Чёрный ящик

За бортом «Зеленого атмоданта» стоял самый настоящий штиль. Конечно, не тот, что из дряхлого словаря, привета от землеходящих предков – ибо где это слыхано, чтобы мир, витающий в доброй сотне лье над Донными Тучами, страдал от безветрия? Настоящий штиль - это когда Водянистые облака в кои-то веки оправдывают свое прозвание и бурлят себе внизу, не засоряя леденистое небо перьями и колониями элементалов; когда одичавший от счастья шквал не просто воет в лопастях двигателей, беспардонно сбрасывая шапки с незадачливых путешественников, но заполняет паруса и легкие сладостью верного направления; когда у балансирующего на горизонте солнца слипаются веки, а отсыревшие звезды льнут к хрупкому куполу стратосферы. Это полные бочки влаги при исправных фильтрах, трудолюбивый храп техников из каптерки и размеренно снующие матросы, недоверчиво вдыхающие пресный аромат камбуза. Это медитативный скрип руля в небрежных, но заботливых руках капитана Бальбоа и стеклянный перезвон парусинных медуз, неспешно вырезающих флюоритовые, слезолитные, золотые, ртутные спирали на податливой синеве. И тепло. Тепло вопреки фениксу-вечеру, вынужденного до самого утра прозябать в липкой, чернильной золе.
В такой обстановочке (какой там обстановочке – обстановщине!) немудрено потеряться в зефирах размышлений, потом тихо, незаметно возвратиться через пару-тройку часов, дружески пихнуть собственное тело в темечко и укрыться от него в сознании, от греха подальше. В такой обстановочке (обстановщине) люди обычно и говорят о себе в третьем лице, удивляясь потом, какое смешное и бессмысленное имя бриз напел их родителям.
- Цшашшон прямо по курсу! – во всю силу могучей глотки оповестил впередсмотрящий. Я меланхолично кивнул боцману. А что, орать команды в обстановке, близкой к умиротворяющей, капитану не очень-то к лицу.
Город встретил нас двойной линией неповоротливых турелей (первая, пожиже, представляла собою цепь из подвижных платформ, а вторая с истинно армейской неумолимостью вгрызлась в набережную) да закрытой шлюпкой с одним-единственным големом на борту. Покружив с минутку вокруг сравнительно громоздкой посудины, малыш устремился в сторону от Цшашшона, к ближайшему «безопасному доку».
Несмотря на жизнеутверждающее название, такие доки безопасны только для города - никак не для кораблей, вынужденных швартоваться в его обезличенно-серых гаражах. Мрачнокислые физиономии ревизоров, без лишних разговоров принявшихся осматривать груз, искусно оттеняли жутковатость этого дамоклова местечка.
- А мы ведь похожи на террористов, да? – пошутил я в попытке нарушить молчаливое эмбарго. Вознаграждением за мои труды послужили усталое безразличие и лучшее из невещественных аналогов золота.
Тщательный осмотр корабля выявил целый ворох пушек и ручного оружия с сопутствующими примочками. Это могло бы быть неожиданно, удивительно и даже шокирующе, выгляди наш боевой фрегат как прогулочная яхта. Похоже, чиновники думали иначе и принялись не на шутку суетиться, задавая попутно дежурные, но оттого не менее неудобные вопросы – где я получил лицензию на управление военным кораблем, с какой целью мы, все такие из себя вооруженные, прибыли в мирный град Цшашшон, не сидел ли кто из команды в оздоровительных курортах Облачных Темниц… Несмотря на дежурную обеспокоенность, лица бравых слуг письменного стола походили на оные у хирургов, лет двадцать-тридцать оперировавших исключительно мутантов и вынужденных срочно переквалифицироваться в классических. У таких не вызовешь интерес и уж тем более не удивишь банальным порезом пальца – и не такое видывали! А по долгу службы спросить обязательно – мало ли, какую гангрену упирающийся пациент сумел подцепить.
Впрочем, когда старший офицер узнал, что найденная в моей каюте краса и гордость, а также имя корабля, оказалась самым что ни на есть натуральным, доковая администрация выказала проблески оживленности, которые потухли, едва я заявил, что намерен забрать атмодант с собою. Чтобы хоть как-то отыграться, чиновники задумали игру, в которой они чувствовали себя заведомыми победителями – бюрократические пятнашки. Дело в том, что вооруженные суда должны очиститься как можно от как можно большего количества команды, во избежание возможных перестрелочных недоразумений. Вся проблема заключалась в том, что ни в каких правилах не регламентировалось, сколько народу следует выдворять на платформу, и на этой почве разгорались нешуточные споры – капитаны не доверяли свои детища сторонним рабочим и охране, а параноидальные градоначальники углядывали опасность в каждом юнге, прикоснувшимся к пушке и рулю, и плевать, что прикасался он к ним только тряпкой, чтобы помыть.
Как правило, в таких дебатах выигрывал демагогнейший - то есть, шансы против специально обученных специалистов по общественности были только у самых прожженных торгашей.
- Фукс! – подмигнул я боцману, козырному тузу и бывшему заместителю директора Сиреневой торговой гильдии, славившейся тем, что во всем мире она не смогла выторговать только ад у дьявола, и то потому, что до сих пор не нашла ни ад, ни самого дьявола.
Дискуссия обещала быть снотворной для каждого случайно подвернувшегося дилетанта, и поэтому я тихонько побрел к кораблю, ведомый извечной капитанской повадкой наблюдать и руководить. Но звездам это показалось слишком неинтересным, поэтому они немного разнообразили мой путь.
- Вы капитан? – меня окликнул строгий офицер, чье миниатюрное, но жилистое тело обтягивал сумрачный китель в эполетах поручика.
- Какие-то проблемы? – я профессионально развернулся на каблуках и насупил брови. Говорят, второе у меня получается не так профессионально, но много более естественно. Отчасти благодаря разнообразию невеселых мимик я приобрел славу солидного, серьезного капитана.
- Это.
Офицер повертел перед моим носом небольшим свертком, чей размер компенсировался аппетитным хрустом, свойственным для пергамента из рольской кожи. Любопытно, какие проблемы может создавать кожа облачного ската, вдобавок, мертвого? Я решился озвучить сей животрепещущий вопрос. В ответ поручик поманил меня в свой кабинет, по «счастливой» «случайности» оказавшийся за ближайшим поворотом, и разложил содержимое свертка по узенькой кушетке, оказавшейся единственным предметом интерьера, помимо аскетичного шкафа, окна и полки для отчетов.
- А-а, мои книги по минералогии, - протянул я, призывая всю свою наглость, чтобы не выдать морозящей жути, родившейся в солнечном сплетении. За десять лет еще никому не удавалось отыскать мой маленький тайник.
- Что это такое? Какой-то особый вид шпионажа? – обеспокоился поручик, протирая тыльной стороной ладони свою идеально черную фуражку.
- Нет, конечно. Наука о минералах, особых веществах с поверхности…
- Наука или нет, но книга написана сложным, непонятным языком, вероятно, шифром. Это древняя вещица?
- Нет-нет, - пожалуй, слишком поспешно заверил я.
- Хм, а материал один в один как бугамга, - деловито заметил поручик. Мне хватило мозгов не поправлять его. Это было не очень трудно, учитывая, что секунду назад я успешно подавил желание выбросить занудного мучителя в окно.
 - Так конфискуйте. Сколько времени понадобится на дешифровку?
- Неделя… может, две… - кажется, мой вопрос отвлек его от созерцания завораживающих картинок с драгоценными камнями.
- Как раз на столько я и намерен задержаться в Цшашшоне! – радость в моем голосе была почти неподдельной. – Теперь я свободен?
- Да… да… - пожалуй, слишком благоговейно для подпольного переписчика древних изданий, отозвался офицер.

2

Первое, за что я ценил Фукса – он мог тянуть любые переговоры, сколько его, фуксовой, душе было угодно. Эта небесполезная способность дала мне время наладить ремонт корабля, втянув в него не только ночную смену своей команды, но и работников дока. Для этого пришлось потратить битый час, доказывая ретивым труженикам, что они изнывают от безделья, а не наслаждаются жизнью, полеживая в комфортабельных гамаках. Набегавшись вволю, истратив недельный запас специфичных фразочек и показав на собственном примере, как делается та или иная штука, я с чистой совестью оккупировал одно из освободившихся лежбищ. Когда мой потерянный взгляд натолкнулся на ликующую физиономию боцмана, в расслабленном сознании вспыхнуло второе, за что этот проходимец так ценим: Фукс мог преломить ход любых (я имею ввиду абсолютно любых) переговоров в свою пользу, независимо от того, торгуется он на рынке об укропе, выбивает для корабля место посолидней или стоит в окружении превосходящих сил противника, которым хватило глупости развесить уши на его волшебное «а давайте-ка для начала послушаем старика, ребятки».
Теперь, восседая на борту казенной шлюпки, управляемой уже знакомым крошкой-големом, я мог не беспокоиться о корабле и команде. И сконцентрироваться на делах, вопреки Гелиосу, уже подкравшемуся к горизонту с обратной стороны.

3

Убедившись, что чужак теперь один и обезоружен, Цшашшон расслабился, припустил воинственную маску и щелкнул табакеркой, высыпав на глаза изумленной публики аляповатого чертика – портовый квартал. Ни металлических шпилей на крученых башнях, ни мраморных изысков и радужных сфер – внешность чертика была самой обыденной, и стояла она поодаль от риторических полюсов Уродство-Красота.
Однако поглядеть было на что: каменные коробки домов, математически точно разреженные бюджетными забегаловками, изо всех сил оберегали свою индивидуальность, стараясь отличаться не только от соседа, но и от далекого родственника с черт знает какого района. В ход шло все – сочная краска, размазанная по фасаду в разной степени художественности (встречались как и кляксы, изображающие абстрагированные идеи своих создателей, либо собственно кляксы, так и вполне приличные рисунки с развеселыми демонами, полуголыми девицами и всевозможными кораблями), синяя или сизая черепица, облицовка из дымчатой пыли, узоры из вечного инея, имитация паутины,  пестрые флаги и флажки с невообразимыми гербами… Неоднородность архитектуры могла воплощаться в одном и том же домике, ведь редко кто занимал более одной комнаты, за большее приходится платить в казну города.
Как бы провожая багровеющий холод ночи на предстоящую попойку на ветрах иного полушария, бесчисленная молодежь заполонила корявые улочки. Яркие образы, как впрыснутые в воздух эссенции индивидуальностей, сливались в полицветный поток, который с маниакальной скоростью выжимал слезы, унося ослепленного шкипера в пасть к самому хаосу.
Каждый занимался чего душе было угодно: интеллектуалы склоняли головы над четырехъярусным го, гиперактивные непоседы, не освоившие тонкую науку катания на скейтдосках и аэропаркур, с ревом самого Демогоргона прыгали с крыш четырех- и пятиэтажных домов прямо на специально освобожденные площадки, синевласые модницы и зеленогривые портные обсуждали моду грядущих сезонов, хихикая над немытыми любителями драть струны и их гребешковыми коллегами, а добродушные качки и новички таскали снаряды под сумрачным присмотром бритоголовых любителей темной рольской кожи и кастетов. В сторонке от суетного праздника жизни теснились бледнолицые Прядильщицы, внимая неуклюжим стихам своих увядающих кавалеров.
Реки, потоки, течения… Прекрасные и самобытные лужи из однообразных капель, сияющие на фоне блеклого мира цивилизации. А уникальным, ни на что на свете не похожим атмодантам, приходится зябнуть в толще Донных туч, ожидая своих открывателей. Мой отец, один из удачнейших атмодантоискателей, частенько сетовал, что редкая драгоценность «всплывает» самостоятельно. Кстати, зеленый атмодант «всплыл» собственными силами.
К дирижаблям было не протолкаться, но мне повезло. Умостившись между развеселым курьером в зеленой шапке и менестрелем с глазами какающего мечтателя, я оказался прямо напротив контроллера.
- Вам куда?
- В центр.
Контроллер протянул мне миниатюрные весы и показал левой рукою пять пальцев. Я пожал плечами и отсыпал пятьдесят граммов мутного слезолита.
Миновав устрашающие кварталы, низина которых терялась в ехидном тумане, отвратно слепленные улочки и целый проспект, составленный из бесконечных по размеру башен, мы завернули к центру.
Вообще-то, Цшашшон был построен ящерами, но эта немногочисленная и бесконечно чудаковатая раса предпочитала жить в сравнительно маленьких центрах, «ядрах», наполняя оставшееся место «дешевыми» людьми. Люди делали за них большинство черной работы, отвечали за инфраструктуру и, что немаловажно, служили толстенным живым щитом в случае серьезных пиратских набегов – поэтому жить на периферии ящерских поселений до безобразия дешево и непыльно.
К слову о пыли – единственная платформа «ядра» была сделана из настоящего камня, а не облачной пыли. Приземистые норки из самой настоящей почвы покрывала самая-самая настоящая трава вперемешку с самыми-самыми-самыми настоящими цветами, а изрешеченная матовая пленка, накрывавшая квартал ребристой эгидой, исправно удерживала тепло и влажность, так любимую чешуйчатыми хозяевами. Конечно, для того, чтобы лицезреть все это воочию, пришлось пройти ряд дополнительных мер безопасности.
Нужный бар оказался в получасе ходьбы. Ящеры народ миролюбивый, в компании больше двоих не сбиваются, алкоголь не признают, музыку не воспринимают, в архитектуре ничего не смыслят. Поэтому внутри оказалось столь же уныло, как и снаружи. Сидевший за узеньким окошком бармен оказался дьявольски несговорчивым, но после принятия двух десятков граммов мутного слезолита внутрикарманно, болезнь его испарилась на удивление мгновенно. Придерживаясь его бесплатному совету, я обзавелся бутылкой травяного настоя (небесплатно) и присел к щупленькому крокодилоподобному субъекту. Субъект сорвал с головы шляпу, хлопнул ею (шляпой) по столу и прыснул в меня кислотой желто-желчных глаз.
- Говорят, вы лучший эксперт по болотам во всей западной полусфере, - тактично схватил я тэккуду за рога. При этом как бы невзначай опустил бутылку в шляпу.
- С-сколько и имя? – почти без акцента спросил-ответил ящер.
- Сто граммов чистого слезолита сейчас и пятьсот – когда выполните свою часть сделки. Руфус Бальбоа.
Ящер почесал подбородок и выбросил отшелушенную шкурку в специальное ведерко.
- «С-селеный атмодант». Нас-слышан. Пощ-щему болота?
- Над ними разбился танкер с очень важным грузом. На кону не только громадные деньги, но и моя честь.
- Грус-с рас-сбился о Донные тучи.
- Он находился в древней коробке.
- Щ-щёрной? Думал, таких-х уш-ше нет.
- Мой заказчик мог позволить себе такое. Беретесь?
Ящер потянулся к своему подбородку, но передумал на полпути.
- Рас-смер и вес-с грус-са. Тощ-щная карта.
- Карта есть. Размером примерно полтора на полтора метра. Вес не помню. Тяжелый.
- Я ваш-ш. С-семьдес-сят прос-зращ-щного слес-солита, и тох-хда предос-ставлю с-свой батис-скаф-ф.
- А можно обойтись нашим? – искривился я.
- Нет.
Ящер был категоричен, как заядлый рубака на абордаже.

4

- Мне вот интересно, капитан, что прячется в этом бронированном ящике? За деньги, которые нам за нее предложили, мы всей командой можем, понимаешь, год… месяц…ладно, неделю не летать!
Это был Фукс, вдоволь наоравшийся и теперь умиротворенно наблюдающий за подготовкой батискафа на пару со мной.
- Ничего мне эти головастики не говорили, даже ведомость на груз пустая… А, вспомнил, сказали, от него зависит будущее Наднебесья.
- О, так это денежный аппарат! – боцман сиял от собственной догадливости.
- Чего?
- Ну, денежный аппарат. Чтобы слезолит, понимаешь, делался нормальный. А то надоел обычный, он за полгода тает, как ледышка.
Старый прохвост оказался очень близок к истине – слезолит высеивают из замороженной облачной пыли.
- Это повелитель ш-штормоф-ф, - тоном судмедэксперта предположил приковылявший к нам Сласс-Шляпник, наш свеженанятый специалист по болотам.
- Что за повелитель штормов такой? – хмыкнул Фукс, не сводя настороженного взгляда с жутковатых черепов, которые цепочкой обвивали ящерский посох.
- Направляет ш-шторма на врагоф-ф, прояс-сняет пох-ходу над х-хородами и с-судами друс-сей.
- С-скас-ски, – отмахнулся материалист боцман. Ящер неопределенно качнул головой – аналог нашего пожимания плечами.
- Батискаф-ф готоф-ф. Кто с-сомной?
- Капитан, тебя не отговорить?
- Нет, дружище, - я с улыбкой хлопнул Фукса по плечу и вручил ему зеленый атмодант.
- Буду хранить сердце корабля до вашего возвращения, капитан! – вытянулся по струнке боцман. Матросня тоже прониклась моментом и экзальтированно зашепталась. Число и громкость пожеланий удачных поисков увеличивалось по мере моего приближения к батискафу. Точку в минутке прощаний поставили нецензурные команды и.о. капитана. Постскриптумом стали бормотания Сласса о том, что это единственный не голубой атмодант, который он видел за свои пятьдесят шесть лет.

5

Вообще-то, батискаф совмещал со своими прямыми обязанностями функции барокамеры, но это не помешало мне, ступив на земную поверхность, карикатурить пьяного младенца, норовящего сделать первые шаги. Трубка с очищенным воздухом немного облегчала страдания, но перепады давления в ушах страшно раздражали и дезориентировали. Сласс, запахиваясь в плащ а-ля «охотник на вампиров», посоветовал улечься на травке и успокоиться. Но поскольку рядышком плюхнулась туша его кровного братца, такого же крокодила, только трехметрового и полуразумного, расслабиться в упор не получалось. Чтобы хоть как-то отвлечься, я предался сочувственным размышлениям о том, как хорошо, что люди почти лишены возможности родиться примитивными шкафами с интеллектом не выше бескрылой собаки. Тем временем Шляпник выдернул у меня трубку, сказав, что надо привыкать. Голова пошла кругом от такого наглого обращения и переизбытка нечистого воздуха.
- Эй, - чувствую, как тело сотрясается чужою рукой.
- Что? – лениво отзывается оно.
- Х-хватит с-спать. Пора ит-ти.
- Сколько времени прошло-то?
- Два час-са.
Я осторожно поднялся, как йог со стеклянных осколков. Странное дело, привык! Только вид бескрайней твердой почвы немного сбивал с толку.
- Почему мы приземлились не на болотах? Или это и есть болота? – вопросил я, когда вдоволь наразминал отекшие руки-ноги и закостеневшую шею.
- На болотах-х батис-скаф-ф тонет. За мной.
- А где он сейчас?
Оказывается, пока я пускал слюни в землю, братья-ящеры сумели отменно замаскировать посудину под небольшой валун.
6
Путь наш лежал через массивное скопление разнообразных деревьев - «лес-с», как пояснил Шляпник. Похожие я видел в центрах самых крупных городов, некоторые – в садах атмодантовых и слезолитных магнатов, а одно, высоченное, с раскидистой игольчатой короной, было символом порта Сосна. Порою встречались их атрофированные собратья, с тоненькими стволами, торчащими во все стороны как веники - «кус-сты». А один раз я наткнулся меленькую травку, которую венчало нечто синенькое, по форме напоминающее ассиметричные лопасти корабельного двигателя. Я аккуратно надломал стебелек и поднес чудо к глазам, вплотную. Тонкий и сладковатый аромат нежно щекотнул обоняние, заставив чихнуть от неожиданности. «С-светомк», значит? А какой здесь воздух… Не такой прямолинейный и холодный, как воздух вольного Наднебесья, не такой скудный и электризованный, как воздух кораблей вольного Наднебесья, не такой стесненный и сухой, как воздух портов вольного Наднебесья. А как аппетитно похрустывали опавшие листья, которые  я не таясь сгребал в горсти и нюхал!..
- Нащ-щинаются болота. С-са мной, ш-шаг в ш-шаг. Слуш-шатьс-ся бес-спрекос-словно.
Твердость почвы растворилась в скипидаре плотной, вязкой жидкости, обманчиво мелкой и меланхоличной. Чтобы дать забавным вторженцам хоть какой-нибудь шанс, здесь и там виднелись кочки, половина которых была не менее обманчивой. Сласс вел меня уверенно, ни разу не ошибаясь в выборе пути. Когда он сомневался, то останавливался и шипел на братца, и крокодилище в меру аккуратно ощупывал ту или иную кочку, проверяя ее надежность.
Первый день поисков закончился на диво быстро.
Отыскав подходящий островок, мы наскоро разбили лагерь. Первым сторожем выпало быть мне. Укутавшись поплотнее, я проверил сухость пороха и принялся начищать пистолеты, время от времени оглядываясь по сторонам.
Ночь остудила дневное зловоние и, приглушив иные звуки, усилила всхлипывающие бурления сварливых газов. Час за часом видимость уплотнялась, и вскоре я ощутил себя посредине шара из дымчатого кварца, наполненного едкими испарениями да эскадрильями кровососущих насекомых. Убедившись, что сторонний наблюдатель сбит с толку, болота стали оживать, тревожа воображение резвыми скачкамми несуществующих тварюшек, иллюзорными звуками на пределах сознания, шагами за спиной…
- Черт тебя, Сласс! Напугал…
- Ис-свини. Не с-спитс-са.
Ящер плюхнулся рядышком. Он и так был не гигант, но сейчас, без длиннющей шляпы и стильного плащика, Сласс едва достигал моего пупка.
Пока мы глубокомысленно молчали, я успел отполировать оружие до такой степени, что смог бы использовать его вместо зеркальца.
 - Я вс-сех-хда щ-щувс-ствую с-себя необыщ-щно на болотах. Влага… Одинощ-щество… Древний дом… С-свобода…
- Свобода на поверхности? – внезапно я почувствовал себя свежим и злобным, как после четырехдневного сна. Надо сказать, над этой темой я размышлял не одну ночь, но так и не пришел к определенным выводам. - Мы ограничены здесь в во всем. И вынуждены скакать по кочкам, а не бороздить пространство как нам вздумается, остерегаться ядовитой еды, хищников, трястись от холода и сырости. Поверхность, а особенно болота, враждебны нам, людям. Да и вам, раз сбежали с нами в Наднебесье.
- А какая с-свобода наверху? Верх огранищ-щен с-стратос-сферой, низ – Донными тучами. Рац-сион скуден. Полно пиратоф. То ощ-щень холодно, то невынос-симо жарко. А когда мы выпадаем ис-с кораблей и платф-форм, то не зас-стываем в воздухе, а падаем внис-с и рас-сбиваемся об Тучи. Абс-солютная с-свобода там, за стратос-сф-ферой, в пус-стоте и звес-сдах-х, - Шляпник указал пальцем вверх, на черноту Донных туч. - С-свобода, ш-што дана нам матерью Урс-сулией, вс-сехда огранищ-щена, но рас-снообрас-сна. У поверхнос-сти с-своя с-свобода, не огранищ-щенная топливом, на ветрах Наднебес-сья иная, не огранищ-щенная ус-словностями, в городах-х Наднебес-сья третья, не огранищ-щеная метким попадаем из пуш-шки. Но любая с-свобода враш-шдебна нам, и каш-шдый миг ее брос-сает нам вызов. Иди с-спать, Бальбоа, я с-сегодня не ус-сну.

7

Неделя наших исканий была почти лишена событий – разве что братец как-то раз потерялся, увлекшись подводной рыбалкой. А еще мы наткнулись на виверну – диковинное чудовище, напоминавшее двуногую змеюку с перепончатыми крыльями. Я взвел было пистолеты, но был грубо одернут Шляпником. Ящер прошипел, что виверна травоядна и является третьей дочерью матери Урсулии, так что убивать ее – грех. Ох уж эта старая человеческая привычка искать опасности в ином и неведомом…
Но все это тонуло в медлительном передвижении и нескончаемых байках Сласса – его как бы случайно прорвавшееся красноречие оживляло болота, придавая их таинственности и мраку масштабы космоса, а неказистость и кажущуюся простоту он переворачивал, являя на свет глубочайшие внутренние связи, переплетающиеся в особую интровертную паутину, которая даже не многослойна, а сплетена из великого множества меньших. Поверхность и вялость оказывались топью и коварством, ожиданием действий от заскучавших чужаков. Как бы в подтверждение его словам, вокруг, насколько хватало глаз разожглись сотни, а то и тысячи мерцающих шариков – зеленых, красных, бежевых… Я аж остановился от удивления.
- А-а, болотные огоньки… Никто не с-снает, ш-што это такое. Вос-спламененные кругляш-ши газа? Неприкаянные душ-ши? Ф-фонарики невидимок?
- Местные звезды, - заключил я. Шляпник мелко закивал головой, чуть приподняв уголки пасти. Так они улыбаются.
Тут братец-крокодил радостно заулюлюкал, вздымая вверх целый сноп грязномутных брызг. Посмотрев, куда указывал его титанический палец со сломанным когтем, я не смог сдержать радостного вскрика.
Остов танкера пережил взрыв в нескольких местах, столкновение с Донными тучами, почти наверняка - обработку молниями, затем падение о поверхность… Поэтому я немного удивился, обнаружив, что он не разлетелся по болотам.
Сласс и крокодил полезли первыми – мол, корабль вот-вот пойдет ко дну, а пловец из меня неважнецкий. Я и не спорил.
Вскоре шум их возни подозрительно смолк. Досчитав до ста, я взобрался на палубу, осторожно прошествовал к ведущей на склад каюте и крикнул в затхлую тишину:
- Долго вы там?!
- Уже нервничаешь, паренек? – прогундосил в ответ странный, но явно человеческий голос. – Куда заторопился?
«Заторопиться» я толком и не успел - двое опасного вида молодчика в противогазах без особо труда обезоружили меня и скрутили руки за спиною, профессионально саданув по коленям. Только стаканчик воды предложить забыли, изверги.
Когда глаза немного привыкли к пикантной полутьме, я увидел скрученного Сласса. Рядом с ним лежала туша братца, утыканная пятью-шестью транквилизаторами. Мы были в компании пятерых анонимов в уже знакомых противогазах. Один не сводил с меня окуляров.
- Не узнаешь, кэп?
Я осклабился. Шутить изволит, господин победитель.
- Это мои ребятки подбили танкер, тогда…
- Ну и дураки.
-Согласен. Согласен… - пират окинул спутников взглядом, наверняка схожим с интонацией. Сумрачным. - Подстрелить корабль с ценным грузом – верх идиотизма. Повезло, коробка оказалась древней.
- Верх идиотизма – соваться на поверхность ради какого-то танкера. Какого черта вы тут делаете?
- Но-но! Не в твоем положении ругаться, кэп, - пират почти соприкоснулся «хоботом» с моим носом. В руках он небрежно вертел один из конфискованных пистолетов. – Просто я знаю, что «Зеленый атмодант» ерунду всякую не конвоирует. И, как видишь, интуиция не подвела меня дважды.
- Дважды? – я попробовал шевельнуть руками, но...
«Отвлеки его, тяни время! У меня есть план!»
Я чуть не присвистнул. Вот до чего доводит самоирония в стрессовой ситуации! При этом что-то, мягко возложив руку на плечо, порекомендовало следовать совету. Я был, в общем-то, не против, других идей пока не предвиделось.
- Оказалось, не ерунда. Раз. Вы пришли-таки забрать ценный груз. Два.
- И ради этого вы нас ожидали… сколько дней?
- Неважно, сколько, - пират отошел в сторонку и подал знак своим. Миг – и перед глазами возникла заветная черная коробка, вся исцарапанная, помятая, с расплавленными углами... В общем, сравнительно целая.
Сердце неоднозначно екнуло.
- Важно, что эта дьявольская штука не хочет открываться. В таких случаях требуется адресат, адресант или капитан-конвоир. Намек ясен?
Я долго, бесконечно долго выбирался из медитативного ступора, прежде чем буркнуть:
- А то.
Тянуть время, тянуть время… Будем следовать установке, прежде чем пуля из родного оружия не прошибет мозги. Здравый смысл вяло напомнил, что застрелят меня вне зависимости от того, открою я этот мерзостный ящик или нет, а наркотично-оптимистичная надежда – что может, еще порадуются добыче и пощадят. Или оставят умирать в одних трусах и без проводника. Или, на худой конец, промахнутся.
И вот источник стольких неприятностей водружен у моих ног. Молодчики аккуратно перерезают веревки на моих руках. Неизящно скидывают нам пол, так, что впечатываюсь носом в покореженный металл. Надеясь, что левая ноздря забилась кровью, а не соплями, тяну руку к приборчику по считыванию пальцев… И останавливаюсь.
- Как ты думаешь, что внутри?
Вопрос, кажется, смутил воздушного разбойника.
- В чем подвох?
- Просто интересно.
- Ну а что будет охранять сам «Зеленый атмодант»? Какое-то новое топливо… а может, новейшую пушку, - поразмыслив, выдал пират. – Ладно, хорош зубы заговаривать, действуй. И надейся, падла, что пощажу.
Воодушевленный, заталкиваю палец в устройство. Мысленно возношу молитвы Гелиосу, Амону и даже Баалу (на всякий случай). Что-то внутри щелкает. От затвердевшей груди отпадает ровно половина бремени. Краем глаза замечаю подозрительную возню со стороны Сласса. Делаю вид, что не замечаю.
- Идентификация голоса, - раздается из коробки стервозный женский голос. Пираты переглядываются – мало ли какое проклятье наложили Древние на свои артефакты.
- Шла Саша по шоссе и сосала сушку, - тем временем чеканю я. Визгливо подумав с минуту, крышка крякнула, и приоткрылась. Главный радостно задергал ее, чтобы открыть уже по-настоящему, но не тут-то было. Однако, запасливые «ребятки» с ломиками были уже на подхвате.
Душа моя ушла в пятки, а затем вдруг обнаружила себя в тонкой прослойке между мозгом и черепом. Сердце отбивало бум-бумы чересчур громко, почти оглушительно.
- Это что за… - на этой короткой фразе крайнее удивление главаря ухитрилось смениться крайним шоком. – Что происхо…
Время потеряло свою обычную текучую форму, превратившись в набор красочных гравюр. Вот тело пирата дергается, как излишне плотный кисель. Вот он теряет равновесие и располагается на полпути к полу. А здесь он смачно падает на пол, ударившись одновременно затылком и лопатками. Вот рука с пистолетом целится в ближайшего товарища и выстреливает. Повалив наземь другого, разбойник уже уверенно вонзает засапожник ему в кадык, эффектно выдергивает… и метко попадает в затылок третьего. Коллаж оканчивается ритуальным сдергиваем противогаза с обоих оставшихся участников. Занавес опускается и поднимается по мере того, как я моргаю. Пять тел. Трое убитых, двое без сознания.
Пока отхожу от состояния крайнего разрыва мировоззрения, Сласс развязывает мне руки. На его скромном пояске, обвязанном вокруг тощей талии, замечаю видавшую виды тряпичную куколку. Краем уха слышу ворчание опомнившегося братца.
- Ну ш-што, пос-смотриш-шь, ш-што там? – помогает встать.
Скинув процентов восемьдесят оцепенения, я киваю и заглядываю в пасть гексаэдричного монстра. «Арифметика», «Начала», «Шейкспир», «История искусств», «Физика элементарных частиц»… Срываю неприметную бумажку с внутренней стороны крышки. «Наследие Древних, груз I. Партия на 100 томов. Учебники, художественная лит-ра».
Сласс нетерпеливо подлезает у меня под локтем и окидывает сокровище желчью недоуменных глазищ.
- И это с-спасет Наднебес-сье?

8

- Давно хотел с-спрос-сить, - Шляпник трижды пересчитал свою плату, прежде чем вылупить на меня свой пугающий взор. – Ш-што ты ош-шидал увидеть в щ-щерной коробке?
Я как-то грустно улыбнулся и глянул на него сквозь полупрозрачную зелень атмоданта.
- Ты все равно не поверишь, дружище. Ты все равно не поверишь…