из их круга,
из их «чата»,
из их разговора.
Он не спорил.
Он просто ушёл.

Потому что в болоте не спасёшься,
даже если умеешь молчать.
Потому что среди тех, кто питается сплетней,
Шхина не задерживается.



Я — Бааль тшува.
Я был среди них,
но не с ними.
Я вернулся.
Не для похвалы,
а чтобы не исчезнуть.



И пусть каждый сам решит:
где он был в этой истории —
в пути,
в свете,
или в том шёпоте,
что стал эхом,
и больше — ничем.