Записки НЕ психолога - Ловушка времени

Аэропорт. Афины. Зал ожидания для транзитных пассажиров. До моего рейса ещё часов десять. Впереди весь вечер и часть ночи. Ввиду того, что Греция присоединится к Шенгенской зоне только в двухтысячном году, моя виза в девяносто девятом тут не действовала. Поэтому оставался только один выход — ждать.
В этом огромном помещении квадратов на двести, располагалось всего рядов пять кресел, туалет, полупустой автомат по продаже воды и погасшее табло с расписанием рейсов. Всё. Ни телевизора, ни газет, ни еды — ничего. В добавок ко всему, стеклянная стена с окнами в пол, выходила на какие-то ангары, и возможной замене телевизору, разглядывая взлетающие и приземляющиеся самолёты, я был лишён. Да ещё приглушённый свет создавал немного гнетущую атмосферу и двери открывались только снаружи, за которыми сидел охранник, отчего выход был идеально заблокирован.
Где-то пару часов со мной пребывал в «странном заточении» какой-то араб в платке «арафатке» и белых одеждах. Всё время он слушал плейер и негромко подпевал, изрядно фальшивя. Ввиду того, что слух у меня есть, но своего плейера с собой не было, приходилось «немного страдать». Чтобы отвлечься я старался «разукрашивать» очередную презентацию, с которой надо было выступать на предстоящей конференции. Вскоре у меня каждый слайд был с вылетающими или вращающимися стрелками графиков или плавно проявляющимися картинками и текстом из разных углов. Дичь, короче. Когда исчез араб я немного выдохнул, но тут же поймал себя на мысли, что вот теперь заняться было абсолютно нечем. Сна ни в одном глазу и в ноутбуке, к моему огромному сожалению, не было ни одной интересной книги или, на худой конец, какой-нибудь статьи. Листать презентацию не хотелось, так как к тому моменту все цифры и графики изрядно утомили.
Измерив многократно неспешными шагами этот странный и негостеприимный транзитный зал, услышал, как открылась скрипучая дверь и вошёл достаточно пожилой дядечка в серо-синем комбинезоне со щёткой и шваброй с ведром.
Он молча начал заниматься своими обязанностями, а мне ничего не оставалось, как присесть и постараться хотя бы задремать. Вечер уже давно зажёг прожектора на улице и это помещение с тусклым светом, будучи диссонансом наружной яркости, создавало странную иллюзию, что ты находишься в какой-то потусторонней субстанции перехода от яви в сон. Спустя достаточно долгое время всё же дрёма завладела мной. Но вдруг, совершенно чётко и с хорошим интонированием мелодии, прозвучала строчка: «Мне под кожу бы под кожу мне… Запустить, дельфинов стаю…»
 Чуть ли не подпрыгнув, я глупо уставился на дедушку, подметавшего у соседнего кресла.
— Вы русский? — тут же негромко спросил удивлённо.
Дедуля мило улыбнулся и я обратил внимание, что лицо его обладает остатками былой и достаточно явной красоты. Но глубокие морщины и почти белые волосы придавали этой «былой красоте» особое ощущение доброты, сквозившей и во взгляде его карих глаз.
— Нет, — чуть хохотнув, ответил он. — Я грек, но родом из Саратова. Родители уехали в Хрущёвскую оттепель, когда мне было двенадцать.
— А вы любите «Мумий Тролль»? — продолжил я допытываться.
— Да, внучка дала послушать и мне понравилось. Хотя слова тарабарские, но звучат забавно. Меня больше мелодия и аранжировка порадовали.
Вот такого поворота я не ожидал, потому что для меня эта песня была достаточно знаковой. Слушал я её почти весь свой первый полёт в Нью-Йорк года полтора назад, когда мы с делегацией летели на месячную стажировку. К моему тогдашнему стыду, у меня с собой была только сотка баксов и как прожить на эти деньги месяц я себе просто не представлял. Это потом я выдохнул, потому что жильём и питанием нас обеспечила принимающая сторона. Но тот полёт с «Дельфинами» в наушниках и горькими думами о своей судьбе-судьбинушке оставили в моей памяти неизгладимые впечатления о поездке.
— А вы как-то с музыкой связаны? — продолжая подметать, спросил дедушка.
Пришлось мне коротко рассказать о своём житье-бытье и плотной связи с музыкой всю сознательную жизнь. Упомянул и про «Дельфинов», отчего дедушка даже рассмеялся:
— Просто, как в автобиографии какой-то рок-звезды: Он приехал в Нью-Йорк, имея только сто долларов в кармане! Но, сейчас-то не грустите об этом?
— Ну, вряд ли буду грустить. Скорее осталось вот такое яркое воспоминание. Да ещё и виды небоскрёбов у меня теперь в плотной связке с «Вальсом цветов» Чайковского. Мы, когда ехали из аэропорта в лимузине, — в свою очередь усмехнулся я и добавил, — Без пафоса никак нас не могли партнёры встретить, и водитель включил «Щелкунчика», представляете? И когда зазвучал самый кульминационный момент вальса, вот тогда из-за холмов стали вырастать небоскрёбы! Зрелище просто поразительное, поверьте.
Дедушка тут же пропел небольшой рефрен вальса и мне ничего не оставалось, как только подхватить его.
— Меня Никосом зовут, — наконец представился дедуля, после вальсирующей мелодии и протянул руку. — Или просто — Николай.
— Николай?.. — поднял я вопросительно брови, пожимая ответно руку и намекая на отчество, потому что решил, что слишком уж я молод для фамильярного обращения.
— Не переживайте, — махнул рукой Никос, — У нас принято по имени и я к этому уже давно привык.
— У вас очень чёткое музыкальное интонирование. Вы музыкой занимались?
— Я преподавал музыку в школе, — огорошил меня Никос и стал выжимать швабру мудрёным устройством в ведре. — Лет тридцать отдал этому ремеслу и вырастил не одно поколение детишек, кто до сих пор меня поздравляет с днём учителя. Потом старшая дочка настояла, чтобы я ушёл и стал приглядывать за больной женой. Были и частные уроки, но пальцы артрит замучил и вот теперь, благодаря второму зятю, тут подрабатываю.
— А как же ваши заслуги в школе? — удивился я. — Неужели не было возможности взять вас назад?
— Заслуга — это определение материальное. «Там», — указал Никос пальцем наверх, — мы будем расплачиваться умением и силой своей собственной любви, потому что в следующем измерении жизни, любовь является основной валютой. А «заслуги», как старые заголовки газет — рассыплются в прах вместе с телом.
Я просто онемел от такого высоко философского заявления и тут же попросил:
— Простите, можно я эту фразу запишу?
И немедля ни секунды, открыл ноутбук и быстро застучал пальцами по клавиатуре.
Глядя на меня с улыбкой, Никос домыл пол, поставил швабру и присел рядом, глядя на мои судорожные записывания.
— Вы удивили меня, — снова улыбнулся он. — Слишком молодой вы, чтобы так реагировать на такого рода высказывания. Сколько вам, если не затруднит?
Узнав мой возраст, Никос покачал головой и с небольшой печалью добавил:
— Странно, что о тех молодых, с кем я общаюсь, у меня всё больше мнение складывается как о каком-то пустопорожнем поколении. Вроде все стремятся чего-то достичь, стать значимыми. А поговоришь с кем-нибудь из них подольше и сразу загрустишь, потому что ничего глубокого нет — ни в мыслях, ни в желаниях. Всё по;шло одинаковое: добиться, заработать, разбогатеть. А дальше-то?.. И вот что я вывел ошеломительное после таких бесед и встреч! — оживился он. — Как только во взгляд человека просачивается пренебрежение к другим, сразу начинается обратный отсчет жизни его души. Потому что пренебрежение — главный яд, разъедающий человечность, любовь и уважение к себе истинному.
Я продолжал стучать по клавишам, записывая и это изречение, и про себя думал, что повстречал действительно удивительного человека! Он не кичится своими заслугами, хотя более чем уверен — их у него не мало. Он рассуждает очень интересно и здраво, и почти все его выражения просто готовые цитаты для изучений и запоминания!
— Вы же тоже стремитесь заработать, разбогатеть? — после небольшой паузы, повернулся ко мне Никос.
— Ну… — протянул я, — это нормальная общая тенденция нашего времени. Что тут плохого?
— В том-то и беда, что эта тенденция людей чувствовать разучила, — печально закачал головой старик. — Всё же стало вокруг денег вертеться и только деньги стали важным атрибутом человека, а не он сам. И те, кто стараются развить эту тенденцию, и есть самые настоящие враги людей. Они правят миром только для себя, заставляя других думать, что те работают не на них. Ведь лукавство правящих мира сего заключается в том, что они следуют одному древнему коварному правилу: обязательно помогай своему лютому врагу, чтобы он делал так, как выгодно только тебе. При этом позволь врагу думать, что все его «достижения» — это его заслуга. Пусть и с дальнейшим убытком. Но это же самая дешёвая манипуляция! Неужели здравые люди это не понимают? Манипуляции людьми — самое тонкое и прочное дьявольское изобретение, что было внушено смертным...
Никос уже не обращал внимание на то, как я постоянно стучу по клавишам, слушая его. Он смотрел в огромное окно и продолжал рассуждать, заставляя меня иногда покрываться мурашками от его высказываний.
— Эта постоянная гонка за деньгами выжигает людей! Их нутро просто покрыто углями и ничего там нет больше. А ведь всё, что сильно горит, теряет в весе, а потом и в значении. Неужели и это не понятно? — обернулся он ко мне и, поймав мой удивлённый взгляд, добавил, — Хорошо, что вы записываете. Может кому и пригодятся размышления старика. Главное чтобы только те, кто прочитает это поняли ещё одну истину: нельзя боятся менять себя к лучшему! Без изменений ты не можешь расти духовно. И если ты боишься этого, то ты самый обычный трус. А ведь любая трусость, что накрывает тебя, приходит не одна. У неё огромное войско прихлебателей: и страх, и злость, и желание отомстить, и толпа обид, горьких и прогнивших, как помойная яма. И вся эта смердящая орава прячется в тени любой, пусть даже малюсенькой трусости. Потом она разрастается и становится уже не трусостью, а ненавистью ко всем, кто не с тобой. Но вот ведь беда — ненависть-то эта начинается к себе самому и в первую очередь к той мелкой трусости, что тобой завладела... В этом и парадокс… — с печалью в голосе, закончил он и, кряхтя встал.
Дописывая последние прозвучавшие фразы, я старался одновременно думать — как поддержать беседу? Но моё желание не упустить нить размышлений и стройность высказанных фраз не давала голове придумать что-то вменяемое.
Никос подошёл к оставленным швабре и ведру со щёткой, взял их и, глядя немного виновато, уже хотел что-то сказать, но в этот момент дверь, громко скрипнув, распахнулась и охранник что-то быстро заговорил, обращаясь к Никосу. Тот кивнул и обернулся ко мне:
— Ваш рейс объявили. Идите, вас проводят. И спасибо, что выслушали зануду старика.
 — Не наговаривайте на себя! — тут же возразил я. — Мне было очень интересно и я столько от вас почерпнул, что даже не знаю, как благодарить за это!
— А вы просто скажите «спасибо», если я вам помог, — улыбнулся устало он. — Как ребёнок скажите. Ведь дети — самые чистые источники! Потому что их искренность исходит от души, а не от вежливости и знаний, как у взрослых... Поэтому, очень прошу вас, Андрей — не взрослейте душой, потому что это самая настоящая ловушка. Дайте вашему внутреннему ребёнку в сердце всегда помогать вам оставаться настоящим. Важнее этого нет ничего в жизни, поверьте. Удачного полёта и мягкой посадки!
Мы пожали друг другу руки и я поспешил к выходу, на ходу поймав себя на мысли, что теперь даже благодарен этому «транзитному залу заключения». Ведь такие встречи бывают крайне редки, когда тебе просто и понятно объясняют смысл жизни. И не кто-то, а настоящий философ! Философ — уборщик! Поразительно!
Последняя фраза про «ловушку» стала теперь и моим талисманом-подписью. Не думаю, что Никос был бы против.