Нар Дос - Смерть - перевод с армянского -25

Нар Дос - Смерть - перевод с армянского языка -25

             В тот вечер у Марутянов был еще один гость. Это была ориорд Саакян. Видимо, она совсем не ожидала, что Базенян, с которым ее познакомили сразу же, как она вошла, может оказаться таким молодым франтом. Мимоходом она слышала много таинственного о Базеняне, говорили, что Базенян — молодой человек, преданный делу освобождения родины, что он приехал из-за границы с благими целями, связанными с этим делом, и т. д. и т. п., и все это создало в ее сознании совершенно иной, неповторимый образ внешности Базеняна. Сильное телосложение, огромный рост, праздная фигура, некрасивая, бедная одежда — вот тот образ. Но теперь перед ней предстала полная противоположность этому образу. Вот почему с самого начала она отнеслась к Базеняну с некоторой подозрительностью и довольно холодно. Из вежливости она лишь слегка похвалила его за смелость при спасении ребенка и села в кресло Марутяна, в котором хозяин, обычно, шумно приветствовал нового гостя.

«Извините, что беспокою вас среди ночи», — сказала ориорд Саакян.
- Но вы же знаете, что у меня совершенно нет времени в течение дня. Я пришла по двум причинам.

"Во-первых?" — переспросил Марутян, спешно приблизившись ближе к ней.
— Я пришла прежде всего пожаловаться о том, что только сегодня получила письмо от Ашхен первое письмо.
«Только сегодня?» - удивленно спросил Марутян.
— Только сегодня. Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как она уехала, и только теперь она соизволила вспомнить обо мне. Разве это поведение, разве это справедливо, я вас спрашиваю, особенно Вас, парон Марутян?
- Почему именно я?
- Потому что она дочь Вашего брата.
- Вот тебе на.
— Скажите, пожалуйста, она и вам написала так поздно или заваливала вас письмами каждую неделю, как Вы и приказали в ночь отъезда?
— Не каждую неделю, но к настоящему моменту мы получили от неё шесть или семь писем.
- Шесть или семь писем! Ну, это же одно и то же, что получали их каждую неделю. Так имею ли я право жаловаться или нет?
- Абсолютно. Но я не понимаю, почему Вы жалуетесь именно мне. Вот, жалуйтесь!
И Марутян, смеясь, указал на дочку.
— Евы? Ориорд Саакян быстро повернулась всем корпусом к Еве, улыбнулась и нежно коснулась ее подбородка указательным пальцем.
- Хм? Ева, мне на тебя жаловаться?
Ева слегка откинула голову назад, чтобы избавиться от её неуместных ласк, но рассмеялась.
«Жалуйтесь на кого хотите, — заметила она, — но не лучше ли просто прочитать то, что она пишет?»
— Хотите, чтобы я прочитала письмо?
«Если там нет ничего личного», — заметил Марутян.
— Извините, вы хотите, чтобы я прочитала и личное? Посмотрите, что здесь написано.
Ориорд Саакян поспешно достала письмо Ашхен, развернула его и приготовилась прочесть, но вдруг взглянула на Базеняна и Шахяна, которые с её приходом сидели совершенно молча, снова сложила письмо и спрятала его.
«Простите, господа», — сказала она.
— Я не совсем поняла сейчас суть замечания хозяина и счела себя настолько невежей, что захотела занять вас нашими личными делами.
«Прошу Вас, ориорд», — призвал Базенян.
- Пусть наше присутствие не станет помехой Вам, чтобы прочитать письмо.
«И за меня заговорил. Это уже никуда не годится», — подумал Шахян.
— Вы разрешаете?
- Прошу, ориорд. Что это за разговоры?
— А Вы, парон Шахян?
«Ой, ради Бога, оставьте эти ненужные любезности», — заметил Марутян.
- Я не понимаю, с чего Вы заключили, что я сделал это замечание, чтобы Вы не занимали моих почетных гостей личными делами? Если бы я не знал свою Ашхен, я бы просто запретил вам читать то, что она написала. Но я её знаю, и знаю, что она может написать, поэтому я нисколько не боюсь, что моим гостям будет скучно слушать её письмо. Пожалуйста, прочтите его.
Ориорд Саакян снова достала письмо.
— Парон Марутян прав, паронайк, то, что я сейчас прочту, небезынтересно и может стать темой для общей дискуссии. Парон Шахян знает Ашхена, но я не знаю, слышали ли вы о ней, парон...
«Базенян», — крикнул Марутян Саакяну.
— Парон Базенян! Не знаю, слышали ли Вы об ориорд Ашхен.
«Если я не ошибаюсь, она Ваша...» — обратился Базенян к Марутяну.
- Она дочь моего брата.
«Которая отправилась в деревню, заняв скромную должность учителя», — добавила ориорд Саакян.
— Видите этот дом? Она живёт в этом доме уже много лет.
— Она сирота. Вела смирную, тихую жизнь под опекой своего уважаемого дяди и его уважаемой жены, которые не отличали ее от своей собственной дочери. Но она оставила свою обеспеченную жизнь и отправилась в деревню, полную лишений, чтобы нести свет темным людям. Ее все любили и особенно уважали. Я подчеркиваю слово «уважать», потому что, по моему мнению, для того, чтобы вызвать чувство уважения, требуется больше силы, чем для того, чтобы вызвать чувство любви, потому что уважение — более истинное, более продолжительное и более благородное чувство, чем любовь, которая всегда случайна и мимолетна и едва ли возникает из оценки внутреннего достоинства человека. Девяносто из ста любимы, но едва ли один из ста пользуется уважением. Я имею в виду, какая необычная девушка Ашхен, которая сумела заставить всех уважать себя. Могу вас заверить, паронайк, что я настроена крайне скептически и, особенно в оценке человеческих достоинств, крайне пессимистична. Думаю, этого должно быть достаточно, чтобы убедить вас, кто такая ориорд Ашхен, о которой я говорю с таким удовольствием.
«Я Вам совершенно верю, ориорд», — сказал Базенян.
- Ориорд, воспитанная под опекой парона Марутяна и ее уважаемой супруги, конечно, не могла быть другой.
«Почему, конечно?», — смеясь, заметил Марутян.
- И причём я и моя супруга, что Вы нас в это впутываете?
«Да, моя племянница, это правда, выросла под нашей опекой, — добавил он серьезно, — но она, так сказать, сама себя воспитала».
«Это уж дайте знать нам, парон Марутян», — прервал его Базенян. - Я очень хорошо знаю наши семьи и девушек, которые выросли в этих семьях, и, если бы ваша семья была хоть немного похожа на те семьи, которые я знаю, я был бы очень удивлен словам, которые уважаемая ориорд сказала о Вашей племяннице.
- Почему?
— Потому что между армянскими девушками и каким-то высоким идеалом, каким идеалом служит дочь Вашего брата, столько же сходства, сколько между пустыми бочками и колосьями пшеницы, полными зерна.
Ева, с особым интересом слушавшая Базеняна, хотела что-то сказать, но промолчала.
«Армянские девушки, — продолжал Базенян, — в основном унылые, бесцветные, ничтожные, пустые существа, далекие от какого-либо идеала».
Ориорд Саакян резко подняла брови и с комичным недоумением посмотрела на сидевшую рядом с ней Еву. Затем с очень нежной улыбкой и чрезвычайной мягкостью она повернулась к Базеняну.
— Извините, уважаемый, мне кажется, что Ваше замечание было немного... Как бы это сказать, чтобы не показаться невежливой... немного, так сказать, непорядочно, если не по отношению ко мне, то, по крайней мере, по отношению к этой молодой девушке, которая тоже армянка и сидит перед Вами.
Базенян нисколько не смутился замечанием ориорд Саакян и с особым вниманием повернулся к Еве.
«Прошу меня простить, ориорд. Я полагаю, что наш разговор идет о чем-то совершенно серьезном, и, кроме того, — добавил Базенян с улыбкой, — Вам, конечно, должно быть известно правило, что присутствующие всегда являются исключением. Мое замечание касалось...
Ева быстро прервала его.
— Прошу Вас, парон Базенян, будьте спокойны, я не настолько придирчива. Ориорд Саакян шутит.
Ориорд Саакян с комическим удивлением посмотрела сначала на серьезное лицо Евы, затем на Марутяна и его жену.
«Вот тебе на, придите и защитите честь мудрецов», — сказал тот.
- Прекрасно. Раз я пошутила, теперь я буду говорить серьезно, тем более, что сам парон Базенян говорит, что разговор идет о чем-то совершенно серьезном. Хорошо, парон Базенян. Раз Вы считаете, что, говоря о серьезных вещах, не следует слишком щепетильно относиться к соблюдению правил вежливости, то и я отбрасываю правила вежливости и говорю, что если, по-Вашему, армянские девушки — вообще бесцветные, ничтожные, пустые существа, то и наши молодые люди никуда не годятся. Пожалуйста, не обижайтесь, мы же говорим на полном серьезе.
- Я и не обижаюсь.
- Точно?
- Нисколько.
- Так, я права?
- Вы не совсем правы.
Базенян отвечал очень спокойно, не обращая внимания на саркастический тон ориорд Саакян. Это заметно раздражало ориорд Саакян.
«Удивительно, — сказала она, — и Вы можете оставаться таким спокойным, когда слышите о несправедливости?»
- Я сохраняю спокойствие именно потому, что слышу несправедливость.
- Значит, я говорю чушь.
«Я ничего подобного не говорил. И я не думаю, что у Вас есть намерение плохо говорить о нашей молодежи», — добавил Базенян, окидывая своим спокойным, дерзким взглядом некрасивую внешность ориорд Саакян.
Эти двуличные слова и особенно этот дерзкий взгляд еще больше разозлили ориорд Саакян, но она все равно не потеряла самообладания.
«Я очень ценю Ваши прекрасные ответы, парон», — сказала она своим прежним саркастическим тоном.
- А можно узнать, что у Вас есть для защиты нашей молодежи?
- Мне нечем, ориорд, защищать наших молодых людей, потому что они не нуждаются в моей защите. Их великие дела у всех на виду, нужно только уметь их видеть.
— Признаюсь Вам, что я не обладаю такой способностью, и потому прошу Вас привести мне хотя бы один пример.
— Например, наши самые последние движения.
— Я знала, что Вы это скажете, потому что другого примера Вы привести не сможете.
- Разве этого недостаточно?
— Отчего же, даже чересчур? Но Вы упомянули о совершенных делах, а те движения, о которых Вы упомянули, только начались, и мы еще не знаем, кого родит в итоге эта гора — слона или мышь?
— Конечно, слона.
— Почему, конечно, и почему, именно, слона?
— По очень простой причине, потому что в этом не может быть никаких сомнений.
— Но Вы видите, что я в этом сомневаюсь? Как можно гарантировать, что гора обязательно родит слона, а не мышь? Хотелось бы узнать, а что простимулировало на эти движения наших молодых ребят?
 Базенян удивленно посмотрел на окружающих, затем с таким же удивлением повернулся к ориорд Саакян.
— Ориорд, разве есть ещё необходимость говорить об этом?
«Пришли бы пораньше, именно об этом и говорил этот парон», — наивно перебила Текла, обращаясь к ориорд Саакян.
«Вот видите», — продолжила ориорд Саакян, — выходит необходимость говорить об этом имеется, раз вы уже об этом говорили?».
Легкая улыбка невольно скользнула по лицам всех присутствующих.
Базенян тоже улыбнулся. Он заметил, что у этой пышнотелой девушки довольно острый язык и она может во многом удивить его многими способами, поэтому он решил быть осторожнее. Улыбнувшись, он слегка поклонился к ориорд Саакян и обратился к ней с предельной вежливостью.
- Простите, ориорд, Вы не против, если я кое-что скажу Вам?
- Смотря, что Вы скажете?
- Похоже, Вы любите шутить.
Ориорд Саакян громко рассмеялась.
- А я думаю, что Вы хотели сказать? Конечно, я очень люблю шутить, поэтому Вы и смело можете делать свои замечания.
«Но в таких вопросах, — серьезно добавила она, — извините, я люблю говорить серьезно. И, увы, я совершенно другого мнения о тех движениях, о которых Вы упомянули».
«Очень интересно узнать Ваше мнение, ориорд», — заметил Базенян, на этот раз с крайней вежливостью, уже доходившей до иронии.
«Это, конечно, интересно и очень интересно, парон», — ориорд Саакян, пользуясь его саркастическим тоном, придала особую выразительность своему голосу.
- Но не забывайте, что слово за Вами в первую очередь, Вы должны доказать, почему гора должна обязательно родить слона, а не мышь, тогда и я скажу свое. Видите, я не ухожу от ответа.
Базенян рассмеялся.
- Вы хотите сказать, что я ухожу?
Ориорд Саакян быстро повернулась к Марутяну.
— Парон Марутян, скажите, разве я виновата, что парон сделал такой вывод из моих слов?
«Ладно, ладно», — прервал её Марутян, видя, что дело заходит слишком далеко.
— Это такое тесто, которое впитает много воды, поэтому, пожалуйста, прекратите спорить и прочитайте это письмо.
Базеняну это вмешательство не понравилось. Таким образом, Марутян, по-видимому, предлагал его признать доводы своего оппонента в споре и отстать от ориорд Саакян. Это было оскорбительно для его самолюбия, особенно в этой семье, где он за короткое время приобрел столь огромный авторитет. Трусливо уступить, от кого бы ни было, особенно от этой толстой, уродливой девицы, которую он просто презирал, было не в его характере. К тому же уступить значало упасть с той высоты, на которую он поднялся в глазах этой любящей его семьи. И Базенян собрал было весь свой внутренний потенциал для отпора, как ориорд Саакян не дала ему такую возможность.
— Я хорошо знаю упомянутых Вами армянских девушек, парон Базенян, и, конечно, гораздо лучше Вас, но я также знаю упомянутых мною армянских юношей, как и положено. Так что лучше давайте промолчим об этом и прочитаем это письмо, автор которого...
«Нет, почему мы должны молчать, ориорд?»- Базенян прервал ее.
- Молчание всегда вызывает подозрения... Мы можем договорить, если не сейчас, то, по крайней мере, в другой раз, я надеюсь, нам ещё предоставится такая возможность.
- Конечно, я всегда готова. Но должна сказать Вам заранее, что Вы не сможете изменить мои убеждения ни при каких обстоятельствах.
-Тогда наш спор будет излишним.
«Нет, почему же, может быть, я смогу поменять Ваше мнение», — воскликнула ориорд Саакян и громко рассмеялась.
Базенян посмотрел на её отвислый, толстый подбородок, дрожащий от смеха, очень холодным, просто ненавистным взглядом и заметил без малейшего смущения.
— Почему Вы считаете, что моя вера не столь же, если не более, основательна, чем Ваша?
- А почему Вы думаете, что я так думаю?
— С Ваших слов.
— Хотя я этого и не говорила, но признаю, что Ваша убежденность более тверда, чем моя. В любом случае, я думаю, это не мешает нам вступить в спор — я со своими фактами, Вы со своими. А теперь, чтобы не тратить лишнее время, парон Базенян, давайте прочтем это письмо.
И чтобы Базенян не обиделся слишком сильно, ориорд Саакян улыбнулась с кротостью великодушного человека, одержавшего победу.
Базенян прикусил нижнюю губу и остался таким — молчаливым и угрюмым.
Противостояние двух гостей произвело на хозяев весьма удручающее впечатление. Марутян и его жена беспокойно ёрзали на своих местах, почти в отчаянии, не зная, как прекратить этот неприятный спор, чтобы не было заметно, что они делают это только для того, чтобы вытащить Базеняна из трудного положения, поэтому они сочли за лучшее промолчать.
Ева тоже молчала. Хорошо зная характер ориорд Саакян, она знала, что та достаточно смела, чтобы быть грубой, и во время спора не смотрела на человека, с которым спорила. На этот раз ее противодействие Базеняну показалось Еве верхом грубости, невежливости и отвратительного желания специально спровоцировать и оскорбить собеседника, и она несколько раз хотела вмешаться, но боялась, что ориорд Саакян поведет себя еще грубее.
Тем временем Шахян со злобой наблюдал за беспомощным изумлением своего друга и мысленно приговаривал- «браво» ориорд Саакян, за то, что смогла так быстро сломить хамскую уверенность Базеняна.