Пражская зима. Глава 5. Разрушение

Протектор задумчиво листал страницы с конца, сжимая в пальцах тетрадку Агнес, перелистывая большим пальцем страницы. Юрген все еще был рад что его приподнятое настроение не меняется в худшую сторону. Мысли сменяли одна другую, сначала всплыл кровавым пятном Радек Кашпар, сдавший положение штаба, который принес ему много новых данных для расследования. “Оказал огромную услугу тем что достаточно быстро сломался”, - подумал Юрген. А затем всплыл уже ярким, горящим свечами кадром, вечер в Резиденции, на котором он праздновал свое новое назначение. Это было напрямую связано с его повышенным настроением, но как, почему, для него было совсем не ясно. События и чувства просто связывались между собой на линейной диаграмме, помогая ориентироваться на линии времени и не более.


Поэтому Фон Вальтер же не сразу осознал что снова думает об Агнес. Да, странная встреча оживила начавший недавно затухать под грузом усталости блеск в глазах.  “Вдохновитель.” - слово бегущей строкой крутилось в голове, очень подходя к ее образу, потому и в уме своем Юрген налепил на нее эту бирку. Как это можно сделать, помечая ящики с оружием, мертвое тело в морге, документ, людей в своей памяти. Картотека и таблицы, номера и названия - вот что, кроме шестерней, являлось осью души рейхспротектора. 


Юрген, видя за окном осень, обрадовался сыроватому воздуху, запах которого проникал в щели в рамах. Начавшие желтеть листья скрашивали средневеково выглядящие улицы Праги. Да, эта немецкая сентиментальность в сочетании с жестокостью: только немец может одновременно и без всяких сомнений застрелить человека и расплакаться из-за возвышенных стихов или красоты увядающей перед зимой природы, так подумал Юрген, пока смотрел в окно.


Он резко почувствовал, что надо написать Агнес письмо, нет, лучше позвонить, встретиться, увидеть ее еще раз. Образ должен был сохраняться чётким, терять его не хотелось. Книжка. Да, в подаренной ей записной книжке скорее всего есть ее адрес или телефонный номер, если она его оставила. Тревожная мысль клевала мозг несколько секунд, пока искомое не было обнаружено, не пропала ли она, не оставив возможности связаться, не оказался ли он обманут, не завершилась ли эта история не начавшись!?  Пролистав несколько страниц, он решил сразу открыть последнюю, и не ошибся: витиеватым почерком был написан номер с припиской “Агнес”.


[Дневник Юргена фон Вальтера]
Надеюсь что она будет не такой. Агнес со мной интересно, Агнес важно что я делаю, ей важно. Я вижу.


Юрген потянулся было к телефону, но отдернул руку. Было у него одно “незавершенное дело”, как он подумал.


Нет, он не забыл о Гитте. Или ему просто хотелось о ней хотя бы ненадолго забыть. Он вздохнул и закатил глаза. Сегодня выдался почти свободный день и к ней как раз надо было съездить, и Юрген приказал подать машину.


Но в этот раз черный “Мерседес” вёз его не по партийным делам и гестаповским застенкам. Он не знал, что его ждёт там, у Гитте, будучи эмоционально закрытым, в том числе от себя. Но прекрасно знал, что ее холодный взгляд уже не станет теплее, и принимал это как должное.


Разлука с ней уже нависла в воздухе, должна была произойти со дня на день, либо с недели на неделю. Надежда на сохранение этих чувств угасла настолько, что ее наличие уже и не согревало, не тревожило.  Их знакомство два года назад, восторженные разговоры об идее национал-социализма - единственное что заставляло чувствовать неприятное раздражение, если накатывали воспоминания во время нынешнего общения, где она колкими фразами осаждала его, намекая на то что больше не любит. Зачем же надо было так восторженно начинать, если она решила так безвкусно закончить? Он ей давно уже не восхищался, а даже испытывал страх с примесью презрения и отвращения.


Она даже, как он молча заметил, начала сомневаться в идее. А может быть и никогда в нее не верила, а воспринимала как моду, то чему надо следовать, чтобы не оказаться за бортом. Это злило его, до дрожи, до стиснутых зубов, даже до желания ударить ее, казнить… Такого легкомысленного предателя самой святой для Юргена идеи. Той путеводной звезды, которая возвысила его и продолжала вести. Того, к чему он горел неиссякаемой любовью и самопожертвованием. Для нее это - всего лишь выгодный путь, к деньгам, власти, мужчинам. Сойдясь ранее на идейности, расходились они в раздражении. Пронизывающий подобно осенний холодок залетел в двери частного дома Гитте, когда рейхспротектор вошел в деревянную застеклённую дверь.


Солнце из перекрестия окна падало на Юргена, высвечивая его рыжину в русых волосах и подчеркивая квадратные плечи. Гитте, наблюдая за  тем, как он снимает пальто, курила мундштук и видела нечто отвратительное даже в его движениях. Что он, несмотря на худощавость, которая должна была бы напоминать о чем-то утонченном, создавать образ идейного аскета, он был каким-то ломаным, машинным, нервным. Об изящности не было речи. Как и об уютности нахождения “как за каменной стеной”, тоже. 

- С тобой как под могильной плитой. - со вздохом констатировала она, продолжая буравить взглядом его фигуру. - ты скучный.

“Это звучит как комплимент” - Юрген не стал озвучивать это вслух. Вместо этого он с холодной улыбкой ответил:
- Даже не поздоровалась. Привет, Гитте.


Он просто решил довести все до логического завершения, будто бы он вел допрос, выводя на эмоции партизана или предателя нации. Говорить с женщинами он не умел. Все его приемы общения не различались, будь он что работе, ведя он личные беседы. Просто в одном случае он применял еще и физическую силу, а в другом - только обходился словами. Он гордился этим, но виду никогда не подавал. И он, в принципе, многое что люди, не связанные с военным делом или с РСХА могли бы счесть за недостаток или странность, считал хорошей чертой, помогающей в борьбе. 
Гитте последнее время его действительно откровенно достала тем что с каждой встречей, его или ее приездом в гости, она старалась его тонко поддеть, что бы он не говорил. Если раньше это случалось редко, когда она была не в настроении, то сейчас это происходило просто каждый раз, когда она открывала намазанный вишнёвой помадой рот, и поэтому даже Юрген понял что пора.


- У меня появилась другая женщина. Я ухожу.
- Ну и как ее зовут? - Гитте не показала никаких эмоций, только презрительно прикрывала глаза и продолжала курить.
- Агнес. - Юрген достал из кармана книжку, начал листать, будто собирался показывать вещественные доказательства допрашиваемому...
- Ее не существует, твоей Агнес… Ты это придумал, взял где-то книжку. Ты такой никому не нужен.
- Какой такой? - Юрген оказался в бессильном положении, так всегда получалось с ней. Даже когда он пытался встать в доминирующую позицию в диалоге, не имея возможности применить физическую силу, в итоге все шло неожиданно и предельно непонятно. Иначе он бы просто набросился на нее, начал бить и кричать, доказывая что он прав, но так было нельзя...


- Ну, - показала она рукой на него, изящно демонстрируя пальцы с черным лаком на ногтях, похожие на лапы паука - такой… 
Юрген фон Вальтер замолчал, разозлившись окончательно. Он быстро убрал тетрадку в карман и сжал челюсти, слегка побледнев и сверкнув светло-голубыми глазами в сторону Гитте. Она даже не смотрела на него.


Он думал что она красивая, конечно, но там ничего нет, за этой стройной фигурой, за темными, аккуратно уложенными волосами, за ее яркими нарядами. Это человек сугубо приземленный и материальный, несмотря на свой образ, свое актерство. Не идейный, как он уже понял. Не сентиментальный.


Он понял что скоро взорвется, если не перестанет на нее смотреть. Поэтому протектор отвернулся, выпалив одной фразой резкое:


- Я не хочу такого счастья, где ничего никому не важно. Где просто существуют. Всё. Прощай.


Схватил плащ и фуражку с вешалки, не надевая их, вышел на улицу и сильно хлопнул дверью. Оделся уже на ходу, резким шагом приближаясь к машине.
Садясь в машину, Юрген решил что даже звонить не будет, он просто возьмет и прикажет водителю приехать к Агнес и все, адрес же записан в книжке вот и всё. Вот и всё - думал он.


Он был очень разозлен, обижен, он считал что Гитте его предавала все это время, а он не замечал этого, думая, что она все еще идейная. На самом деле ему даже на красоту было все равно, на наряды, на отношения с ней, разумеется, ведь главное для него - ходить строем, верить в то что он делает, служить государству. Если ей это не важно, то какое же она ничтожество!

- Ничтожество! - крикнул он вслух, ударив кулаком в кожаной перчатке по обшивке салона машины.
Водитель предпочел никак не реагировать, догадавшись, что в том доме у Юргена был неприятный разговор, скорее всего, последний.

***

Пока они ехали, Юрген вспоминал, как же было когда у них с Гитте все начиналось. И что она совсем не похожа на Агнес. В его голове совсем не появлялась такая очевидная мысль, что он пытается заменить одно другим.
Он был слишком поглощен одновременно и самими чувствами и борьбой с ними. Все привычное разрушалось, с каждым днем разваливалось, как старый дом. Это новое назначение на должность, эта Агнес, эта Гитте. Мимо окон машины проплывали осенние деревья, у Юргена от напряжения и того что он в это время смотрел в одну и ту же точку, в это окно, заболела голова. Он замер, даже не пытаясь потереть виски, а старался удержаться хотя бы внутри от распада, от страха. Он очень не любил перемены, а жизнь всегда из них состоит. Даже если так же как он, стараться все расписать, стараться все себе запретить, стараться ничего не чувствовать. Он постоянно проигрывал себе, хотя снаружи - успешно начал работу на новом месте.