Замороженный

Осмотр места происшествия с трупом - вещь достаточно непредсказуемая.  Во-первых, из первоначального доклада дежурного не всегда можно установить, является ли криминальной причина смерти или нет. Во-вторых, интригу составляет состояние человеческого тела: никогда не известно, с каким «материалом» придется столкнуться.

Одно дело смотреть кино или читать детективный роман, где законы жанра даже к покойным предъявляют определенные требования: не разлагаться, не пахнуть, не привлекать насекомых; если кровоточить - то элегантно, если утонуть - то не распухать, если иметь пулевое отверстие - то очень аккуратное, в строго отведенных местах.

И лежать при этом полагается эффектно, красиво, сценически.
В жизни все по-другому. Непослушные трупы, грубо попирая устоявшиеся традиции, лежат безобразно, в самых нелепых позах, издают умопомрачительное зловоние, привлекают рои мух, скалят жуткие гримасы, от которых волосы встают дыбом, и это еще далеко не все проблемы, которые они способны причинить следователю, жизнь которого и без этого насыщена неприятностями.

Понятно, что вопрос, в каком агрегатном состоянии пребывает тело покойного, не может не беспокоить оперативную группу, которой предстоит, возможно, не один час работы на месте происшествия.
Я помню несколько крайне неприятных эпизодов в своей практике, когда мне приходилось выбрасывать хорошие ботинки и отдавать в химчистку костюм.

А один из моих знакомых сотрудников милиции, крепкий, уравновешенный мужчина, приобрел серьезное нервное расстройство, получив оплеуху от мертвеца.  Рука утонувшего в ванной человека, за которую он резко потянул, чтобы извлечь тело, оторвалась и наотмашь ударила его по лицу разложившейся тканью. Не вдаваясь в подробности, скажу, что в моей практике случались и более отвратительные истории, о которых я предпочту умолчать.

И поэтому, услышав о сообщении, что в поселке У. найден вмерзший             в лед человек, я испытал что-то вроде облегчения - ну какие проблемы может доставить свежий, задубевший на морозе покойник? Разве что придется немного померзнуть.

Стояли свирепые морозы за тридцать градусов. Синоптикам запомнился необычайно холодный 1979 год, когда отрицательные температурные аномалии били вековые рекорды.
Жена убедила меня взять с собой валенки. Немного подумав,                я прихватил еще две бутылки общественной водки, припасенной для приезда начальства, буханку хлеба, кусок колбасы и вальтер с двумя снаряженными обоймами.
 
В приподнятом, боевом настроении, я прибыл на служебном УАЗе                вместе с инспектором уголовного розыска и судмедэкспертом на место происшествия.
В центре поселка, недалеко от дома культуры, наполовину вмерзнув               в багровый от крови лед, на боку лежал труп мужчины средних лет. Задняя часть его головы была снесена.
- Кажется, я его знаю – сказал инспектор Митин, закуривая                сигарету. – Высланный на сто первый километр москвич, неоднократно судимый.
Николай Николаевич был прирожденным сыщиком, обладавшим особым талантом расследования самых сложных и запутанных преступлений. Но главным его даром была способность чувствовать людей, проникать в самую глубину человеческой души. И это определяло его жизненную позицию.

Бывало, он вступал в переговоры с засевшим в каком-нибудь укрытии опасным преступником, убеждая его сдать оружие без боя. Его тихий, проникновенный голос, мягкая манера общения порой приносили гораздо больше практических результатов, чем самая эффективная погоня с применением служебных собак, автоматов и прочих силовых методов.

«Я вижу своей главной задачей не раскрываемость, не гонку за показателями… Я должен оградить как можно больше молодых ребят от нашей исправительной системы, которая еще никого не исправила и никогда не исправит. Пусть они лучше отслужат в армии и создадут нормальную семью, чем окончательно деградируют за решеткой!» – не раз говорил он мне.

Вопреки сложившемуся стереотипу работника уголовного розыска, Митин редко брал с собой пистолет на место происшествия. Главное оружие опера, говорил он – голова. Видеть, чувствовать, понимать, анализировать – вот основные навыки, без которых, по его мнению, работать в этой сфере просто недопустимо.

Дежурный судмедэксперт, Борис Ефимович, осматривая труп и мурлыча под нос что-то новогоднее, констатировал:
- Ружейная картечь. Идеальная симметрия, как в кино. Весь заряд разлетелся, а одна картечина вошла ровно между глаз и размозжила череп. Однако, как он примерз. Несите топоры, иначе мы его не погрузим!

Наш прокурорский водитель, Леня, обладатель крутой по тем временам дубленки и бобровой шапки, щегольски сбитой на лоб, стал возмущаться:
- Нам еще и жмурика вырубать? Нельзя суточников найти?
 
Однако попытка найти рабочую силу увенчалась неудачей. Рухнули и надежды раздобыть подходящий транспорт для перевозки трупа в город. Я рассчитывал на помощь местного леспромхоза, но, как оказалось, напрасно.

Сотрудник поселковой дежурной части, протирая глаза и дыша мне в лицо густым перегаром, сообщил, что задержанных нет, «потому как некого задерживать в такие морозы», а машину никто не даст, «потому как в леспромхоз привезли зарплату и трезвых водителей щас нету».

Новость нас не сильно обрадовала, особенно водителя. Когда он израсходовал весь запас нецензурных слов, я примирительно протянул ему топор:
- Погрейся, Леня, дубленка-то у тебя не жаркая.
Удивительно, каким образом убитый вмерз в лед - было ощущение, будто его нарочно поливали из шланга, пытаясь усложнить нам задачу. Ведь накануне не было оттепели - как он мог так примерзнуть, оставалось только гадать.

Глаза покойника были широко открыты, зубы обнажились в жутковатом оскале, левая рука подогнута под туловище, а правая вытянута вперед в полусогнутом положении, словно у памятника Ленину, где он сжимает кепку в руке, только вместо кепки у нашего мертвеца торчал одинокий синий кулак, словно посылая кому-то последнюю угрозу с того света.

Увидев, как Борис Ефимович с размаху рубанул топором по мертвому телу, мы с Митиным мягко отстранили его от участия в деле.
Через час, мокрые от пота, мы загружали мерзлое тело покойного в служебный УАЗ, слушая нескончаемые причитания нашего водителя.

Грузить мертвеца в багажник он категорически запретил, так как там размещались его принадлежности для зимней рыбалки. Пришлось усадить нашего жуткого пассажира прямо в салон, позади водителя, над головой которого он занес свой обледеневший кулак. Рядом с Леней впереди уселся Борис Ефимович, позади него – Митин, а я втиснулся между ним и нашим замороженным.

Чтобы успокоить впавшего в истерику Леню, пришлось пообещать ему одну из бутылок, припрятанных в моем портфеле.
- Этому пижону? Одному? - возмутился Борис Ефимович. - А морда у него не треснет?
Пришлось мне рассекретить и вторую бутылку.
- Это меняет дело! - ободрился эксперт. - И все равно не стоит баловать этого балбеса.
- Тебе это припомнится - угрюмо проворчал Леня, сдвигая на лоб свой модный меховой аксессуар.

Когда мы выехали из поселка, уже сгущались синие сумерки.
Над алой полоской заката блеснули звезды, засеребрился молодой месяц. Мы двигались словно в снежном тоннеле по узкой колее между зловещих, раскинувших обмороженные лапы, елей. Левая рука у меня онемела от соседства с ледяным плечом мертвеца.

Неожиданно небо закрыло серой пеленой. Началась метель. Задевая выступающие части неуклюжего УАЗа, ледяной ветер издавал звериные, воющие звуки, вгрызался в лобовое стекло сухими, колючими снежинками. Могучие деревья, скрипя, раскачивались, поднимая на ветру клубы снежной пыли.

С щемящим чувством тревоги я всматривался в завьюженную лесную мглу, поглощавшую слабый свет автомобильных фар. Со времени срочной службы на Кавказе у меня словно развилось предчувствие опасности, и в этот раз оно меня не обмануло.
- Тормози! - закричал я не своим голосом, услышав тонкий писк над головой и ускоряющийся треск, похожий на частые ружейные выстрелы.

Леня, вскрикнув от ужаса, выжал до пола педаль тормоза.
Выворачивая деревья, и обрушивая тонны снега, прямо перед нашей машиной с пушечным грохотом рухнула исполинская, должно быть, двухсотлетняя ель. Машину бросило в гущу еловых ветвей, которые, спружинив, выполнили роль подушки безопасности.

В этот момент наш замороженный, продолжая двигаться по инерции, нанес сокрушительный удар своим синим, твердым, как камень, кулаком прямо в бритый затылок водителя.

Обернувшись, Леня увидел оскаленный, перекошенный синегубый рот и свирепый взгляд остекляневших, с застывшими зрачками, глаз мертвеца.
Нечеловеческий вопль ударил по нашим барабанным перепонкам.
Непрерывно выкрикивая одно и тоже неприличное слово, Леня выскочил из машины, и полураздетый, без шапки, убежал прямо в ночную тьму.

- Спятил, идиот - спокойно пробормотал Борис Ефимович. - Подумаешь, какие мы брезгливые!
Мы вышли из машины. Дорогу преграждал еловый ствол толщиной более полуметра в поперечнике. Еще бы немного, и удар этой махины расплющил бы нас вместе с нашим мертвым пассажиром.
 
- Есть чем пилить? – невозмутимо спросил Николай Николаевич, осматривая дерево. – Тут работы вполне хватит на четверых.
-   Надо сначала отловить четвертого – проворчал Борис Ефимович.
- Леня! Выходи, замерзнешь! - закричал я сквозь снежный вихрь                в темное ледяное пространство. Нет ответа. У меня екнуло сердце - неужели правда сошел с ума, и теперь нам придется разыскивать в лесу еще одно окоченевшее тело.

- Эй, брезгливый! - крикнул Борис Ефимович, потирая замерзшие                руки. - Здесь полно голодных медведей, они тебя мигом сожрут!
Последнее предупреждение, видимо, возымело эффект. Клацая зубами от холода, беглец вернулся к машине, тихо обзывая нас последними словами.

- Ерунда, обычная шишка с гематомой! - вынес свое заключение эксперт, осмотрев затылок Лени. - Носил бы шапку на затылке, как все нормальные люди, ничего бы не случилось!
- Ну погоди ж ты у меня, старый пьяница... - тихо пробормотал Леня, бросив на эксперта мстительный взгляд.

Ситуация становилась опасной. Двигатель автомобиля мог заглохнуть на тридцатиградусном морозе, а развести костер при такой метели было                просто невозможно. При неудачном стечении обстоятельств мы теперь легко могли составить компанию нашему угрюмому пассажиру, навеки застывшему со своим синим кулаком.

К величайшему счастью, в багажнике нашлась древняя двуручная пила, пусть и с тупыми, местами сломанными, зубьями. Я обул валенки, позвал Леню, и мы начали пилить твердый, будто слоновая кость, ствол...
Не меньше двух часов мы вчетвером, по очереди, пилили тупой ржавой пилой проклятую ель, от которой теперь зависела наша жизнь. Наконец, путь был  расчищен. От нас валил пар.

- Василий, исполняй обещание! - вытирая пот с лица, прохрипел Борис Ефимович. - Доставай свой портфель!
Никогда еще колбаса с хлебом не казалась нам такой вкусной               закуской. Отметив наше спасение, мы, наконец, переложили замороженный труп в багажник, и двинулись в путь.
 
Глядя на мелькающие за окном заиндевелые сосны, я подремывал на жестком сиденье под монотонное гудение двигателя и шум печного вентилятора. И эти звуки казались мне самой прекрасной музыкой, какую я только слышал в жизни.
Когда мы въехали в город, эксперт уже изрядно захмелел.
 
- Леня, ты знаешь, куда меня везти - пробормотал он, с трудом ворочая языком - Сегодня мне дома делать нечего!
- Угу! - ухмыльнулся Леня. - Уж я-то знаю, куда тебя отвезти!

Всем было известно, что супруга Бориса Ефимовича крайне отрицательно относилась к алкоголю. Увидев мужа в нетрезвом состоянии, она не только жестоко бранилась, но и могла дать волю рукам. Поэтому, оказавшись не в форме, Борис Ефимович предпочитал не рисковать и ночевал прямо на рабочем месте - в морге. Рядом с покойницкой у него была оборудована небольшая кушетка, где он отлично высыпался, и начинал рабочий день трезвый, как стеклышко.

На следующий после происшествия день эксперт ворвался ко мне в кабинет с яростной бранью:
- Какая  б...  посмела отвезти меня домой!
- Что случилось?
Он отнял от лица платок, молча показывая мне огромный синяк под глазом.
- Борис Ефимович... - охнул я. - Простите, это я виноват. Не углядел за водителем.

- Ну, Ленька! - прошипел эксперт. - Погоди, я тебя вскрою! Я еще покажу студентам прямые извилины в твоей башке!
Угроза посмертным вскрытием была последней точкой его кипения - Борис Ефимович применял ее в самых крайних случаях. Обещание это,                к счастью, не сбылось, а обида вскоре забылась.

Убийство было раскрыто инспектором Митиным в течение                суток. Наш замороженный оказался жертвой такого же, как он, судимого ссыльного москвича, убившего его из охотничьего ружья во время ссоры, вспыхнувшей из-за женщины.

- Отмучился бедный! – сказал по этому поводу Борис Ефимович. – А мне от своей еще терпеть и терпеть…
Сейчас уж нет в живых ни его, ни водителя Лени, ни многих других свидетелей этой давней истории.

Лишь вековые деревья помнят, как четверо отчаянных мужчин с замершим трупом в машине яростно пилили упавшую ель, пытаясь спасти свои жизни. Одетые снеговой шубой, они по-прежнему безмолвно стоят в морозном лесу и тянут свои белые ветви к холодным, усыпавшим синий небосвод, звездам.