Почему бы и нет...

Здание клиники было совсем небольшим, можно даже сказать, скромным, но приличным. Пациентам было и где поесть, и где погулять, и где поспать – для удачной реабилитации, проще говоря, всего хватало. Это была хорошая клиника на хорошей улице неплохого города. Лимузин остановился недалеко от входа, и Сара Анжела Джонни Чарльз десантировалась наружу. Она дала водителю какие-то указания, тот покачал головой, пожелал удачи и отчалил. Сара Анжела Джонни Чарльз (она почему-то предпочитала, чтобы ее называли Джонни, а не Сарой и даже не Анжелой) чуть постояла на месте, провожая взглядом лимузин, вздохнула, перекрестилась и направилась к дверям.

Джонни вошла в просторный холл, и ей на миг показалось, что попала она в аквариум. Холл был не самой проработанной частью этой клиники и многим пациентам мог показаться неуютным. Ведь когда речь заходит о посещении пластического хирурга, волей-неволей ожидаешь приглушенного света, в котором не будет видно твоих изъянов, и какой-то общей атмосферы интимности. А здесь – ну взаправду аквариум! Нежно-синие стены, голубые кафельные плиты на полу, зеркальный потолок и яркий зеленоватый свет. И секретарша с рыбьими глазами. Дизайнеру этого помещения следовало сделать мгновенно пластическую операцию по перестановке рук из фактического в положенное природой место, но ограничились только тем, что натянули ему на задницу глаза и отпустили восвояси. Джонни себя в холле почувствовала неуютно, яркий свет слепил ее и подчеркивал все надуманные недостатки ее внешности.

Джонни перекинулась парой слов с девушкой у стойки, они одарили друг друга презрительными взглядами, а потом посетительнице было предложено проследовать в кабинет к ее врачу.

- Что вам в себе не нравится? – Дружелюбно спросил доктор Уотсон.
- Мой нос, - ответила Джонни. – Мой нос, у него крылья, как у вражеского мессершмитта, и эта бородавка…
С этими словами Сара Анжела Джонни Чарльз покрутила головой перед доктором и украдкой посмотрелась на свое отражение в черном лацкане пиджака мужчины на застекленном рекламном постере. Бородавки на носу никакой, по правде говоря, не было.
- Еще веки подтянуть нужно, а то мое лицо выглядит как несоразмерно большая резиновая маска, которую надели на маленькую голову, - продолжала Джонни, - И морщины… Хочу разгладить морщины.
- Так-так-так… - Доктор Уотсон тяжко вздохнул и сделал пометки в карте.
Перечисление продолжалось еще какое-то время. Нужно было сделать круговую подтяжку лица, откачать жир с талии и бедер, поставить имплантаты в грудь, закачать в губы коллаген, убрать полсотни родинок, сломать в трех местах челюсть… Проще было пристрелить. Хотя Сара Анжела Джонни Чарльз определенно могла себе позволить выкинуть такую сумму денег, какой стоили бы в сумме все хирургические манипуляции над ее несчастным телом.
Доктору Уотсону после визита Джонни стало стыдно. Он попросил ее подождать некоторое время в холле, а сам в очередной раз крепко задумался. В клинике пластической хирургии, где в штате не состоит психолог, вообще думать приходится чаще, чем хотелось бы.
Джонни было всего лет тридцать или тридцать шесть. В сущности, достаточно молодая тетка. И Уотсон, положа руку на сердце, на печень – куда угодно еще – мог сказать с уверенностью, что вся эта пластика ей нужна, как рыбе зонтик.
С другой стороны, она готова была много заплатить.
С третьей стороны, наживаться на синдроме телесного дисморфизма – это подло.
С четвертой стороны, Уотсон вполне мог дать Джонни счастье красоты и душевное спокойствие.
С пятой стороны, у этого вопроса было слишком много сторон. Уотсон мельком хлебнул коньяка, с кем-то быстро переговорил по телефону и принял запоздалое верное шестисекундное решение (а по науке, как считается, решение, которое приходит в голову в первые шесть секунд, является самым верным) и назначил Саре Анжеле Джонни Чарльз день операции.
Хотя гуманнее всего было бы по-прежнему пристрелить ее целиком, чем по одному давить ее тараканов…

Катетер в вене, добрый анестезиолог с поленом за спиной, больничная стерильность. Счет от десяти до одного. Сладкий-сладкий сон… ведь невозможно спать более крепко и сладко, чем когда кто-то копается у тебя в потрохах, и ты свято веришь, что через несколько часов проснешься прекрасной лилией.
Прекрасной лилией с отечным лицом, синяками, шрамами и скобами по всему телу. И все твое тело будет напоминать карту военных действий со всеми, вплоть до самых незначительных, стратегическими отметками. И каждое движение будет отдаваться ужасной болью. А питаться ты будешь еще целый месяц через трубочку или внутривенно. Но потом, когда снимут бинты, ты будешь прекрасна. Условно говоря.
Спи, Сара Анжела Джонни Чарльз. Спи.

Ни одна сволочь почему-то не откликнулась на зов Джонни. Она то ворочалась, то просила пить, то умоляла поднять ей веки. Никто не пришел, веки пришлось поднимать самостоятельно. Вопреки всем ожиданиям, это оказалось совсем не болезненно.
«До чего медицина дошла!» - сперва подумала Джонни.
Потом Джонни подумала, что что-то не в порядке, потому увидела она над собой не потолок своей VIP-палаты, за которую она выложила немалую сумму денег, а чистое и бескрайнее небо. Краткий и непродолжительный анализ показал, что Джонни лежит в самом центре гигантской свалки за городом. На то, чтобы как-то первично с этим примириться, у нее ушло некоторое время. За это время она успела исщипать себе руки и уши, несколько раз сильно зажмуриться и резко открыть глаза – и картина все равно не менялась.
Ну да, свалка. И Джонни, восседающая посередине оной, как королева.
Сара Анжела Джонни Чарльз грязно выругалась. Для полноты передачи обуревавших ее чувств, конечно, можно и дословно привести то, что она сказала, но мне бы не хотелось, чтобы меня засудили за столь неполиткорректные речи.
Поднявшись на ноги, первым делом она бегло исследовала себя: не стащили ли чего – кошелек ли, телефон или почку. Почки вроде были на месте, с остальным имуществом дело обстояло хуже. Имущества, как можно догадаться, не было, и так сходу было даже не понять, умыкнули ли его еще в клинике, или Джонни обобрали уже здесь, на свалке. Так или иначе, ни денег, ни телефона, ни чести. Только голова еще кружилась и подташнивало.

Тем временем, какая-то другая женщина проснулась в доме Сары Анжелы Джонни Чарльз в ее постели. Она сама выглядела точь-в-точь как Сара Анжела Джонни Чарльз, даже в том же манере сморщила губы, как курица зад, когда пробуждалась.
Знала новая Джонни все то же самое, что знала старая, поэтому ни новая, ни старая Джонни, конечно, не были в курсе, что старую Джонни вместо подтяжки, закачки силикона и прочей пластики клонировали. Врачи, наверное, преследовали какие-то свои личные цели, когда делали это. Наверное, они даже захотели захватить бизнес Джонни (а она была довольно успешной женщиной), и потому вместо настоящей владелицы компании поставили клона и марионетку, которая будет приносить им миллионы.
Но не тут-то было.
Джонни поднялась с постели и прозвонила в колокольчик. Кстати, это был очень красивый колокольчик, от которого по дому разливался прекрасный малиновый звон. На звук в спальню хозяйки прибежала горничная. Снаружи спальни, около двери на небольшом столике стоял уже стакан почти остывшего, едва-едва теплого молока и лежала пара таблеток обезболивающего: прислуга-то знала, куда ездила хозяйка, и они логично предполагали, что когда отойдет наркоз, у Джонни будет все болеть. И – да, прислуга была несколько дурная, им и в голову не приходило, что на следующий же день после сложной и комплексной операции больного домой, естественно, не направят. Но надо было отдать им должное: они очень ответственно относились к поддержанию источника своего относительного благосостояния в живом и довольном виде.
Вот и сейчас Ада, горничная, взбежала по лестнице на самый верх, к хозяйской спальне, потом чуть отдышалась, вооружилась стаканом и таблетками и аккуратно постучала в дверь.
- Войдите! – послышался голос Джонни.
У Джонни был, кстати, достаточно красивый голос, и это было, наверное, единственное, что она в себе не хотела менять. Если бы Сара Анжела Джонни Чарльз потребовала еще и операцию на связках, было бы просто ай-яй-яй, а так она обладала довольно приятным тембром: низкий, не грудной, без этакой богемности и общего звучания, схожего с тем, которое получаешь, когда дуешь в пустую пивную бутылку. Просто красивый низкий, но звонкий голос. Хотя это все совершенно неважно в контексте повествования, но было бы просто непростительно не упомянуть этот момент.
Ада вошла и заранее, еще даже не глядя на хозяйку, прямо с порога начала рассыпаться в комплиментах:
- Мисс Чарльз, вы буквально преобразились, в лучшем смысле этого слова! Как будто новый человек! И помолодели лет на дес…
- Ада, милочка, о чем ты?
- Ну… а как же ваша… - Ада осеклась и вспомнила, что не нужно напоминать хозяйке об операции. – Вот, возьмите молочка. Приказать подать завтрак?
- Да, что-нибудь быстрое и простое. У меня важная встреча, - ответила Джонни. Она взяла у Ады стакан и взглядом дала понять, что изволит одеваться и не хочет, чтобы за ней подглядывали.
Горничная вышла в неком смятении. Не то чтобы хозяйка выглядела плохо, нет, но в Джонни вообще ничего со вчерашнего дня не изменилось. А Ада ожидала, что хозяйка буквально преобразится в лучшем смысле этого слова и вернется домой помолодевшая лет на десять.
Не сложилось.
Джонни спустилась через некоторое время в столовую, быстренько перекусила, делая вид, что не замечает странно шепчущихся слуг, и поехала на работу.

Другая Джонни тем временем исследовала свалку. Исследовала, конечно, на предмет найти чего пожевать, но удачей ее поиски не венчались. Странно было бы найти на свалке что-то хотя бы отдаленно съедобное, особенно, по меркам Джонни, которая уже много лет привыкла питаться по-королевски. Да, вообще, что-то съедобное найти было затруднительно среди груд разбитых, измятых машин, запчастей, отслуживших свой век телевизоров, пылесосов и тостеров. Не стоило ожидать, что здесь случайно посреди всего этого буйства красок металлолома обнаружится накрытый праздничный стол, а снующие то там, то тут крысы (божечки, крысы!!!) поднесут Джонни стакан теплого молока и пару тостов с малиновым джемом или блинчиков с кленовым сиропом. Или… или курочку-гриль и графинчик апельсинового фреша. Организм Сары Анжелы Джонни Чарльз бунтовал и хотел жрать. Сама Джонни бунтовала и хотела домой, где тепло и уютно и не снуют – о, Боже… - крысы.
О том, что она опаздывает на работу, где должна встретиться с важным человеком, Джонни даже не думала, хотя это было не в ее правилах. Такой вот она человек, что всегда сперва думает о делах, а потом о себе. Но только что-то прогнило в этом королевстве, потому что внезапно пару дней назад эго Джонни резко перевесило, и она напрочь забыла о деловой встрече, когда ложилась на операционный стол, четко осознавая, что раньше, чем через неделю, ей не выписаться. Но раз сейчас фишка так легла, Джонни все вспомнила и начала себя корить. Ей эта встреча была важна не столько потому, что могла принести ей много-много денег, сколько из-за того, что мужчина тот был весьма привлекателен. А привлекательные мужчины Джонни попадались редко, и бежали от нее потом, как правило, очень и очень быстро. Внешне уродиной она не была, не была и дурой, но, несмотря на красивый и приятный голос, Сара Анжела Джонни Чарльз относилась к той редкой категории людей, которых хотелось послать еще до того, как те начинали говорить. Ведь «деловая женщина» - это только на словах объект вожделения, источающий феромоны, а так – неврастеничка, стерва и бюрократ. Ужас-ужас.
И Джонни, конечно же, не знала, что шофер Роуэн был тайком нежно в нее влюблен, несмотря на это все.
Джонни ковыляла по свалке, мучаясь голодом (который, кстати, был бы полезен ей, как человеку, потребовавшему себе липосакцию), и прикидывала в уме, сколько времени у нее уйдет на то, чтобы добраться до города. Вот доберется – там уж покажет этой клинике все прелести бюрократии, затаскает по судам, отсудит все до последнего цента, последние подштанники с них сдерет, сошлет в Сибирь! Где находится Сибирь, Джонни представляла себе, однако, смутно, но в книгах читала, что именно туда депортировали всех врагов народа.
До города было миль шестьдесят или что-то около того. Пешком такое расстояние не преодолеешь. Да и сама свалка была не такая уж маленькая. Это была главная свалка, сюда то и дело свозили мусор со всего города.
Несколько долгих часов Джонни плутала среди отходов и металлолома, шарахаясь от крыс и тараканов, пока не вышла, наконец, к забору. Дальше она шла уже вдоль забора, и – о, радость! – всего через четверть часа уже набрела на пропускной пункт и охранника.
Только охранник отнесся к ней как-то странно.
- Куд-да? – Рявкнул он.
- Ту-да, - ответила Джонни.
- Ишь, чего захотела. Иди обратно.
- Но мне туда, - Джонни потыкала пальцем в сторону города, - Во-о-от туда надо очень!
- Дожили, мусор разбегается, - недружелюбно ответил охранник.
- Я не мусор!!!
- Ты на свалке? – Строго спросил мужчина.
- На свалке.
- Значит ты мусор, - подытожил он.
- Протестую! – взвизгнула Джонни, — Я здесь случайно оказалась!
- Ну да, конечно же, охотно верю. Ведь никто же не будет специально целый час переться к черту на рога, тратить бензин и выбрасывать еще совсем годную бабу, — ехидно бросил охранник.
- Да вы хам… — У Джонни глаза на лоб полезли от такого обращения.
- Гуляй отсюда, гуляй… Ну, что встала? Гуляй. Будет у меня еще тут мусор разбегаться, - проворчал охранник, уткнулся в книгу и перестал обращать на Джонни какое-либо внимание.
Сара Анжела Джонни Чарльз постаралась запомнить его лицо. Когда она отсюда выберется – она еще покажет ему, где раки зимуют! Только придумать, как еще сильнее можно наказать человека, который охраняет груду хлама, сходу было сложно.
Мысленно посылая охраннику проклятия, Джонни побрела обратно вглубь свалки. Есть хотелось еще сильнее, чем раньше, желудок пел на все голоса, ноги шевелиться не хотели, но перспектива помирать с голоду на свалке Джонни не улыбалась. Она решила вернуться на то место, где очнулась, и немного поразмыслить над тем, что делать дальше, и где-то в середине пути заметила… человека.

А Джонни новая тем временем приехала к себе на фирму. Она вкратце осведомилась ходом событий за день ее отсутствия, быстро указала всем написать отчеты за прошедшие сутки и ушла в кабинет пить кофе.
- Эта работа меня угробит когда-нибудь, - думала она, глядя в зеркало, - Но если не я, то кто? Кто?..
Ей нравилось себя жалеть. Это отвратительная черта человеческого характера, но почему-то ей обладают подчас те люди, от которых мы того не могли ожидать совсем. Хотя от Джонни можно было ожидать и этого.
Она придирчиво осмотрела свое лицо, ощупала кончиками пальцев намечающиеся под глазами трудовые синяки и тяжко вздохнула.
- Косметика – дрянь, правда, Сержи? – Спросила Джонни у портрета вполне привлекательного, импозантного, зрелого мужчины, стоящего рядом с ее рабочим местом в простой, но изящной рамке. – Вот я сейчас опять этой дрянью измажусь. Знаешь, почему? Потому что я уже старая, и это ты меня такой сделал… Молчишь? Ну, молчи. Я знаю, портреты не разговаривают, а мне вот приятнее думать, что тебе стыдно. И я буду думать, что тебе стыдно.
Сержи, если кто не знал, это бывший муж Сары Анжелы Джонни Чарльз. Тот самый подонок, на которого она потратила лучшие (подчеркнем: лучшие!) годы своей жизни. Серджи не сбивал самосвал, не подрывали партизаны и не убивала неизлечимая болезнь, его просто увела у Джонни молоденькая фотомодель, которая была смазлива и глупа.
А еще на фото Сержи красовались рога и усы с бородкой, подрисованные шариковой ручкой.
Джонни допила кофе, чуть замаскировала круги под глазами и ускакала на встречу. Встреча должна была состояться в китайском ресторанчике неподалеку от фирмы, и вместо того, чтобы заходить внутрь и занимать место, у дверей ресторанчика стоял и ждал молодой человек, лет двадцати семи или двадцати восьми, в костюме и при галстуке. Его звали тоже Джонни, Джонни Майер.
Джонни (которая Сара Анжела) наскоро собралась и выскочила к Джонни (который Майер). Они зашли внутрь, устроились и заказали бизнес-ланч. Первым же блюдом шли свиные уши или рисовая лапша с огуречным салатом. Джонни взял свиные уши, Сара Анжела взяла лапшу, и они приступили к обсуждению радужных перспектив будущего сотрудничества между их фирмами.
Между первым и вторым блюдом (а на второе блюдо подавался острый бульон с курицей и яйцом) наша Джонни сделала какое-то неловкое движение губами и смачно чмокнула рисовой макарониной. Деловая обстановка с сего момента была как будто разрушена напрочь.
- Самое время брать быка за рога, - подумала Джонни, и состроила томное выражение, глядя на Майера.
- Да, если вы так полагаете, можно начать сотрудничество как можно скорее, вы ведь опытная леди, - ответил Майер. Боже-боже, Джонни на самом деле произнесла свою первую мысль вслух…
- Да, я очень опытная женщина, - ответила Джонни, говоря еще более низким голосом, чем обычно, - И вы не пожалеете, если будете иметь со мной дело.
Майер нервно сглотнул и, когда принесли суп, невзирая на то, каким он был горячим, взялся его быстро-быстро поедать. Не приведи Боже, чтобы сейчас эта женщина начала делать какие-то намеки…
Тут стоит сказать, что Майер был заместителем директора очень маленькой и еще толком не оперившейся организации, для которой был важен каждый потенциальный спонсор, и его босс не упускал возможности то и дело говорить Джонни о том, что он должен делать все, что может, чтобы остаться на коне. Майер обжег бульоном язык, но останавливаться не хотел. Предпочел выдержать паузу и обдумать предложение, - подумала Сара Анжела. А Джонни тем временем думал о двух вещах – как не упустить контракт и как не оказаться с Чарльз в постели.
Еще полчаса напряженной беседы.
Подали лосося в хрустящей панировке и кисло-сладком соусе с кусочками ананасов.
- Джонни, - Чарльз взяла Майера за руку и посмотрела ему в глаза, - Вы ведь можете и меня тоже звать Джонни, мы можем с вами договориться об этом?
- Хорошо, - выдавил из себя Майер и через пару секунд добавил: - Джонни…
- Вот и хорошо, мы уже, можно считать, друзья.
Сара Анжела Джонни Чарльз подмигнула Джонни Майеру. С того момента ни слова больше за столом сказано не было до самого конца трапезы. Они попросили счет, разделили сумму на двоих по чести и разошлись.
У Сары Анжелы Джонни Чарльз где-то в подкорках головного мозга уже зарождалась коварная мысль показать этому наивному мальчишке, чего стоит настоящая женщина. О-о-о, она бы с радостью над ним надругалась! Но это бы помешало бизнесу…
К тому же, Джонни в очередной раз погляделась в зеркало, потрогала пальцами кожу вокруг глаз и на шее, подвигала губами… и поняла, что ей ровным счетом ничего не светит рядом с молодым заместителем директора фирмы по производству… какая разница, чего? Нет, действительно, какая? Ведь деньги не пахнут.
Сара Анжела Джонни Чарльз вернулась в свой офис, еще раз посмотрела на фотографию Сержи и заплакала. Она поняла, что стареет.

Джонни старая всмотрелась в небольшое темное пространство между старым разбитым вдребезги Бентли и нагромождением вышедшей из использования бытовой техники. Там точно был человек.
Она точно его видела.
Джонни подошла ближе.
Еще ближе.
- Эй… - сперва шепотом позвала она. Потом уже громче: - Эй, я тебя видела!
Ответом ей была тишина. Она поправила больничную пижаму и присела на корточки, не рискуя подходить слишком близко, и снова всмотрелась в черноту. Там определенно что-то шевелилось. Или кто-то.
Еще ближе… Хоп!
И Джонни извлекла на свет женщину. Чуть напуганную, диковатую и чем-то отдаленно очень Джонни знакомую. Если учитывать то, что Сара Анжела Джонни Чарльз уже порядка суток не смотрелась в зеркало, то можно простить ей одну такую непринципиальную промашку, но проблема вся заключалась в том, что женщина, которую Джонни поймала, была на нее саму похожа, как две капли воды. Только голодная, издерганная и беспокойная Джонни не сразу поняла, откуда ей было так хорошо известно это чумазое лицо незнакомки.
Дальше на обеих напал кратковременный ступор.
Джонни знаками объяснила незнакомке, что та в безопасности, и ее никто не обидит. Незнакомка знаками объяснила Джонни, куда идти. Потом они обе перестали маяться глупостями и вспомнили родной язык. Незнакомка отвела Джонни в лагерь, где нашу героиню ждало потрясение не из легких.
Вниманию Сары Анжелы Джонни Чарльз сперва предстало некое подобие пещеры непонятного – то ли искусственного, то ли все-таки естественного – происхождения. С «потолка» пещеры сыпались земля и песок, по полу снова носились из стороны в сторону крысы, которых оперативно отлавливали и, жестоко свернув шеи, зажаривали на костре. В пещере, помимо крыс, были только женщины. Женщины в этой пещере были, пожалуй, единственной разумной формой жизни, и что-то подсказывало Джонни, что эта неумытая компания должна была стать ее новой семьей в каком-то более глубоком смысле, чем в том, что ей придется с ними жить и делить крысиное мясо после стольких лет сладкого одиночества и питания кальмарами и терпкими винами. Было что-то еще, что не давало Джонни покоя.
Женщины при виде Джонни собрались в круг и поприветствовали ее. Затем из круга вышла одна, ничем не отличавшаяся от других. Она приблизилась и откинула с головы капюшон. У Джонни внутри что-то екнуло, когда она поняла, что это лицо она видит уже далеко не в первый раз.
Затем точно так же обнажили головы и другие женщины.
Они все были на одно лицо.
- Я Сара Анжела Джонни Чарльз семнадцатая, - представилась Джонни незнакомка, а затем перечислила своих спутниц, - А это Сара Анжела Джонни Чарльз шестнадцатая, там, подальше, в углу – пятнадцатая и четырнадцатая, а Сара Анжела Джонни Чарльз первая и вторая сейчас отсутствуют, они ушли на охоту. Тебя как зовут?
- Сара Анжела Джонни Чарльз, - неуверенно ответила Джонни и сразу поняла, откуда ей были знакомы эти неприятные лица.
- Отлично, - сказала Сара Анжела Джонни Чарльз семнадцатая. – Будешь восемнадцатой. Устраивайся.
И семнадцатая дружелюбно протянула Джонни крысу на палочке.

Тем временем, где-то в центре города новая Джонни десантировалась из лимузина, о чем-то договорилась с Роуэном, потрепав его напоследок за щеку, отчего тот едва ли не растаял, и зашла в этот неуютный аквариум клиники.
- Доктор Уотсон, к вам Сара Анжела Джонни Чарльз, - сообщила по внутренней связи смазливая секретарша.
- Хорошо, - ответил доктор Уотсон и снова тяжело вздохнул.
Затем поднял трубку телефона и после серии длинных гудков наконец усталым голосом сообщил:
- Сержи, сынок, может быть, мы перестанем наконец ее мучить и сделаем то, что она просит?
- Но ведь иначе она так и не научится принимать себя.
- Восемнадцать раз, Сержи! Восемнадцать раз! Может быть…