Медитация о пустоте и присутствии
В краю, где волки воют на созвездия древних имён, я нашёл свою vukojebina – место, куда не доходят письма из будущего, где прошлое складывается в узоры на окнах заброшенных синагог, а настоящее течёт медленно, как смола по коре векового дерева.
Здесь, в этом затерянном углу мироздания, где карты Google показывают белые пятна, а навигаторы теряют сигнал, я начал понимать то, о чём говорил Милорад. Vukojebina – это не просто географическая удалённость, это особое состояние души, когда ты находишься одновременно нигде и везде, когда пустота вокруг становится полнотой внутри.
Друзья уехали – кто в Тель-Авив, кто в Нью-Йорк, кто в Берлин. Их фотографии в социальных сетях пестрят огнями больших городов, звоном бокалов в модных барах, селфи на фоне небоскрёбов. А я остался здесь, где единственный небоскрёб – это старая колокольня, затерянная в тумане времён, где вместо неоновых вывесок – созвездия, а вместо шума метро – волчий вой.
Алтер Ребе говорил о радости Всевышнего, находящей себя именно в самых низких, самых удалённых точках творения. Может быть, поэтому моя vukojebina стала для меня не местом изгнания, а точкой особого присутствия? Здесь, где каждый восход солнца – это новое откровение, где каждый камень хранит память о тысяче лет молитв, где время течёт не линейно, а спирально, закручиваясь вокруг оси вечности.
"Сокровиществует в своем высшем сокровении" – эти слова звенят в воздухе, как эхо древних песнопений. Здесь, в этой глуши, где мобильный телефон ловит только отблеск звёзд, я начал понимать, что значит быть действительно присутствующим. Не в потоке информации, не в круговороте событий, а в самой сути бытия.
Искра Ариэля, о которой говорят каббалисты, может быть найдена не только в священных текстах или мистических медитациях. Она прячется в простых вещах: в утреннем тумане, стелющемся над долиной, в скрипе половиц в старом доме, в запахе свежеиспечённого хлеба, в молчании снега, падающего на заброшенное кладбище.
Милорад был прав – это невозможно выразить словами. Как объяснить чувство, когда ты стоишь на краю деревни, смотришь на закат, и вдруг понимаешь, что ты – часть чего-то невероятно древнего и бесконечно живого? Как описать момент, когда граница между "здесь" и "там", между "сейчас" и "всегда" становится прозрачной, как утренняя роса?
Calamitas virtutis – бедствие добродетели, или, может быть, её высшее испытание? Жить там, где других пугает пустота, находить полноту там, где другие видят лишь отсутствие. Моя vukojebina стала для меня не местом испытания, а местом откровения. Здесь, в этой глуши, я научился читать книгу мира на языке тишины.
И теперь я знаю, почему меня не отпускает это место. Потому что здесь, в этой точке пространства и времени, где волчий вой сливается с молитвой, где звёзды падают в колодцы забытых дворов, где время течёт как мёд и застывает как янтарь, я нашёл то, что искал, сам того не зная – точку соприкосновения с Бесконечным в его самом сокровенном проявлении.
Милорад смеётся, и в его смехе я слышу эхо древней мудрости: иногда нужно потеряться, чтобы найти себя. Иногда нужно оказаться нигде, чтобы быть везде. Иногда нужно остаться в vukojebina, чтобы понять, что ты никогда не был так близок к центру мироздания.
И мурашки бегут по коже не от страха, а от осознания – это место действительно никогда не отпустит меня, потому что оно стало частью моей души, как я стал частью его тишины, его пустоты, его полноты. В этом и есть высшая радость Творца – находить Себя там, где, казалось бы, нет ничего, кроме волчьего воя и звёздного света.
Свидетельство о публикации №225050101773